Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич
Назарены в Венгрии и Сербии
[править]Date: 16 августа 2009
Изд: В. Ольховский. «Назарены в Венгрии и Сербии. К истории сектантства», М., издание «Посредника», 1905.
Rem: В. Ольховский — псевдоним В. Д. Бонч-Бруевича
I.
[править]Происхождение и время возникновения секты назарен в литературе не определяется с достаточной точностью. Мнения о том и о другом весьма различны, подчас гадательны. Большинство исследователей, однако, приурочивают момент зарождения этой секты к двадцатым годам XIX столетия.
Мотивы возникновения секты тоже приводят различные. Так, г. Л. Пантелеев, в своем небольшом очерке «Назареи в Венгрии», напечатанном в «Русском Богатстве», пишет:
"Возникновение секты «назареев» можно отнести к началу нашего столетия, ко времени окончания великих французских войн. Нельзя проявление религиозной секты, — продолжает он, — имевшей в основании своего учения любовь к ближнему, безусловный мир и равенство всех, соединившихся в общей любви к Богу и к ближнему, принимать за результат корыстных или честолюбивых стремлений единичного лица; но следует смотреть на это явление, как на последствие того движения, которое тогда охватило духовную жизнь всей Европы. Ужасы и жертвы страшной войны, длившейся два десятилетия, возбудили в народе глубокое отвращение к войне и заронили в нем невыразимую жажду прочного мира.
"Обыкновенная толпа и удовлетворилась простым фактом прекращения ненавистной войны; но люди с более возвышенной душой и благородными стремлениями иначе поставили вопрос, и все свои душевные силы направили
на то, чтоб навсегда избавить человечество от страшного бича.
"Одним из проявлений этого движения и были «назареи», заканчивает г. Пантелеев (76-77 стр.).
Душан Маковицкий предполагает, что венгерские назарены произошли от английского баптизма и видит преемственную связь между назаренами и анабаптистами XVI-го века, при чем указывает, что в Венгрии анабаптистское учение было распространено еще в XVI и XVII столетиях 1). По его мнению, первые учителя назаренов во многом отклонились от английского баптизма, например, в том, что участие в войне они не считали ни в каком случае дозволительными, тогда как английские баптисты во многих случаях вполне допускали это участие 2).
Влад. Дмитриевич, автор книги «Назаренство. Негова историj и суштина», пишет, что, по его мнению, происхождение назарен очень гадательно.
"Одни утверждают, — продолжает он, — что корень назаренства в Америке, « другие производят его от юго-славянских богомолов; некоторые находят, что назарены одного происхождения с русскими штундистами…» (стр. 6).
В чешской газете «Národni Listy» Иосиф Голечек напечатал фельетон, в котором разбирает очень интересную книгу сербского писателя Йаши Томича: «Назарени». В этом фельетоне Иосиф Голечек пишет, что, по его мнению, "секта назарен весьма похожа на «моравских братьев» и менонитов. Назарены одинакового происхождения со «штундой», — прибавляет он.
Это разномыслие в суждении о происхождении назарен нас нисколько не удивляет. И в этом случае произошло и происходит совершенно то же самое, что было и бывает с другими разнообразными сектами. Жизнь народов и до
1) Nazarénové v Uhrách. Dušan Makovicky. V Praze, 1896, стр. 3. (Назарены в Уграх. Душана Маковицкого).
2) Рукопись Душана Маковицкого: «Назарены в Венгрии», стр. 2.
сих пор очень часто является для историка и наблюдателя общественных процессов той таинственной областью, куда проникнуть непосвященному весьма затруднительно, нередко совершенно невозможно. В народной среде совершается брожение, значительные ее массы волнуются теми или другими для них вполне назревшими, неотъемлемыми и насущными потребностями духа. Во многих селах, хуторах и слободах составляются тайные собрания, на которых с жаром обсуждаются родившиеся на свет и уже страстно захватившие души общественные, религиозные и прочие вопросы. В целом крае ведется усиленная пропаганда, вербуются последователи, процесс жизни быстро разлагает старые понятия, вытесняет стародедовские обычаи, привычки, властно заменяя отжившую идеологию групп населения новыми формами мысли и чувства, более соответствующими изменившимся устоям экономической и политической жизни. И только тогда, когда этот процесс разгорится и озарит заревом пожара более или менее значительные районы, только тогда это общественное явление из недр народа всплывает на поверхность жизни, им начинают интересоваться ученые, историки и наблюдатели, изучают его, классифицируют и подводят под те или иные номенклатуры, нередко приписывая этому народному движению то, чего в нем совершенно нет, и не замечая в нем те элементы, которые составляют его сущность. Пропасть, отделяющая еще в настоящее время народные массы от образованных классов, так велика и глубока, что сведения об их жизни доходят к нам нередко с таким же промедлением, как свет от звезд, бесконечно далеко удаленных от нашей планеты. По той же причине даже названия сект почти всегда одни — у самих сектантов, другие — в литературе, в исследованиях. Сами себя сектанты всегда называют тем именем, которое соответствует внутреннему, сокровенному смыслу их учений; в литературе же обыкновенно употребляется кличка, прозвище, подчас обидная, или название, придуманное сто-
ронними наблюдателями жизни и деятельности этого народного союза.
«Общество друзей» в Англии принято называть «квакерами», от насмешливого слова «quakers» — трясущийся, дрожащий — слова, данного в былое время врагами и антагонистами этих сектантов для осмеяния их за особые приемы в движениях и голосе при совершении ими молитвы. Точно так же случилось и с назаренами. Сами себя они называют: «во грехах покаявшиеся, ведущие благочестивую жизнь христиане, которые по произнесении вероисповедания приняли святое крещение».
Кроме того, назарены называют себя «последователями Христовыми», «наследниками Христа». Также они охотно себя называют «верными», «верующими», «крещеными», «староверцами», а православные их называют «нововерцами». Про свою веру они иногда говорят, что их вера «мужицкая». Словенский народ зовет их «святыми»; сербский — «бугерами», «нововерцами».
Название же «назарены» им было присвоено приверженцами других исповеданий. Такие же недоразумения, а нередко и сплошные неверные утверждения, встречаются при исследовании о происхождении той или иной секты. В большинстве случаев сектанты не имеют писаной литературы 1). Вся их мудрость, учение и взгляды на жизнь обыкновенно сохраняются устно из поколения в поколение и только после записи этих псалмов, стишков, сказаний, поучений, легенд и рассказов удается более или менее точно установить генетическую связь между сектантскими учениями разных эпох, разных наименований, разных местностей. Только после подробных и тщательных записей всей этой устной литературы мы в состоянии будем хоть отчасти действительно научно разобраться в той
1) Некоторые русские секты имеют записи, но всегда тщательно сохраняют их от постороннего глаза, давая их на прочтение нередко еще менее охотно, чем, знакомя с своим вероучением в устной передаче.
невообразимой путанице и мешанине, которая царствует в сектантском вопросе.
Ниже мы постараемся разобрать по доступным нам материалам учение секты «назаренов», здесь же отметим только то, что относительно происхождения этой секты ничего положительного пока сказать нельзя. Мы, конечно, не можем апеллировать к «благородным стремлениям» и «возвышенности души» тех или иных людей — как это делает г. Пантелеев — и в их желаниях и ожиданиях искать указаний на момент и мотивы возникновения той или иной секты, в данном случае «назаренов». Приписывать этот момент возникновения к эпохе конца наполеоновских войн и объяснять образование секты реакцией групп народа на годы крови и железа мы также не имеем ровно никаких оснований. Мы думаем, что учение секты венгерских «назаренов» есть новое отражение давно существовавшего в Венгрии народного вольномыслия, критического отношения к господствующим церквам и деятельности светской власти.
В современном нам учении назарен есть довольно много элементов старого восточного сектантства гностического происхождения. Мы можем только предположить, что в эпоху наполеоновских войн, в эти годы всеобщего возбуждения, сектантское движение в Венгрии усилилось, обострилось. Сектанты стали больше знакомиться друг с другом, плотнее соединяться, искать организации своих сил.
Обыкновенно называют Генриха Фрёлиха, швейцарского пастора, основателем секты венгерских назаренов.
С этим утверждением мы не можем согласиться и прежде всего отметим, что у нас очень часто законодателя группы, союза, — смешивают с их основателем. Когда народное движение достигает известного предела, когда силы людей, охваченных им, начинают требовать активного выхода и практического приложения, тогда является насущная потребность формулировать, более или менее
точно определить те воззрения, взгляды, желания и способы воздействия, которые до сих пор были известны многим, но проводились в жизнь ощупью, без заранее намеченного плана.
Во имя удовлетворения такой назревшей потребности общество само собой выделяет человека, воплощающего желание всех, оформляющего все то, что до сих пор было не совсем ясно, туманно, расплывчато. Если среди данной группы не находятся подходящие элементы, то их ищут и обыкновенно находят на стороне, ухватываясь за ту пропаганду, за то формулированное уже вероисповедание или светское учение, которое наиболее соответствует назревшим потребностям этой, пришедшей в движение группы населения.
Именно такую же роль, правда, с гораздо меньшей компетенцией и значением, случайно и, вероятно, неожиданно для себя самого сыграл швейцарский пастор Генрих Фрёлих в деле образования и организации общин секты, обыкновенно называемой «назаренами», живущими в Венгрии и Сербии.
II.
[править]Ревностным первым апостолом секты «назарен» в Венгрии обыкновенно в официальной истории называют Людвига Хенгзея. Биографические сведения о нем, а также и об его знакомстве с Генрихом Фрёлихом, довольно подробно сообщает Armin Schwarz (Армин Шварц) в газете «Pester Lloyd», где он в 1897 г. поместил интересный фельетон под заглавием «EvangelimДnner in Ungarn».
«Людвиг Хенгзей, — пишет Армин Шварц, — родился в 1820 г. в деревне Сент-Петрур (Szent-Péterur). Он был вторым сыном деревенского кузнеца. Уже в детском возрасте кроткий и чувствительный мальчик проявлял созерцательную и поэтическую натуру. Отцу Хенгзея, деревенскому кузнецу старого покроя, был отнюдь не по
душе характер сына. Однажды ночью старика разбудил какой-то шум. Засветив огонь, он увидел, что Людвиг стоит на коленях в своей постели и, горько всхлипывая, горячо молится.
— О чем ты плачешь? — сурово спросил отец.
— О том, что евреи распяли Спасителя, — ответил, заливаясь слезами, мальчик.
— Какое же тебе до этого дело? — крикнул старик.
— Ах, если бы Господь наш Иисус Христос еще жил, я попросил бы Его исцелить мою бедную, больную маму, как Он исцелил многих больных, — ответил сквозь слезы мальчик.
Старый Хенгзей ничего не нашел возразить на это, но он тотчас же решил отдать Людвига в слесаря, так как в кузнецы он уже, по его мнению, не годился. Почему, — прибавляет А. Шварц, — старику показалось ремесло слесаря менее тяжелым, чем его собственное, трудно понять; но факт тот, что он отдал своего сына в ученье к одному слесарю в Кестгеле (Keszthely), и Людвиг вышел из этого учения искусным и хорошим работником.
Осенью 1839 года Людвиг Хенгзей отправился путешествовать и пришел в Пешт, где он нашел себе работу в слесарной мастерской Иоганна Пецника (Pecznick). В этой мастерской работали, кроме него, два других подмастерья; их звали: Иоганн Денкель и Иоганн Кропачек. Несмотря на свои иностранные фамилии, они были природными венгерцами.
Знакомство с этими двумя товарищами, — пишет А. Шварц, — имело решающее значение для всей жизни Людвига Хенгзея. Во время своих путешествий Денкель и Кропачек побывали в Швейцарии и познакомились там с Самуилом Генрихом Фрёлихом, первым проповедником нового учения. Сущность его учения состояла в чистоте жизни, в любви к ближнему, в вере в Бога, в отречении от всех земных благ, в стремлении ко спа-
сению своей души; священным писанием признавал он только Библию и преимущественно Новый Завет.
По своем возвращении в Венгрию Денкель и Кропачек сполна присоединились к новому учению, но у них было очень мало способностей к деятельности проповедников. Их учитель Фрёлих был человек высокого образования, серьезно изучивший богословские науки. Этого не хватало товарищам. Только один Денкель умел читать и писать по-немецки и по-венгерски и был хорошо знаком с священным писанием. Но, в общем, он вынес не вполне ясные идеи о новом учении. Однако, он не долго колебался присоединить к нему своего нового товарища, Людвига Хенгзея, наивная и благочестивая душа которого представляла благодарную почву для пропаганды. 20-го ноября 1839 года вечером они раскрыли друг перед другом свои души, и Денкель и Кропачек с братским поцелуем приняли Хенгзея в число верующих. Ночью 8-го мая 1840 года они отправляли в слесарной мастерской свое первое богослужение. При нем присутствовали: Денкель, Хенгзей, Кропачек и еще один ремесленный подмастерье, Иосиф Белла, не принятый еще тогда в число верующих».
Уже в этом рассказе А. Шварца мы обнаруживаем всю ту схематичность, которая обыкновенно бывает заметна в тех исторических произведениях, где во внешнем сцеплении различных обстоятельств видят основу деятельности группы населения, не вникая при этом в глубины ее общественной жизни. По Армину Шварцу, выходит все очень просто. Людвиг Хенгзей имел «наивную, верующую душу», он почему-то поехал в Пешт, и обязательно прямо в ту мастерскую, где жили два рабочих, побывавшие во время своих странствований даже в Швейцарии, хотя они и были «природные венгерцы», коренные жители страны. Денкель и Кропачек почему-то обязательно знакомятся в Швейцарии с Фрёлихом, возвращаются опять за тысячи верст на родину и ведут пропаганду
якобы «нового учения». Армину Шварцу, по-видимому, совершенно достаточно было знать, что Фрёлих «хорошо изучил богословские науки», которые, как он сам и пишет, совершенно были не нужны и непонятны венгерским рабочим Денкелю и Кропачеку. Но так как Фрёлих был пастор, учил о «любви к Богу» и совершенно не учил о том многом, что составляет сущность, смысл и общественное значение «назаренов», — и так как он писал по-латыни и говорил многое ненужное и непонятное своим венгерским знакомцам, то именно по всему этому он и является основателем якобы «новой» секты! Мы не можем признать за всеми этими доводами достаточного веса и основания и думаем, что влияние Фрёлиха сказалось только в том, что он формулировал некоторые основы веры «назаренов» и этим самым через Денкеля и Кропачека дал отправной пункт Людвигу Хенгзею для его последующей организаторской и литературной деятельности.
Из дальнейшей биографии Л. Хенгзея, изложенной в том же фельетоне Армина Шварца, мы узнаем, что после официального присоединения к назаренам он вскоре покидает Пешт и отправляется к себе на родину, где в Залаевском комитете поднимает широкую пропаганду своих воззрений. В это же время Хенгзей изложил на бумаге все принципы своей проповеди. Переписанные его товарищами, эти тетрадки служили хорошим подспорьем в деле пропаганды, и они, таким образом, являются первым писанным документом из назаренской литературы. К сожалению, насколько нам известно, эти тетрадки до сих пор нигде не были полностью опубликованы. Вторым назаренским писателем был некто Иосиф Ковак. Он — дворянин, местный помещик и вообще более или менее интеллигентный человек. И. Ковак, между прочим, вступил в переписку с Г. Фрёлихом, с которым он переписывался по-латыни, ибо не знал немецкого языка. Именно от него-то и идет то известие, что «назарены»
в Венгрии являются не чем иным, как отголоском учения швейцарского пастора Г. Фрёлиха. Хотя записи И. Ковака и являются весьма ценным материалом для истории секты «назаренов», но вместе с тем надо всегда иметь в виду, что И. Ковак, происходя не из народа, никогда не мог быть интимно-близок с назаренами и, может быть, невольно гораздо больше интересовался учеными богословскими выкладками и соображениями пастора Г. Фрёлиха, чем народными сектантскими учениями. Эти учения сильно бродили тогда среди крестьянских масс и сослужили, несомненно, большую службу для формировки той секты, которую теперь принято называть «назаренами».
