Незнакомка (драма, Блок)
Незнакомка
На портрете была изображена действительно необыкновенной красоты женщина. Она была сфотографирована в черном шелковом платье, чрезвычайно простого и изящного фасона; волосы, по-видимому темно-русые, были убраны просто, по-домашнему; глаза темные, глубокие, лоб задумчивый; выражение лица страстное и как бы высокомерное. Она была несколько худа лицом, может быть, и бледна…
— А как вы узнали, что это я? Где вы меня видели прежде? Что это, в самом деле, я как будто его где-то видела?
— Я вас тоже будто видел где-то?
— Где? — Где?
— Я ваши глаза точно где-то видел… да этого быть не может!
Это я так… Я здесь никогда и не был. Может быть, во сне…
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
- Незнакомка.
- Голубой.
- Звездочет.
- Поэт.
- Посетители кабачка и гостиной.
- Два дворника.
ПЕРВОЕ ВИДЕНИЕ
Купил я эту шубу за двадцать пять рублей. А тебе, Сашка, меньше тридцати ни за что не уступлю.
Да врешь ты!.. Да вот поди ж ты… Я тебе…
Молчать! Не ругаться! Еще бутылочку, любезный.
Позвольте, господин. Так нельзя. Вы у нас всех раков руками переберете. Никто кушать не станет.
И танцовала она, милый друг ты мой, скажу я тебе, как небесное создание. Просто взял бы ее за белые ручки и прямо в губки, скажу тебе, поцеловал…
Эка, эка, Васинька-то наш, размечтался, заалел, как маков цвет! А что она тебе за любовь-то? За любовь-то что?.. А?..
И, милый друг ты мой, скажу тебе, нехорошо смеяться. Так бы вот взял её, и унес бы от нескромных взоров, и на улице плясала бы она передо мной на белом снегу… как птица, летала бы. И откуда мои крылья взялись, — сам полетел бы за ней, над белыми снегами…
Ты, Васька, смотри, того, по первопутку-то не очень полетишь…
Тебе бы по морозцу-то легче, а то с твоей милой как раз в грязь угодишь…
Мечтатель.
Эх, милые други, в семинарии не учась, скажу я вам, вы нежных чувств не понимаете. А впрочем, еще бы пивца…
Каждому свое. Каждому свое…
Бутылку портеру, Миша. (Продолжает быстро рассказывать мужчине.) …только она, милый мой, вышла, хвать — забыла хозяйку пивом угостить. Сейчас — назад, а уж он комод открыл, да и роется, все перерыл, все перерыл, думал — не скоро вернется… Она, милый мой, кричать, а он, милый мой, ей рот зажимать. Ну, все-таки хозяйка прибежала, да сама кричать, да дворника позвала; так его, милый мой, сейчас в участок… (Быстро прерывает.) Дай двугривенный.
Тебе нешто жалко?
Пей, да помалкивай.
Костя, друг, она у дверей дожидает!..
Ладно. Пошляется еще. Давай выпьем.
И всем людям — свое занятие… И каждому — свое беспокойство.
Угостить вас?
Великая честь-с… От знаменитого лица-с…
Вы послушайте только. Бродить по улицам, ловить отрывки незнакомых слов. Потом — прийти вот сюда и рассказать свою душу подставному лицу.
Непонятно-с, но весьма утонченно-с…
Как люблю я ее…
А она за любовь…
Видеть много женских лиц. Сотни глаз, больших и глубоких, синих, темных, светлых. Узких, как глаза рыси. Открытых широко, младенчески. Любить их. Желать их. Не может быть человека, который не любит. И вы их должны любить.
Слушаю-с.
И среди этого огня взоров, среди вихря взоров, возникнет внезапно, как бы расцветет под голубым снегом — одно лицо: единственно прекрасный лик Незнакомки, под густою, темной вуалью… Вот качаются перья на шляпе… Вот узкая рука, стянутая перчаткой, держит шелестящее платье… Вот медленно проходит она… проходит она…
И все проходит. И каждому — своя забота.
Танцевала она, как небесный, скажу вам, ангел, а вы, черти и разбойники, не стоите ее мизинца. А впрочем, выпьем.
