Л. Н. Андреев. Полное собрание сочинений и писем в двадцати трех томах
Том первый
М., «Наука», 2007
(л. 66)
НАС ДВОЕ1
[править]Солнце заходило2. Округлая вершина сосны освещалась последними лучами, и тонкий ствол, как вылитый из червонного золота, краснел в гуще темной зелени. Внизу мягкой прозрачной дымкой стлались сумерки и3 смягчали4 резкие очертания предметов. От больших кустов жасмина, разбросанных вокруг террасы и точно5 покрытых крупными хлопьями снега, поднимался сильный запах, точно6 заключавший в себе всю свежесть и ароматичность наступающей весенней ночи.7 В глубине большой террасы, с одной стороны затянутой парусиной, было уже темно. У самых перил террасы, в качалке, неподвижно сидела девушка8. Безразличный полусвет сумерек окрашивал все в один и тот же цвет и, скрадывая тени, придавал странную прозрачность и белизну ее лицу, на котором9 черными змейками выделялись тонкие брови и темнели опущенные ресницы. Белая как мрамор10 шея сливалась с белой материей платья, как облаком окутывавшей ее. От всей ее молодой, стройной фигуры веяло тою же11 белизной12 и13 свежестью, как от14 только что распустившегося жасмина. Грохот поездов.15
Твердые16 шаги нарушили тишину17. Почтальон18 в белой полотняной блузе не сразу заметил девушку.
— Вам письмо, Наталья Михайловна19. Издалече.
(л. 67)20 — Благодарю.
Откуда это? Наталья Михайловна взглянула безразлично на почерк — быстро вскочила с качалки, бросила от себя на стол21. Лицо ее побледнело еще более и приняло выражение растерянности, смущения и суровости. Опять опустившись в качалку, она медленно и нерешительно стала повертывать письмо в руках. Тяжелое, две марки. Штемпеля неясны, и Н<аталья> М<ихайловна> с трудом разобрала название города22. «Опять он начинает мучить меня!» — с тоской подумала девушка, неохотно разрывая конверт.
«Не удивляйтесь, Н<аталья> М<ихайловна>, этому письму. Не торопитесь говорить23 с презрительной жалостью: бедный, он не выдержал. Нет, я не забыл того, что говорилось между нами при прощаньи. И я не отказываюсь от своих слов и не хочу возобновлять наших отношений…
Нет, не могу и не хочу24 говорить я в этом тоне, напоминающем нам наши последние письма и разговоры. К чему ненужное самолюбие, упреки, попытки оградить свое достоинство, когда смерть стоит за плечами? Не смейтесь, не смейте смеяться — над мертвым! Это письмо — голос с того света. Вы получите его 16-го — так знайте, что третьего дня25, 14-го ночью,26 Константин27 Семенов Савицкий покончил с собой и в настоящую минуту, взрезанный по всем правилам медицинско-полицейского искусства, лежит на грязном анатомическом столе…»
Ночная тьма густела. Дрожащей рукой Н<аталья> М<ихайловна> едва удерживала письмо, белевшее, как лицо мертвого.28
«Дорогая моя,29 не думай, что я с радостью наношу этот удар в твое сердце. Нет сейчас во мне ни злобы, ни30 злобно31 бушующей любви, заставляющей говорить резкие и обидные слова. Смерть передо мною, и я32 близок к ней,33 уже перешагнул за порог вечности. Я сам, а ты и все минувшее — далеко-далеко от меня. Я мог бы даже не (л. 68) писать этого письма, если бы не желание в последний раз поговорить с тобою кротко, мирно, спокойно, как подобает живому мертвецу. Мне хочется объяснить, сказать тебе, отчего, любя друг друга, мы были несчастны.
Знай, что никого, кроме себя, единственно себя, я не виню ни в несчастьи своем, ни в смерти. Не знаю, поймешь ли ты меня. Твой братец говорит — распущенность, H.H. — психопатство.34
Беда моя в том, что нас два!35
Когда я надеваю одну шляпу, одно пальто, беру на конке один билет,36 плачу за один обед37, занимаю одно место — все думают, что я один. Нет, нас двое. Я и еще кто-то другой во мне. И для меня составляет загадку — и до сих пор, кто из нас действительно38 я, а кто — он. Во мне живут39 два существа40. И41 мое несчастье в том, что эти два существа, два я страшно ненавидят друг друга. Всю жизнь, с того момента, как я помню себя, они42 грызут и рвут друг друга. Оба, покрытые ранами, оба, теряющие силы в жестокой борьбе, ежеминутной, упорной, каннибальской; они редко подают руки друг другу. Было два момента в моей жизни, когда они слились в одно я. Первый раз — 3 января, помнишь, когда ты сказала мне, что любишь меня. Второй раз — ныне, даже не сейчас, а вот когда дуло револьвера будет приложено к виску.
Через две минуты после того, как я услышал „люблю“, мои я уже сцепились:43 одно я продолжало еще44 радоваться, другое уже показывало ему язык. Интересно, не повторится ли это теперь, после выстрела!