Оставшиеся в Пеште товарищи Л. Хенгзея продолжали свое дело в этом большом городе, вербуя себе последователей из рабочего класса и из бедной мещанской и ремесленной среды.
В то время в городе Пеште жила вдова слесаря Анна Нип, имевшая свою мастерскую на Большой Полевой улице, в доме № 1097. Она тоже, как сообщает А. Шварц, присоединилась к местной общине секты назаренов и предоставила свой дом для собраний своих единоверцев. Число приверженцев «новой веры» быстро увеличивалось, и они, рассеясь по всей стране, разносили семена своего учения во все стороны, все более и более присоединяя к себе те элементы венгерского крестьянского населения, которые жаждали общественных перемен и мечтали о «новой жизни», более гуманной, свободной, менее эксплуататорской, зависимой и тяжелой.
В конце сороковых, а особенно в начале, пятидесятых годов назаренов можно было встретить везде, по всему пространству Венгрии и Семиградья.
Пропаганда Людвига Хенгзея имела особенно шумный успех. Его убежденность, облеченная в форму страстной речи народного оратора, привлекала к себе толпы слушателей, покоряла их и, увлекая неудержимо, заставляла
бросать свою старую католическую веру и массами переходить к «назаренам». «Светские власти, — пишет в своем фельетоне Армин Шварц, — его не трогали, но со стороны католического духовенства он не пользовался такой же терпимостью. Местный священник фон-Пагок пронюхал про его проповедь, призвал к себе Людвига Хенгзея для объяснения и отпустил его с серьезными предупреждениями и страшными угрозами. В это же время, по требованию того же священника, у Хенгзея были конфискованы его книги и рукописи». С этих пор начинаются со стороны духовенства правильные преследования Людвига Хенгзея. В скором времени он должен был убедиться, что ему совершенно нет возможности продолжать свою пропагандистскую деятельность в Венгрии, и молодой сектант решает покинуть свою родину. В сотовариществе с своим другом Иосифом Белой он отправляется в сентябре 1841 года в Швейцарию, стремясь повидаться с Фрёлихом, о котором он так много слышал в кругу назаренов. Хенгзей в этом же году встретился с Фрёлихом в Цюрихе, и они оба «были очень рады, — как пишет А. Шварц, — установить, что в основных пунктах учение их обоих было согласно между собой». Это утверждение еще раз показывает нам, что честь, приписываемая Фрёлиху, как основателю секты назаренов, — приписывается ему неизвестно почему. Что-нибудь одно: если Фрёлих был основателем секты «назаренов», то ему нечего было радоваться, что его правоверный ученик не разномыслит с ним. Если же он выразил радость, что между Хенгзеем и им нет значительного расхождения, по крайней мере в области «основных пунктов», то само собой очевидно, что учение Фрёлиха и Хенгзея — не одно и то же учение, а только близко друг к другу подходящие.
Людвигу Хенгзею более уже не удалось увидать свое отечество; он вскоре сильно заболел, и его подорванный организм не выдержал борьбы, и в 1844 году этот апо-
стол «назаренов» умер на чужбине, имея 24 года отроду. «Кости его, — прибавляет Армин Шварц, — затерялись где-то в одном из углов цюрихского кладбища…»
III.
[править]Со смертью Людвига Хенгзея пропаганда учения «назаренов» не ослабла. Особенно быстрое распространение назаренов было обнаружено после 1848 года — года европейских революций, сильно встряхнувших народные массы. «Абсолютическое правительство 1850—54 гг. сильно преследовало назаренов, — пишет Dušan MakowickЩ (Душан Маковицкий), — и многие из них были заключены в тюрьмы» 1). Одно из мест, откуда назаренство распространялось в разные стороны Венгрии, была казенная тюрьма в Илаве, где было заключено много назаренов. Там назаренство распространялось между арестантами, и они, выходя на свободу, разносили его дальше. «Таким же путем, — прибавляет Д. Маковицкий, — оно и теперь разносится из военных тюрем между войсками» 2). Определить точно число приверженцев секты, — как всегда в подобных случаях бывает, — очень затруднительно. Народная перепись в Венгрии в 1890 году определила число назаренов в 7.000 человек. Цифра эта всеми признается как очевидно неверная. Армин Шварц насчитывает всех этих сектантов до десяти тысяч. Другие писатели говорят, что и эта цифра неверна, что их гораздо больше. Это последнее утверждение имеет под собой почву. В конце девяностых годов прошлого столетия увеличение числа назаренов было особенно заметно. Произошло это потому, что прежде назарены обязаны были приписываться к какому-либо вероисповеданию, считавшемуся признанным законодательной властью Венгрии. В девяностых же годах XIX
1) См. Dušan Makowicky: «Nazarenove v Uhrách», стр. 4.
2) Рукопись Д. Маковицкого: «Назарены в Венгрии», стр. 3.
столетия назаренам разрешили не приписываться ни к какому вероисповеданию, а лишь только в течение 5 лет платить определенную церковную подать; по прошествии пяти лет назарены считаются вполне свободными от всякой церковной повинности.
Подать эту назарены платят очень исправно, но вместе с тем весьма неохотно, так как видят в ней явный компромисс, сделку с совестью, и называют эту повинность «бедой» 1), от которой нет сил избавиться.
Это нововведение в гражданском быте «назаренов» имело значительные последствия на всю секту, прежде всего сказавшиеся на численности ее. В местной прессе это явление отмечается постоянно. Так, газета «Budapesti Hirlap», в статье «Назарены в южной Венгрии», помещенной в номере от 7-го февраля 1897 г., пишет: «Среди рабочего люда больших венгерских равнин все более и более распространяется учение назаренской секты. Про Орошгаз уже давно известно, что там у назарен имеется своя хорошо организованная община, члены которой по большей части — словаки. Сегодня получено нами письмо из Мезé-Берéнь, — продолжает газета, — увы! полное жалоб, что и там поднимает голову эта секта. Вначале только две словацкие женщины преклонились пред новой религией, теперь же уже девять мужчин и семь женщин насчитывает там эта секта».
"Государство не признает их, — продолжает газета, — но их тайная организация все-таки очень совершенна и действует она весьма искусно. Благодаря именно этой прочности организации выходит, что одни и те же идеи и планы одновременно появляются и осуществляются в Липтовском комитете, в Бачке, в Надьлаке, в Орошгазе, в Салонте и других местах. Сами назарены приписывают такое явление внушению при посредстве «святого духа», но мы-то отлично знаем, что под этим «святым духом» кроется
1) См. фельетон «Narodni Listy», И. Голечека.
прочная, централизованная, дисциплинированная организация, члены которой до фанатизма одушевлены одной и той же идеей — распространения своего учения. С тех пор как наши законы разрешили выход из церкви без обязательства присоединиться к какому-либо другому вероисповеданию, назарены стали широко пользоваться этим правом. Во всех уголках страны, как будто сговорившись, они толпами являются в приходы, заявляя о себе, что они вышли из церкви. Так, на-днях, — сообщает газета, — в Мезé-Берéнь 9 мужчин и 7 женщин явились к протестантскому пастору и заявили, что они бросают церковь и переходят в ряды «свободомыслящих». Карл Есепский, пастор, член городского управления, думает по этому поводу сделать предложение в думе, чтобы для людей, отвергающих религию, было определено особое место для погребения и чтобы всякое общение с ними верующих было прекращено. Но не только в Мезé-Берéне, но и в других городах южной Венгрии число назаренов все более и более умножается. В Араде и прилежащих к нему деревнях румыны бросают греко-кафолическую церковь и переходят к назаренам. Епископ Метиан по этому поводу вызывал к себе подчиненных ему священников и приказал им точно разведать причины многочисленных выходов из церкви. В Дюле и Орошгазе на-днях 220 человек сразу заявили в приходе, что они совершенно покидают церковь. Иоанн Рац, учитель из Дюла, обратился к властям, обращая их внимание на распространение секты назаренов, особенно указывая на их ночные тайные собрания, где они оживленно беседуют не только о религии, но с захватывающим интересом разбирают социальные и политические вопросы. Эти собрания могут быть очень пригодны, — прибавляет газета, — для пропаганды «социализма».
Мы еще имеем примеры массового распространения секты назаренов среди рабочего и крестьянского населения. Доктор Душан Петрович Маковицкий, собиравший слу-
чайные сведения о распространении назаренов, в своих беглых заметках, любезно им предоставленных в наше распоряжение, пишет:
"В Год-Мезе-Вáшáргеле в декабре месяце 1896 года, в течение одной недели, перешли к назаренам 141 человек.
«В Гайду-Бесермéне насчитывается теперь (1896 г.) 2.000 назаренов. Они построили себе дом для собраний, который им обошелся в 20.000 гульденов».
«Вице-губернатор Арадской жупании, — сообщает далее Д. П. Маковицкий, — подал докладную записку министру исповеданий, в которой просит, чтобы правительство издало запрещение массового выхода из церкви и, на этом основании, в назаренство».
«Из 450 плательщиков церковных податей в Кишь-Перече теперь (1897 г.) осталось только 120 человек. Остальные отказались платить подать. Большинство вышедших из церкви присоединились к назаренам».
Кроме этих свидетельств массового распространения секты назаренов, приведем еще сведения газеты «Opravdovу krestan». Эта газета в номере от 25 октября 1897 года поместила краткую заметку под заглавием: «Распространение назаренов». «Недавно мы писали, — так начинает свою заметку газета, — что назаренизм ужасно распространяется на Сегединских хуторах. Теперь нам сообщают, что назарены быстро распространяются также и среди сербов греко-восточного исповедания. В селе Баваниште, неподалеку от города Бершеца, недавно сразу 117 взрослых людей присоединились к назаренской общине. В Среме, Банáте и Бáчке нет села, в котором „новая вера“ не имела бы своих последователей. „Сионская Арфа“ (сборник назаренских гимнов) была издана в 30.000 экземпляров на сербском языке. Назаренская вера, — прибавляет газета, — распространяется также и в Сербии. В Белграде уже существует назаренская община, имеющая много членов».
Интересные сведения по вопросу о распространении назаренов сообщает также газета «Národni Noviny». Так, в номере от 24 июня 1897 г. они пишут: «Исправнику Старой Бечи 55 семейств заявили о своем выходе из церкви и сейчас же присоединились к назаренам».
В одном из номеров этой же газеты в 1897 г. мы находим горькую жалобу реформатского священника Александра Надя, пославшего даже начальству официальную просьбу о помощи, так как он оказывается вполне бессильным в борьбе с все более и более распространяющимся назаренством и баптизмом. «Особенно к первой из этих двух сект, — сообщает он, — народ переходит сотнями, с радостью бросая церковь».
Уже упоминавшийся нами писатель, Влад. Димитриевич сообщает в своей работе, что «во всей Венгрии, по его сведениям, назаренов около 10.000 человек; больше всего, — говорит автор, — сербов. Одних сербов, — прибавляет он, — около 4.400 человек. Остальные распределяются между мадярами и румынами. Назаренство между венгерскими сербами, — по его мнению, — особенно сильно распространилось в 60-х годах. Первыми пропагандистами среди них были два хорвата — Ребрич и Елич».
Назаренство среди венгерских сербов появилось сначала, пишет В. Димитриевич, в деревнях южной Венгрии: Сурдук, Бановце, Голубинце, Сурчин и Болевая.
По мнению Яши Томича, одними из самых сильных пропагандистов назаренства среди сербов были Боривой и Лазарь.
Боривой в детстве был болезненно вспыльчив. Малейшая причина приводила его в бешенство. Благодаря вспыльчивому характеру он, не мог даже посещать школу, хотя от природы был необыкновенно даровит. Его сделали пастухом и заставили вскоре жениться. После двухлетней спокойной семейной жизни случилось так, что Боривой нашел в зимнюю метель полузамерзшего бродягу, уже свалившегося в снег. Боривой привез его к себе
в дом, привел в чувство, и отец Мелентий, как называл себя бродяга, научил за это Боривоя молитве о Страшном суде. Страх перед Страшным судом заставил впечатлительного Боривоя серьезно каяться в своих грехах. Он решил три года поститься и отправиться на поклонение в Иерусалим. Он строго постился, воздерживался от еды, удалился от молодой жены и не поддерживал с ней брачной жизни. Жена его не разделяла мыслей своего мужа, не хотела также поститься и воздерживаться, как сделал это ее муж, и, когда Боривой убедился, что она вступила с кем-то в любовную связь, страшно возревновал, вспылил и, вне себя от гнева, застрелил изменившую ему жену. И вместо Иерусалима он должен был отправиться в ближайшую тюрьму. В тюрьме Боривой вскоре познакомился с назаренами и присоединился к их вере. Со всей страстностью своей натуры предался Боривой новой секте. Он, преступник в глазах всех, быстро сделался любимым «братом» назаренов, которые, зная о его поступке, не оттолкнули его, а наоборот, всеми силами своими старались облегчить ему мучения совести и помочь искупительной жертвой найти силы и возможность жить дальше более светло и радостно.
Как известно, назарены все грамотны, так как они должны, по уставу своей организации, уметь читать священное писание. Боривой был неграмотен. И вот здесь-то, в тюрьме, началось первое образование Боривоя, и первым его учителем был Лазарь, молодой крестьянин соседней деревни, заключенный в тюрьму на полгода за то, что в, кабаке он бутылкой ранил в голову одного своего односельчанина за его издевательства и насмешки над ним, хотевшим было оставить секту назаренов по семейным, крайне тяжелым, обстоятельствам. Это происшествие было на пользу Лазарю: его поколебавшийся характер, чуть было не увлекший его на стезю компромисса, вновь окреп, и Лазарь в тюрьме с новой страстью принимается за дело пропаганды. Назарены глубоко почитают Лазаря за его
ум и знание «писания», а окружающий народ прозвал его «назаренским епископом».
Лазарь кончил свое наказание, а Боривой, приговоренный на 3 года тюремного заключения, оставшись один, весь отдался делу пропаганды учения назаренов среди арестантов. Характер Боривоя сильно изменился с тех пор, как он сделался назареном. Страсти его улеглись, и на его примере мы видим реализацию принципов назаренской нравственности. «Страсти туши. Мирских благ ради не пой, не плачь, не радуйся и не грусти, а будь всегда спокоен, тверд и мужествен. Совершай добро и беги от зла», — так рекомендует поступать назаренское учение 1).
Чтобы покончить с вопросом о распространенности назаренов в Венгрии, мы приведем здесь наиболее подробное и, как нам кажется, наиболее точно составленное сообщение о численности и местах распространения назаренов. Оно принадлежит Душану Маковицкому, который на стр. 14 и след. уже цитированной нами книжечки пишет: "Особенность распространения назаренов та, что как только где-нибудь они достигнут большого числа, они перестают распространяться. Во многих местах, где назаренство существует 10—20 лет, оно утрачивает влияние. Говорят, что это происходит потому, что чем их больше, тем больше и толкователей писания и тем больше несогласий. В католическом городке Старой Бечи в начале 70-х годов 200 семей присоединилось к назаренам, в конце же 80-х годов там было всего 2—3 человека из этой секты.
"Больше всего назаренов, кажется, на левом берегу Тисы, за Марушей и между ней и Керешами. Затем в Бачке, Среме. В бывшей Военной Границе почти нет лютеранского или реформатского прихода, где бы назарены не имели своего собрания.
1) Сведения о Боривое и Лазаре мы почерпнули из фельетона Иосифа Голечека, напечатанного в газете «Nádrodni Listy».