Мечтатель. Оттого и пьешь. И все мы — мечтатели. Поцелуй меня, дружок.
И никто ее так не полюбит, как я. И будем мы на белом снегу свою грустную жизнь доживать. Она — плясать, а я — на шарманке играть. И полетим. И под самый серебряный месяц залетим. И туда, черт возьми, скажу я вам, дурацким вашим грязным носам, милые други, не соваться. И все-таки я очень вас люблю и высоко ставлю. Кто из одной бутылки не пивал, тот и дружбы не видал.
Ай да Васька! Уж очень складно! Поцелуемся, дружок.
Однако ж будет. Что ей столько на морозе дожидать? Замерзнет совсем. Пойдем, брат Костя.
Брось. Если женскому нраву потакать, так от мужчины ничего не останется — только ему в рожу плюнуть. Пусть пошляется, а мы еще посидим.
Государи мои! Есть у меня небольшая вещица — весьма ценная миниатюра. (Вытаскивает из кармана камею.) Вот-с, не угодно ли: с одной стороны — изображение эмблемы, а с другой — приятная дама в тюнике на земном шаре сидит и над этим шаром держит скипетр: подчиняйтесь, мол, повинуйтесь — и больше ничего!
Вечная сказка. Это — Она — Мироправительница. Она держит жезл и повелевает миром. Все мы очарованы Ею.
Рад служить русской интеллигенции. Дешево продам, хотя досталось не дешево, но уж, как говорится, только по дружбе. Вижу, что любитель. Ну, так по рукам.
А теперь пришло время нам повеселиться. Ну, Ваня, слушай (торжественно развертывает журнал и читает:) «Любящие супруги. Муж: — Ты, милочка, зайди сегодня к мамаше и попроси ее…»
Ишь, черт возьми, здорово!
«…И попроси ее… подарить Катеньке куколку…»
«Жена: — Что ты, милочка! Катеньке уж скоро двадцать лет. (Еле может прочесть от смеха.) Ей уж не куколку, а женишка пора подарить».
Вот так здорово!
Что называется отбрила!
Черт их дери, ловко пишут!..
Вечное возвращение. Снова Она объемлет шар земной. И снова мы подвластны Ее очарованию. Вот Она кружит свой процветающий жезл. Вот Она кружит меня… И я кружусь с Нею… Под голубым… под вечерним снегом…
Танцует… Танцует… Я на шарманке, а она под шарманку. (Делает пьяные жесты, как будто что-то ловит.) Вот, не поймал… опять не поймал… но и вам, черти, не поймать, если уж мне не поймать…
Нет-с, я любитель! Люблю острый сыр, знаете, такой круглый! (Делает кругообразные жесты.) Забыл название.
А вы… пробовали?
Что пробовал? Вы думаете, нет? Я рошефор кушал!
А знаете… люксем-бургский… так пахнет нехорошо… и шевелится, шевелится… (Чмокает губами, шевелит пальцами.)
Швейцарский!.. Вот что-с! (Щелкает пальцами.)
Ну, этим не удивите…
Бри!
Ну это… это… знаете…
Что знаете?
Все вертится, кажется перевернется сейчас. Корабли на обоях плывут, вспенивая голубые воды. Одну минуту кажется, что все стоит вверх ногами.
И всему свой черед… И всем пора идти домой…
Шлюха она, ну и пусть шляется! А мы выпьем!
Прощай, желанный мой…
Снег танцует. И мы танцуем. И шарманка плачет. И я плачу. И мы все плачем.
Синий снег. Кружится. Мягко падает. Синие очи. Густая вуаль. Медленно проходит Она. Небо открылось. Явись! Явись!
ВТОРОЕ ВИДЕНИЕ
Ночь полнозвездная светла.
У взора — только два крыла.
Но счет звезда́м вести нельзя —
Туманна млечная стезя,
И бедный взор туманится…
Кто этот пьяница?
Он — посетитель кабачка,
И с ним расправа коротка!
Эй, Ванька, дай ему щелчка!
Эй, Васька, дай ему толчка!
