Орел! Ты горд; меня ты гонишь.
Дворцы и слава — всё тебе!
Ты в облаках, ты в небе тонешь,
А я — петух — в углу, в избе.
Живешь ты пышно, я — убого,
Но злая зависть мне чужда.
Таких орлов видал я много, —
Авось еще увидим, — да!
Когда примчал свою престольность…
Ты из-под римских к нам небес,
Свою оплакивая вольность,
Петух на колокольню влез.
Тысячелетье он томился,
Во тьме глубокой шли года,
Двукратно луч мелькнул — и скрылся.
Петух еще потерпит, — да!
Какой же — белый ты, берлинский,
Что в схватке с братом был так зол,
Кремля ль двуглавый, исполинский
Или австрийский ты орел?
Прими же знак особый, ясный,
Чтоб не смешаться иногда
С другим орлом; мой гребень красный —
Мой неизменный признак, — да!
Ты римлянин, хоть неоткрыто,
А я от головы до шпор
Прост, ветрен, старый волокита,
Подчас ревнив, охоч до ссор,
Криклив, немножко забияка,
Но это нынче не беда!
Ты — царь, но не в сердцах, однако:
Там петушок на царстве, — да!
Прими хоть мой совет домашний:
Не будь так горд! Успел ты, — но
Ведь твой успех — успех вчерашний,
А я в истории давно,
Гош и Марсо — мои два сына —
Венчались лаврами всегда.
Я — галл, петух, а исполина
Ждет Ватерло, быть может, — да,
Тебе мой гадок холм навозный,
Но эта гадость — тук земной.
Ты в вышине паришь морозной,
Тогда как тепел холмик мой.
С тобою кто-то однородный,
Кого вела его звезда,
Там на скале погиб бесплодной,
А я в грязи пою всё, — да!
Твой крик — предвестье непогоды —
Раздастся — и со всех сторон
В смятенье движутся народы
На мрачный праздник похорон,
В своем углу гостеприимном
Я жду, как будет череда
Луч солнца мирным встретить гимном,
И всё пою… ты слышишь? — Да!