"Население тех краев по народностям очень смешанное: мадяры, немцы, румыны, сербы живут на этом пространстве приблизительно в равном количестве (около 750 тысяч каждых), около 100 тысяч словаков; кроме того: болгары, цыгане, греки, русины и евреи.
"Назаренов, вероятно, больше всего между мадярами, сербами и словаками, меньше между румынами и еще меньше между немцами.
"Количество всех назаренов неизвестно им самим, правительство же умалчивает о них в статистических сведениях. О количестве их можно заключить из следующих данных: мадярские назаренские книги песен появились до 1880 года в четырех изданиях, сербские до 1886 года — в двух, словенские до 1894 года — в двух (второе издание в 4.000 экземплярах). В 1892 году одна пештская газета сообщала, что между рекрутами того года было 210 назаренов, отказавшихся взять ружье в руки: это были почти одни сербы из Бачки. В ноябре 1895 года на Угорском сейме говорил Коложвари-Кишь о нескольких стах тысяч назаренов (вероятно, причисляя к ним и баптистов, которых смешивают часто с назаренами). Это сообщение кажется мне преувеличенным. Я думаю, — прибавляет Д. Маковицкий, — что число их заключается между 30 и 80 тысячами, но менее 30 тысяч — едва ли.
"Насколько мне известно, — продолжает Д. Маковицкий, — назаренство более всего распространено в следующих уездах: Бачке, Баранянском, Бекемском, Бигарском, Боршодском 1), Чападском, Чонградском, Яснадокунсолнодском, Ородском, Ненетянском, Силадском, Темешском, Тронтальском, местами в Семиградии и за Дунаем. В северной Венгрии, насколько мне известно, назарены есть только в Линтовском уезде (деревня По-
1) В Боршодском узде назаренство распространил в деревне Кавосташ-Сирмаш крестьянин А. Сабо, которого за его усердие заперли в дом для умалишенных, но, убедившись, что он здоров, выпустили.
Прим. Д. Маковицкого.
рубка — 6 женщин и 3 мужчины), в Новоградском (дер. Угорско) и, может быть, в Спишском уезде. В Хорвато-Славонской земле назаренов больше в Сремском уезде. В Боснии назарены тоже имеют свои общины. В Сербии в 1891 г. было 80 назаренов-рекрутов, отказавшихся служить с оружием в руках. В Америке (в Соединенных Штатах) было, по статистическим сведениям 1886 года, 45.000 назаренов. Туда и в Канаду переселяются они из Венгрии. В Венгрии назаренство в конце 80-х годов XIX ст. очень распространилось между сербами (православными), теперь очень распространяется между румынами (православными). Между мадярами, говорят, перестает распространяться, но, — прибавляет Маковицкий, — этому противоречат многие сведения.
«Слабее всего и в немногих местах назаренство распространено между католиками, больше же всего, кажется, между кальвинистами (мадярами). В словенской лютеранско-католической общине Надиней есть 300—400 назаренов, но никто из них ранее не был католиком».
Таковы частный, официальный и газетные сведения о распространении этой секты.
Антон Уйялки, исследовавший назаренов, дает нам очень интересную картину социальной подкладки успеха деятельности назаренских пропагандистов.
"Высокостоящее солнце, — пишет он, — льет свои горячие лучи на бесконечную равнину. На краю луга стоит косарь, опершись на свою косу. Он только что кончил свою полосу и хочет немного отдохнуть. Он снял широкополую шляпу и рукавом из толстого домашнего холста проводит по лицу, чтоб отереть пот; потом оглядывает взором обширную равнину. Перед ним тянутся ряды однообразных полос, засеянных хлебом, кормовыми травами и корнеплодными растениями. Из всего этого ему лично ничего не принадлежит; он только бедный поденщик, который должен скосить эту луговину; да притом и поденная плата очень не велика. Прежде житье все-
таки было лучше: на Тисе и других реках строили громадные плотины, и много лет тысячи людей находили себе там хороший заработок. Теперь все кончено, и бедный рабочий должен искать себе заработка только в полевых работах. Но хотя у него ничего нет, кроме косы и пары сильных рук, все же он молит небо ниспослать благословение на посевы, потому что, если ничего не вырастет, у бедняка не будет работы, и наступит тяжелая нужда. На краю горизонта виднеется несколько колоколен, там — город. Загрубелое лицо косаря омрачается, о городе он и слышать не хочет, ничего хорошего оттуда не ждет. Когда на одиноком хуторе появляется городской чиновник, нужно ожидать чего-нибудь недоброго.
" — Если вы до такого-то срока не уплатите податей, то…
" — Послезавтра ваш сын должен явиться… в приемную комиссию…
" — У такого-то украден поросенок, на вас падает подозрение, — извольте явиться в суд…
Или:
" — В воскресенье будет избираться новый депутат, приходите в город с флагами, музыкой и всеми способами выражайте свою радость: человек, за которого будут подаваться голоса, очень умный господин, он умеет говорить хорошие речи…
"Все соблазны находятся в городе, а за его чертой ничего, кроме труда и бедности. Когда почувствуется в доме недостаток хлеба, бедняк может послать свою дочь в город в няньки; там она со временем сделается горничной, но может дойти и до звания кормилицы…
«Вот мысли, которым бродят в голове бедняка-косаря» 1), — прибавляет Аитон Уйялки.
И вот к таким-то «косарям», очень часто стоящим на границе полной пролетаризации, и обращают свою речь
1) Цитировано в статье Л. Пантелеева «Назареи в Венгрии» («Русское Богатство»).
пропагандисты назаренской секты. Они объединяют их, организуют в общества и союзы, развивают среди них чувство солидарности и взаимопомощи, разъясняют им согласно своему разумению смысл и цель жизни.
Очень интересен и многознаменателен факт, сообщенный в 1898 г. в одном из январских нумеров газеты «Budapesti Hirlap». В статье под названием «Социалисты и назарены» сообщалось: «Из Бекеш-Чабы нам пишут: известно, что назарены обыкновенно сходятся ночью на свои религиозные собрания. На юге Венгрии, как известно, существует закон, регламентирующий право собраний, почему власти особенно зорко следят за назаренами, так как их собрания являются противозаконными. Кроме того, властям хорошо известно, что назарены на своих тайных собраниях не занимаются только религиозными и догматическими вопросами, но, главным образом, беседуют и знакомятся с разными социалистическими и коммунистическими учениями.
„Исправник Страка, — продолжает газета, — издал приказ, чтобы назарены более не смели собираться по ночам на собрания. Но назарены все-таки продолжают свои ночные собрания, громогласно заявляя, что они не позволят никому делать им предписания в делах их совести. Здесь они не хотят повиноваться никаким законам, никаким властям, и их можно скорее уничтожить, чем подчинить. Только грубое насилие может помешать им в их желании собираться. И действительно, мы очень часто видим, что вооруженные жандармы врываются в назаренские дома, арестовывают сектантов и отправляют их под конвоем в тюрьмы. Но назаренство все-таки, — прибавляет газета, очень сильно распространяется, и интересно то, что главные очаги этой секты находятся среди крестьян-социалистов“.
„В Араде, — пишет далее газета, как сообщает специальная телеграмма, состоялось епископальное заседание, на котором обсуждался вопрос, какие нужно принять ме-
ры, чтобы воспрепятствовать распространению социализма и назаренства среди румын“.
Есть также и другие подтверждения того несомненного факта, что социалистические учения находят весьма благодарную и подготовленную почву среди тех крестьян, которые раньше были затронуты сектантской пропагандой.
Утверждение корреспондента „Budapesti Hirlap“, что главные очаги секты назаренов находятся среди крестьян-социалистов, конечно, нужно понимать в обратном смысле, т. е. что среди тех деревень, где ранее распространялось сектантское учение, социалистическая пропаганда, ясно формулировавшая требования и желания пролетаризирующегося крестьянства, нашла много последователей, хорошо укоренилась, превратив крестьян-сектантов в крестьян-социалистов. Именно на такой ход и положение вещей указывают многие другие наблюдатели развития жизни назаренских общин.
IV.
[править]В чем же заключается, собственно, учение сектантов-назаренов? Попытаемся дать на этот вопрос более или менее ясный ответ 1).
Основу своей веры назарены почерпают, главным обра-
1) При составлении этой и следующей глав мы пользовались источниками: 1) „NazarénovИ v Uhrách“ Dušana Makovick’аго; 2) Evangelimänner in Ungarn», Armin’a Schwarz’a (газета «Pester Lloyd», 1897 г.); 3) «Назареи в Венгрии», Л. Пантелеева, «Русское Богатство»; 4) «Среди Назарен», воспоминания А. Шкарвана; 5) «Назарены в Венгрии», рукопись и заметки Д. Маковицкого; 6) «О назаренизме», свящ. Демича; 7) «Назаренство, Негова историj и суштина», Влад. Димитриевича; 8) Seberiny, «Die Sécte der Nasarener in Ungarn», 9) "A nazarénusok nАlam Мог lókai в газете «Magyar Hirlap» 1897 г.; 10 и 11) Корреспонденции и сообщения в газетах «Budapesti Hirlap»; «Magyar Hirlap»; «Egyetértés;» "Národni Listy; «BesztercebАnya és vidéke»; «Opravdovy krestan»; «Národnie Noviny»; «Pensée Libre»; 12) A. Skarvan, «Mon refus». Считаем необходимым поблагодарить здесь доктора А. Шкарвана, который любезно согласился перевести на русский язык сообщения из венгерских и чешских газет.
Прим. В. О.
зом, в Новом Завете. Нагорную проповедь принимают дословно. Они говорят православным: «мы знаем Евангелие наизусть и толкуем его под влиянием Святого Духа» 1).
Ветхий Завет они тоже признают, но он у них имеет более историческое значение, чем догматически-законодательное. Больше других частей из Старого Завета они любят псалмы Давида, пророков Исаию и Иеремию.
В 50-х годах липтовские назарены признавали один Новый Завет, а Ветхим даже не интересовались. Кроме Библии, назарены употребляют на своих мoлeнияx книгу песен, называющуюся «Сионская Арфа». Эта книга содержит в себе псалмы Давида, англо-баптистские, Фрёлиховы, протестантские (Трановского) и другие.
Назарены учат, что христианская религия духовная, и потому они признают только духовное, внутреннее почитание и служение Богу «духом и истиной». На этом основании они отвергают храмы, обряды, телесный пост, «телесный крест», т. е. крестное знамение. Признают только один «крест», помогающий, по их мнению, совершенствоваться человеку, — это терпение и страдание. Терпеть преследования за веру — самое верное доказательство несения креста. Несение же «креста», который они называют «Христовым», — признают главным законом жизни, который реализируется в постоянном отречении от себя во имя пропаганды и «защиты веры», но это отречение не должно быть пассивным созерцанием окружающего мира, но, наоборот, оно должно всегда сопровождаться напряженной «деятельной любовью», проявляющейся всегда, везде ко всему живущему в мире.
Отрицая телесный пост, назарены признают весьма необходимым и действительным «пост духовный», т. е. воздержание от раздражения, волнений, ответов на обиды, пустословия, смеха, шуток и пр., и пр. Подобное «нравствен-
1) Назарены принимают весь текст Евангелия, но объясняют непонятные им места.
Прим. В. О.
ное воздержание, по их мнению, создает серьезное настроение в человеке, когда он может проверять себя и совершить новую работу духа», т. е. углубиться в созерцание природы, евангельских учений, в созерцание всех явлений жизни, которые идут мимо него и мимо которых проходит он сам.
Спасение, по их мнению, достигается верою в учение Христа и соответствующими поступками. Учение Христа может понять только тот, кого осветит Дух Святой, дух правды; это и есть «милость Божия». Но спасение не достигается, если человек не работает сам над собой; для спасения человек «должен упражнять себя в правде, и познании Бога».
Совершенно отрицая необходимость для молитвы «храмов Божиих», назарены в подтверждение своей правоты всегда приводят то место Евангелия, где говорится: «и когда молишься, не будь как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться пред людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою, и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явное» 1).
К храмам всяких вероисповеданий назарены относятся пренебрежительно. «Бог не живет в церквах, построенных рукой человеческой», говорят назарены. Церковь же Христова находится не в храмах, а в людях. Она состоит из одних «верующих», «перерожденных», т. е. назаренов. Глава же церкви — Христос. Из людей никто не благ, все в той или иной мере грешны. Благ же только один Бог; на этом основании назарены совершенно не признают святых. Единым посредником между небом и землей они считают Христа, опираясь при этом на первое послание к Тимофею, во второй главе которого
1) См. Евангелие Матфея, гл. 6, ст. 5 и 6.
говорится: «един Бог, един посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус» 1).
На этом же основании назарены отвергают все духовенство и иерархию. Священников назарены, конечно, не имеют и в богословской учености не видят никакой надобности. «Ученость князей (священников) нам заменяет Божья милость», говорят обыкновенно назарены. «Апостолы тоже не были учеными людьми, однако удостоились подвинуть дело Божье», объясняют свое нежелание учиться назарены.
К правительственным школам относятся совершенно отрицательно и обучают грамоте друг друга сами. Школы называют «дьявольскими паренисками» — место, где рождаются дьяволы…
Отрицая иерархию и священнослужителей, назарены тем самым устанавливают принцип свободной пропаганды «слова Божия», т. е. своего учения со всеми теми толкованиями и выводами, которые они делают в Евангелии. И, действительно, все назарены — «сами себе священники», т. е. просвещают всех в своей вере. Толковать и разъяснять священное писание может и должен только мужчина, на том простом основании, что Сам Иисус Христос избрал себе в апостолы исключительно мужчин и ни одной женщины. Женщины же имеют право «рассказывать» свое исповедание веры. Назарены отрицают также мощи, всякие реликвии и пр. Относительно мощей они говорят, что в Евангелии нигде не сказано, что живые должны молиться за мертвых, а тем более поклоняться им.
Отношение к Христу у назаренов не у всех одинаково: одни считают его за Бога, воплотившегося в человеческий образ, другие же отрицают такое воплощение. Так, на одном из собраний, как свидетельствует Seberiny, назарены, беседовавшие с пришедшим к ним священником, сказали ему: «мы такие же святые, беспороч-
1) См. Первое послание к Тимофею, гл. 2, ст. 5.
ные, как Христос или Павел». Из этих слов видно, что некоторые назарены признают Христа не за Бога, а за человека. Вообще же в массе назарены верят в Троицу и в Бога-Христа.
Принцип «непротивления злу» понимают в буквальном смысле. Основывают это свое понимание на Евангелии и цитируют стих 39, 5 главы от Матфея: «А я говорю вам: не противься злому», при чем считают, что злу нельзя противиться злом, а добром, любовью, убеждением не только можно, но должно противиться всякому «истинному христианину», т. е. назарену. Это свое утверждение также почерпают в Евангелии, в котором на мадярском языке 39 стих 5 главы Матфея переведен так: «alljatok ellent rosznak a rosszal», что значит: «не противьтесь злу злом». Под «злом» назарены понимают всякое насилие человека над человеком. Удерживаясь от зла, назарены прежде всего воздерживаются от насилия.
Зная этот принцип назаренов, многие из любителей сильных ощущений и издевательства над другими совершают ужасные насилия над назаренами, испытывая их терпение. Так, Вл. Димитриевич рассказывает об одном ему известном случае, когда подговорили какого-то забулдыгу бить атлета-назарена. Забулдыга долго бил назарена, но тот не защищался, хотя одним ударом мог бы положить его на месте.
Праздников, кроме воскресенья, назарены не соблюдают. По воскресеньям не работают, хотя и это правило для них не обязательно. Они считают, что «все дни равны». Во многих местах, однако, назарены также не работают ни в католические, ни в протестантские праздники. Поступают так для того, чтобы не возбуждать к себе вражды окружающего населения.