Восходит новая звезда.
Всех ослепительней она.
Недвижна темная вода,
И в ней звезда отражена.
Ах! падает, летит звезда…
Лети сюда! сюда! сюда!
В блеске зимней ночи тающая,
Обрати ко мне твой лик.
Ты, снегами тихо веющая,
Подари мне легкий снег.
Очи — звезды умирающие,
Уклонившись от пути.
О тебе, мой легковеющий,
Я грустила в высоте.
В синеве твоей морозной
Много звезд.
Под рукой моей железной
Светлый меч.
Опусти в руке железной
Светлый меч.
В синеве моей морозной
Звезд не счесть.
Протекали столетья, как сны.
Долго ждал я тебя на земле.
Протекали столетья, как миги.
Я звездою в пространствах текла.
Ты мерцала с твоей высоты
На моем голубом плаще.
Ты гляделся в мои глаза.
Часто на́ небо смотришь ты?
Больше взора поднять не могу:
Тобою, падучей, скован мой взор.
Ты можешь сказать мне земные слова?
Отчего ты весь в голубом?
Я слишком долго в небо смотрел:
Оттого — голубые глаза и плащ.
Кто ты?
Все о тебе.
Много столетий.
Не знаю.
Падучая дева-звезда
Хочет земных речей.
Только о тайнах знаю слова,
Только торжественны речи мои.
Знаешь ты имя мое?
Не знаю — и лучше не знать.
Видишь ты очи мои?
Вижу. Как звезды — они.
Ты видишь мой стройный стан?
Да. Ослепительна ты.
Ты хочешь меня обнять?
Я коснуться не смею тебя.
Ты можешь коснуться уст.
Ты знаешь ли страсть?
Кровь молчалива моя.
Ты знаешь вино?
Звездный напиток — слаще вина.
Ты любишь меня?
Кровь запевает во мне.
Ядом исполнено сердце.
Я стройнее всех ваших дев.
Я красивее ваших дам.
Я страстнее ваших невест.
Как сладко у вас на земле!
Вы с кем-то беседу вели?
Но здесь не видать никого.
Прелестный ваш голос звучал
В пространстве пустом…
О, да, без сомнения, вы
Кого-то ждали сейчас!
Позвольте — нескромный вопрос…
Кто был ваш незримый друг?
Он был красив. В голубом плаще.
О, романтика женской души!
И на улице видите вы
Мужчин в голубых плащах!
Но как же звали его?
Он назвал себя: поэт.
Я тоже поэт! я тоже поэт!
По крайней мере, смотря
В прекрасные ваши глаза,
Я мог спеть вам куплет:
«Ах, как ты хороша!»
Ты хочешь любить меня?
О, да! И очень не прочь.
Ты можешь обнять меня?
Хотел бы знать, почему
Не могу я тебя обнять?
И, уст касаясь моих,
Ты будешь ласкать меня?
Пойдем, красотка моя!
«Исполню все, что велишь»,
Как сказал старичок Шекспир…
Ты видишь теперь, что и я
Поэзии очень не чужд!
Как имя твое?
Дай вспомнить. В небе, средь звезд,
Не носила имени я…
Но здесь, на синей земле,
Мне нравится имя «Мария»…
«Мария» — зови меня.
Как хочешь, красотка моя.
Ведь мне лишь только бы знать,
Что ночью тебе шептать.
Нет больше прекрасной звезды!
Синяя бездна пуста!
Я ритмы утратил
Астральных песен моих!
Отныне режут мне слух
Дребезжащие песни светил!
Сегодня в башне моей
Скорбной рукой занесу
В длинные свитки мои
Весть о паденьи светлейшей звезды…
И тихо ее назову
Именем дальним,
Именем, нежащим слух:
«Мария» — да будет имя ее.
В желтых свитках
Начертано будет
Моей одинокой рукой:
«Пала Мария — звезда.
Больше не будет смотреть мне в глаза.
Звездочет остался один!»
О, заклинаю вас всем святым!
Вашей тоской!
Вашей невестой, когда
Есть невеста у вас!
Скажите, была ли здесь
Высокая женщина в черном?
