На распутье (Жаботинский)
См. также одноимённые страницы.На распутье
[править]Ставский невиновен! Это знает даже прокурор Иерусалимского суда, требовавший головы Ставского, не говоря уже о судьях. Что Ставский невиновен, мы, евреи, больше чем уверены: для подавляющего большинства это уже честь символа веры, вопрос уже давно решенный, о котором спорить не приходится.
Палестинский корреспондент газеты «Таймс» сообщает: «местные евреи очень возбуждены и полиция — на страже. Ставский стал местным героем — у всех, за исключением рабочей парии. Во время процесса подсудимые входили в суд и выходили из суда, сопровождаемые аплодисментами».
Это — правда: широкоплечий брест-литовский юноша, мужественный, с открытой душой, с чистой доверчивой улыбкой в часы самой серьезной опасности, действительно стал героем. Умные вопросы, которые он, бывало, ставил лжесвидетелям во время судебного следствия даже еще до приезда Гораса Сэмюэля были бы под стать и старому искушенному защитнику. И при всем том он — олицетворение скромности: «- Разве я могу обмениваться мыслями с Ахимеиром, как равный. Он выше меня! Мы жили в одной комнате потому, что и он — бедняк, но это еще не служит основанием, чтобы я ему докучал своими разговорами!»
Ставский проявил достоинство и мужество героя, когда он ответил на вердикт: «Вы осудили не меня, вы посягнули на честь английского народа!» Человек с большим сердцем и героическим характером! Это ощущает теперь всякий порядочный еврей, даже тот, кто не следил за всеми деталями свидетельский показаний.
Я начал борьбу за Ставского год тому назад, еще до того, как я узнал, что собою представляет Ставский. Но в процессе борьбы я давно уже стал гордиться, что в рядах Бейтара имеется такой юноша, как Ставский.
Телеграмма газеты «Таймс» ограничивает популярность Ставского не-левыми кругами. Я не мог бы этого сказать с такой уверенностью. Сегодня еще не известно, что пишут и говорят руководители левых, но уже нет сомнения, что и в левых массах кристаллизуются уже такие элементы, для которых смертный приговор Ставскому такой же тяжелый удар и горькое разочарование, как и для нас всех. Они давно поняли, что человек невиновен, что разыгрывается низкая интрига, что на лицо подлый заговор.
Мы стоим сейчас на распутье, как из-за наших отношений с Англией, так и из-за наших внутренних отношений. С одной стороны, мы пережили за последние годы большие разочарования по поводу мандатной политики. С другой стороны, мы терпели от внутренних раздоров. Но никогда у нас не было такого ощущения, что мы подходим к крайней роковой меже, где стрелки указывают противоположные пути.
С Англией еврейский народ уже давно находится в тяжбе. В наши дни никто не скажет, что обвинение в нарушении Англией ее обязательств исходит лишь от одной партии. Негодование еврейского народа захватило широкие круги, а не одну только партию. И все таки — до пятницы 8-го июня это была чисто политическая борьба. Обвинение предъявляли системе, протестовали против политических воззрений, против неправильного толкования Англией ее обязательств, — но отнюдь не против моральной честности английского народа.
Думали, что в политическом обмане виновны бюрократы Колониал-Оффис и администрация на местах, пожалуй, даже некоторые государственные деятели Англии, но отнюдь не сама Англия в целом, ни общественное мнение, ни ее совесть. На этой вере в глубокую честность английской души была основана еврейская политика, тактика разных партий, методы их борьбы.
В пятницу, 8-го июня, приговор Ставскому перенес конфликт в новую плоскость. Мы здесь стоим перед вопросом элементарной честности, и при этом в той святой области, которая называется правосудием. Бывают случаи, когда невозможно допустить, что судьи, кто бы они ни были, не поняли, где истина.
В процессе Бейлиса, среди киевских присяжных заседателей, 12 плохо отесанных крестьян, антисемиты, — все более или менее уверенные в достоверности обвинения в употреблении христианской крови. И при всем том не нашлось большинства, которое сказало бы, что Бейлис виновен! Лейпцигский процесс тоже оправдал четырех коммунистов, невзирая на страшное давление со всех сторон. В Иерусалиме дело было так же простое для судей, как прежде для Киева и Лейпцига. А ответ был дан другой.
И перед мировым еврейством возникает тяжелый и страшный вопрос: что же это такое? Мы верили, что мы имеем дело с народом, который может совершать грубые ошибки, иметь ложные представления о смысле своих обязательств и обещаний, что он, может быть, слеп, даже слеп надолго, но при всем том это — честный народ и, когда он видит правду, он честно поступает. Никто нас не убедит, что в деле Ставского они были слепы и не видели истины. Это было еще более невозможно, чем в Киеве и Лейпциге. Что же это обозначает? Какие выводы мы должны сделать? А без выводов на этот раз не обойдется!