Назаренское учение совершенно запрещает клясться и присягать. Этот принцип назарены проводят в жизнь с неумолимой последовательностью: ни в суде, ни в частной жизни, ни во время определения в военную служ-
бу назарен, ни под какими угрозами, не станет присягать.
Из «таинств» назарены признают только два: крещение и причащение.
Крещение водное они признают как знак, признак вступления в их «братство». В «братство» они принимают только взрослых, по полной воле и охоте. Дети назаренов еще не считаются назаренами. Когда они вырастут, «войдут в полный разум», они могут присоединиться к «братству»; до тех же пор, пока они сами этого не захотят, их не считают назаренами. Крещение водное совершается в различный возраст, по большей части над вполне взрослыми, но бывали и бывают случаи, когда крестят между 7—14 годами; крещение в таком юном возрасте надо считать отступлением от правил назаренских братств, а никак не постоянным, с точки зрения назаренов, законным явлением. В некоторых местах водное крещение, обыкновенно совершаемое в реке, абсолютно отрицается назаренами, как ни к чему не нужный обряд.
«Bеpa наша крепка не обрядами и словами, а делами и поступками», говорят эти наиболее крайние сектанты. «Крещение» они понимают в духовном смысле. «Чтобы быть истинным христианином, — говорят они, — нужно все свое прошлое забыть и отбросить тогда, когда становишься на новый путь жизни, когда совершенно свободно становишься членом общества верующих, когда ты чувствуешь и твердо знаешь, что ты во Христе переродился. В этом перерождении духа, в этом ощущении истины и заключается наше крещение».
Относительно таинства причащения прежде всего приходится сказать то же, что и о таинстве крещения. У назаренов на этот счет строго определившегося взгляда нет. В разных общинах они придерживаются разного. Так, в некоторых местах наиболее крайние назарены совершенно отрицают таинство причащения.
Другие назарены признают причащение только как символ, напоминание о крестных страданиях Христа. В некоторых местах таинство причащения только теперь проникает к назаренам под влиянием баптистов. Но до сих пор все назарены, признавшие это таинство, всегда соглашались между собой в одном, «что причащение нам нужно, — говорят они, — не на то, чтобы Бог через него грехи прощал нам, а для того, чтобы оно напоминало нам о Христовой смерти».
Вообще надо заметить, что сведения о значении этих обоих таинств для назаренов очень скудны, так как они очень неохотно говорят о них, так же как и об обряде брака, о котором мы расскажем несколько ниже. В общем же, можно сказать, что эти оба таинства, по-видимому, не играют существенной роли в жизни назаренских общин.
«Возрождению снова» назарены придают огромное значение, а потому, прежде чем вступать в их «братство», «просвещенный» должен пройти иногда весьма долгий искус.
Тот, кто становится назареном, — пишет Д. Маковицкий, — всегда проходит через «назаренскую горячку», т. е. через особенное состояние восторга, при котором только духовные интересы занимают человека, обычную же работу он делает только так, по необходимости. Вот в этом-то состоянии новообращающийся должен совершить двоякий путь покаяния: внутренний и внешний.
Внутреннее покаяние заключается в том, что готовящийся стать назареном должен «уединиться в мире», «остаться сам с собой», невзирая на все внешние обязанности, которые он должен исполнять по тем или иным причинам. Вдумываясь в свою жизнь, в свое прошлое, неофит разбирается в самом себе, критикует сам свою жизнь и налагает сам на себя те или иные «бремена», которые могут помочь ему избавиться от своих недостатков, очиститься от пороков, чтобы стать наконец, на «истинный путь праведной жизни».
Покаяние внешнее заключается в том, что новообращающийся должен самолично покаяться перед всеми теми, кому он сотворил зло в своей жизни «делом, словом или помышлением».
Исполнение этого акта очищения совести обязательно для каждого назарена, и история этой секты отмечает целый ряд трогательных и мужественных поступков, совершенных этими «нововерами».
Для иллюстрации приведем здесь несколько примеров такого «покаяния».
Одна из венгерских газет поместила на своих столбцах небольшую заметку под заглавием: «Назаренская совесть». В этой заметке сообщалось:
"На днях в Гòд-Мезé-Вашéрчеле неожиданно обнаружились ужасные подробности убийства, виновниками которого были три подростка 17 лет тому назад. Один из них уже умер, двое выросли и развились в мужчин, полных сил и энергии. Раскрылось это дело при следующих чрезвычайных обстоятельствах. В прошлое воскресенье в дом Иосифа Кнапеца, Гòд-МезИ-Вашéрчельского жителя, явился некто Матвей Бартòк, 33 лет отроду, и сказал хозяйке дома следующее:
" — Семнадцать лет тому назад я служил у вас и тогда, сообща с вашими двумя сыновьями, с Иосифом и Иваном, убил вашего младшего сына, семилетнего Имра. Моя вера теперь не позволяет мне болеe молчать об этом — я назарен, — и я говорю вам эту ужасную весть и прошу: простите меня!..
"Устрашенная женщина сейчас же побежала за полицией, и Матвей Бартòк был немедленно схвачен, хотя он и не думал сопротивляться, и вместе с своим соучастником, братоубийцей, был отведен в тюрьму.
На первом допросе назарен рассказал следующее:
" — В 1879 году я служил у Кнапеца. У них в то время был младший сын, больной, калека Имро, которому сами хозяева часто желали смерти и говорили, что если Го-
сподь взял бы его, они зарезали бы барана для поминок. Старшие братья тоже очень не любили своего братишку-калеку, постоянно сердились на него, так как должны были смотреть за ним. И вот однажды мы сговорились втроем придушить Имра. Так и сделали. Когда хозяева уехали в город, два старших стали душить Имра, но не сладили с ним и позвали меня.
" — Ну и после? — спросил следователь.
" — После я пришел к ним на их зов, повалил мальчика на пол, обмотал ему платком горло и стал душить. Он стал задыхаться, хрипеть и жалостливо смотрел на меня своими испуганными глазенками. Мне стало как-то тяжело и жалко его. Я перестал душить, поднялся и сказал мальчикам:
" — Вот видите, как нужно с ним управляться, сейчас ему тут и будет конец.
«Я ушел. Мальчики сейчас же принялись за дело и придушили Имра. На третий день после этого его похоронили», — так закончил свой ужасный рассказ покаявшийся новообращенный назарен.
Доктор А. Шкарван рассказывает в своих рукописных воспоминаниях следующий случай, весьма характерный для назарена.
"Заходит однажды бедный мужик к некоему Антонию Палфи, управляющему Сегединскими хуторами.
"Палфи сидел на крыльце своего дома.
" — Слава Иисусу, — говорить мужик, приподнимая шляпу.
" — Вовеки слава, — ответил Палфи.
" — Ну, — говорит мужик, — узнаете ли вы меня?
" — Как же, — отвечает Палфи, — ты служил здесь лет пять тому назад…
" — Вот, вот, — говорит пришедший, радуясь, что его узнали. — Именно так… Я тот самый, который служил здесь лет пять тому назад… С тех пор, правда, я не бывал здесь…
" — Ну, что ж, это не беда… Так что ж тебе нужно?
«Мужик помялся на одном месте и потом, как бы набравши смелости, глядя прямо в глаза своему прежнему хозяину, сказал»:
" — А вот дело такое было… В то время, сударь, я крал у вас пшеницу… А теперь, как перешли мы в новую веру, так вот пришел я к вам: надо, думаю, оплатить вам убытки…
" — Пшеницу крал? — недоумевая, переспросил взволновавшийся управляющий.
" — Да, крал, верно говорю вам, — тихо, смотря прямо в глаза Антония Палфи, сказал сектант.
"Управляющий стал подробно расспрашивать мужика: когда, каким образом крал он пшеницу.
" — Дело было так, — рассказывал назарен, — шла молотьба, а я на краю луга, под хутором, вырыл ночью яму, а днем носил в лес пшеницу, носил, сколько мог.
"Антоний Палфи старый уже человек и с тех пор, как окончил гимназию, все время живет на хуторе. Он хорошо знает всех своих работников, окрестных крестьян, хорошо знает их нравы и очень удивлен, как это днем, когда шла молотьба, можно было совсем из-под его носа украсть пшеницу. Он просто не верит этому.
" — Да как же ты крал ее? Как ты мог перетаскивать ее из гумна в яму?.. Ведь я ж неотлучно все время там стоял…
" — В голенищах, сударь мой, в голенищах… Очень даже просто, — объяснил сектант и поспешно прибавил: — И так, что с меня следует за краденую пшеницу?
" — Я, брат, не знаю, сколько ты ее там накрал, — ответил Палфи.
" — Думаю, гульденов на пять, — сказал назарен, подумавши. — Так вот извольте получить… — И он, засунув, руку во внутренний карман жилетки, вынул кошелек
достал из него аккуратно сложенную бумажку в пять гульденов и положил ее на край стола.
"Считая дело оконченным, он попрощался с изумленным Антонием Палфи и пошел со двора.
"Открывая маленькую калитку, он оглянулся и сказал: " — Еще словечко позвольте спросить?
" — Что скажешь?
" — Да вот все насчет того… довольно ли с меня пяти гульденов за пшеницу-то вашу?
« — Не знаю, брат… — ответил Палфи. — Совсем не знаю… Ты брал, ты и знаешь…
„Назарен опять подошел к столу, снова вынул кошелек и к пяти гульденам приложил еще один серебряный и, вполне спокойный, пожелав всякого благополучия Антонию Палфи, вышел из его хутора“.
Только после такого всестороннего искуса, продолжающегося иногда долгие годы, и доказательств „делами“ преданности принципам нового учения, неофит принимается в „братство“ на равных правах со всеми другими.
Всякого „просвещенного“, т. е. присоединившегося к „братству“, назарены называют между собой „братом“ и „сестрой“. „Братом“ и „сестрой“ называются те, кто прошел все „покаяние“, кто „умер для греха“, и только такой может быть окрещен — там, где крещение признается — и вообще принят в собрание Иисуса Христа».
Других, еще не принятых окончательно, назарены называют «менее совершенными», «приятелями», «приятельницами».
При обращении строго наблюдается, чтобы не было никаких уговоров и упрашиваний. Назарен свободен публично, вслух исповедывать свое учение и тем пропагандировать, но воздействие, путем настойчивости, считается непозволительным, как одна из форм нравственного насилия. «Пусть каждый читает святое писание и сообразует с ним свои поступки, и все станут истинно верующими», говорят назарены, и, конечно, как
все сектанты, под истинно верующими подразумевают самих себя.
С новыми членами назарены обходятся очень мягко и ласково и стараются сделать ему все, чтобы в новой обстановке он нашел истинное удовлетворение.
Нередко бывает, что из семьи переходит кто-либо один в назарены: муж или жена. Замечено, что где в назарены перешел только один муж без жены, то этот переход не крепок. По большей части муж снова возвращается к своей старой религии. Но, наоборот, где жена сделается назаренкой, без согласия и сочувствия мужа, там по большей части и все взрослые члены семьи переходят постепенно в назаренство.
Часто бывает, что муж страшно преследует жену за ее «новую веру», бьет палкой, мучит, но никакие издевательства обыкновенно ни к чему не приводят. Женщины-назаренки остаются твердыми и непоколебимыми. «Тело убьешь, — говорят они своим мучителям-мужьям, — а душу нет».
Все назарены организованы в общины, «дружества», «братства».
В каждой общине есть свой старейшина и, кроме него, несколько проповедников, а также 2 или 3 помощника старейшины, которые несут должность кассира, писца; на их же руках находится дело призрения бедных и больных. Каждый старейшина непременно посещает хоть раз в год ближайшие общины, а то объезжает и все. Но, кроме таких объездов старейшин, общение между общинами весьма слабое. Только в чрезвычайных случаях назарены держат «большое собрание», на которое съезжаются, по возможности, все члены общин.
На такие собрания приезжают назарены из других стран, например, из Голландии, Америки, Австралии, и ведут обсуждение поставленных вопросов через переводчиков.
В каждой отдельной общине установлена строгая дисциплина, связанная с добровольным подчинением распоряжениям старейшины. Старейшины отдельных общин иногда съезжаются вместе для обсуждения важных вопросов дня, касающихся одинаково всех назаренов. В старейшины обыкновенно попадают наиболее уважаемые из назаренов. Их на эту должность уполномочивает сама община. Между собой назарены различных общин, чувствуя общую связь, живут мирно. Характерно, что духовное родство — родство по вероучению — они ставят гораздо выше родства по крови.
Бывают случаи, что кто-либо из назарен собьется с пути, опустится и начнет вести жизнь, приятную «князю мира сего» и отнюдь не согласную с принципами назаренской нравственности. Если община убедится, что все напоминания своему «заблудшему брату» ни к чему не приводят, остаются совершенно бесполезными, то такого члена исключают из общества. Самое исключение производится так: с отвергнутым не разговаривают, при входе его в собрание перестают петь или читать Евангелие и, пока он находится среди них, упорно молчат. Делают так до тех пор, пока вчерашний назарен не уйдет из общины и не возвратится в мир «полный суеты, соблазнов и зла».
В применении к обыденной жизни принципы назаренского учения реализируются в следующем: прежде всего они не делают никакой разницы между людьми по национальностям, они являются самыми ярыми космополитами, за что много терпят от националистов — сербов, словаков и особенно венгерцев.
Государственным законам находят возможным подчиняться, но только в тех случаях, когда они не идут в разрез с Евангелием. В этом-то «но» — все дело. Согласно их толкованию Евангелия, почти все «законы человеческие» никуда не годятся, назарены их отрицают и не подчиняются им.
Назарены не признают судов и всячески избегают их. Не любят даже являться в них свидетелями. Над собой они признают только один суд — «суд Божий» — как говорят они, выражающийся прежде всего «в голосе своей совести». Отрицая всякую «мирскую человеческую праведность», которой нет и не может быть на земле, так как люди несовершенны, они находят, что всякие наказания мирские, за какие бы то ни было проступки и провинности, — совершенно не нужны, излишни, бесполезны, ничтожны и жестоки. «Лучше нам самим, по своей воле, переносить несправедливость, чем судиться», говорят назарены, и действительно, они не идут в суд.
В 1895 г. у назаренов было большое собрание, на котором присутствовали представители почти всех общин, где обсуждался вопрос: сдавать или нет под государственный суд тех назаренов, кто совершит какое-либо преступление как до вступления в их общину, так и во время пребывания в ней. Было единогласно решено, что назаренам нет решительно никакого дела до «суда мира сего», и потому никогда в таких случаях назарен не должен обращаться к суду.
На тех же основаниях назарены решили не употреблять гербовой бумаги, и этим решением они положили конец всяким тяжебным делам, денежным ссудам и пр.
Властей назарены не признают и не считают для себя возможным брать какой бы то ни было официальный пост. «Разве мы должны повиноваться законам, придуманным людьми? — говорят назарены. — Лучше будем слушаться Бога, чем людей. Что противно св. писанию, тому мы не должны повиноваться».
Гражданские должности и обязанности исполняют весьма неохотно. К политическим правам равнодушны, потому что не видят никакого толка от обещаний депутатов. Однако, в этом вопросе у них нет единомыслия. Значительная часть назаренов стоит за то, чтобы добиваться политических гарантий, например, полной свободы сове-
сти, собраний и пр. В некоторых местах выставляют своих кандидатов на выборах: например, в Семиградии выставили кандидата в сейм.
Подати считают несправедливыми требованиями государства, но все-таки платят их «из принуждения», успокаивая свою встревоженную совесть тем, «что это лихо сам Бог напустил на нас». Платить подати считают «старой дурной привычкой», которая идет с самого царя Давида, который тоже собирал подати, и ему платили.