Говоря, что для меня составляет загадку45, кто из двух этих личностей составляет собственно мое настоящее я, — я отдаю лишь дань объективизму. В сущности для меня в каждую данную минуту ясно, что одно из них я — а другое есть46 тот несимпатичный мне, ненавистный господин, которого я, ей-богу, с великим удовольствием отправлю на тот свет. Вот теперь я попробую охарактеризовать и это мое я, и этого господина, которого ты так часто принимала за47 меня. „Я“ — нечто достойное, возвышенное; я — человек в чистом виде, без органических примесей. „Он“ — тоже человек, но возмутительный, грязный, подлый, скверный; он — органическая примесь к чистому человеку. Любил тебя я; заставлял48 страдать он. Когда я любил твою душу, когда я наслаждался твоим словом, взглядом в твои черные глаза, из которых на меня глядело такое же чистое, родное я, как у (л. 69) меня, — это был я. Когда же поцелуи падали на твое раскрасневшееся личико, когда во мне поднималась волна желаний, когда я роптал на то, что судьба, люди, ты — все вместе вы лишаете меня „счастья“, т. е. не даете исполниться всем этим желаниям,49 то был не я. То был этот самый господин. Когда я, сознавая, как ты несчастна со мной, искренне, от души хотел тебе счастья с другим — хотя бы с тем же H.H., — это был я. Когда же я дико ревновал тебя к нему, отправлялся бродить, таскаться50 по полям, ломал себе51 руки и ныл, — это был не52 я. Разве потом, когда мое я не побеждало этого мерзавца, я не говорил тебе о том, как ненавижу я себя? Это были не одни слова. Разве не получал я странного наслаждения в тот момент, когда в глухом лесу, катаясь по53 сырой земле, я царапал себе грудь, рвал волосы. А, этому господину больно? Так рви еще, грызи руки, — пусть будет еще больнее!
Чем еще тебя мучил я? Да, — своими непонятными речами и жалобами на жизнь, на людей, на себя. Но мог ли я не жаловаться? Я — я54 хотел55 быть великим, сильным, славным, бесконечно умным и добрым; я хотел обладать всем, чем обладают цари и боги. В то же время56 я глядел на себя, т. е. на этого господина, которого все называют моим именем и он откликается, — и видел57 жалкую фигурку, слабосильную,58 склонную к получениям насморка, мелко самолюбивую и тщеславную. Разве, ты думаешь, мне не тошно, не противно было смотреть на этого господина, когда он, встретив другого господина, еще ниже ростом, выслушивал от него похвалы, своему уму, красноречию, учености, удаче с женщинами, и топорщился, лицемерно косил глаза в сторону, а сам, всем своим телом, вопил: „еще, еще!“ А ты помнишь — <не> ты ли удивлялась и негодовала: „его все хвалят, а он от того в тоску впал!“ И когда твой братец, в виде комментария, произносил роковое „распущенность“, а H.H. намекал на „психопатство“, ты с готовностью с ним соглашалась, (л. 70) А когда этот господин уходил от59 тебя после ссоры, или кто-нибудь его обижал, или у него не хватало денег, или он встречал господина выше себя ростом и тот невзначай сталкивал его с своей дороги — какое чувство должен был я испытывать к этой обиженной, огорченной, завидующей, плачущей и жалующейся фигурке? Тебе тогда60 казалось непонятным, почему я, говоря о своих61 страданиях как будто и серьезно62, в то же время как будто и смеюсь над ними.63 Но если б ты знала, как в то время ненавидел я себя за то64, что я страдаю, что я могу так мелочно, жалко страдать!
И жить, сознавая,65 что на66 всю жизнь ты скован с этим опротивевшим тебе мизернейшим господином! Что мудреного, если и я начинал огорчаться и толковать о прелестях самоубийства, доводя тебя до неистовства. Помнишь, ты сказала мне: „за чем же дело стало!“ О, милый друг, что за кавардак устроила ты во мне! Что за прелестный дуэт из двух я огласил мою душу! Одно я, забираясь ввысь, тянуло: „Она права!“, другое рычало басом: „И вот любовь!“ Помнится, что мерзавец одолел, и я устроил тебе легонькую сцену, за то что ты согласилась со мной.
Прости, дорогая, за откровенность, которая, быть может, обидит тебя. Ты знаешь, что я любил многих и многие любили меня. Но тебя любил я так называемою настоящею любовью. Теперь я скажу тебе, какие вещи проделывал со мной мой милейший сожитель. Вчера, напр<имер>, и сегодня я бывал одинаково убежден, что ты — тот человек, который мне нужен, симпатичен теми и другими сторонами души. Вчера я с нежностью смотрел на твое я, выглядывавшее из глаз, и мой сожитель с жаром целовал тебя. Но потому ли, что он злоупотреблял этим удовольствием или он плохо спал, вообще черт его знает почему, — но сегодня он настроен скептически. Он смотрит на тебя и докладывает мне67: „а заметил, брат, что у нее нос красный?“ Я посылаю его к черту, но невольно гляжу на нос (л. 71) действительно, красный. А зачем она, целуя, так громко и некрасиво чмокнула. А этот взгляд — кокетство.68 И знаю я, что врет он, этот господин, и знаю я, что нос не имеет ни малейшего отношения к твоей душе, которую я люблю, — но в то же время чувствую, что меньше люблю эту69 неповинную душу».
