На склоне дней, больной, гонимый злой судьбою,
Забытый близкими, не знал я, что начать, — [2]
И, обессиленный неравною борьбою,
В тупом отчаяньи стал музу призывать.
И вот она вошла ко мне с потусклым взором,
В печали, без венца и крылья опустив,
И седины мои отметила позором,
В тревожной памяти былое пробудив: [3]
«Отвержена тобой, тебе я не подруга!
Давно остыл мой жар, — и я уж не пою...
Зачем ты призывал меня к одру недуга,
Зачем ты возмутил немую скорбь мою?
Где твой могучий стих, где чары вдохновенья,
Созвучья истины, добра и красоты?
Увы! в тебе погас весь пыл воображенья,
И силу творчества навек утратил ты!
Ты с лирой выходил на торг в венке поэта,
Ты на пиры сменял мир божиих чудес;
Ты пел земных владык и блеск большого света; [4]
Ты отстранил любовь, возвестницу небес...
А с нею у тебя нередко мы бывали,
Ты с нами улетал в надзвездные края;
Мы в тех краях огонь священный добывали,
Чтоб тем живым огнём затлилась песнь твоя.
Тогда был цвет души; теперь плоды рассудка,
Век отрицания; нет веры ни во что:
Надежда — марево, любовь — плотска́я шутка,
И чистых радостей не хочет знать никто.[5]
Поэзии уж нет, — она сошла в могилу;
И ныне всё по ней вздыхают старики;
Высокий идеал их внукам не под силу,
И вместо вещих струн гудят одни гудки!
Зачем же ты призвал меня к одру недуга,
Зачем ты возмутил немую скорбь мою?
Ведь ты меня отверг, — тебе я не подруга:
Давно мой жар остыл, и я уж не пою!»
Я пал к её ногам, с слезами умоляя
Не расторгать души надорванную связь;
Но муза, моему моленью не внимая,
Взмахнула крыльями и к небу унеслась.[6]
Москва, 1884.
Примечания
↑Сборник Петра Шумахера «Стихи и песни» был составлен самим автором в странноприимном доме на Сухаревке, где он и умер. Издан графом Шереметевым в Москве, в 1902 году (спустя одиннадцать лет после смерти Шумахера, из архива поэта, завещанного графу). Стихотворение «Муза» находится в сборнике «Стихи и песни» на стр.91
↑«не знал я, что начать» — в этой строке Шумахер недоговаривает, считая, что это само собой разумеется Однако речь идёт о том, что он пытался начать очередное стихотворение.
↑«обессиленный..., в тупом отчаяньи..., в тревожной памяти» — только в последние годы жизни Шумахер даёт себе волю говорить прямо о том, что мучало его всю жизнь и что он скрывал под цинической маской «шутейного поэта». Однако его тревожная, нервная и трагическая натура никогда не давала ему покоя и была едва ли не главной мотивацией всего творчества. Ещё в конце 1850-х годов, по следам разгульной жизни в Нижнем Новгороде, когда он спустил всё своё состояние, нажитое на золотопромышленных приисках в Сибири, Шумахер писал: «О Нижнем я вспоминать не могу: в нём я выстрадал самое тяжёлое, самое ужасное время своей жизни. От горя, грубых оскорблений, унижений я доходил до отчаяния, и ещё голова крепка была, что с ума не спятил». Между прочим, именно в эти годы Шумахер написал самые свои «развесёлые» и эпатажные стихотворения (как сатирические, так и срамные).
↑«Ты пел земных владык и блеск большого света» — здесь Шумахер усердствует в самобичевании, на самом деле имеется в виду какой-то другой поэт. Чего-чего, но уж «земных владык» он никогда не воспевал. В данном случае лирический герой снова не совпадает с автором.
↑«Надежда — марево, любовь — плотская шутка» — здесь Шумахер с убедительной точностью показывает романтическую изнанку своего пожизненного цинизма. Не всякий цинизм таков, но сам Шумахер, безусловно, представлял собой тип отверженного, оскорблённого и непризнанного цинического романтика.
↑Под конец жизни Шумахер открыто демонстрировал своё состояние разочарованного и ущемлённого романтика и писал едва ли не экспрессионистические стихи.
См. также одноимённые страницы.