Г. Тури в своем полемическом сочинении против назаренов пишет, что часто случается, что назарены предоставляют властям силою собирать у них имущество за не взнос податей, сами же наотрез отказываются платить хотя бы одну копейку. То же самое происходит нередко по отношению к церковным податям, которые, как мы уже указывали, они называют «бедой». Г. Бюро пишет (в 1870 г.), что и из-за этой подати они ежегодно в Бачке подвергались и подвергаются жестокой экзекуции.
Относительно имущества говорят так: «кому что Бог дал, пусть то и имеет, но пусть не привязывается к нему сердцем своим».
Принцип взаимопомощи очень сильно развит между назаренами. Во всякой беде и несчастии, каждый назарен знает, что он не останется один, что к нему придут на помощь его «братья» и сделают для него все, чтобы помочь и утешить его. Эта общая черта взаимопомощи — у наиболее крайних назаренов переходит в стремление жить сообща, на строго общинных, коммунистических началах. Д. Маковицкий, Бюро и Тури неоднократно заявляют, что им хорошо известно, что назарены тайно проповедуют и нередко осуществляют идею общности имущества. Между прочим, в августе 1895 г. в мадярских газетах появилось известие из Бекешского уезда, что там, в одной из деревень, назарены поравняли имущество, сложили его все сообща и повели хозяйство, не признавая ни на что частной собственности. Впрочем, и
здесь, как и вообще почти во всех сектантских общинах подобного рода, наблюдается коммунизм потребления, а не коллективизм производства.
Назарены также прославились своей безупречной, постоянной и неподкупной честностью. В судах, куда их вызывают в качестве свидетелей, с них не требуют присяги: «все равно, ведь и так правду скажут», говорят про них судьи.
"Нижеследующую сцену, — пишет А. Шкарван, — я видел на суде присяжных, где в качестве свидетелей были призваны из деревни человек десять крестьян. Сначала, по обыкновению, вызвали всех к присяге и девять из них дали присягу. Десятый, очень тихий и скромный старичок, шагнул вперед и сказал:
— Прошу я почтенный суд, чтобы мне не присягать, потому я — верующий.
Старика освободили от присяги.
После этого начался допрос свидетелей. Они приходили из комнаты свидетелей по-одному, и каждый показывал то, что знал. По окончании допроса председатель спрашивал у свидетеля:
— Сколько заплатили за проезд?
— Двадцать крейцеров.
— Значит, сюда и обратно сорок крейцеров?
— Да, — ответил первый свидетель.
Следующего председатель спросил уже так:
— Железная дорога сюда и обратно сорок крейцеров?
— Да, — подтвердил свидетель.
И так все девять ответили на вопрос председателя своим тихим «да».
Последним был старик назарен. Старик рассказал, что знал, и, когда кончил, председатель спросил его:
— Железная дорога сорок крейцеров?
— Нет, сударь, только двадцать, — ответил сектант.
— Знаю, знаю, — сказал председатель, — сюда двадцать, обратно двадцать: значит, всего сорок.
— Неверно, сударь мой, — возразил опять старик: — сюда десять, обратно десять: всего выходит двадцать…
«Мелкий это факт, — прибавляет А. Шкарван, — и двугривенный небольшие деньги в наше время, но все-таки очень много характерного в том, что из десяти именно тот сказал правду, кто даже присягу не давал, что будет говорить правду».
Подобные факты и рассказы во множестве рассеяны по всей литературе о назаренах, и даже враги их не могут отказать им в уважении за многие высокие качества их характера и принципов нравственности.
Каждую неделю в воскресенье и в четверг назарены собираются на общественное моление 1). На молении могут присутствовать также и посторонние люди, но ни в коем случае те, кто исключен из общины. Хотя назарены и говорят, что «Богу надо служить в духе — правдой и истиной, а не обрядами», но, несмотря на это их утверждение, у них выработались свои определенные обряды, и их моление носит на себе ясные отпечатки ритуала.
На моление назарены собираются в частный дом; в некоторых местах они имеют нарочно для этого выстроенную хату — молельню; иногда собираются на открытом воздухе, где-либо в поле, в овраге, в лесу. Сходятся тихо, без шума, незаметно, во многих местах тайно. Собираются обыкновенно днем, но нередко и по ночам.
Комната, где происходит моление, обыкновенно бывает просторная. Окна комнаты обращены во двор дома. Внутри комната чисто выбелена. Посредине комнаты стоит крашеный стол, на котором лежит Новый и Старый Завет. Направо и налево от стола — скамейки в несколько рядов. Направо садятся мужчины, налево женщины. Верующие разделяются на два разряда: на «братьев» и «се-
1) В некоторых общинах на моление собираются три раза в неделю.
Прим. В. О.
стер» — они сидят в передних рядах — и на «друзей» и «подруг», в число которых входят еще не совершившие всего «покаяния», или гости — посторонние люди, пользующиеся доверием назаренов. «Друзья» и «подруги» сидят в задних рядах. Кроме этих двух разрядов присутствующих на молении, из «братьев» обыкновенно всегда выделяется один или несколько «пророков», именем которых называются те, кто обладает высшим дарованием — ясностью и глубиной мысли, а также сильной возбудимостью религиозного экстаза.
На стене молельни всегда висят часы, как символ времени, всего преходящего и смертности человеческой.
Возле молитвенной комнаты нередко находится пристройка с двумя окнами, выходящими в комнату для собраний; окна эти открыты, так что через них можно все видеть и слышать. Пристройка эта специально предназначена для матерей, не могущих оставить дома своих малюток. В пристройку они уходят, если ребенок заплачет, или если нужно покормить или переменить его.
В воскресенье пищи назарены не варят, так как стараются побольше быть вместе. Нередко матери своих детей оставляют дома без всякого призора, лишь бы иметь возможность присутствовать на собрании.
Моление начинается с того, что все садятся на скамьи и сидят, опустивши голову, с сложенными между коленами руками и молчат. Наступает мертвая тишина. Иногда слышны вздохи. Бьет двенадцать часов. Старейшина, после вступительных слов просит открыть сборник «Сионская арфа». Сначала чтец прочитывает какой-либо псалом, потом начинают то же самое петь хором. Поют иногда сначала порознь, каждый на своем родном языке, а иногда все разом на разных языках. Потом кто-либо читает Евангелие и объясняет его, потом опять поют. Наконец, становятся все на колени и молятся вслух, горько оплакивая свои грехи и каясь друг перед другом. Во время моления бывают продол-
жительные паузы, «дабы душа познала Бога», как говорят назарены.
Для того, чтобы читатель мог составить себе более ясное преставление о «молении» назаренов, приведем здесь описание одного такого моления, сделанное, по нашей просьбе, доктором А. Шкарваном.
"Рано утром я пришел на вокзал, — пишет А. Шкарван, — где назарен, с которым я условился ехать на собрание, уже поджидал меня. Мы выпили по чашке кофе и скоро сели в поезд. В вагоне мы встретили двух «сестер» назаренок, тоже ехавших на то же собрание, что и мы. Они с ног до головы были одеты в черное. С моим спутником встретились очень приветливо, хотя, как мне показалось, немного искусственно. Их чересчур серьезные лица, изысканная почтительность, манера и содержание их разговоров, важность осанки — все напоминало мне в них монахинь и казалось неестественным и напускным. Они, по-видимому, очень заботились о том, чтобы выказать себя не простыми, а какими-то особенными, вечно благочестивыми женщинами. Но это, кажется, общая черта всех сектантов, сильно вредящая прежде всего им самим.
"После пятичасовой езды мы были на месте. На станции встретил нас назарен, у которого было решено на этот раз собраться. Это был небрежно одетый, невысокого роста, немец, как я после узнал, человек весьма зажиточный, по профессии машинный мастер. С нами, словаками, он заговорил на очень недурном словацком языке и повел нас прямо в свой дом. Дом был большой, каменный, двухэтажный, с длинным рядом пристроенных к нему машинных мастерских. На дворе и в доме везде царил строгий порядок и чистота. Все свидетельствовало о практичности и энергии хозяев.
"Нас ввели в целый ряд больших, светлых комнат, очень просто, но весьма солидно меблированных, впрочем, без всяких украшений. Назарены все уже прибыли.
Народа было немного — всего одиннадцать человек, большей частью все женщины. Кроме хозяина, остальные были словаки. Здороваясь, целовались друг с другом. Очевидно, они хорошо были между собой знакомы, и дружеским расспросам и сообщениям не было конца. Очередь дошла и до меня. Стали расспрашивать про мою жизнь, про мои планы и намерения, и было очевидно, что они принимают меня за желающего вступить в лоно назаренства.
"…Между тем был подан обед, сытный и вкусный. Но назарены ели очень умеренно, соблюдая за столом молчание и торжественность, как будто они не просто едят, а причащаются. После обеда шла вольная беседа, главным образом, о религии, помню, не особенно интересная. Вскоре началось и моление.
"Все присутствующие сложили руки, низко опустили головы, и наступило гробовое молчание, и длилось оно мучительно долго. Это они ожидали сошествия Святого Духа. Наконец, Дух Святой сошел и заговорил устами сапожника — моего спутника. Он начал говорить импровизированную молитву, просто и очень прочувственно, так что приятно было слушать. И если бы он оборвал ее после первых двух-трех раз, впечатление осталось бы сильное и хорошее. Но он продолжал и продолжал. После первых же фраз сейчас же чересчур увлекся, вошел в экстаз, стал говорить напыщенно и неясно, даже путаясь, повышенным, сентиментальным голосом, всхлипывая и проливая слезы. Все это мне было очень неприятно. Вскоре мне сделалось просто скучно, хотя, по-видимому, это чувствовал только я, неверующий, а «верующие», судя по выражениям их лиц, плачу и набожным вздохам, совершенно разделяли экстаз оратора, очевидно, принимая его слова, как внушение самого Духа Святого. Молитва была страшно и непростительно длинна. Когда она, наконец, кончилась, хозяин роздал всем, и мне в том числе, по экземпляру специального назаренского молитвен-
ника с песнями, и началось пение. Все пели, пел и я, стараясь вникнуть в смысл текста.
"Но беда заключалась в том, что песнь прочтешь не более как в пять минут, а поют ее долго, иную чуть ли не целый час. Было скучно, скучно и скучно. Однако, что мне оставалось делать? Встать и уйти? Я чувствовал, что этим я оскорбил бы и в высшей степени скандализировал бы этих добрых людей, поэтому я твердо решил терпеть и терпеть до конца. Но это было очень трудно! Песня следовала за песней и даже тексты песней меня уже перестали интересовать. Я зевал неудержимо и томился ужасно. От непривычного, продолжительного сидения на одном месте в запертой комнате у меня стала кружиться голова, и я чувствовал себя несчастным узником, между тем как все прочие прямо блаженствовали. Пение было прервано только ужином и короткой вольной беседой после ужина. Потом оно опять продолжалось. Какая это была пытка! Я страдал за чужую веру… Был уже вечер. Пробило десять часов, и назарены, наконец, закрыли свои «сионские арфы». Я обрадовался, думая, что мои страдания кончились. Но, увы!.. После нескольких минут передышки сапожник с умилением сказал: «вот эта песня и есть настоящая пища души, она никогда не надоест и никогда ею не насытишься… Давайте же еще, братья и сестрицы, споем вот эту чудесную и прекрасную песню».
"…И снова открылись «сионские арфы», и снова пошла «духовная трапеза», которую душа моя никак не хотела принимать.
"Я невольно подумал про духоборцев, которые, говорят, часто целые ночи .проводить за пением псалмов: «небось, и те святые тоже так мучаются», пронеслось у меня в голове.
"К одиннадцати часам, наконец, кончилось пение, и в этот раз в серьез, и нам стали готовить постели.
…Было еще очень рано, когда мы поднялись на другой
день утром. Когда мы оделись, наелись, все-таки было еще очень темно на дворе, так что в комнатах горели лампы. Мы снова сели за стол, по-вчерашнему, с «сионскими арфами» в руках, чтобы продолжать «славить Господа».
«Вскоре засияло солнце на дворе. Брильянтами заблестела замерзшая пелена. Меня так и потянуло туда, на холод, на свободу… Но я не решался встать и уйти, не решался показать собранию „святых“, что мне среди них скучно и что я предпочитаю грешный мир их „праведному“ и набожному собранию. Таким образом я опять просидел с назаренами, пока не кончилось моление. В одиннадцать часов, в той же компании, мы уехали из гостеприимного дома».
Нам остается теперь сказать еще об обрядах при совершении брака и похорон.
Всякий «духовный» брат может взять себе в жены «духовную» сестру. По своему выбору редко кто из назаренов берет себе жену. Это считается не только не нужным, но и положительно вредным. Влюбление и взаимное расположение считаются даже препятствием к браку, так как и то и другое «распаляет», «разжигает» человека, как говорят назарены, — и лишает его душевного равновесия и спокойствия, из которых назарен ни в коем случае не должен выходить 1). Вот почему невесте жениха, или жениху невесту обыкновенно выбирают старшие в семье, при чем более всего обращается внимание на здоровье и на то, чтобы новая пара могла себя самостоятельно прокормить.
Брак, в конце концов, зависит от согласия схода.
1) В протоколе полкового суда в Франценфельде от 8 апреля 1869 г. — сообщает Д. Маковицкий — есть следующее выражение допрашиваемого назарена Ю. Трюмеля: «плотские желания с той или другой стороны — грех, и такой исключится через это из собрания».
Прим. В. О.
Совершается он без всяких церемоний, без всяких торжеств и пиршеств.
Собрание строго исследует, нравствен ли жених и может ли он сам содержать семью. Потом собрание спрашивает родителей обеих сторон и невесту, желает ли она выйти замуж за «этого брата». Если невеста согласна, то жених и невеста вместе заявляют собранию, что они хотят жить сообща, и тут же дают публично обет верности. Один из старших «братьев» желает им от лица собрания «наилучшего блага от Господа Бога», и обряд «венчания» закончен. Новобрачные идут домой, держась рука за руку. По назаренскому закону муж не смеет целовать жену.
Когда в семье родится ребенок, назарены тоскуют и сильно плачут, "так как, — говорят они, — беда в том, что совершенно неизвестно, зачем дитя пришло в мир и будет ли от него «добро или зло».
Девушки, до замужества, одеваются очень просто; не пляшут, не поют светских песен, не сходятся с парнями на гулянки и т. п. На голове всегда носят черный платок. Цветами никогда не украшаются.
Похороны у назарен чрезвычайно просты. Умерших местами хоронят священники тех церквей, из которых они вышли, и назарены этому не препятствуют. Но в большинстве случаев назарены хоронят своих умерших сами. Покойник кладется в простой, некрашеный гроб; на кладбище умершего несут без молитв, без пения. Впереди несколько человек идут с лопатами. Знаков сожаления о смерти «брата» или «сестры» выказывать не полагается. Плач и причитание по покойнику считаются просто неприличными, неуважением к умершему. «Надо, — говорят назарены, — радоваться смерти, потому что его Бог отозвал к себе на вечную жизнь и упокоение». Жены и матери, однако, все-таки не выдерживают и сдержанно плачут. На это проявление жалости смотрится, как на человеческую слабость, свойственную женщинам.
Закопав умершего, назарены расходятся по домам и не устраивают никаких поминок.
Назарены верят в воскресение мертвых и говорят, что праведникам будет вечная жизнь, грешникам — вечная мука и ад 1).
Из других обрядов упомянем молитву перед едой и после еды, утром и на ночь.
Других каких-либо обрядов у назаренов нет. Все учение назаренов вырабатывает из них людей аскетического образа жизни, резко отличающихся от окружающих. Назарен, как мы уже говорили, не пьет никаких спиртных напитков, не курит, не нюхает табак, не играет ни в карты, ни в какие другие игры, не поет светских песен, не играет на инструментах, не танцует, не участвует ни в каких праздниках, зрелищах и веселье.