К сожалению, ясно, что единственный вывод, это — вывод трагический: в основе политических конфликтов между нами и Англией отныне — бездна морального, этического характера. Мы, евреи, вместе со всем человечеством, считаем, что в деле правосудия нельзя руководствоваться чувствами политической вражды правительства к оппозиционной партии, что суд не может считаться с престижем полиции, что суд не может поддаваться давлению свыше. Можем ли мы сделать вывод, что мандатный режим при этом мандате основан и будет и впредь основан на других этических основаниях, что не играют никакой роли правда, истина, мораль, справедливость.
С самого начала суда я писал: это — государственный экзамен для судей. Но еще правильнее выразился Ставский: «Не меня вы обвинили: обвинительный приговор вы вынесли — чести Англии!»
С решением того вопроса — имеем ли мы дело с народом, с которым у нас еще есть общий язык, хотя бы в области морали и чести, нам торопиться нечего. Последнего слова той стороны мы еще не слышали.
В 1920 году мы тоже видели, и тоже в Иерусалиме, суд, который вынес неправосудный приговор: тогда были приговорены к каторжным работам 21 член еврейской самообороны, один на 15 лет, а остальные на 3 года. А через неделю из Лондона пришел приказ заменить каторгу почетным заключением в крепости и не на 15 и 3 года, а лишь на 6 месяцев. А три месяца спустя всех освободили. А после того, когда не осталось никакого «сентиментального» основания для пересмотра процесса — все подсудимые уже были на свободе, — главный военный суд в Лондоне пересмотрел процесс и кассировал все дело, начиная с обвинительного акта и кончая приговором!
Сегодня мы не должны забывать, что последнего слова еще не сказано. Одна судебная инстанция провалилась на государственном экзамене, и этот провал ясно показал, что «заговор», в котором участвуют очень серьезные и высокие факторы, к сожалению, не подозрение, но жестокая действительность. Сегодня мы выносим приговор об этической природе английского управления, сегодня мы, евреи — Верховный Суд, а они подсудимые, но именно потому они имеют право просить, чтобы Верховный Суд не торопился с вынесением приговора. Если конец будет снова провалом, тогда решится вопрос о том, какую же дорогу нам избрать. С народом, который совершает ошибки, еще можно идти вместе. С народом, который не уважает идеи правосудия, говорят иначе.
Мы стоим на распутье — в собственном лагере. Тысячи евреев, тысячи сионистов, глубоко озабочены: наша внутренняя партийная борьба обнаруживает тенденцию к восприятию самых диких форм.
Распутье обозначает две дороги: одна — к людскому сожительству, когда борятся с идеями, с концепциями строительства и когда нет борьбы путем физического насилия и произвола — отнятие сертификатов на иммиграцию. Известно, что именно с нашей стороны последовал призыв переустроить сионистское движение на таких основаниях, которые приведут к связующей координации различных сил.
Второй путь, это — пандемониум!
И сегодня, именно сегодня, мы дошли до последнего пункта нашего перепутья. Но и на том пункте стоит странное сооружение. Я его видел, когда нас, бывало, в 1920 году водили на прогулку во двор Иерусалимской тюрьмы. Наши деликатные военные стражи, хотя они уже полтора года владычествовали в святом городе, не нашли нужным хотя бы прикрыть красивый орнамент этого сооружения, и мы его видели своими глазами. Это — виселица! На нашем перепутье стоит виселица!
Левые сионисты — мои противники! Примите решение, бесполезно играть не красивую, глупую роль! Вы все убеждены, что от руки Ставского, и вообще от еврейской руки, погиб Арлозоров. В Палестине это знают и ваши партийные друзья, что Арлозорова убили два молодых араба. Это знают и англичане-полицейские. До сих пор нас еще не разделяет еврейская могила, вырытая еврейскими же руками. Тень, призрак витает на распутье, и этот призрак принимает очертания виселицы!
Левые сионисты, мои противника! Не теряйте ни одной минуты пока не поздно, не допустите ассоциации вас с виселицей! Присоедините ваши голоса к громовому голосу всего народа, который требует освобождения Ставского. Я не знаю, придадут ли ваши голоса много или мало силы гласу народа… Но пусть ваш голос присоединится теперь!
Я верю, что еврейский народ не допустит до виселицы. Он ее снесет! Но это не достаточно. Не может остаться записанным в нашей истории, что когда воздвигали виселицу, то в этом помогали и еврейские руки. Все еврейские руки без исключения должны эту виселицу сорвать! Ибо, если нет, если останется хоть один лагерь в еврействе, руки которого помогали ее строить, тогда продолжения нет! Тогда пусть будет, что суждено! Если суждено пандемониум, то никто и ничто не поможет: по ту сторону виселицы мир невозможен!
Примечания
[править]- ↑ Опубликовано в "Гадегель" - журнале союза ревизионистов и Бейтар в Маньчжу-Ди-Го и в Китае, в 1934г.
|
Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.
Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода. |