Аверченко А. Т. Собрание сочинений: В 14 т. Т. 11. Салат из булавок
М.: Изд-во «Дмитрий Сечин», 2015.
НАТЮР МОРТ[править]
(Рисунки Аркадия Аверченко)[править]
Бутерброд с зернистой икрой[править]
На небольшой белой фарфоровой тарелочке с золотым ободком лежал он…
Сбоку виднелась коричневая поджаренная корочка, а сверху белый пышный мякиш прикрывался целой горкой влажных серых зерен, манящих своей сочностью до того, что язык любующегося увлажнялся.
На одном краю тарелочки, кроме того, лежала половинка лимона, на другом — щепотка мелко нарезанного молодого зеленого луку — так что три цвета ярко играли на тарелочке: желтый, серый и зеленый.
Духи[править]
Небольшой футляр из темно-красного сафьяна с золоченой застежкой, украшенной самоцветным камушком.
По краям крышки — золотое тиснение.
Со щелканьем открывается застежка.
Внутри футляр выложен темно-красным же шелком, и на этом темно-вишневом фоне сверкает тяжелый хрустальный многогранный флакон, наполненный жидким ароматным золотом.
Брали тонкий, на диво вымытый и выглаженный батистовый платок, разворачивали его и, капнув на уголок несколько капель ароматного золота — встряхивали.
И тонкое свежее благоухание волнами неслось по комнате.
Книга[править]
Пухлая, неразрезанная, манящая своим содержанием, как ароматная начинка еще не разрезанного пирога.
Солидная обложка, украшенная вычурной под старинную гравюру заставкой Ивана Билибина.
На обложке: Леонид Андреев, Иван Бунин, Сергеев-Ценский…
Сзади: 1 руб. 75 коп…
Книга еще пахнет типографской краской, и лезвие костяного ножа многообещающе шуршит, поспешно открывая тайны прекрасного творчества.
Бокал шампанского[править]
Тонкий хрусталь в форме срезанной груши, обращенной стебельком вниз.
По прозрачной, как воздух, поверхности стекла — причудливые матовые арабески.
Бокал кипит. Снизу вверх несутся, рождаясь в неисследованных глубинах, пузырьки веселья и радости, любви и бурного счастья. Стремглав вылетев на поверхность, они с шипением лопаются, но на их место на дне рождаются сотни, тысячи других, и сотнями шумящих ракет взвиваются ввысь.
Охлажденный льдом кипящий огонь — будто всеми своими фибрами стремится к небу, где он и рожден небожителями…
Кресло в Мариинском театре[править]
Сиденье и спинка голубого бархата, поручни тоже, упругие, мягкие…
Сядешь — будто мать посадила тебя, любимого, в уютную колыбельку.
Надо опустить бинокль на колени, откинуть голову на спинку кресла и, полузакрыв глаза, погрузиться в звуки увертюры «Пиковой дамы» в благоговейной тишине храма, в благоговейной полумгле.
Живая натура[править]
Развалившись в кресле голубого бархата и закинув одну ногу на ручку упругого кресла, сидит он.
Шапка со звездой сдвинута на потный затылок.
Под тем сапогом, который покоится на полу — лежит выпавший из кармана и раздавленный хрустальный флакон с умирающим ароматом. На каблуке второго сапога, свисшего с ручки кресла — прилип расплющенный остаток бутерброда с серой влажной икрой.
От выпитого не в меру шампанского мутит, и горячая изжога как жгучая огненная змея, ползает в горле снизу вверх…
В руках книга, отпечатанная на хорошей прежней бумаге: «Известия первой секции пролеткульта».
Но — не читается; не глядится на сцену; не слушается. Мутит.
Вот она: сидит в голубом бархатном кресле, как на троне, эта «живая натура» — без остатка слопавшая нашу «мертвую натуру».
И когда эта живая натура сделается «натур мортом», — наши «мертвые натуры» оживут и снова засверкают, заблагоухают, зашумят, заласкают глаз, ухо, язык и мозг наш.
КОММЕНТАРИИ[править]
Впервые: Юг России, 1920, 22 сентября (5 октября), № 139 (334). Печатается по тексту газеты.