Монтанизм — мистическое движение II в., получившее свое название от имени его основателя, фригийца Монтана. Гностицизм (см. XIII, 823—832) угрожал христианству опасностью растворения и обезличения. Его могучим союзником была практическая жизнь. Гностицизм мог обесцветить догму новой религии, заглушить ее новое слово, а жизнь понижала настроение верующих масс, грозила осуществлению этических заданий новой веры. К середине II в. христианство становится видной силой в империи. Его распространению пока не мешают власти. Народные погромы давали небольшое количество жертв. В церковь начинают вступать в значительном числе люди будничного настроения. Блекнет энтузиазм апостольского века. Люди перестают гореть трепетом ожидания пришествия Христа и начинают устраиваться здесь надолго. Энтузиазм апостольского времени держал все формы религиозной жизни в расплавленном состоянии, давал место свободе, граничившей с полуанархией. Это делало особенно опасным для церкви напор гностического индивидуализма. Разнузданное воображение и мифологическое мышление втягивали новую религию в круговорот синкретизма. В борьбе с гностицизмом церковь приводит в порядок свои учредительные хартии, производит работу образования канона (XX, 744—745), который во время борьбы являлся масштабом, определявшим, что нужно было считать христианством, и что нет. Создается «правило веры», символ, краткий перечень основных начал религии; устанавливается сильная власть, заводится монархический епископат, образуется род духовной диктатуры, которая одна могла вывести из тупика доктринальной гностической анархии. Свободные служения апостолов, пророков и дидаскалов вытесняются со II в. должностными людьми. Это изменение способствовало наступлению порядка и успокоения. Религиозно-малосильные элементы, начинавшие вступать в церковь, были на стороне такой перемены; инертная середина благословляла дисциплину, потому что от нее страдали только значительные индивидуальности. Епископат находил мощную поддержку в недрах общества. Но наступившее успокоение имело и обратную сторону. Погашая энтузиазм, оно ослабляло энергию наступления, несвойственную безличной середине. Спокойствие не было благоприятно для религии, которая шла на завоевание мира, и для которой наступательная боевая тактика диктовалась всеми условиями ее существования. Энтузиазм посылал на работу, звал на борьбу. Отсюда реакция в его пользу. М. и был именно этой реакцией. Иногда М. называли фригийской ересью, чем, повидимому, давалось указание на связь его с некоторыми особенностями фригийской религиозности, вызвавшими не одно сектантское движение. Сами монтанисты называли свое движение «новым пророчеством». Они имели «множество книг и утверждали, что из них можно научиться большему, чем из закона, пророков и евангелий». Они думали, что с явлением Монтана исполнилось обещание Христа (Ио. XVI, 12—13). Церковь считала дух монтанистических вождей ложно-пророческим; отсюда разрыв. Пророческие выступления монтанистов не представляли собой новшества: они входили всецело в рамку воззрений и привычек той эпохи. Ап. Павел, «Учения двенадцати апостолов», «Пастырь» Ерма и др. не оставляют в этом никакого сомнения. Цельс у Оригена (Contra Cels., VII, 9—10) дает картину обычного в церкви экстатического пророческого говорения, известную и из других источников. По сообщению Тертуллиана (Adv. Praxean, I) римский епископ признавал сначала пророчества Монтана, Приски и Максимиллы и только потом переменил взгляд. О Монтане сообщается, что он приводил себя в экстатическое состояние. Его последователи видели в этом отступлении сознания наступление высшего сознания и ссылались на Пс. CXV, 2: «Аз рех во исступлении Моем». В сущности этого не оспаривала и церковь. Дух говорил всегда в первом лице и в мужском роде даже через пророчиц Приску и Максимиллу. Сохранившиеся изречения не богаты содержанием. Напр.: «Я — Господь Бог, пребывающий в человеке». Максимилла: «После меня не будет уже пророчицы, но будет кончина». Хотя по своим формам новое пророчество не создавало ничего соблазнительного, церковь отделила от себя это движение. Монтанисты хотели удержать положение вещей, которое церковь стремилась изменить в видах борьбы с гностицизмом. Индивидуалистический профетизм не мог быть более терпим, как институт, не поддающийся регламентации. В частности профетизм мешал завершению канона. Пророки хотели играть в Новом завете роль, которая принадлежала им в Ветхом. «Фригийские еретики принимали Св. Писание Ветхого и Нового Завета», но они утверждали, что «прежние дарования не одинаковы с позднейшими». Отсюда возможность и необходимость восполнения и продолжения откровений. Давая большие обетования, Параклит от монтанистов требует большего совершенства. Отсюда более строгие заповеди: Монтан «расторгал браки, узаконял посты». Принявшие новое пророчество называли себя пневматиками, а людей, оставшихся при Н. Завете, — психиками. Ближайший мотив — мысль о близком наступлении конца мира; именно под ее влиянием М. восставал против всяких послаблений. Время брака миновало: в виду скорого конца люди не должны размножаться. Жизни вообще приходит конец. Поэтому спасать ее во время преследований, уклоняться от мучений недопустимо. Нельзя расходовать оставшееся короткое время на компромиссы с обреченным миром. Грешников нельзя терпеть в церкви, потому что она, как непорочная невеста, выступает на встречу своему жениху. Приглашение М. готовиться к пришествию Христа находило мощный отклик в тогдашнем христианском обществе. В то время не были редкостью епископы, которые побуждали свою паству бросать все, раздавать имущество, расторгать браки. Организация монтанистского движения была слабая. В фригийском городке Пепузе (название означает будто бы пустыню и имеет в виду Апок. XIII, 14) должен был водвориться вышний Иерусалим. Монтан посетил проповедников и сборщиков денег и звал их в Пепузу. Охотников откликнуться на этот призыв было мало, но примкнувших к чаяниям движения было много. Противодействие М. началось там, где его выступления были всего докучливее — в М. Азии. Оно назревало медленно, потому что самые нормы, сравнение с которыми дало бы возможность отбросить движение, как чуждое церкви, находились еще в процессе роста и созревания. В конце II в. борьба была в полном разгаре. Еще в V в. монтанисты встречались в Каппадокии, Галатии, Фригии, Киликии и Константинополе. В VIII и IX вв. они выступают вместе с павликианами. С Востока М. перешел на Запад. Здесь его энтузиазм ослабел; на первый план выступили нравственные требования. Здесь оказался и лучший его литературный представитель, пламенный и бурный Тертуллиан. Работа Тертуллиана оказала могучее влияние на образование церковных идеалов Запада. — См. Bonwetsch, «Geschichte des Montanismus» (1881); Harnack, «Lehrbuch der Dogmengeschichte» (т. I, изд. 4-е); В. В. Болотов, «Лекции по истории древней церкви» (т. II); Achelis, «Das Christentum in den ersten drei Jahrhunderten» (т. II); Donaldson, «Church Life and Thought in North Africa a. D. 200» (1909).
И. А.