Грубые люди! Оставьте меня.
Я женщин не вижу с тех пор,
Как пала моя звезда.
Понятна мне ваша скорбь.
Я так же, как вы, одинок.
Вы, верно, как я, — поэт.
Случайно, не видели ль вы
Незнакомку в снегах голубых?
Не помню. Здесь многие шли,
И очень прискорбно мне,
Что вашей не мог я узнать…
О, если б видели вы, —
Забыли б свою звезду!
Не вам говорить о звездах;
Чересчур легкомысленны вы,
И я попросил бы вас
В мою профессию нос не совать.
Все ваши обиды снесу!
Поверьте, унижен я
Ничуть не меньше, чем вы…
О, если б я не был пьян,
Я шел бы следом за ней!
Но двое тащили меня,
Когда я заметил ее…
Потом я упал в сугроб,
Они, ругаясь, ушли,
Решившись бросить меня…
Не помню, долго ль я спал…
Проснувшись, вспомнил, что снег
Замел ее нежный след!
Я смутно припомнить могу
Печальную вещь для вас;
Действительно, вас вели,
Вам давали толчки и пинки,
И был неуверен ваш шаг…
Потом я помню сквозь сон,
Как на мост дама взошла,
И к ней подошел голубой господин…
О, нет!.. Голубой господин…
Не знаю, о чем говорили они.
Я больше на них не смотрел.
Потом они, верно, ушли…
Я так был занят своим…
И снег замел их следы!..
Мне больше не встретить Ее!
Встречи такие
Бывают в жизни лишь раз…
Стоит ли плакать об этом?
Гораздо глубже горе мое:
Я утратил астральный ритм!
Я ритм души потерял.
Надеюсь, это — важней!
Скорбь занесет в мои свитки:
«Пала звезда — Мария!»
Прекрасное имя: «Мария»!
Я буду писать в стихах:
«Где ты, Мария?
Не вижу зари я».
Ну, ваше горе пройдет!
Вам надо только стихи
Как можно длинней сочинять!
О чем же плакать тогда?
А вам, господин звездочет,
Довольно в свитки свои
На пользу студентам вписать:
«Пала Мария — Звезда!»
ТРЕТЬЕ ВИДЕНИЕ
А-а-а! Ну и закутались же вы, батюшка!
И холод же, доложу я вам! В шубе — и то замерз.
А где шили?
У Шевалье.
А сколько платили?
Тысячу.
Cher Иван Павлович! Идите скорее! Только вас и ждали! Вот, Аркадий Романович обещался нам сегодня спеть!
Совершенная дура твоя Серпантини, Миша. Так танцевать, как она вчера, значит — не иметь никакого стыда.
Ты, Жорж, ровно ничего не понимаешь! Я совершенно влюблен. Это — для немногих. Вспомни, у нее совсем классическая фигура — руки, ноги…
Я пошел туда затем, чтобы наслаждаться искусством. На ножки я могу смотреть и в другом месте.
О чем это вы там, Георгий Николаевич? Ах, о Серпантини! Какой ужас, не правда ли? Во-первых — интерпретировать музыку — это уж одно — наглость. Я так страстно люблю музыку и ни за что, ни за что не допущу, чтоб над ней надругались. Потом — танцевать без костюма — это… это я не знаю, что! Я увела мою дочь.
Я совершенно согласен с вами. А вот Михаил Иванович — другого мнения…
Что вы, Михаил Иванович! По-моему, здесь двух мнений не может быть! Я понимаю, молодые людям свойственно увлекаться, но на публичном концерте… когда ногами изображают Баха… Я сама музыкантша… страстно люблю музыку… Как хотите…
Публичный дом.