Н<аталья> М<ихайловна> вспоминает, когда у нее был красный нос, но не вспомнив, читает дальше.70
(л. 72)71 «И в результате опять какая-нибудь неприятность. А эти разговоры, бесконечные, однообразные, о том, люблю ли я тебя, любил ли я тебя вчера, буду ли любить завтра. Сколько остроумия, сколько огня, и слез, и сил72 тратилось на73 эту ничтожную, бессмысленную, жалко-нелепую работу. Ты не понимала, ты мучилась, не видя цели в этих разговорах, но чувствуя, как бесконечный винт, мое я, затягивает тебя, заставляет и тебя думать о том, что не нужно, что лишь отражение жизни узко эгоистичной. Все74 я, я — под тем или другим соусом, но все я. Помнишь, как в один вечер, незадолго до конца, со мною что-то стряслось и я, забыв о себе, заговорил о том, что так интересует тебя: о роли интеллигенции в современном русском обществе. Тот разговор, который в начале знакомства трогал тебя.75 Для меня этот вопрос казался избитым, и скучным, и ненужным, но, видя твои сияющие, внимательные глаза, я говорил много и, кажется, увлекательно. И ты просила меня посидеть еще — чего давно не было; и ты76 проводила меня до калитки, и ты так горячо поцеловала меня — как давно не целовала. И когда я темною улицею шел к себе на дачу, минутная радость и удовлетворение сменились сугубою тоскою. Мой сожитель думал: „а вот небойсь она так внимательно не слушает, когда я говорю о себе“, а мое несчастное (л. 73) я смотрело на этого дряблого сожителя и размышляло: как плохо он говорил; и как жаль, что он не может всегда так говорить. На другой день, помнится, я терзал тебя упреками за то, что ты меня не любишь, и советовал любить такого, как H.H., который всегда будет говорить тебе о роли интеллигенции и высоком призвании женщины.
Радость моя! Поймешь ли ты когда-нибудь, что за безумная непрерывная мука — носить в себе вечно двух людей, из которых один, инквизитор строгий, непреклонный, жестокий, ненавидящими глазами следит за другим, казня его и пытая за каждое77 уклонение78 от идеала. Идеал… Можно ли назвать идеалом то грандиозно-величавое представление о человеке, которое отравляет мою жизнь. Я знаю людей, которые стремятся и работают для идеала, но которые бывают спокойны и удовлетворены, приблизившись хоть на пядь к нему. Почему же я не мог, не могу удовлетвориться меньшим, чем полным осуществлением идеала? Почему — в то далекое время, когда я, не измерив еще всего безумия своих желаний: боролся и работал над собой — почему уже тогда каждый успех был для меня мукой? Каждый успех заставлял меня оглянуться назад и ужаснуться, видя, что пройденный мною с таким трудом путь к идеалу — является невидимой точкой на бесконечном расстоянии. Каждый успех яснее подчеркивал все безумие моих желаний. Отчего я не мог, как другие, радоваться, что прошел хоть немного, что обогнал тех и других, — а думал о том, сколько людей впереди меня и я не могу и никогда не перегоню их79? Зачем я не был ослеплен собой? Зачем мое инквизиторское я до последней степени точности взвесило и измерило80 ум, силы и способности того, что составляет К. С. Савицкого, и не решило, что он ничтожество, и с каждым днем не убеждалось, что это непреложная истина.81 Сколько есть Петровых, которые, раз заняв место выше Ивановых и ниже Карповых, никогда не задумываются о том, что они ниже Карповых, а поют небу непрестанно хвалу, непрестанно радуются, что выше Ивановых. И я никогда не мог быть Петровым. А ты этому удивлялась, братец твой говорил „распущенность“, а H.H. намекал на психопатство. Может быть, все вы и правы82…»83
(л. 74) Н<аталья> М<ихайловна> уже не раз слыхала из уст автора письма об этих бесформенных84 желаниях, напоминавших манию величия, и знала, что вслед за сожалением о том, почему он не такой Петров, последуют яростные нападки на последних. Поэтому, бегло просмотрев две страницы, она перешла к следующим. Солнце уже зашло. Ствол сосны слабо темнел, и ночные тени густели.85 Бледное лицо низко нагибалось над белой бумагой, по которой шли крупные разгонистые строки.
«И в этом вопросе о самоубийстве лучше всего сказалась прелесть моего сожителя. Ты достаточно наслушалась моих мечтаний о самоубийстве и последнее время внимала им решительно без всякого страха. Но ты не совсем была права. Это не были одни жалкие86 слова87 — это было отражением постоянных дум о смерти, дум, не оставлявших меня ни днем, ни ночью. Уже много лет я мечтаю о прелести самоубийства. Я думал: когда мне станет тяжело, я убью себя. И я88 рисовал в своем воображении с художественной отчетливостью и силой все перипетии самоубийства. Я наконец забирался в гроб, следил за разложением моего тела, сладострастно ужасался — и засыпал. Наступил наконец день — ты этот день знаешь — когда я почувствовал, что предел достигнут и время заряжать револьвер. О, радость моя! Ты не89 слыхала, да и не услышишь того дьявольски веселого смеха, каким разразилось мое я, когда этот господин, этот ненавистный мне сожитель заявил: „я боюсь и стреляться не стану“. Из дальнейших объяснений следовало, что когда-то он90 не боялся смерти — именно когда он не думал о ней, но когда он рассмотрел смерть во всех подробностях и красоте, он умирать не желает. Не хочу разлагаться, да и только… Бороться с ним, но ведь это то же, что воздушному шару бороться с уносящим его ветром.91 Я не боюсь смерти, но что я поделаю с ним. И одно только осталось на мою долю: мольбы к судьбе. О, ты, великая, обрушивающая кирпич на голову прохожих! — устрой, молю тебя, такое, чтобы легкомысленный92 извозчик заехал мне оглоблей в голову и убил меня. Но устрой (л. 75) это так, чтобы извозчик заехал сзади, и я не видал его, а то я отскочу! Таким образом усердно несколько раз помолившись, я достиг того, что, переходя улицу, чуть не свертывал себе <шею>, стараясь заметить, не93 наезжает ли на меня легкомысленный извозчик… дабы своевременно отскочить.
