Ожесточила ли тебя людская тупость,
Иль повседневная сует их кутерьма, Их сердца старческая скупость,
Или ребячество их гордого ума: — Вся эта современность злая, Вся эта бестолочь живая,
Весь этот сонм тиранов и льстецов, Иль эта кучка маленьких бойцов, Самолюбивых и в припадках гнева Готовых бить направо и налево; Устал ли ты науку догонять,
Иль гнаться по следам младого поколенья — Не говори, что хочешь ты бежать, В глуши искать уединенья.
К чему! — Прошли те дни, когда лесную глушь Преданье чудными духами населяло.
Когда отшельника незримо навещала Семья оплаканных им душ, Когда, дитя фантазии народной,
Со дна реки на свет луны холодной
Всплывала и его дразнила наготой
Русалка бледная с зелёною косой; Когда под шумный говор леса
Пустынник, тихую лампаду засветя, Молился, а его, как малое дитя, Хранитель-ангел блюл от беса, И одиноким не был он,
Бесплотных сил толпой повсюду окружён,
И были для него, как мир, разнообразны
Неизъяснимые то страхи, то соблазны. Ну, а тебя, товарищ старый мой, Все эти чудеса займут едва ли!
Мы от мифических годов с тобой отстали И унесём в пустыню за собой На дне души разбитой, но живой Невыносимые воспоминанья, Неутолимые, законные желанья И жажду жить и двигаться с толпой. О! я б и сам желал уединиться,
Но, друг, мы и в глуши не перестанем злиться И к злой толпе воротимся опять. Не говори мне, что природа — мать: Она детей не любит одиноких, Ожесточённых, так же как жестоких, Природа не умеет утешать.
И ничего не сделает природа
С таким отшельником, которому нужна
Для счастия законная свобода,
А для свободы — вольная страна.