В. В. Розанов[править]
Один юридический вопрос[править]
Из длинной рубрики постановлений, сделанных на «Всероссийском съезде делегаток равноправности женщин», только что состоявшемся в Москве, позволю себе остановиться на одном, касающемся особенно застарелой и особенно болящей язвы общества: так называемых «белых невольниц», «жертв общественного темперамента» и проч. Съезд постановил высказаться «за отмену исключительных законов о проститутках».
Это слишком платонично. Хотя в очень небольшом числе, женщины получили в западноевропейских университетах полное юридическое образование. Отчего эти женщины не остановятся на мысли перевести весь вопрос об «исключительных законах о проститутках» с почвы филантропии и унизительного выпрашивания «милости» на более осязательную почву права, юридического иска? Мне думается, при этой перемене фундамента всего дела, вопрос мог бы быть доведен до «вожделенного окончания» не более как через 2-3 года полемики в повременной печати, статей научных и философских.
Года три назад я получил из одного южнорусского города письмо-рассказ о том, как были захвачены дозором на улице в поздний вечерний час три девушки. Они просто гуляли; может быть, шалили, разговаривали громко, дурачились. Весьма возможно, что имели провожатых, — рабочих с одного двора или мастеровых из соседнего ремесленного заведения. Ни смеха, ни поздних вечерних прогулок по улице я не оправдываю, но не думаю, чтобы хотя единый судья в мире, хотя единый законодатель в серьезном законодательном учреждении или какой-нибудь человек с совестью — решился высказать, что «прогулка по улице с провожатыми, смех и разговор» составляют уголовное преступление или серьезное гражданское преступление. Просто это «быт», «нравы», «уличная картинка», сюжет беллетриста, а не законодателя.
Письмо-рассказ оканчивалось уведомлением, что все три девушки, получив наутро желтые билеты взамен отобранных у них обыкновенных гражданских, покончили с собою: одна удавилась «от срама», а две от того же отравились. Письмо мною сохранено, и я мог бы его напечатать; словом, -тут нет ни одного слова выдуманного. Если они «от срама отравились», то очевидно, что «срама проституции» они не хотели, что в их намерение не входило делаться проститутками? Кажется, ясно! И кажется, ясно для всякого судьи и законодателя, для всякого гражданина, что они были насильственно обращены в проституток, что им было навязано или они были насильственно принуждены к взятию этого ремесла в пропитание себе. С тем вместе они были выключены из гражданского состояния, перестали быть гражданками. Так или нет? Вот это и желательно было бы выяснить юридически.
Мне кажется, «гражданского состояния» проститутки не имеют. Это суть государственные профессионалки, обслуживающие нужды армии, флота и «общества», «учащейся молодежи» и пр.; т. е. это суть полупансионерки, полуузницы, но только живущие «на отпуске», на несколько приотпушенном аркане, который потянуть и сократить насколько угодно может тот «дозор», который им выдал «желтые билеты». Какое же это «общегражданское состояние», когда никто таковую не возьмет более ни в какое услужение и ни на какую работу? Когда ее не пустят на квартиру ни в какой порядочный дом? Да и, наконец, самая форма билета или паспорта, по коему рассматриваются «права» и «состояние» каждого человека, определяется принадлежность его к «сословию» и пр.; самый этот вид билета не только иного содержания, но и иного цвета, позорного, с коим человека никуда не пустят, — все свидетельствует ясно, что обладатель его утерял свои гражданские права. Такая-то, положим, «мещанка» или «дворянка», получив желтый билет, — сохраняет ли «права» мещанки и дворянки, право вотировать и проч. и проч.? Мне передавал один весьма образованный человек, — чему я отказываюсь поверить, — будто таковая несчастная, раз получив желтый билет, не вправе, кто бы к ней ни обратился, какой бы это ни был пьяный и омерзительный человек, отказать ему в своих специальных услугах?! Не верю, чтобы это было так «по закону»: такого чудовищного закона, мне кажется, не может существовать и не существует.