Ты удивишься, какая чудесная сила заставила теперь меня решиться на самоубийство. Эта сила — любовь к тебе. Я благословляю ее, освободительницу. Она сделала то, что этот трусливый господин и сам восчувствовал жажду94 смерти и разложения. Ему так хочется целовать тебя; он так безумно хочет сжать тебя в своих объятиях, почувствовать прикосновение твоего тела, увидеть твои глаза… Он дышать без тебя не может, есть не может, спать не может, и полагает, что лучше уж раз отзвониться и с колокольни долой!95 Он так любит тебя, что в эту минуту я забываю, кажется, свою ненависть к нему и сливаюсь с ним в одно существо, говорящее: люблю тебя. Передо мною чернеет пасть могилы, вечного мрака и небытия — последние свои слова, последние мысли отдаю тебе, ненаглядная. Забудь все дурное, несправедливое; сохрани память лишь о том, что я любил тебя. Знай, что если бы осуществились мои безумные желания, все поверг бы я к твоим ногам: славу, могущество, бессмертие. Перенесись мыслью ко мне, в этот грязный номер грязной гостиницы, взгляни на меня, сидящего за грязным столом и взглядывающего то на часы, то на револьвер. Прикоснись твоей милой рукой к этой горячей голове, положи руку на это бьющее последним биением сердце, полное такой несказанной муки, такой нечеловеческой любви к тебе. Пожалей меня. Я не знаю, за что обрекли меня на96 страдания, на смерть. Не могу больше. Прощай! Про…»
Листки письма свалились с колен Н<атальи> М<ихайловны> и рассыпались по полу. Откинувшись на спинку качалки, она закрыла глаза и замерла. Ночные (л. 76) тени сгущались.97 Легкий порыв ветра колыхнул вершины деревьев и донес слабые звуки далекого оркестра. Темнота росла. Только белые цветы жасмина да с ног до головы белая, снежная фигура девушки98 выделялись из мрака.
Торопливые, нетвердые шаги приближались к террасе. Кто-то99, не всходя на террасу, остановился против Н<атальи> М<ихайловны>.
— H.H., это вы? — спросила она, не открывая глаз.
— Нет, это я, — ответил голос.
С криком испуга Наталья Михайловна встала и, опершись руками на перила, широко открытыми глазами уставилась на пришедшего.
— Вы? Вы?
— Не бойтесь. Это не призрак. Я жив. Я помчался вслед за письмом, чтобы перегнать его, не дать вам прочесть.
— Вы живы?
— Я не мог убить себя. Я должен был еще раз видеть вас, спросить.
— Вы живы?
— Я не могу поверить, чтобы вы не любили меня. Одним вашим словом вы можете спасти меня. Я так люблю вас, что сделаю все. Я переменюсь. Я буду работать над собой… Вы не отвечаете?
— Я слушаю. Продолжайте.
— Я так люблю вас. Вы можете дать мне жизнь… Ответьте же мне.
Новый порыв ветра донес звуки оркестра и шевельнул волосы К<онстантина> С<еменовича>. Он, как снял шляпу, так и держал ее в руке.
— Вы верите тому, что говорите?
— Я не знаю. Я верю. Я не мог убить себя… Серебристый смех Н<атальи> М<ихайловны> прозвучал дико и
страшно в тишине ночи. Лица К<онстантина> С<еменовича> не было видно.
— Вы смеетесь? Да, я не мог. Вы знаете: у меня есть ум, способности, я (л. 77) могу, я должен жить. Дайте мне жизнь, Наташа!
— Какой великий артист погибает.
К<онстантин> С<еменович>, сделав шаг назад и несколько театрально поклонившись, повернулся к выходу. Н<аталья> М<ихайловна> поспешно собирала листки письма.
— Постойте…
— Что? — в100 охрипшем голосе прозвучала надежда.
— Возьмите… это. Зачем вы писали это? Зачем на минуту вы заставили меня пожалеть себя… полюбить… вновь. Зачем вы лгали?
— Поверьте…
— О, не говорите мне этих101 фраз. Они измучили меня. Уходите. Я не могу вас видеть. — Н<аталья> М<ихайловна> зарыдала. К<онстантин> С<еменович> бросился к ней, но повелительный резкий голос остановил его:
— Не подходите!
Н<аталья> М<ихайловна> не видела и не смотрела102, как он103 ушел. Часы на колокольне пробили 11. Скоро должны были вернуться домашние, ездившие в город104. Железная дорога проходила недалеко от дачи, и Н<аталья> М<ихайловна> слышала, как приближался, грохоча, поезд. Пронзительный свисток огласил заснувший лес. Еще свисток, еще. Прерывистый, тревожный, он звучал тревогою, ужасом. Еще один пронзительный, протяжный вой — и все смолкло.
Через полчаса вернулись домашние. Мать, нагруженная покупками, тяжело дышала, крича отставшему мужу:
— Да иди же, М<ихаил> П<етрович>. Это ты, Тася? Ах, какой ужас: сейчас поездом задавило какого-то человека. И представь: как раз из-под нашего вагона его вытаскивали. Я так перепугалась. Сейчас руки трясутся… Тася! Тасечка! Что с тобой? Воды, ах, батюшки, воды!.. Да иди же ты, Михаил Петрович!
28105 января <18>99 г.
1 Далее было (с абзаца): Вечер тихо спускался на землю. В саду царил уже безразличный полусвет сумерек, но вершина сосны из соседнего сада еще освещалась последними лучами солнца, и тонкий ствол, как вылитый из червонного золота, краснел в темной зелени.