В еде очень умерен. «Ядерницы» — колбаса с кровью и рисом — совершенно не ест, «потому что кровь, как говорят назарены, побуждает к грехам». Со скотиной обходится ласково, человечно, никогда не изнуряет ее. Назарен никогда не смеется, иногда только улыбается. Назарен всегда учтив, вежлив, внимателен и спокоен. Встречаясь с «сестрами», «братьями» или «приятелями», приветливо с ними здоровается, снимая шапку, и расспрашивает о жизни. Со всяким духовным и светским начальством, а также с «господами» — помещиками, купцами и пр. — очень сдержан и холоден, часто совсем не здоровается, шапки перед ними не снимает никогда, а лишь иногда шевелит пальцами правой руки на груди в знак того, что он заметил прохожего.
1) Что понимают назарены под словами «вечная жизнь» и «вечная мука, ад» — мы не могли выяснить с точностью. Есть данные, которые позволяют сделать предположение, что и то и другое некоторыми понимается как возмездие в «загробной жизни»; другими же, наоборот, — как «суд совести» над человеком при его обыкновенной жизни. Сам человек волен сделать из своей жизни «рай» и «ад», в зависимости от своих поступков, образа мыслей и жизни.
Прим. В. О.
На всякие вопросы назарен отвечает прямо, без обиняков, кратко и категорично. Ответив на вопрос, очень не любит, чтобы его переспрашивали вторично. Считает такое невнимание неучтивостью и невежливостью; злословия и ругательств (по свидетельству Д. Маковицкого, национальная мадярская дурная привычка) от назарена не услышишь. При покупке товаров никогда не торгуется и, продавая сам, не запрашивает. Не делает долгов и не дает в долг, а помогает безвозвратно. Всякое лихоимство, обман, воровство, взимание процентов и т. п. — все строго порицается у назаренов. Если кто-либо из назаренов совершит подобное преступление и сам не раскается и не вернет, положим, украденное, то местное собрание назаренов изобличает виновного публично и заставляет публично же виниться перед тем, кому нанесена обида или ущерб, при чем все убытки назарен должен покрыть немедленно.
Никакого оружия назарены с собой не носят и при каких бы то ни было нападениях — не защищается.
Военной службы не признает. «Мы можем чистить ружье, ходить за больным, — говорится в одном назаренском ответе венгерскому министерству, — но не можем убивать».
V.
[править]Свое отношение к воинской повинности назарены строят на понимании евангельского текста 5 главы 44 стиха от Матфея, в котором сказано: «а Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас, и молитесь за обижающих вас и гонящих вас».
Этот евангельский текст дает нерушимую стойкость назаренам в борьбе с воинской повинностью.
Надо здесь заметить, что когда в Венгрии вводилась «всеобщая воинская повинность», и притом лично обязательная, министерство военных дел отнеслось к назаренам весьма терпимо.
В распоряжении от 12 августа 1869 года сказано 1): "Лица, подлежащие отбыванию воинской повинности и принадлежащие к непризнанной законом секте «назареев», призываются в окружные управления к зачислению в ряды постоянного войска и исполнению воинских обязанностей. В случае же отказа их от принятия оружия, по нравственному их убеждению, дозволять им отбывать эту повинность в военных госпиталях, согласно § 67 отдела 3 в инструкциях о применении военных законов. А в § 67 отдела 3, — продолжает Л. Пантелеев, — значится:
«Принадлежащие к секте менонитов в Галиции… освобождаются от ношения оружия с тем, что отбывают службу при госпиталях… и освобождаются от изучения управлять оружием. Теми же льготами они пользуются в военное время».
Но уже в 1875 г., — пишет Л. Пантелеев, — это гуманное распоряжение было отменено, и 18 июня этого года было издано нижеследующее постановление: «Дошло до сведения военного управления, что принадлежащие к постоянно возрастающей секте „назареев“ переходят в эту секту, если не в самый год обязательной явки для отбывания воинской повинности, то не более как за год или за два, что наводит на мысль, что это проделывается не столько в силу внутреннего убеждения, сколько для того, чтобы уклониться от воинской повинности. Поэтому, чтобы избежать разрастания под таким предлогом секты, государственное военное министерство, по соглашению с венгерским министерством народной обороны, признает приказ от 12 августа 1869 г. не имеющим силы и приказывает, чтобы лица, принадлежащие к секте „назареев“, призывались не только к отбыванию воинской повинности, но и к ношению оружия».
Появление этого приказа повлекло за собой, как мы увидим ниже, целый ряд невероятных жестокостей, жерт-
1) Цитирую по статье Л. Пантелеева «Назареи в Венгрии».
вами которых являются стойкие духом назарены. Австро-венгерские власти, издавая этот приказ, очевидно, не имели достаточно ясного представления об учении назарен: иначе они бы не ссылались на то, что только к сроку отбытия воинской повинности, или года за два раньше, сектанты официально присоединяются к секте. Выше мы уже пояснили, что назарены считают почти совершенно недопустимым, чтобы ребенок или юноша, еще не находящийся «в полном разуме», мог вступить в секту. Такое вступление должно быть совершено сознательно, почему само собой понятно, что возраст, обязательный для отбывания воинской повинности и возраст вступления в «общину» назарен почти что совпадают. Чисто бюрократическое отношение чиновников правительства, которые никогда не берут на себя труда вдуматься в истинное положение вещей, и рассуждают по очень простой формуле «да — да, нет — нет, что сверх того, то от лукавого», ни что же сумняшеся, пишут указы и приказы, которыми они предают зверскому мучительству ежегодно целые сотни людей, губят целые сотни жизней и разрушают множество семей. Правда, преследования назаренов начались гораздо раньше появления приказа 1875 г. Так, А. П. Бир, протестантский богослов, старавшийся в 1870 году возвратить назаренов в лоно церкви, пишет в статье «Назарены в Бачке» следующее: «Если хорошо помню, в 1857 г. случилось, что между прочими отобрали в солдаты трех назаренских парней. Их отвели на место пребывания полка, но когда пришлось присягать, они отказались наотрез. Арест в течение нескольких недель, жестокое палками не были в состоянии заставить их отречься от своего исповедания. Одного, как наиболее непослушного, расстреляли; другие же два умерли от многократного биения палками, но они до последней минуты остались верными своей вере» 1).
1) Цитировано по книжке Dusan’a Makovicky’аго «NazarénovИ v Uhrách», стр. 19.
После объявления приказа от 18 июня 1875 г. наступила самая ужасная пора для назаренов. Вероятно, в виду того, что в приказе было прибавлено: «с ослушниками поступать по всей строгости законов», — немедленно начался целый ряд военных судов, которые, по свидетельству Себерини, немилосердно преследовали назаренов. «Вначале случалось, — пишет он, — что военные власти многих назаренов расстреливали по военным законам. Потом военный суд, — прибавляет Себерини, — стал милостивее относиться к ним, примером чего может служить то, что во время оккупации Боснии отказывавшихся назаренов не приговаривали к смерти, как того требует закон, а только в тюрьму». Но в такой категорической форме не приходится говорить о времени оккупации Боснии и Герцеговины. В это время, правда, военные власти уже несколько смягчились, но все-таки и в этот период они обагрили свои руки в назаренской крови. Доктору А. Шкарвану лично рассказывал один из назаренов-вожаков следующий факт, бывший во время оккупации Боснии и Герцеговины.
«Во время завоевания Австрией Боснии и Герцеговины, однажды был командирован один полк 1) в сражение. Два солдата-назарена заявили своему начальству, что стрелять они в противников не будут, так как все люди — братья, и никто не должен убивать другого. Эти солдаты-назарены сейчас же были преданы военному суду и тут же расстреляны».
Со временем расстреливать назаренов перестают совершенно, но зато подвергают всевозможным дисциплинарным взысканиям, нередко граничащим с пыткой.
Отказавшийся от оружия назарен прежде всего переходит в распоряжение «унтеров» и «фельдфебелей», которым поручается «образумить» непокорного. Этот пароль,
1) Какой полк — забыл А. Шкарван. Назарен назвал его.
Прим. В. О.
данный обыкновенно кем-либо из офицеров, развязывает руки огрубелым и жестоким знатокам субординации, и над крестьянским парнем проделывают всевозможные издевательства. Одно из особенно любимых и часто применяемых наказаний, или, лучше сказать, способов дисциплинарного воздействия, является так называемое «вывязывание», очень сильно распространенное в австро-венгерской армии.
"Так как, наверное, не многие из читателей знают, — пишет д-р А. Шкарван, — что обозначает техническое выражение «вывязать», то, думаю, уместно будет рассказать здесь об этой средневековой, варварской пытке, употребляемой до сих пор в австро-венгерской армии и применяемой ежедневно сотни раз и в тюрьмах и в полках всей монархии. Делается это следующим образом: руки солдата на спине складываются накрест, на перекрестке их надевают кандалы, ножные кандалы также сковывают вместе. Потом протягивают крепкую веревку через отверстие ручных кандалов и, затянув один конец веревки узлом, другой конец пропускают через железные кольца, укрепленные в стене аршина на два над головой наказуемого, и тянут веревку до тех пор, пока не приподымут жертву настолько, что она едва прикасается земли носками сапог. Как только мускулы теряют свое напряжение и солдат невольно опускается на всю подошву, повиснув на вывернутых руках, так тотчас снова подтягивают веревку. При этом многое зависит от того, насколько сильно совершающий экзекуцию солдат натягивает веревку: если это делается как следует, по всем правилам искусства истязания, то даже самые сильные натуры не выдерживают этой пытки и впадают в обморок. Когда случается это «неприятное осложнение», то веревку опускают и ждут, пока истязуемый не придет в сознание, и тогда снова продолжают пытку 1).
1) См. «Mon refus», A. Skarvan, стр. 157—158.
Измученного таким образом человека безжалостные «отцы-командиры» нередко бросают в холодный, темный карцер, напоминающий скорей могильный склеп, чем помещение для живого человека. Чтобы пребывание в карцере было еще более чувствительно и мучительно для арестованного назарена, его сковывают цепью, притягивая правую руку к левой ноге. В таком невозможном положении, лишенный света и тепла, лишенный пищи, вполне одинокий, но крепкий своей верой, сидит и страдает за свой принцип молодой сектант, по большей части только недавно вступивший в лоно «братства» и взявший на себя тяжелые обязанности борца за «свободу даже до самой смерти», как говорят они.
Летописи истории назаренов полны сообщениями о проявлении истинного героизма самыми простыми крестьянскими парнями, которые, во имя принципа, охотно идут на какие угодно истязания и редко, редко изменяют раз принятому на себя обету. Надо заметить, что так поступают не только рекруты, но и запасные, т. е. такие, которые уже после отбытия действительной службы сделались назаренами. И они, когда их призывают на маневры, обыкновенно не хотят брать оружия в руки. Зная, что их за это, может быть, приговорят к пожизненному заключению, они заблаговременно распоряжаются своим хозяйством так, чтобы жене было легче управляться одной, и прощаются как бы навеки с ней и с своими детьми.
Приведем некоторые примеры из этой области жизни назаренов.
Иоча Радованов (серб) из Вечбаса (Качка). Зачислен в октябре 1892 г. в Пеште в 6 полк, в 6 роту. Когда ему давали оружие, он сказал, что не может его взять, потому что вера его не позволяет ему этого. Сначала его заперли на 6 часов, затем на 4 дня, и потом он сидел 3 месяца в предварительном заключении, пока суд не приговорил его к заключению на 2 года. Его старший брат тоже приговорен к заключению и в 1894 г. сидел
уже 10-ый год. Мать этих обоих братьев пришла навестить младшего в тюрьму. Начальство ей не разрешило свидания с ним. Она стояла и плакала на дворе тюрьмы. И в это время она увидала в одном из окон лицо сына и сейчас же крикнула ему: «Синэ мой злати, не мой за Бога узэти пушку» (Сынок мой золотой, Бога ради не бери ты ружье!) 1).
В конце августа 1895 г. призывались запасные Сегединского резервного полка. Когда им раздавали ружья, двое из них не хотели принять их, потому что им это не дозволяет назаренская вера. Капитан Олчвари пожалел их и доказывал им, что Бог всегда любил мадярских гонведов (земское войско, венгерское — не австрийское) и что ведь теперь идут не на войну, а только на маневры, где никто не будет проливать крови. Назарены на это ответили:
— Но нас для того ведут на маневры, чтобы выучить убивать людей.
Капитан пытался подействовать на них примером. Он сказал им, что прошлой осенью один назарен тоже так себя вел и его несколько раз наказывали и, наконец, заключили на 17 лет в крепостную тюрьму.
— Ничего, пусть нас застрелят, — спокойно ответили назарены.
Другие запасные пошли к семьям этих назаренов, и жены их, не находившиеся еще в секте, с плачем просили мужей, чтобы те покорились власти, но они не согласились. Капитан посадил их предварительно на 10 дней тяжелого ареста. Когда их отводили, они плача расставались с семьями.
— Оставайтесь с Богом, — говорили они, — нас заживо похоронят ради Господа Бога, ради святой невинности и чистоты душевной, потому что люди должны быть, как агнцы Божии.
1) См. D. Makovicky. Nazarénové v Uhrách, стр. 21.
Капитан Олчвари еще раз испробовал одно средство над ними: велел повысить на них ружья и препоясать сабли, но они скрестили руки на груди и стояли не шевелясь 1).
Один назарен — серб из Чурута — подвергся жестокому истязанию: фельдфебель Иван Александер подвесил его за ноги и оставил висеть вниз головой 2).
В 1873 г. в Любланах был в Сентешском полку один назарен, через год пришли два другие (все мадяры из Сегвару, Годмезервамаргелу и Макова). Первого мучили в течении 3 месяцев голодом, арестом, привязывали ему два ружья и ранец, наполненный патронами, и заставляли его, обвешанного этими тяжестями, делать упражнения. Он делал все, но только когда надо было брать ружье в руки, не брал. Командовали: «бегом», — он бежал, падал, должен был сам подыматься и бежать дальше. Целые ночи должен был он простаивать вооруженный около постели и падал от изнеможения. После 3-х месяцев его определили в санитары. Из двух других, которых мучили подобным же образом, один покорился 3).
Рекрут Лоренц из Баната не хотел принять ружье. Майор велел солдатам зарядить ружья, на которых были навинчены штыки, окружить назарена и взять ружья на прицел. Меняя солдат, майор продержал назарена в таком положении целый день. Один из солдат, который также должен был наводить свое ружье на назарена, выступил из рядов, отбросил в сторону свое ружье и крикнул: «Кто слыхал, чтобы так мучили праведного человека!» Солдата, конечно, арестовали 4).
Доктор А. Шкарван записал со слов своего знакомого назарена следующий случай:
1) См. D. Makovicky. Nazarénové v Uhrách, стр. 22.
2) Там же, стр. 22.
3) Там же, стр. 23.
4) Там же, стр. 23.
"Был у меня товарищ, — рассказывал назарен, — по имени Франко НовЮк, он должен был отбывать военную службу в Темешвáре. Когда его первый раз повели вместе с другими рекрутами на учебный плац, он отказался принять оружие. И так и этак хотели заставить его упражняться с оружием, но все было безуспешно. О нем сейчас же рапортовали по начальству. На Новака набрасывались с криком и ругательствами, но и это не помогло, — он твердо стоял на своем. Заметив суету около Новака, присутствовавший на плацу генерал прискакал к этому месту и спросил, что случилось. Ему доложили. Узнав, в чем дело, генерал ласково спросил Новака, почему он не хочет взять оружие. Новак вынул из кармана маленькое евангелие и сказал:
" — Высшие власти разрешают печатать эту книжку, а также не запрещают и жить по высказанным в ней заветам. В книге же этой сказано: «люби ближнего, как самого себя». Не принимаю opyжия потому, что хочу следовать заветам Спасителя.
"Генерал спокойно выслушал до конца Новака, потом сказал ему:
" — Однако, в этой же книжке сказано: «кесарево — кесарю, Бoжиe — Богу».
