Н. А. Некрасов. Полное собрание сочинений и писем в пятнадцати томах
Том тринадцатый. Книга первая. Материалы редакционно-издательской деятельности
С.-Пб, «Наука», 1997
<Некролог Д. И. Мацкевича>[править]
Заметки наши мы должны заключить горестным известием, близко касающимся отчасти и нашего журнала. 25-го ноября скончался от апоплексического удара Давыд Иванович Мацкевич, бывший в последние полтора года цензором «Современника». Мы не можем не почтить его памяти несколькими словами искреннего задушевного сожаления. Нечасто можно встретить человека, который бы так благородно и разумно умел нести на себе обязанность, подобную цензорской, как нес ее покойный Д. И. Мацкевич. Надобно сказать, что обязанность цензора вообще затруднительна уже и тем, что всегда ставит его в неприятное отношение — или к авторам и журналистам, у которых он вымарывает разные места из статей, или к многим посторонним лицам. В последнее же время положение цензора сделалось особенно трудным: заговорили о многих вопросах, совершенно новых, тон статей, естественно, подошел ближе к практическим требованиям жизни, показались указания на факты и даже лица, вообще литература стремилась говорить такие вещи, которые, прямо относясь к известным положениям, могли возбуждать в некоторых недовольство и даже раздражение. При таком ходе дел цензору часто очень трудно бывало решить, что пропускать и чего не пропускать в печать. У многих могла бы при этом явиться такая предусмотрительность и осторожность, которая бы заставила запрещать многое из опасения того, что скажут на это. У многих других могло бы проявиться с большою силою воззрение, вследствие которого принимается в основание действий буква закона, а не дух его. Но совсем не так действовал покойный Д. И. Мацкевич. Он принадлежал к числу тех людей, у которых есть и любовь к успехам родного слова, и светлое воззрение на сущность своих обязанностей, и твердость духа, не дозволявшая ему стеснять авторов вследствие каких-нибудь соображений, посторонних литературе. Он строго держался предписания закона, но при толковании его всегда держался того убеждения, что закон и правительство хочет добра, а не притеснений. Вследствие последних распоряжений об особых специальных цензорах от каждого министерства деятельность его значительно суживалась во всех статьях административного и вообще практического содержания. Но в сфере общих вопросов, подлежавших его прямому суждению, он всегда действовал так, что литераторы должны были только благодарить его за уничтожение в их статьях тех мест, которые в настоящее время действительно могли подать повод лишь к неприятностям. Но за то, что он пропускал, он всегда стоял горою, и замечательно, что его не приводили в смущение и отчаяние никакие толки и замечания. «Пусть их толкуют, как хотят, — говорил он, — но я знаю, что, пропустив такую-то статью, я прав перед законом и совестью. По закону я не имею права толковать слова автора в дурную сторону; по совести — я одобряю мысль автора». И действительно, никогда не кривил он совестью и никогда не призывал натянутого толкования закона для прикрытия собственной робости. Зато и журналисты чувствовали к нему доверие, не надоедали ему лишними просьбами и требованиями снисхождения и уступок и даже сами старались беречь его от всего, что могло навлечь на него неприятности и т. п.
Любовь и уважение к нему литераторов выказались и при его погребении: за гробом его шли многие из писателей и журналистов, имевших дело с ним, и на их лицах видно было, что они провожают не человека, сторожившего их шаги, а доброго друга, который делил с ними литературные невзгоды и трудности.
КОММЕНТАРИИ[править]
Печатается по тексту первой публикации.
Впервые опубликовано: С, 1859, № 12 (ценз. разр. — 19 декабря 1859 г.), отд. III, с. 395—396, после отделенного от текста некролога чертой фельетона «Петербургская жизнь. Заметки Нового поэта». Заголовок воспроизводится по оглавлению к номеру журнала.
В собрание сочинений включается впервые.
Автограф не найден.
С. 275. …последних распоряжений об особых специальных цензорах от каждого министерства…-- Имеется в виду образованный в начале 1859 г. Комитет по делам книгопечатания, получивший в среде журналистов ироническое название «троемужие», который состоял из графа А. В. Адлерберга — сына министра двора и личного друга Александра II, Н. А. Муханова — товарища министра народного просвещения и А. Е. Тимашева — управляющего III Отделением (об этом и о взаимоотношениях редакции «Современника» с цензором Д. И. Мацкевичем см.: Евгеньев-Максимов. Совр II, с. 308 и далее).