2 Далее вписана помета: К<расная> ст<рока>. На л. 65 об. помета, относящаяся к данному фрагменту: Солнце заходило. Округлая вершина
3 и вписано.
4 Было: смягчая
5 Было: как бы
6 точно вписано.
7 Далее было: На террасе, несколькими ступеньками отделявшейся от дорожки, усыпанной желтым листом
8 Далее было:, опустив глаза на книгу
9 Далее было: темной
10 мрамор подчеркнуто.
11 тою же вписано.
12 Было: чистотой (незач. вар.)
13 Далее было начато: не
14 как от вписано.
15 Грохот поездов, вписано на л. 65 об.
16 Было: Торопливые
17 Было: а. нарушили тишину б. приближались к террасе
18 Далее было вписано и зачеркнуто: Молодой,
19 Вместо: Наталья Михайловна — было: Людмила Степ<ановна>
20 Далее было (с абзаца): Он часто носил ей письма и любил видеть выражение удовольствия, которое появлялось на ее лице, когда тонкие пальцы поспешно разрывали конверт.
21 бросила от себя на стол вписано на л. 66 об.
22 Вместо: название города — было: «Рига»
23 говорить вписано.
24 не хочу вписано.
25 третьего дня вписано.
26 Далее было: лекарь
27 Далее было начато: Ив<анов?>
28 К тексту: Ночная тьма ~ лицо мертвого. — на л. 66 об. помета-вставка: отбросила, как будто оно было в крови. Рвала волосы. «Так он убил себя. Он не мог. А я? Я?»
29 Далее было: мне жаль
30 Далее было: яростно
31 злобно вписано.
32 Далее было: так
33 Далее было: и как будто
34 Текст: Твой братец ~ психопатство. — вписан на л. 67 об.
35 Беда моя в том, что нас два! — вписано.
36 Далее было начато: зани<маю>
37 Было: билет
38 действительно вписано.
39 живут вписано.
40 Вместо: два существа — было: две воли
41 И вписано.
42 Далее было: грызутся
43 мои я уже сцепились: вписано.
44 еще вписано.
45 загадку вписано.
46 есть вписано.
47 за вписано.
48 Далее было: <нрзб.>
49 Далее было: не
50 Вместо: отправлялся бродить, таскаться — было: уходил таскаться
51 В рукописи: тебе
52 не вписано.
53 Было: на
54 я вписано.
55 Было: хочу
56 В то же время вписано.
57 Далее было: довольно
58 Далее было: с многими приз<наками>
59 от вписано.
60 тогда вписано.
61 своих вписано.
62 В рукописи: серьезных
63 Далее было: Но как же мне было не смеяться
64 за то вписано.
65 Далее было начато: в<сю?>
66 на вписано.
67 мне вписано.
68 Текст: А зачем она ~ кокетство. — вписан на л. 70 об.
69 Далее было: душу
70 Далее было: "И в результате опять я себе противен. И так всегда, со всеми и везде. Не стоит, да и не годится тебе, как девушке, рассказывать, что только не проделывал этот господин. Понимаешь ли ты теперь, кто виноват в том, что ты была несчастна? Понимаешь, кто писал к тебе эти дикие письма? (Далее помета: Андреев)
Ты задаешь себе наверно этот вопрос, который не раз задавала: почему я же не боролся с этим господином? Я боролся с ним — это то же, что бороться воздушному шару с ветром, который его несет. Я всю жизнь боролся с ним — и никогда, мне думается, ни разу не заставил этого господина сделать по-своему. Я убедился, что это я, кажущееся [таки<м?>] самостоятельным, независимым, властным и вольным, свободным — [существует как всё моего тела] живет на хлебах у этого господина и имеет власти меньше, чем любой приживальщик. Естественный результат борьбы — это тот, что я порчу своему принципалу всякое удовольствие и отнимаю радость у его страдания (так в рукописи). Если говорить правду, так и этот господин достаточно, и имеет на то право, ненавидит меня. (Разница в том, что я ненавижу его.) И надо уже под конец отдать справедливость этому господину: самоубийство приводит в исполнение он, хотя вот в чем дело… У меня бывает дикая мысль, что когда будет [эт<от>] убит этот господин, то мое я освободится и останется жить… Но целовать его ты никогда не будешь.
Но мне опять тошно! Это я, я под тем или другим соусом, но все я, я — как опротивело мне это. Что создало меня таким убогим? Опять! Нет, поскорее, поскорее, убить это я, убить оба я, мне жаль (л. 72) расстаться с тобой. Я все сказал, что нужно, а впрочем, и не все — ну и не надо. Страшно умирать, когда одно отвращение наполняет душу. Я лучше расскажу тебе, как я тебя люблю. Вчера я поехал на взморье. Хотелось быть одному и не думать. Лег я на песке и смотрел, как идут к берегу волны. Идет издалека, горбится, поднимает белую верхушку и рассыпается. За ней другая, третья. И так было тысячи лет тому назад и будет. Это сознание успокаивает — и приближает к смерти, к бесконечному. Вспомнилось мне прошлое лето. Почему так живо оно в памяти? Я помню каждое твое слово, движение. Помнишь, как были мы счастливы в иные часы? Тогда H.H. еще не появлялся. Вот человек, которого ты можешь любить. У него одно я, и на мой взгляд не важное, но это пустое. Он умный, деятельный, веселый, думает о других, живет. Он всегда занят, никогда не жалуется.