"Новак сначала смутился и молчал, но быстро спохватился, снял военную фуражку, оружие, мундир и, положив все это к ногам генерала, сказал: «вот это все его величества кесаря, вот я и отдам ему все, что его».
«Генерал совершенно не знал, что ему ответить, пришпорил коня и ускакал к другому отряду», — торжественно закончил свой рассказ назарен.
Очень трогательный случай приводит венгерская газета «Budapesti Hirlap» (сентябрь, 1897 г.). В заметке под названием «Назарен» она рассказывает, что "к городскому нотариусу Надькикинды явился дрожащий, дряхлый старик. В руках у него был поблекший лист бумаги — свидетельство о праве на пенсию инвалиду 48-го года.
" — Извольте записать, господин нотариус, — проговорил дрожащим голосом старик, — что я отказываюсь от трех гульденов ежемесячного вспомоществования, которые до сих пор получал от казны.
"Удивленный нотариус спросил старика:
" — Что вы, Вайда, разве нашли клад какой?
" — Верно, совершенно верно, господин нотариус, — ответил взволнованный старик: — я, действительно, нашел клад. Нашел я, господин нотариус, своего Господа, который дороже мне всех кладов мира сего и которому не нравится, чтобы раб его питался хлебом, доставленным ему оружием.
«И свидетель славного времени, — заключает газета, — бедный, изнеможенный старик отдал свое свидетельство нотариусу, так как он уже оставил знамя, бросил оружие и стал назареном».
Отказы назарен от воинской повинности являются не единичными фактами, но нередко принимают массовый характер. Так, газета «Magyar Hirlap» сообщает, что «при наборе новых рекрутов в 1897 году для австро-венгерского войска, оказалось 214 таких новобранцев, которые все, как один, объявили, что они вполне годятся для того, чтобы копать картофель, но не для того, чтобы воевать против неприятеля. Эти назаренские парни все сербы из Бачской жупани, из тех мест, где Тиса впадает в Дунай».
Назарены не избегают пропагандировать свое учение и в казармах и в военных тюрьмах, за что нередко бывают жестоко избиваемы, но иногда и там имеют успех.
«Так, в „Новом Базаре“ я знал двух рядовых, — пишет А. Шкарван, — между солдатами роты. Прежде они были унтерами в Сегедине, но за пьянство и буянство были разжалованы. Они были посажены в Арадскую тюрьму, откуда в наказание их перевели в наш Босенский батальон. В это время, однако, эти оба пьяницы
были уже самыми тихими, кроткими людьми: назарены бригадной (Арадской) тюрьмы обратили их в „веру верующих“ и успокоили их».
Газета «Застава» в заметке в номере от 31 декабря 1895 г. сообщает, что «один назарен отправился в казарму и начал проповедывать о том, что ружье брать в руки грех, и пр. т. п. Солдаты сначала смеялись над ним, потом избили проповедника, избили так сильно, что пришлось отнести его на носилках в госпиталь. Это произошло в мадярском городе Печутель, между Дунаем и Дравой».
Одно из самых последних известий о назаренах, сидящих в тюрьмах за отказ от воинской повинности, относится к 1899 г. Мы имеем в виду заметку, напечатанную в № I (январь 1900 г.) ежемесячного журнала «PensИe libre».
В ней говорится:
«В октябре месяце (1889 г.) один назарен из Соединенных Штатов получил разрешение посетить назаренов, заключенных в военной тюрьме в Сегедине, в Венгрии. Их было там 33 человека. Все они уже отбыли при своих полках короткие сроки ареста, а теперь присуждены на долгие, многолетние сроки. Американский брат ободрял и благодарил за их мужественный пример и твердость и убеждал к дальнейшему смиренному несению своего креста».
Многие назарены (несколько десятков), осужденные на долгие сроки, сидят по тюрьмам еще в следующих городах в Венгрии: в Ороди и в Коморне; в Хорватии: в Петроварадине; в Новой Австрии: в Моллерсдорфе, близ Бадена.
Венгерские газеты сообщают о некоторых отказах от присяги и службы назаренов-резервистов во время осенних учебных сборов.
VI.
[править]Все эти преследования, конечно, не могли остаться без обсуждения среди назаренских общин.
Назарены несколько раз собирались на свои «большие» собрания и делали постановления и разъяснения, которые и доводили до сведения подлежащих властей. Сообщим здесь два наиболее типичных:
1) Местное годмезевашаргельское собрание выразилось относительно отказов от воинской повинности следующим образом: «Мы уже сказали, — пишут назарены, — что воздерживаемся от присяги перед судом и в тех случаях, когда наших парней берут в солдаты, но мы и по этому поводу должны сказать (так как на нас за это нападают), что мы все подчиняемся королю и государственным законам, хотим исполнять их и то, что касается податей и военной службы и других обязанностей, за исключением одной: что касается убивания людей — этого мы делать не можем, так как в Новом Завете сказано: „Любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас“ (Мф. 5. 44). Чистить оружие — возьмем, но упражняться с ним — нет, потому что если бы пришлось употреблять его на деле для убийства людей, то мы бы никаким образом не дотронулись до него, и император ошибся бы в нас. Поэтому последователи Христа, зачисленные в солдаты, отказываются упражняться с оружием. Но ведь есть достаточно должностей, где они могут исполнять верную службу, как, напр., военные служители, при чем мы бы согласились носить штык и исполняли бы другие, подобные этой, службы, и думаем, что вы, господин министр, найдете это разумным и будете иметь возможность сделать соответствующее распоряжение. А мы бы нашим одноверцам, если бы это оказалось нужным, давали свидетельства, для того, чтобы другие не выдавали себя за таких же. Молодых
людей и так мало между нами, так что и случаев отказов может быть немного» 1).
Таково было заявление одного из самых больших назаренских собраний, в котором насчитывается более тысячи членов. Оно было бы чересчур умеренным, — умеренным настолько, что шло бы в прямой разрез со всем учением назаренов, если бы в изложении этого самого «исповедания» не было бы сказано, что государственным законам следует подчиняться только настолько, насколько они не противоречат законам Божеским, в противном случае, надо слушать скорее Бога, чем людей, — говорится там 2).
Это «настолько, насколько» — общее почти всем сектантам основание для всевозможного неподчинения, когда требования властей идут в разрез с «требованиями совести», которые в последнем счете всегда являются ни чем иным, как требованием, волей-неволей, уже сознанных политических и общественных прав, идущих наперекор господствующему в государстве режиму и властвующей политической системе.
Как и следовало ожидать, и это более чем смиренное, почти раболепное, заявление назаренов было оставлено без всякого последствия военным министерством, и сектантов все так же, по-старому, продолжали и продолжают преследовать за их отказы от оружия.
В 1897 г. назарены сделали еще попытку убедить властей переменить отношение к ним. Как сообщает венгерская газета «Budapesti Hirlap», в конце 1898 г. все венгерские назарены подали прошение министру гонведов, (министр венгерской милиции), в котором просили следующее: «1) Избавить назаренов от ношения и употребления оружия. 2) Освободить их от обязанности коленопреклонения во время команды „на молитву“. 3) Освободить
1) См. брошюру Маковицкого, стр. 19.
2) См. 19 стр. брошюры Маковицкого.
их от обязательной присяги. 4) Не принуждать их вместе с другими солдатами посещать церкви остальных вероисповеданий».
Но и это коллективное заявление всех венгерских назаренов, конечно, осталось гласом вопиющего в пустыни. Бюрократическое стремление стричь всех под одну гребенку помешало и здесь заправилам венгерского правительства войти в обсуждение сути дела, ходатайства были оставлены без рассмотрения, и преследование назаренов все так же продолжалось и продолжается по наши дни.
В 1897 году назарены отправили депутацию к президенту министров барону БЮфи. Об этой аудиенции сообщила газета «Budapesti Hirlap» в номере от 8 ноября 1897 г. Газета писала: «Барон БЮнфи, президент министров, принимал вчера у себя на аудиенции депутатов назаренов из некоторых густонаселенных мест Южной Венгрии. Депутация просила президента министров заступиться за них и ходатайствовать о разрешении свободно организовать им свою назаренскую церковь. Президент министров не обещал именно потому, что их назаренская вера учит о военной службе совершенно противно законам страны. Банфи спросил их, между прочим, что они делали бы, если бы неприятель, внешний враг, напал на их родину, неужели и тогда они не стали бы употреблять оружия? Оратор депутации ничуть не смутился этим вопросом и ответил, что „Господь Бог не оставил бы нас; Он защитил бы и помог бы нам!“ Но что можно было бы, хотя бы для самозащиты, употреблять оружие, назарены ни в коем случае не хотели допустить». Личное ходатайство назаренов, конечно, осталось без всяких последствий.
Все это ужасное, вполне бесправное положение назаренов объясняется больше всего, конечно, общим законодательством Венгрии относительно «свободы совести». Вследствие того, что этот важный вопрос разработан в венгерском законодательстве очень плохо, вследствие
того, что он находился в полном несоответствии с понятием о конституционном правовом государстве; вследствие всего этого «указ венгерского министра просвещения 1868 г. и закон 1875 г., — пишет Д. Маковицкий, — не считают законными ни самое назаренское исповедание, ни отпадение назаренов от церквей, к которым они до сих пор принадлежали, ни назаренские браки и детей от них и не освобождают назаренов от платежа податей церквам, из которых они выступили».
По новому закону о религиозной свободе 1895—6 г. назаренство остается исповеданием, не признанным законом, и назарены должны еще 5 лет после выхода из церкви, признанной законом, платить ей подати и должны детей своих воспитывать в какой-либо из законом признанных церквей. До сих пор, — вполне правильно замечает Д. Маковицкий, — они могли воспитывать своих детей в своей собственной вере, по своему убеждению; следовательно, новым законом назаренов, через их детей, силою загоняют обратно в те церкви, которые они оставили.
В Хорвато-Славонии государственным законом 15 декабря 1893 г. постановлено: 1) Исповедания секты назаренов и баптистов считать законом не признанными. 2) Последователей этих сект не принуждать исполнять обряды некоторых исповеданий из признанных законом. 4) Брак, заключенный по обряду назаренов, и детей от него считать незаконными. 5) В областях, заселенных сектантами, должны вести записи о случаях рождения и смерти и о супружеских связях у назаренов. 10) Так как назарены должны исполнять все областные обязанности, то должны и детей посылать в школы. 11) Умершие назарены должны быть похоронены на той части общинного кладбища, где хоронятся дети, умершие до крещения" 1).
1) См. брошюру Д. Маковицкого, стр. 18.
Вот эти-то драконовские постановления, внесенные в закон о «религиозной свободе» (!) специально для назаренов, и должны были, по проекту «начальства», «вразумить заблудших», но, как всегда бывает в таких случаях, — они только еще сильнее возбудили назаренов своей очевидной несправедливостью, подбавили им упорства и фанатизма и узаконенным беззаконием дали плохой прецедент, расчистив дорогу для всякого насилия и бесчинства любого «из представителей большой и малой власти» над кроткими и убежденными сектантами.
Пробовали назарены обращаться за заступничеством и ходатайством перед высшим правительством к различным якобы гуманитарным обществам, и между прочим обратились и к известной «Лиге мира», через председателя венгерского ее отделения известного писателя Мавра Иокайя. Ответ этого официального представителя столь нашумевшего в Европе общества настолько характерен и интересен, что мы приведем его здесь полностью 1).
"Накануне мне было доложено, — пишет Мавро Иокай, — что ко мне явится депутация. С полной готовностью я согласился принять их. Мне давно было известно вероисповедание назаренов.
"Они явились точно, в определенный час. Их пришло семеро; это были представители от разных многочисленных южно-венгерских назаренских городов; между ними находились крестьяне, ремесленники, фабриканты, землевладельцы. Их оратор был крестьянин, старик, с хорошим лицом.
"На мой вопрос, какое название имеет то вероисповедание, к которому они принадлежат, он ответил мне:
" — Мы — верующие, последователи заветов Христа.
"Я попросил их сесть и передать мне цель своего посещения. В ответ на это оратор стал рассказывать,
1) Ответ этот напечатан в газете «Magyar Hirlap», 4 ноября 1897 г.
что за последнее время власти делают назаренам затруднения в приобретении домов и земли при внесении их имен в поземельную книгу; но главная жалоба их заключается не в этом, а в том, что военные власти с ужасной строгостью поступают с их сыновьями, которым религиозное убеждение не позволяет брать в руки оружие; за это их сажают в тюрьму, некоторых же 12 лет принуждают служить при лазаретах. И вот они обращаются к моему посредничеству и просят помощи для устранения всего этого.
"Почему именно моего посредничества в помощи?
"Потому что я состою президентом «Лиги мира» в Венгрии.
"Действительно, — пишет Мавро Иокай, — моя обязанность состоит в распространении любви к миру и даже более ни того — в этом мое искреннее сердечное намерение.
"И я рассказал им свой взгляд на то, какими средствами можно водворить мир на земле.
"Я свято верю, сказал я им, — пишет Иокай, — что современное поколение вполне может пользоваться миром, именно потому, что руки у него полны оружием. Каждое большое государство, каждый монарх, каждое правительство знают очень хорошо, что другие государства точно так же вооружены, как и они; что их народы и точно так же готовы пролить свою кровь за отечество, как и их народ, и, зная это, все они избегают нарушить мир, что было бы одинаково пагубно как для побежденных, так и для победителей. Тяжелым бременем и лежит на нас этот вооруженный мир; однако, лишь только мы сложим оружие, в тот же момент на нас кинутся войной наши соседи и разделять между собою нас, безоружных. Я им рассказал, что все народы во всем мире имеют еще, кроме своего отечества, родственные им народы — и немцы, и французы, и англичане, и русские. Одни венгерцы в целом свете не имеют друзей отечества, кроме Венгрии. Если мы позволим ино-
странцам завладеть нашей страной, то нас ожидает лишь рабское иго и исчезновение нашего народа. И среди этой катастрофы погибнут и назарены так же.
"Также я выставил перед ними то обстоятельство, что у нас, кроме учения Христа, есть еще учение Арпада, про которого мы отнюдь не должны забывать, так как не кто иной, как он, вывел нас из азиатских пустынь, пригодных лишь для уединенной аскетической жизни, — в деятельный европейский мир, где мы со всех сторон окружены чужими народами, из которых всякий поносит нашу славу, угрожает нашей будущности, вырывает из под наших ног кусками нашу землю.
"Если мы сами себя покинем, то покинет нас весь мир, покинет нас сам Бог, и мы обратимся в прах.
"На это назарены ответили лишь, что Христос запретил воевать.
"Тогда я предложил им мою библию с замечательной резьбой le Maistre de Sacy на переплете и указал им, что из четырех евангелистов Марк, Лука и Иоанн ничего не упоминают об изречении Христа о том, что «взявший меч от меча погибнет», и что это изречение есть только у одного Матфея. Но Христос этими словами, — продолжает президент «Лиги мира», — запрещал не военщину, не защиту отечества, так как в его время Палестина была уже римской провинцией и евреи не обязаны были служить в римских войсках, но Спаситель подразумевал под этими словами «убийство», уголовное, которое карается мечом закона. Десять заповедей Иеговы, данные на горе Синае, тоже запрещают «убийство», и вместе с тем тот же самый Иегова дал начальникам еврейского народа приказание, чтобы они в городах филистимлянских убили всех мужчин, и народ израильский, во имя Иеговы, брался за оружие против чужих завоевателей. Бог тоже делает разницу между убийством и геройскою защитою отечества.
"На это назарены ответили мне, что Христос (по
Мф. V гл.) приказал нам любить даже врагов наших и творить добро тем, кто нас преследует.
