363
В некотором царстве, в некотором государстве был-жил старик со старухою; у них была дочь Маруся. В их деревне был обычай справлять праздник Андрея Первозванного: соберутся девки в одну избу, напекут пампушек и гуляют целую неделю, а то и больше. Вот дождались этого праздника, собрались девки, напекли-наварили, что́ надо; вечером пришли парубки с сопелкою, принесли вина, и началась пляска, гульба — дым коромыслом! Все девки хорошо пляшут, а Маруся лучше всех. Немного погодя входит в избу такой молодец — что на́ поди! Кровь с молоком! Одет богато, чисто.
— Здравствуйте, — говорит, — красные девицы!
— Здравствуй, добрый молодец!
— Гулянье вам!
— Милости просим гулять к нам!
Сейчас вынул он кошель полон золота, послал за вином, за орехами, пряниками — разом всё готово; начал угощать и девок и ребят, всех оделил. А пошёл плясать — любо-дорого посмотреть! Больше всех полюбилась ему Маруся; так к ней и пристаёт.
Наступило время по домам расходиться. Говорит этот молодец:
— Маруся! Поди, проводи меня.
Она вышла провожать его; он и говорит:
— Маруся, сердце! Хочешь ли, я тебя замуж возьму?
— Коли бы взял, я бы с радостью пошла. Да ты отколя?
— А вот из такого-то места, живу у купца за приказчика.
Тут они попрощались и пошли всякий своей дорогою. Воротилась Маруся домой, мать её спрашивает:
— Хорошо ли погуляла, дочка?
— Хорошо, матушка! Да ещё скажу тебе радость: был там со стороны добрый мо́лодец, собой красавец, и денег много; обещал взять меня замуж.
— Слушай, Маруся: как пойдёшь завтра к девкам, возьми с собой клубок ниток; станешь провожать его, в те́ поры накинь ему петельку на пуговицу и распускай потихоньку клубок, а после по этой нитке и сведаешь, где он живёт.
На другой день пошла Маруся на вечерницу и захватила с собой клубок ниток. Опять пришёл добрый мо́лодец:
— Здравствуй, Маруся!
— Здравствуй!
Начались игры, пляски; он пуще прежнего льнёт к Марусе, ни на шаг не отходит. Уж время и домой идти.
— Маруся, — говорит гость, — проводи меня.
Она вышла на улицу, стала с ним прощаться и тихонько накинула петельку на пуговицу; пошёл он своею дорогою, а она стоит да клубок распускает; весь распустила и побежала узнавать, где живёт её названый жених? Сначала нитка по дороге шла, после потянулась через заборы, через канавы и вывела Марусю прямо к церкви, к главным дверям. Маруся попробовала — двери заперты; пошла кругом церкви, отыскала лестницу, подставила к окну и полезла посмотреть, что там деется? Влезла, глянула — а названый жених стоит у гроба да упокойника ест; в церкви тогда ночевало мёртвое тело. Хотела было потихоньку, соскочить с лестницы, да с испугу не остереглась и стукнула; бежит домой — себя не помнит, всё ей погоня чудится; еле жива прибежала!
Поутру мать спрашивает:
— Что, Маруся, видела того мо́лодца?
— Видела, матушка! — а что́ видела, того не рассказывает.
Вечером сидит Маруся в раздумье: идти или нет на вечерницу?
— Ступай, — говорит мать, — поиграй, пока молода!
Приходит она на вечерницу, а нечистый уже там. Опять начались игры, смехи, пляска; девки ничего не ведают! Стали по домам расходиться; говорит нечистый:
— Маруся! Поди, проводи меня.
Она нейдёт, боится. Тут все девки на неё накинулись:
— Что с тобой? Или застыдилася? Ступай, проводи добра мо́лодца!
Нечего делать, пошла — что бог даст! Только вышли на улицу, он её и спрашивает:
— Ты вчера к церкви ходила?
— Нет!
— А видела, что я там делал?
— Нет!
— Ну, завтра твой отец помрёт!
Сказал и исчез.
Вернулась Маруся домой грустна и невесела; поутру проснулась — отец мёртвый лежит. Поплакали над ним и в гроб положили; вечером мать к попу поехала, а Маруся осталась: страшно ей одной дома.
— Дай, — думает, — пойду к подругам.
Приходит, а нечистый там.
— Здравствуй, Маруся! Что не весела? — спрашивают её девки.
— Какое веселье? Отец помер.
— Ах, бедная!
Все тужат об ней; тужит и он, проклятый, будто не его дело. Стали прощаться, по домам расходиться.
— Маруся, — говорит он, — проводи меня.
Она не хочет.
— Что ты — маленькая, что ли? Чего боишься? Проводи его! — пристают девки.
Пошла провожать; вышли на улицу.
— Скажи, Маруся, была ты у церкви?
— Нет!
— А видела, что я делал?
— Нет!
— Ну, завтра мать твоя помрёт!