71 На л. 71 об. вписано позднее (без указания места вставки): С другими я был гораздо лучше. Их я [н<е>] удостаивал своей откровенности. И когда в начале я мало любил тебя, я был лучше для тебя, потому что не все говорил. Беда была в том, что я слишком полюбил тебя. Обыкновенно женщины <нрзб.> тон, мотивов подчеркивают негодность (фраза обрывается)
72 сил вписано.
73 Далее было начато: <нрзб.>
74 В рукописи: Вся
75 Тот разговор ~ тебя, вписано на л. 71 об.
76 Далее было: так
77 Было: каждую
78 Было: попытку
79 Было начато: д<ругих?>
80 Далее было: то что
81 Текст: Отчего я не мог ~ истина. — пересекает вертикальная черта (возможно, знак вычерка).
82 Далее было начато: Н.Н.
83 На л. 72 об. вписано позднее: Я не знал, что это: самолюбие ли дикое и больное, но я не могу выносить, чтобы кто-нибудь в мире был выше меня. Часто я соглашался даже на то, чтобы быть немного выше. Все или ничего. И вот один из нас вечно стремился к невозможному, другой же, как и все, радовался похвалам, хлопотал о местечке, вступал к отношения.
Горькое наслаждение при чтении биографий великих людей Думать о бессмертии и страдать насм<орком>
— могуществе — кланяться перед начальством
— о гениальности — и не решить задачу с 3 неизв<естными>
— красоте — только что не пугать лошадь
84 Далее было начато: пус<тых?>
85 Далее было: Нужно было нагиб<аться>
86 жалкие вписано.
87 Далее было начато: Прод
88 Далее было: с
89 Далее было: можешь
90 Далее было: не ду<мал>
91 Было: ?
92 легкомысленный вписано.
93 Далее было: едет ли легкомысленны<й>
94 Далее было: любви
95 Напротив текста: это так, чтобы ~ с колокольни долой! -- на л. 74 об. вписано: Когда я шел с тобой по улице — муки было встречать людей выше меня ростом, красивее.
С одной стороны, я, подчеркивая свои недостатки, говорил: полюби нас черненькими… С другой — сознавал — что я никогда, а не поверю этой любви.
Ты упрекала меня, что я не работаю — так<ие?> способности
Испытания…
96 Далее было: гибель
97 Далее было: [Издалека с порывом легкого ветра] донесло звуки оркестра, [игравшего] этот же [ветер] порыв слегка колыхнул парусину. (Исправленное взято в круглые скобки.)
98 девушки вписано.
99 Далее было: остановился
100 Далее было: голосе
101 Было: этого
102 и не смотрела вписано.
103 он вписано.
104 Было: Москву
105 Было: 29
КОММЕНТАРИИ
[править]Источник текста — черновой автограф. 28 января 1899 г. Подпись: Леонид Андреев. Хранится: Т3. Л. 66-77.
Впервые (с сокращениями): Неделя. 1965. 18-24 июля (№ 30). С. 18-24. Публ. В. Н. Чувакова. Печатается по рукописи.
Можно предположить, что в основу фабулы рассказа положен случай, произошедший в сентябре 1891 г. с В. И. Гедройц10 — подругой З. Н. Сибилевой и хорошей знакомой Андреева — и ее женихом М.Г. П-ым. Как пишет в своем дневнике Андреев, после ряда размолвок Гедройц отправила своему жениху «письмо с форменной отставкой. Сегодня она получила ответ такой, как и следовало ожидать, но какого она — удивительно! — не ожидала. В письме из нескольких строк М.Г. говорит, что пора кончать эту комедию, в которой он играл такую глупую роль. И он кончил ее, пот<ому> что, когда В<ера> И<гнатьевна> читает его письмо, его уже нет на свете. Конечно, с В<ерой> И<гнатьевной> сейчас же нервный припадок; отправляется З<инаида> к брату М.Г. узнать, действительно ли тот убил себя, — там ничего не знают» (Дн5. С. 103). Через два дня в дневнике отмечено: «О М.Г. вестей никаких нет. Можно предположить, что его письмо просто буффонада <…>» (Там же. С. 104).
К центральной для рассказа теме раздвоенности души Андреев неоднократно обращался в своих дневниках. Характерна, например, запись от 25 августа 1897 г., в которой предвосхищена одна из психологических коллизий рассказа: «Как известно, я вечно двоюсь, и от любви я хочу, чтобы одним сильным чувством она соединила двух этих людей, сидящих во мне. А З<инаида> И<вановна Терпигорева> как будто нарочно старается разбудить во мне того, другого. Лишь только я забудусь, почувствую, что живу и люблю, — З<инаида> И<вановна> скажет: „а в который это раз?“ — и сейчас тот, другой, с радостью подхватывает эту мысль, иронизирует, потешается, иллюстрирует примерами. В результате через минуту я спокойно закуриваю папиросу и обсуждаю свое данное состояние с комической точки зрения» (Дн9. Л. 89 об.).
С. 263. Первый раз ~ 3 января, помнишь, когда ты сказала мне, что любишь меня. — Автобиографическая аллюзия. Ср. запись в дневнике Андреева от 14 февраля 1898 г.: «Не буду описывать, как это случилось, но Шурочка (А. М. Велигорская. — Сост.) до известной степени первая пошла мне навстречу. 3 января мы с ней виделись. Продолжительный разговор; а затем первые бесчисленные поцелуи, которыми мы тогда обменялись и которые с ее стороны поразили меня своей страстностью, — расплавили лед, дотоле разделявший нас. С этого дня Шурочка стала неузнаваемой. Так она была любяща, мила и хороша, что я почувствовал себя возродившимся. В течение целого января я был прямо-таки счастлив» (Дн.9. Л. 111 об.).