Я тоже следую этой заповеди, ответил я, — сказал назаренам Иокай: — я не убиваю людей чужого народа, одинаково я уважаю немца, русского, румына; желаю им благополучия в их стране; желаю, чтобы и на них сошел Дух Святой, чтобы и они любили нас. Никогда я не сочувствовал тому, чтобы молодое поколение нашей страны напало с оружием на кого-нибудь из наших соседей; я лично переношу всякие нападки на меня и не мщу; однако, выпустить из рук средство для защиты — я не советую.
"На это мои посетители ответили мне, что не в том заключается их желание, чтобы вся Венгрия сложила оружие, а только, чтобы их братья могли вместо срока рядовой службы отслуживать свой срок при занятиях, где не требуется брать оружия.
" — Но в таком случае всякий заявит, что он назарен, лишь бы освободиться от военной службы.
" — Это не так, — ответил мне один из назаренов, участвовавший в оккупации Боснии, как лазаретный служитель, — это не основание всякому стать назареном, ибо для того, чтобы принадлежать к нашей общине, не достаточно не быть солдатом, — нужно прежде всего покаяться и очиститься от грехов своих: наши братья не крадут, не обманывают, не прелюбодействуют, не пьют, не ругаются, не дерутся, не присягают, а сказанное слово выполняют. Братья наши не ленивы, не гуляют, а работают; имение свое раздают, Бога почитают, любят всех людей. Вот каким требованиям должен удовлетворять мирянин, чтобы стать назареном. На свете же много таких, которые не на этом поприще ищут подвигов и удовлетворения. Они все, по своей совести, могут итти на военную службу.
" Я должен был признаться, — пишет Иокай, — что действительно жизнь назаренов заслуживает уважения. Также
я признался и в том, что самые верные наследники заветов Христа — назарены.
" — Я сам такой же, как и вы, — продолжал Мавро Иокай, — я знаю наизусть Библию, спою до конца все псалмы Давида. В то же время я — президент «Лиги мира» в Венгрии, и я все мое влияние употребляю на то, чтобы содействовать сохранению мира путем слова, писаний и жертвой имущества. Однако, если моему отечеству будет угрожать неприятель (чего не дай Боже), то, несмотря на мою седую голову, седую бороду, я все-таки препояшусь мечом, сяду на коня и стану в ряды защитников отечества. Священное писание полно мудрых изречений — это верно; однако, я придерживаюсь народной железной поговорки: «не трогай мадярина!»
«После этого, — заканчивает Мавро Иокай, — мы, попросив друг у друга прощения, простились братским пожатием рук».
VII.
[править]Интересно рассмотреть теперь, как же относится к назаренам духовенство всех признанных в Венгрии церквей.
В начале очерка мы уже видели, какие каверзы чинил пастор фон-Погок одному из первых пропагандистов назаренства — Людвигу Хенгзею.
С течением времени, когда пропаганда назаренов развивалась все больше и больше, когда пасторы и патеры всех признанных церквей воочию убедились, что их «стадо» грешных душ все уменьшается и уменьшается, а вместе с тем уменьшаются и тают те приходские доходы, которые доставляли их ранее «верные чада церкви», спешили обратиться к центральному правительству с «докладными записками», «мнениями», «наблюдениями», «доносами», «извещениями» и пр. и пр. официальными бумажками, в которых везде, как по мановению волшебника, твердилось одно и то же: отечество в опасности, мир погибает, на земле воцаряется анархия, народ развращается
и гибнет — вообще были пущены в ход все те жупелы и страхи, которые обыкновенно всегда и везде пускаются представителями правящих классов, раз только «кровные» интересы их собственного существования затронуты хоть сколько-нибудь серьезно.
В брошюре доктора Душана Маковицкого хорошо сгруппированы данные об отношении церквей к назаренам.
Он на странице 16 и следующих пишет: "в Швейцарии священники требовали помощи у правительства против назаренов.
"В Венгрии во время абсолютического правления (1850—1854 г.) происходило подобное же. Церковь жестоко преследовала назаренов, судила, арестовывала, высылала против них жандармов, и при их же помощи были окрещиваемы в церквах назаренские дети. Точно так же относились к ним гражданские власти еще в 1875 г. в Торонтальском уезде, где жандармы разлучали назаренских супругов, и даже в 1893 г. в Хорвато-Славонии, где при помощи жандармов священники крестили назаренских детей.
«В 1870 г. реформатские церкви — Пачерская и Маковская — составили записку о назаренах. Пачерская церковь указывает в следующих 7 пунктах влияние назаренов на государство, церковь и общество: 1) назарены заключают браки без законной формы, вследствие этого умножаются беззаконные сожительства и незаконные дети; 2) назарены противятся военной службе; 3) кроме библии, не признают другой науки; 4) торговля, по их понятию, вся основана на лжи; все образовательный учреждения презирают; 5) не пользуются гражданскими и политическими правами; 6) к другим исповеданиям относятся отрицательно; 7) случается то, что, не имея права вести метрики, не рождения, ни смерти, не делаются известными».
Пачерская церковь для «искоренения зла» предложила хоть сколько-нибудь в некоторых пунктах осмысленные и целесообразные меры, но, вероятно, именно поэтому
эти меры и не были проведены в жизнь, кроме пункта о «власти правительства». Эта церковь рекомендовала: «Против § 1 — учреждение гражданского брака. Против § 2 — власть правительства. Против §§ 3, 4 и 5 — учреждение общинных школ. Против § 6 — уравнение церковных податей назаренов и не-назаренов. Против § 7 — гражданские метрики» 1).
"В 1887 г., — пишет Маковицкий, — собрались священники разных исповеданий (лютеранского, кальвинистского, православного, униатского и католического) из бывшей Военной Границы в Чрепае (Торонтальского уезда). Некоторые из них были против насильственных мер, большинство же решило требовать у правительства, чтобы оно способствовало строгому исполнению распоряжений «церквей против назаренов».
Особенно сильно нападают на назаренов протестантские священники. Их обвинения назаренов сводятся к следующему: назарены "хотят достигнуть спасения одной праведностью, а не через Иисуса Христа; назарены духом горды и высокомерны; они проповедуют, что они правоверные христиане и что спасение возможно только в их вере; что хотя это правда, что «добрые», «набожные» между ними строго исполняют Новый Завет, но что они делают отступление в том, что отдаляются от «неверующих» и относят к ним слова Павла: «никакого дела общения не имейте с неверующими»; что одних одноверцев признают братьями, одних их приветствуют словами: «Бог тебя благослови», мимо же других проходят с наклоненной головой или, в некоторых местах, шевелят пальцами в знак поклона. Затем обвиняют их, что они нарушают 10 Моисеевых заповедей, именно 4-ю, когда в родителях своих видят только своих воспитателей и говорят, что земля, которая кормит всех нас, есть мать наша.
1) См. брошюру Д. Маковицкого, стр. 16.
Затем, что они утверждают, что только они верно понимают Св. Писание и что им, кроме него и собрания песней, другой книги не надо, потому что другие книги — одна людская мудрость, что они даже сжигают катехизисы и другие тому подобные книги, ссылаясь на одно место в Павловых посланиях.
Затем, что и между ними умнейшие толкуют Писание и совершают миссионерские путешествия и что этим «миссионерам» тоже платят из добровольных приношений, так что, хотя они и проповедуют: «даром получили, даром и давайте», но не исполняют этого.
Затем, что плохо понимают Св. Писание, когда, например, «воздайте кесарево — кесарю»… и «всякая душа да будет покорна высшим властям» — толкуют по-своему и когда все власти без исключения признают ненужными, отказываются платить государственные и церковные подати, не хотят защищать трон и отечество; что хотя они мирским властям открыто и не противятся, но повинуются им только для того, чтобы не быть принуждаемыми; что не хотят продавать лошадей для войска, что они ставят себе целью уничтожение государства, когда говорят: «нам не надо ни священников, ни учителей, ни начальников, ни судей. Мы следуем истине, не делаем никому зла, и поэтому судьи и все власти становятся для нас ненужными». Насколько эта секта, — говорят протестантские пасторы, — опасна для государства и церкви, настолько же она противна и опасна образованию и всякому прогрессу в науках. В их глазах только та работа законна и справедлива, от которой мозоли на руках. Вся торговля, говорят они, основана на лжи. Они очень склонны к коммунизму, — прибавляют протестантские пасторы, — и в большинстве случаев, не имея собственности, говорят: «на что господам земля, ведь они ее не могут обработать».
Много и еще всевозможных обвинений падает на голову назаренов. Представители всех церквей Венгрии выде-
ляют из своей среды таких «священных особ», которые с истинным удовольствием и наслаждением клевещут на назаренов положительно все, что только им взбредет в голову.
В мадярской газете «Eggetértés» от 26 июля 1898 г. напечатана была статья под заглавием «Против назаренов», в которой был приведен следующий весьма интересный образчик доноса одного из «батюшек» на назаренов:
Священник Кадич писал:
"Хотя § 25 XLIII статьи закона 1895 г. и разрешает всем и каждому исповедывать именно ту религию, какую захочет сам каждый отдельный человек, с тем, однако, условием, что эти исповедания будут находиться в границах предписанных законов страны и не будут нарушать общественную мораль.
"Вероисповедание назаренов, как известно, законом не признано. Эта же самая статья закона также предписывает, что каждое отдельное «вероисповедание» должно учреждать и содержать свои приходы, должно заботиться об обучении своих детей. В назаренской общине моего прихода находятся самые темные личности, нравственно глубоко павшие. Об обучении своих детей они совершенно не заботятся; праздников никогда не соблюдают. Распространяют же они ложные для общественного блага, крайне вредные учения. Учения эти настолько бессмысленны, что вполне резонно служат постоянной мишенью для насмешек и поругания окружающих. Учение их не похоже ни на какие другие религиозные учения. Противозаконно же оно главным образом потому, что назарены провозглашают ношение и употребление оружия противным закону Бога. § 9 уже упомянутой статьи закона разрешает всем признанным и одобренным вероисповеданиям свободно исполнять свои богослужения. Но назаренская секта, как известно, не признана и не одобрена, но, несмотря на это, они все-таки вполне открыто и свободно исполняют свои моления.
«По § 19 той же статьи все религиозные собрания должны быть публичные, открытые, и на них дозволено толковать только о религии; назарены же часто собираются совершенно секретно, а протоколы свои они не показывают властям, как это следовало бы по точному смыслу закона. Существование этих же тайных собраний невольно наводит на мысль, что в них назарены ведут противогосударственные беседы. Дела же назаренов заключаются в том, что они повсюду соблазняют народ, сбивая его на плохую дорогу, и приход мой ежедневно теряет то того, то иного, казалось бы, верного члена его».
В таком же духе продолжает священник и дальше, рисуя трепет и ужас, которые должны охватить все человечество, раз только эта «погибельная» религия восторжествует. Люди превратятся в зверей, кинутся друг на друга, начнут грабить, резать и убивать всех и вся, вообще наступит… «всеобщая анархия», — не утерпел включить в свою «слезницу» эту модную кличку священник Кадич.
В заключение прошения встревоженный «духовный отец» убедительно просит гражданские власти проникнуться всеми его соображениями и немедленно закрыть все молитвенные дома назаренов, ибо § 20 LIII статьи закона гласит: «верующие какого-либо вероисповедания, не составляющие свой особый церковный приход, должны присоединиться к приходу наиболее родственного им вероисповедания, находящемуся в территории мадярского государства».
Исполнится ли когда-либо это заветное мечтание священника Кадича, мы не знаем, но знаем только одно, что, несмотря на все преследования со стороны светских и духовных властей, назаренские собрания не перестают функционировать. Но мы должны здесь также отметить, что среди этого общего концерта человеконенавистничества уже со стороны более гуманных представителей признанных законом церквей раздался голос, останавливающий занесенную над
назаренами руку и призывающий власть имущих остановить свое кровавое дело. «Оружия против назаренов у церкви, — пишет Себерини, автор одной из лучших брошюр о назаренах, — не может быть другого, кроме духовного. С одной стороны, самоотверженная верность, усердие, прилежность служителей церкви, с другой — строгий надзор церковного начальства за тем, исполняют ли священники свои обязанности: это наши лучшие оружия» 1).
"На Чрепайском совещании, — пишет Д. Маковицкий, — греко-католический священник М. Матейч сказал: «Назаренство не отрицает христианства, но лишь авторитет государства». А лютеранский пастор Ю. Швам выразился так: «Назаренство не болезнь, а скорее признак болезни самой церкви. Лечить ее должно быть задачей самой церкви».
Интересен также отзыв лютеранского пастора М. Бодицкого, помещенный в № 1-м «Лютеранских церковных листков» (1896 г.). М. Бодицкий пишет: «Я имел возможность говорить с назаренами. Их главное обвинение против нашей церкви в том, что, находясь в ней, можно свободно грешить. А мы против этого обвинения не имеем никакой защиты. Не согласен я с тем способом борьбы против назаренов, — продолжает М. Бодицкий, — чтобы всю вину сваливать на них. Было бы хорошо, если бы мы искали бревно в своем собственном глазу и научились бы от этих — если можно так их назвать — еретиков — сектантов тому, чего нам недостает, чтобы мы могли назваться собранием святых».
Один лютеранский пастор пишет в частном письме о том, что прежде, чем начинать бороться с назаренами, самим «духовным пастырям» необходимо подумать о самих себе и своей нравственности. По мнению этого пастора, «многих толкнула в назаренство только преступная и распутная жизнь наших южновенгерских священ-
1) См. там же.
ников и нерадивое совершение ими богослужения. Например, священник проповедует трезвость, а сам валяется пьяный в грязи; проповедует о чистоте нравов, а сам самый большой блудник; покровительствует господам, и не обращает внимания на жалобы паствы. Кроме 4-5 человек, во всей Бачке и Сремне, нет ни одного лютеранского священника, исполняющего свои обязанности как следует», заключает откровенный пастор.
Таково отношение духовенства господствующих церквей к венгерским назаренам. Это отношение, в большинстве случаев сводящееся к пропаганде «мер строгости», вряд ли может подействовать успокоительно на население страны, уже захваченное в сферу своего влияния назаренскими общинами. Мы думаем, что случится как раз обратное: чем прямолинейней будет проводиться политика подавления сектантского движения, тем упорнее будут настраиваться сектантские массы, тем больший ореол будут приобретать сектантские мученики в народе, тем легче назаренам будет вербовать своих последователей. Освобождение этой секты от всякого судебного и административного гнета, уравнение ее во всех правах с другими существующими в стране обществами и союзами — вот единственно правильный путь, по которому должна бы была пойти венгерская законодательная и административная власти, если бы они захотели быть сколько-нибудь справедливыми к назаренам.
И мы думаем, что в Венгрии, в стране конституционного права, недалеко то будущее, когда из законодательного кодекса совершенно и безвозвратно исчезнут остатки старых пережитков и вместо них водрузится знамя полного гражданского равноправия и гражданской свободы, и веротерпимости, как одного из проявлений этой свободы.
Комментарии:
[править]О дальнейшей судьбе назарен можно узнать из книги:
Трегубов И. М. «Назарены. Религиозное движение в Венгрии, Сербии и Болгарии (Из истории отказов от военной службы)». Общество истинной свободы в память Л. Н. Толстого М., 1920.
В начале Первой мировой войны правительство Австро-Венгрии на отказы назаренов взять в руки оружие ответило массовыми расстрелами. Тем не менее, пережив всё, назарены в Венгрии существуют до сих пор. В 1977 году вышел закон, разрешающий назаренам службу в армии без оружия, тем не менее, сотни венгерских назаренов (как и адвентистов, Свидетелей Иеговы и даже католиков) были заключены в тюрьмы из-за отказа проходить эту службу. Право на сознательный отказ от службы в армии закреплено в Конституции Венгрии с 1989 года, существует альтернативная служба — в полтора раза дольше обычной. («Альтернативная гражданская служба: прошлое, настоящее, будущее…». М., «Грааль», 2000)