Но оставляю филантропию и перехожу к юриспруденции. Юристы и обязаны поднять вопрос, может ли в стране, где действуют суд и администрация разных ярусов и компетенции, кто-либо быть «лишен гражданских прав» и «исключен из сословия», с «принудительным зачислением его в ремесло», — без всяких процессуальных судебных форм, без судоговорения, обвинения и выслушания оправдания, без прокурора и защитника? Словом, без всякого, без всякого суда!!! Хорошо известно, и я не протестую, что «сельский сход может выслать из деревни дурного члена», но это действие коллективной общины, и тут есть разговор, «суждения», слушаются «свидетели» и «очевидцы». Мне думается, на господине министре юстиции лежит священный нравственный долг разобраться в этих вопросах, не обсуждавшихся просто по непривлечению к ним внимания. Но нам, гражданам, решительно несносно видеть, что все-таки наши сестры, пусть очень бедные и несчастные, пусть, наконец, даже дурные (и мы сами не очень хороши), в совершенно неопределенном количестве и неизвестно кто и когда вылетают из «гражданского строя», из нашего, позволю сказать, «гражданского братства» (ибо все граждане — братья) без всякого «суда и следствия» над ними, без вмешательства судебного следователя, в учено-бесстрастном приговоре которого не отказано даже убийце, грабителю на большой дороге; фальшивому монетчику, государственному преступнику, даже когда все они суть по рождению из крестьян и мещан, как большинство «взятых в проституцию».
Мне кажется, должно быть поставлено следующее:
1) Желтый билет или вообще «особый этот профессиональный» может быть выдан только по формальному прошению получающего его лица. Ибо в Российской империи «навязанных ремесл», «принудительных работ» иначе как в отбывание наказания по суду не существует и в государственных законах этого не прописано.
2) Государство, охраняя здоровье общества, может подчинять «лиц этого ремесла» особенному медицинскому надзору, но не иначе как по судебному расследованию, в установленных формах: 1) следствия, 2) обвинения и 3) защиты, которые удостоверили нанесение ущерба здоровью кому-нибудь от такого-то лица.
Я не смею предложить 3-го правила, которое мне очень хочется предложить:
3) Так как все дело в охранении здоровья, в медицине и санитарии, и так как для государства и отечества решительно все одно, от какого лица таковой «ущерб» получается, то «пол» не должен иметь никакой роли в «выдаче по суду» такового особливого билета: его может получить всякая женщина по указанию и доказательству заболевшего от нее мужчины, но равно и мужчина по указанию и доказательству зараженной от него женщины. Это до того элементарно, что об этом не стоило бы и спорить. Все дело — здоровье, польза, и больше ничего. Кто меня убил, мужчина или женщина, — все равно. Я кричу, а суд должен слушать. Женщины так же вправе кричать на «безобразия» кавалеров, ну, скажем, молодых учащихся юристов, медиков, законоведов и членов судебного персонала, как все сии кричат на «нездоровых женщин», и даже кричать: «Смотри, полиция, здорова ли такая-то: я хочу с нею побезобразничать».
И «дозор» слушает! Какое унижение, какая роль полиции! «Ваше благородие, пожалуйте: ручаемся за безопасность». Фу!
Кажется, достаточно назвать этот факт, чтобы выплюнуть его из законодательства или из «специальных полицейских правил» (не знаем, кажется, все «ведомства» в этом «благоустройстве» грешили).
Давно пора сознать, что единственное условие сокращения разврата -это чтобы «правительство не гарантировало добротность товара», кстати, — всегда фальшиво: ибо больницы все-таки полны. И чтобы вообще отменена была государственная проституция, чтобы правительство очистило руки от этого добра, распустило своих пансионерок; ибо очевидно — кто надзиратель, тот и заведующий, кто «заведующий» — тот и директор. Это «директорство над проститутками» государству следует вовсе оставить, просто по неприличию всего дела.
Затем, люди рассортируются — поверьте. Будет меньше распущенности, ибо меньше «удостоверения в безопасности», «правительственной бандероли» (= желтый билет), удостоверяющей: «осмотрена и годна». А где она останется, и останется все же в очень большом количестве по случаю «армии, флота и учебных заведений», — там пусть ремесленничают отдельные лица на свой страх и риск, без правительственного запрещения хоть на время прерывать несчастное и унизительное ремесло или не предаваться ему с тем сгущенным усердием, лихорадочной жадностью, каков всякий единственный способ ежедневного пропитания.
Господа юристы, потрудитесь; господа мудрецы, подумайте.
Впервые опубликовано: Новое Время. 1905.13 мая. № 10485.