С. 266, примеч. 70. Принципал — хозяин, глава по отношению к своим служащим.
Гедройц Вера Игнатьевна (1876—1932) — хирург, участница революционного движения, литератор (см.: Мец А Г., Заверный Л. Г. Гедройц Сергей // Русские писатели. 1800—1917: Биогр. словарь. М., 1989. Т. 1. С. 535—536).
1 В перечень общих сокращений не входят стандартные сокращения, используемые в библиографических описаниях, и т. п.
Б.д. — без даты
Б.п. — без подписи
незач. вар. — незачеркнутый вариант
незаверш. правка — незавершенная правка
не уст. — неустановленное
ОТ — основной текст
Сост. — составитель
стк. — строка
АГ ИМЛИ — Архив A.M. Горького Института мировой литературы им. A. M. Горького РАН (Москва).
ИРЛИ — Институт русской литературы РАН (Пушкинский Дом). Рукописный отдел (С.-Петербург).
ООГЛМТ — Орловский объединенный государственный литературный музей И. С. Тургенева. Отдел рукописей.
РАЛ — Русский архив в Лидсе (Leeds Russian Archive) (Великобритания).
РГАЛИ — Российский государственный архив литературы и искусства (Москва).
РГБ — Российская государственная библиотека. Отдел рукописей (Москва).
Hoover — Стэнфордский университет. Гуверовский институт (Стэнфорд, Калифорния, США). Коллекция Б. И. Николаевского (№ 88).
Автобиогр. — Леонид Андреев (Автобиографические материалы) // Русская литература XX века (1890—1910) / Под ред. проф. С. А. Венгерова. М.: Изд. т-ва «Мир», 1915. Ч. 2. С. 241—250.
Баранов 1907 — Баранов И. П. Леонид Андреев как художник-психолог и мыслитель. Киев: Изд. кн. магазина СИ. Иванова, 1907.
БВед — газета «Биржевые ведомости» (С.-Петербург).
БиблА1 — Леонид Николаевич Андреев: Библиография. М., 1995. Вып. 1: Сочинения и письма / Сост. В. Н. Чуваков.
БиблА2 — Леонид Николаевич Андреев: Библиография. М., 1998. Вып. 2: Литература (1900—1919) / Сост. В. Н. Чуваков.
БиблА2а — Леонид Николаевич Андреев: Библиография. М., 2002. Вып. 2а: Аннотированный каталог собрания рецензий Славянской библиотеки Хельсинкского университета / Сост. М. В. Козьменко.
Библиотека Л. Н. Толстого — Библиотека Льва Николаевича в Ясной Поляне: Библиографическое описание. М., 1972. [Вып.] I. Книги на русском языке: А-Л.
Боцяновский 1903 — Боцяновский В. Ф. Леонид Андреев: Критико-биографический этюд с портретом и факсимиле автора. М.: Изд. т-ва «Литература и наука», 1903.
Геккер 1903 — Геккер Н. Леонид Андреев и его произведения. С приложением автобиографического очерка. Одесса, 1903.
Горнфельд 1908 — Горнфельд А. Г. Книги и люди. Литературные беседы. Кн. I. СПб.: Жизнь, 1908.
Горький. Письма — Горький М. Полн. собр. соч. Письма: В 24 т. М.: Наука, 1997—.
Дн1 — Андреев Л. Н. Дневник. 12.03.1890-30.06.1890; 21.09.1898 (РАЛ. МБ. 606/Е.1).
Дн2 — Андреев ЛЛ. Дневник. 03.07.1890-18.02.1891 (РАЛ. MS.606/E.2).
Дн3 — Андреев Л. Н. Дневник. 27.02.1891-13.04.1891; 05.10.1891; 26.09.1892 (РАЛ. MS.606/ Е.3).
Дн4 — Андреев Л. Н. Дневник. 15.05.1891-17.08.1891 (РАЛ. MS.606/ E.4).
Дн5 — Андреев Л. Дневник 1891—1892 гг. [03.09.1891-05.02.1892] / Публ. Н. П. Генераловой // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1991 г. СПб., 1994. С. 81-142.
Дн6 — «Дневник» Леонида Андреева [26.02.1892-20.09.1892] / Публ. H Л. Генераловой // Литературный архив: Материалы по истории русской литературы и общественной мысли. СПб., 1994. С. 247—294.
Дн7 — Андреев Л. Н. Дневник. 26.09.1892-04.01.1893 (РАЛ. MS.606/E.6).
Дн8 — Андреев Л. Н. Дневник. 05.03.1893-09.09.1893 (РАЛ. MS.606/E.7).
Дн9 — Андреев Л. Н. Дневник. 27.03.1897-23.04.1901; 01.01.1903; 09.10.1907 (РГАЛИ. Ф. 3290. Сдаточная опись. Ед.хр. 8).
Жураковский 1903а — Жураковский Е. Реально-бытовые рассказы Леонида Андреева // Отдых. 1903. № 3. С. 109—116.
Жураковский 19036 — Жураковский Е. Реализм, символизм и мистификация жизни у Л. Андреева: (Реферат, читанный в Московском художественном кружке) // Жураковский Е. Симптомы литературной эволюции. Т. 1. М., 1903. С. 13-50.
Зн — Андреев Л. Н. Рассказы. СПб.: Издание т-ва «Знание», 1902—1907. T. 1—4.
Иезуитова 1967 — Иезуитова ЛЛ. Творчество Леонида Андреева (1892—1904): Дис…. канд. филол. наук. Л., 1976.