Сказал и исчез.
Вернулась Маруся домой ещё печальнее; переночевала ночь, поутру проснулась — мать лежит мёртвая. Целый день она проплакала, вот солнце село, кругом темнеть стало — боится Маруся одна оставаться; пошла к подругам.
— Здравствуй! Что с тобой? На тебе лица не видать! — говорят девки.
— Уж какое моё веселье! Вчера отец помер, а сегодня мать.
— Бедная, несчастная! — сожалеют её все.
Вот пришло время прощаться.
— Маруся! Проводи меня, — говорит нечистый.
Вышла провожать его.
— Скажи, была ты у церкви?
— Нет!
— А видела, что я делал?
— Нет!
— Ну, завтра ввечеру сама помрёшь!
Маруся переночевала с подругами, поутру встала и думает: что ей делать? Вспомнила, что у ней есть бабка — старая-старая, уж ослепла от долгих лет. «Пойду-ка я к ней, посоветуюсь».
Отправилась к бабке.
— Здравствуй, бабушка!
— Здравствуй, внучка! Как бог милует? Что отец с матерью?
— Померли, бабушка! — и рассказала ей всё, что с нею случилося.
Старуха выслушала и говорит:
— Ох, горемычная ты моя! Ступай скорей к попу, попроси его: коли ты помрёшь, чтоб вырыли под порогом яму, да несли бы тебя из избы не в двери, а протащили б сквозь то отверстье; да ещё попроси, чтоб похоронили тебя на перекрёстке — там, где две дороги пересекаются.
Пришла Маруся к попу, слёзно заплакала и упросила его сделать всё так, как бабушка научила; воротилась домой, купила гроб, легла в него — и тотчас же померла. Вот дали знать священнику; похоронил он сначала отца и мать Маруси, а потом и её. Вынесли Марусю под порогом, схоронили на раздорожье.
В скором времени случилось одному боярскому сыну проезжать мимо Марусиной могилы; смотрит — а на той могиле растёт чудный цветок, какого он никогда не видывал. Говорит барич своему слуге:
— Поди, вырой мне тот цветок с корнем; привезём домой и посадим в горшок: пусть у нас цветёт!
Вот вырыли цветок, привезли домой, посадили в муравленый[1] горшок и поставили на окно. Начал цветок расти, красоваться. Раз как-то не поспалось слуге ночью; смотрит он на окно и видит — чудо совершилося: вдруг цветок зашатался, упал с ветки наземь — и обратился красной девицей; цветок был хорош, а девица лучше! Пошла она по комнатам, достала себе разных напитков и кушаньев, напилась-наелась, ударилась об пол — сделалась по-прежнему цветком, поднялась на окно и села на веточку.
На другой день рассказал слуга баричу, какое чудо ему в ночи́ привиделось.
— Ах, братец, что ж ты меня не разбудил? Нынешнюю ночь станем вдвоём караулить.
Пришла ночь — они не спят, дожидаются. Ровно в двенадцать часов цветок начал шевелиться, с места на место перелетать, после упал наземь — и явилась красная девица; достала себе напитков и кушаньев и села ужинать. Барич выбежал, схватил её за белые руки и повёл в свою горницу; не может вдоволь на неё насмотреться, на красоту её наглядеться. Наутро говорит отцу, матери:
— Позвольте мне жениться; я нашёл себе невесту.
Родители позволили. Маруся говорит:
— Я пойду за тебя только с тем уговором, чтобы четыре года в церковь не ходить.
— Хорошо!
Вот обвенчались, живут себе год и два, и прижили сына. Один раз наехали к ним гости; подгуляли, выпили, и стали хвалиться своими жёнами: у того хороша, у другого ещё лучше.
— Ну, как хотите, — говорит хозяин, — а лучше моей жены во всём свете нету!
— Хороша, да некрещена! — отвечают гости.
— Как так?
— Да в церковь не ходит.
Те речи показались мужу обидны; дождался воскресенья и велел жене наряжаться к обедне.
— Знать ничего не хочу! Будь сейчас готова!
Собрались они и поехали в церковь; муж входит — ничего не видит, а она глянула — сидит на окне нечистый.
— А, так ты вот она! Вспомни-ка старое: была ты ночью у церкви?
— Нет!
— А видела, что я там делал?
— Нет!
— Ну, завтра у тебя и муж и сын помрут!
Маруся прямо из церкви бросилась к своей старой бабушке. Та ей дала в одном пузырьке святой воды, а в другом живущей и сказала, как и что делать. На другой день померли у Маруси и муж и сын; а нечистый прилетел и спрашивает:
— Скажи, была у церкви?
— Была.
— А видела, что я делал?
— Мёртвого жрал!
Сказала да как плеснёт на него святой водою — он так прахом и рассыпался. После взбрызнула живущей водой мужа и сына — они тотчас ожили и с той поры не знали ни горя, ни разлуки, а жили все вместе долго и счастливо.