Новые сочинения госпожи Неккер[править]
Кто читает французские книги, тому без сомнения известны сочинения госпожи Неккер, изданные мужем ее под именем Melanges, etc. Жаркие чувства добродетели (непритворные: ибо госпожа Неккер во всю жизнь благодетельствовала), тонкие мысли, нежность вкуса, любопытные анекдоты (собранные ею в лучшем парижском обществе, то есть в доме ее), красивое многоречие, высокопарность, составляют характер сей богатой смеси, которая на всякой странице напоминает читателю какое-нибудь славное имя, и хотя не всегда ему нравится, но почти всегда занимает его. Теперь вышли еще два тома, совершенно подобные трем первым. Они здесь еще неизвестны, и по тому можем перевести из них некоторые места для читателей нашего журнала:
«Всего злее народы полупросвещенные; то же можно сказать и частно о людях.
Великие места подобны высоким, крутым скалам, на которые только взлетает орел или всползает змея.
Страсти природные сильны и кратковременны: страсти общественные слабее, но продолжительнее, подобно всем действиям привычки, которую можно назвать совместницею натуры, а не второю натурою.
Великий автор в переводе похож на вельможу в ссылке или по крайней мере в немилости.
Когда Вольтер умер, г. Коле сказал: теперь мы опять республиканцы!
Г. Дюбюк чрезмерно хвалил ум человека, поговорив с ним однажды. Ему доказали, что этот человек глупец. Я не виноват, что он запасся только на один день, отвечал Дюбюк.
Говорили, что господин С, известный по своему злословию, умер от яда. Госпожа Монсанж сказала: он конечно укусил язык свой.
Великое искусство в разговоре есть заставлять других говорить много, а самому говорить мало: вот истинная реторика для сего красноречия!
Панар напивался и засыпал; его будили и заставляли сочинять стихи: он зевая сочинял прекрасные, и в ту же минуту опять засыпал. Панар никогда не думал о завтрашнем дне; его одевали, обували; он ел и пил у приятелей. Однажды он пришел к Мармонтелю и сказал ему: выпроси мне небольшую пенсию у министра. Мармонтель взглянул на него с ужасом, и тихонько сказал: он скоро умрет! В самом деле Панар через несколько дней умер. Когда Мармонтелю надобны были стихи для его журнала, он приходил к Панару, и говорил ему: стихов, стихов, друг мой! — Посмотри в ящике, под моим париком, отвечал он. — Мармонтель выдвигал старой ящик, и находил лоскутки, закапанные красным вином. Нужды нет! говорил Панар: это печать талантов. Стихи в самом деле бывали нежные и приятные.
Определения или дефиниции напоминают мне персидскую сказку: Два волшебника сражались между собою; один превратился в петуха, а другой в гренаду; петух съел все зерна, кроме одного, которое превратилось в лисицу и съело петуха. — Если забудешь хотя одну сторону вещи, то определение не годится и само собою уничтожается.
Шатлю говорил о Сенекиной жизни, Дидротовом сочинении: Это пьяные фразы, которые без памяти бегут одна за другою.
Господин Борда, слыша, что строгие допросы заставили несчастного Струэнзе признаться в тайной связи его с датскою королевою, сказал: француз объявил бы это всякому, но никому бы не признался. Слово прекрасное!
Граф д’Аржанеон, через час по отставке своей, написал к господину Жанелю, директору почты: любезной друг! Если ты еще помнишь меня, то сделай одолжение — и проч.
Гораздо легче и вернее перемениться, нежели скрывать пороки свои. Знающие свет знают то, что можно исправиться, а не обмануть людей».
Новыя сочинения госпожи Неккер: [Из «Journal de Paris». 1801. N 69] / [Пер. Н. М. Карамзина] // Вестн. Европы. — 1802. — Ч. 1, N 3. — С. 46-49.