Иезуитова 1976 — Иезуитова Л. А. Творчество Леонида Андреева (1892—1906). Л., 1976.
Иезуитова 1995 — К 125-летию со дня рождения Леонида Николаевича Андреева: Неизвестные тексты. Перепечатки забытого. Биографические материалы / Публ. Л. А. Иезуитовой // Филологические записки. Воронеж, 1995. Вып. 5. С. 192—208.
Измайлов 1911 — Измайлов А. Леонид Андреев // Измайлов А. Литературный Олимп: Сб. воспоминаний о русских писателях. М., 1911. С. 235—293.
К — газета «Курьер» (Москва).
Кауфман — Кауфман А. Андреев в жизни и своих произведениях // Вестник литературы. 192(Х № 9 (20). С. 2-4.
Коган 1910 — Коган П. Леонид Андреев // Коган П. Очерки по истории новейшей русской литературы. Т. 3. Современники. Вып. 2. М.: Заря, 1910. С. 3-59.
Колтоновская 1901 — Колтоновская Е. Из жизни литературы. Рассказы Леонида Андреева // Образование. 1901. № 12. Отд. 2. С. 19-30.
Кранихфельд 1902 — Кранихфельд В. Журнальные заметки. Леонид Андреев и его критики // Образование. 1902. № 10. Отд. 3. С. 47-69.
Краснов 1902 — Краснов Пл. К. Случевский «Песни из уголка»; Л. Андреев. Рассказы // Литературные вечера: (Прилож. к журн. «Новый мир»). 1902. № 2. С. 122—127.
ЛА5 — Литературный архив: Материалы по истории литературы и общественного движения / Под ред. К. Д. Муратовой. М.; Л.: АН СССР, 1960.
ЛН72 — Горький и Леонид Андреев: Неизданная переписка. М.: Наука, 1965 (Литературное наследство. Т. 72).
МиИ2000 — Леонид Андреев. Материалы и исследования. М.: Наследие, 2000.
Михайловский 1901 — Михайловский Н. К. Рассказы Леонида Андреева. Страх смерти и страх жизни // Русское богатство. 1901. № 11. Отд. 2. С. 58-74.
Неведомский 1903 — Неведомский М. [Миклашевский М. П.] О современном художестве. Л. Андреев // Мир Божий. 1903. № 4. Отд. 1. С. 1-42.
HБ — журнал «Народное благо» (Москва).
HP — Андреев Л. Я. Новые рассказы. СПб., 1902.
Пр — Андреев Л.Н: Собр. соч.: [В 13 т.]. СПб.: Просвещение, 1911—1913.
OB — газета «Орловский вестник».
ПССМ — Андреев Л. Н.-- Полн. собр. соч.: [В 8 т.]. СПб.: Изд-е т-ва А. Ф. Маркс, 1913.
Реквием — Реквием: Сб. памяти Леонида Андреева / Под ред. Д. Л. Андреева и В. Е. Беклемишевой; с предисл. ВЛ. Невского М.: Федерация, 1930.
РЛ1962 — Письма Л. Н. Андреева к A.A. Измайлову / Публ. В. Гречнева // Рус. литература. 1962. № 3. С. 193—201.
Родионова — Родионова Т. С. Московская газета «Курьер». М., 1999.
СРНГ — Словарь русских народных говоров. М.; Л., 1965— . Вып. 1— .
Т11 — РГАЛИ. Ф. 11. Оп., 4. Ед.хр. 3. + РАЛ. MS.606/ В.11; 17 (1897 — начало осени 1898).
1 Т1-Т8 — рабочие тетради Л. Н. Андреева. Обоснование датировок тетрадей см. с. 693.
Т2 — РГАЛИ. Ф. 11. Оп. 4. Ед.хр. 4. (Осень 1898., до 15 нояб.).
Т3 — РГБ. Ф. 178. Карт. 7572. Ед.хр. 1 (7 дек. 1898 — 28 янв. 1899).
T4 — РГАЛИ. Ф. 11. Оп. 4. Ед.хр. 1 (18 июня — 16 авг. 1899).
Т5 — РГАЛИ. Ф. 11. Оп. 4. Ед.хр. 2 (конец августа — до 15 окт. 1899).
Т6 — РАЛ. MS.606/ А.2 (15-28 окт. 1899).
Т7 — РАЛ. MS.606/ A.3 (10-19 нояб. 1899).
Т8 — РАЛ. MS.606/ A.4 (14 нояб. 1899 — 24 февр. 1900).
Урусов — Урусов Н. Д., кн. Бессильные люди в изображении Леонида Андреева: (Критический очерк). СПб.: Типогр. «Общественная польза», 1903.
Фатов — Фатов H.H. Молодые годы Леонида Андреева: По неизданным письмам, воспоминаниям и документам. М., Земля и фабрика, 1924.
Чуносов 1901 — Чуносов [Ясинский И. И.]. Невысказанное: Л. Андреев. Рассказы. СПб., 1901 // Ежемесячные сочинения. СПб., 1901. № 12. С. 377—384.
Шулятиков 1901 — Шулятиков В. Критические этюды. «Одинокие и таинственные люди»: Рассказы Леонида Андреева // Курьер. 1901. 8 окт. (№ 278). С. 3.
S.O.S. — Андреев Л. S.O.S.: Дневник (1914—1919). Письма (1917—1919). Статьи и интервью (1919). Воспоминания современников (1918—1919) / Под ред. и со вступит. Р. Дэвиса и Б. Хеллмана. М; СПб., 1994.