На трибуне среди гостей (Ильф и Петров)
| На трибуне среди гостей |
| Опубл.: 1935. Источник: Илья Ильф, Евгений Петров. Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска / сост., комментарии и дополнения (с. 430-475) М. Долинского. — М.: Книжная палата, 1989. — С. 175-177. • Единственная прижизненная публикация: «Правда». 1935. 4 мая. |
Человек, наблюдавший несколько раз Первомайский парад на Красной площади, легко заметит, что у гостей, заполняющих трибуны, уже выработались свои привычки и обычаи.
У отцов установилась привычка приводить с собой детей, ставить их на барьеры трибун, или сажать к себе на плечи, или подымать на вытянутых руках высоко над головой, вызывая этим комичное отчаяние бездетных и холостяков.
И есть у гостей еще одна привычка, вернее — милая слабость, в отдельных случаях переходящая в страсть…
За полчаса до начала парада на гостевую трибуну поднялись папа и сын. Папе было лет сорок, а сыну — лет двенадцать. Кепки, курносые веселые носы и глаза были у них совершенно одинаковые. Они до такой степени походили друг на друга, что, казалось, мальчик был произведен на свет без помощи матери, непосредственно одним папой.
На трибуне папа и сын сразу повели себя как опытные посетители парадов, Мальчик вынул бутерброд в пергаментной бумаге, а пана сказал:
— Ты, Коля, покушай, а я, чтобы не терять времени, посчитаю, сколько там военных атташе. Раз, два, три, четыре, пять… Ого!.. Четырнадцать, пятнадцать…
— Сколько? — деловито спросил сын, пережевывая хлеб с ветчиной.
— На два больше, чем в прошлый раз.
— Хорошо, — одобрительно сказал Коля. — Значит, мы еще две страны признали.
— Установили дипломатические отношения, — разъяснил отец. — Ну, что, покушал? Давай считать сводный оркестр, а то мне одному не справиться. Я возьму левую сторону, а ты посчитай вот этих, с белыми барабанами.
Мальчик встал на барьер, обнял отца за шею, и оба с увлечением принялись подсчитывать. Работа была большая, и они еле-еле успели с ней справиться к моменту выезда Ворошилова из ворот Спасской башни.
— У меня тысяча двести, — сказал сын.
— А у меня девятьсот, — доложил папа. — Всего — две ту сто. Здорово! Больше, чем в прошлом году.
Их это очень радовало. Им хоте лось, чтоб всего было как можно больше.
Войска двинулись мимо мавзолея.
— Сколько сегодня человек в шеренге? — озабоченно спросил папа, — Ага! Великолепно. Ты считай ряды, а я буду умножать в уме. Как в тот раз.
Как видно, они имели свой собственный метод подсчета, выработанный многолетним опытом. Они подымались на цыпочки, шевелили губами, докладывали друг другу цифры, что-то складывали, умножали, кажется, даже возводили в степень. Это была какая-то сложная система. Иногда они восторженно переглядывались. Всего было больше: пехоты, пулеметов, тачанок, орудий, броневиков, кавалерии, моторизованных частей, допризывников.
Немножко спутали папу и сына велосипедисты. Они без конца выезжали с Никольской улицы, усердно работая ногами. Сначала ехали черные, потом серые, синие, розовые, голубые.
Первым сбился со счета папа. Он прозевал целый отряд велосипедистов в оранжевых беретах и не включил их в общий итог. Коля сердито оглянулся на отца и продолжал считать.
Внезапно площадь очистилась. Исторического музея кто-то махнул красным и желтым флажками, и тут началось самое главное.
От тяжести танков, сотнями вступавших на площадь, задрожала земля.
— Гораздо больше, чем в прошлом году, — закричал Коля, сверкая глазами. — Считай амфибии, а я буду считать многопушечные танки!
— Не успею, Коленька, — робко сказал папа. — Они очень быстро идут. Я уже пропустил.
— Ну, хорошо, тогда считай средние танки. А эти мы приблизительно. Как ты пропустил амфибии?
— Не могу же я сюда с арифмометром ходить, — огрызнулся отец.
В эту минуту новый, более звонкий и напряженный гул покрыл грохотанье танков. Низко над площадью показались тяжелые бомбардировщики. Отряд за отрядом, безукоризненно держа строй, они летели над чистым принарядившимся городом, над миллионами обращенных к ним лиц. Все небо за бомбардировщиками было занято эскадрильями истребителей и разведчиков. Тут действительно без арифмометра было уже трудновато.
Восторг и ужас раздирали Колю одновременно.
— Папа, продолжай считать танки, — кричал он, — а я буду авиацию.
— Я сам хочу авиацию, — запальчиво ответил папа.
— А танки?
— Да их все равно намного больше, чем было на прошлом параде. Можешь быть спокоен.
И оба они уставились в небо, где происходило подлинное торжество Военно-Воздушных Сил Советского Союза.
Когда громадная воздушная эскадра уже летела где-то далеко над Замоскворечьем, на Красной площади
раздался громкий удивленный радостный крик.
На этот раз над трибунами с необыкновенной скоростью, с воем и яростью снаряда, пролетел новый двухмоторный моноплан еще невиданного нами типа. Он сделал крутой вираж, косо пошел вверх и, блеснув на мгновение светлым металлом, исчез, растаял, будто его никогда и не было.
Сейчас же, как бы соревнуясь с ним, появились новые сверхскоростные истребители, наполнили воздух на несколько секунд душераздирающим ревом и тут же над площадью прямо по вертикали ушли в небо, тоже пропали, исчезли.
Курносый Коля и его папа давно уже ничего не считали. Быстро поворачивая головы, они следили за головокружительными полетами истребителей, не замечая, что с площади уже уходили так и не сосчитанные ими большие многопушечные танки.