Ах, Жорж, все вы ничего не понимаете! Разве это — интерпретация музыки? Серпантини сама — воплощение музыки. Она плывет на волнах звуков, и, кажется, сам плывешь за нею. Неужели тело, его линии, его гармонические движения — сами по себе не поют так же, как звуки? Тот, кто истинно чувствует музыку, не оскорбляется за нее. У вас отвлеченное отношение к музыке…
Мечтатель! Завел машину. Строишь какие-то теории и ничего не слушаешь и не видишь. Я о музыке даже не говорю, и мне в конце концов наплевать! И я был бы очень рад видеть все это в отдельном кабинете. Но согласись же, не объявить на афише, что Серпантини будет завернута в одну тряпку, — это значит поставить всех в пренеловкое положение. Если б я знал, я не повел бы туда мою невесту. (Миша рассеянно шарит в корзинке с бисквитами.) Послушай, оставь бисквиты. Ведь противно есть, если все перетрогаешь. Смотри, как на тебя смотрит кузина. А все оттого, что ты рассеян. Эх, мечтатели.
Нина! Сиди смирно. У тебя на спине платье расстегнулось.
Да полно, дядя, нельзя же при всех! Вы слишком… откровенны…
Ах, здравствуйте, здравствуйте! Вот, позвольте вас познакомить: мой жених.
Очень приятно.
Пожалуйста, не обращайте на него внимания. Он очень застенчив. Ах, представьте, какой случай!..
У тебя мой платок?
Тебе жалко, что ли?
Пей, да помалкивай.
Костя, друг, да она у дверей дожида…
Мы только вас и ждали. Надеюсь, вы прочтете нам что-нибудь. Сегодня престранный вечер! Наша мирная беседа не клеится.
Точно кто-нибудь умер. Богу душу отдал.
Ах, дядя, перестаньте! Вы всех окончательно спугнете… Господа! Обновим наш разговор… (Поэту.) Вы прочтете нам что-нибудь, не правда ли?
С удовольствием… если это займет…
Господа! Молчание! Наш прекрасный поэт прочтет нам свое прекрасное стихотворение, и, надеюсь, опять о прекрасной даме…
Уже сбегали с плит снега,
Блестели, обнажаясь крыши,
Когда в соборе, в темной нише,
Ее блеснули жемчуга.
И от иконы в нежных розах
Медлительно сошла Она…
Сию минуту. Прошу извинения.
Чем могу служить?
Ниночка, какая-то дама. Ничего не могу разобрать. Вероятно, к тебе. Извините, господа, извините…
Да не может быть…
Да уверяю тебя… вот скандал!.. Я слышал ее голос…
Господа, приятный сюрприз. Моя очаровательная новая знакомая. Надеюсь, мы примем ее с радостью в наш дружеский кружок. Мария… извините, я не расслышала, как вас называть?
Мария.
Но… ваше отчество?
Мария. Я зову себя: Мария.
Хорошо, милочка. Я буду звать вас: Мэри. В вас есть некоторая эксцентричность, не правда ли? Но тем веселее мы проведем сегодняшний вечер с нашей восхитительной гостьей. Не правда ли, господа?
Итак, может быть, наш прекрасный поэт продолжит прерванное чтение? Дорогая Мэри, когда вы вошли, наш известный поэт как раз читал нам… читал нам.
Простите. Позвольте мне прочесть в другой раз. Я так извиняюсь.
Нет, как она танцевала! Да ты послушай! Русская интеллигенция…
Да и вам не поймать! Да и вам не поймать!
Бри!
Извините, я в вицмундире и запоздал. Прямо из заседания. Пришлось делать доклад. Астрономия…
Вот и мы только что говорили о гастрономии. Ниночка, не пора ли ужинать?
Господа, прошу вас!
Нам опять привелось встретиться с вами. Я очень рад. Но пусть обстоятельства нашей первой встречи останутся между нами.
Прошу о том же и вас.
Я только что сделал доклад в астрономическом обществе — о том, чему вы были невольным свидетелем. Поразительный факт: звезда первой величины…
Да, это очень интересно.
Да! Я занес в мои списки новый параграф: «Пала звезда Мария!» Наука в первый раз… Ах, извините, что я не спрашиваю вас о результатах ваших поисков…
Поиски мои были безрезультатны.
Господа! Идите же в столовую! Я не вижу Мэри…
Ах, молодые люди! Вы спрятали куда-нибудь мою Мэри?
Где же Мэри? Да где же Мэри?
Примечания
Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.
Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода. |