Публикуется по: Кубанский церковный вестник. 1919. № 4. С. 55-56; № 18. С. 280—282.
А ГДЕ ЖЕ «ОТЦЫ»?[править]
Когда-то Достоевский писал, что действительность фантастичнее самого яркого человеческого помысла. Русская революция со всей жестокостью подтвердила этот афоризм. Какая человеческая фантазия могла бы создать те ужасы, которые переживаем мы? В каждом вымысле есть логика, внутренняя связь, тот или иной смысл. Фантастическая действительность наших дней почти всегда бессвязна, нелогична, бессмысленна, если смотреть на неё с человеческой точки зрения.
Но как ни ужасны факты, которые измучили всех нас, есть нечто ужаснее самых фактов — это наше отношение к ним.
Ни один класс людей за эту революцию не испытал такого злобного отношения к себе, как православное духовенство. Даже военных — и тех щадили больше. Это священников распинали на крестах. Это пастырей живыми закапывали в землю. Найдётся ли хоть один человек на свете, не потерявший совесть, который бы оправдал такие преступления? И мы все с ужасом и болью передаём друг другу рассказы о содеянных злодействах. И этими чувствами ужаса и боли исчерпывается всё наше отношение к происходящим событиям.
Духовенство в массе стоит совершенно в стороне от жизни. Деятельность пастыря не изменилась ни на йоту. Он так же хоронит, как хоронил, так же венчает, крестит, служит молебны — всё так же, как и раньше. И только разница в том, что он «ужасается» над судьбой священника, замученного в такой-то станице, и с тревогой думает: дойдут большевики до его станицы или нет? Всё, что ниспослано на Православную Церковь и духовенство, для громадного большинства --кошмарное «происшествие» и больше ничего. Колчак соединится с Деникиным, и тогда всё будет отлично: «не придут»! Но, послушайте, не пора ли спросить свою совесть: нет ли тяжёлого греха на ней, на этой пастырской совести, — такого страшного греха, который бы соответствовал и тем страшным испытаниям, которые посылает Господь? Сознание своих грехов, своей виновности, заслуженности казни отсутствует совершенно. Священника распяли или живым закопали в землю — это сплошное безумие и ужас. Но мы, оставшиеся в живых, думаем ли о чём-нибудь другом, как только о том, что победы на фронте обеспечат нам жизнь?
Всякий народ должен покаяться во всех тяжких грехах своих, — только тогда начнёт он новую жизнь Каждое обновление начинается с покаяния. Но первым покаяться должно духовенство — и в этом чувстве покаяния, в этом сознании справедливости гнева Господня почерпнуть силы для нового пастырского служения. В такое время нельзя жить по-прежнему. Нельзя только исполнять требы, когда волки готовы расхитить всё стадо Христово. Мы были «наставниками». Пора стать отцами. А «отцы» не могут ограничиваться внешним ритуалом, — они должны собрать детей своих в семью. Должны войти и в духовные, и в материальные нужды своих детей. Они должны работать не покладая рук над созиданием «дома».
«Отцы» должны начать новую страницу пастырского служения во искупление своих тяжких, безмерных грехов и перед Церковью, и перед народом. Эта новая страница должна начаться не с ослепительного «подвига», а с тяжёлой, ежедневной работы Господней. Для того чтобы не военной, внешней силой, а внутренней «собрать» расколовшуюся русскую землю, надо начать «собирать» её фундамент — религиозную жизнь русского народа. Для этого путь один: организуйте приходскую жизнь. Соберите во всех храмах не «политическую партию», а живые души, и не для молитвы только, но и для укрепления общественной жизни. Приход — вот та национальная русская организация, которая одна может вывести страну нашу на великий новый путь жизни. Но для этого прежде всего духовенство должно начать «реформу» с себя — священники должны стать отцами.
ОСВОБОЖДЕНИЕ ЦЕРКВИ[править]
Декларация Главнокомандующего Деникина по вероисповедному вопросу — акт громадного исторического значения.
На страницах истории золотыми буквами будут напечатаны слова:
«В согласии с новыми началами, на которых создаётся государственная жизнь России, и в соответствии с постановлениями Всероссийского Поместного Собора, Православная Церковь свободна и независима в делах своего внутреннего распорядка и самоуправления».
На обязанности «Временного управления исповеданий» возлагается лишь «наблюдение за соответствием постановлений власти Православной Церкви в делах, соприкасающихся с областью государственных и гражданских правоотношений с существующими общими государственными узаконениями».
Таким образом, Церковь освобождается от того государственного гнёта, который несколько веков душил церковную жизнь и не мало способствовал тому «параличу Церкви», о котором говорил Достоевский.
Обер-прокурор Св. Синода лишь на бумаге являлся «блюстителем закона» — фактически он был вершителем судеб в чисто церковной сфере.
Стремление светской власти хозяйничать в Церкви создавало в религиозных кругах общества другую крайность: стремление к полному отделению Церкви от государства.
Русская революция путём жесточайших испытаний научила нас многому. Поможет она и новому решению вопроса об отношении Церкви и государства.
Декларация Деникина будет краеугольным камнем в созидании церковно-государственного содружества.
Но, однако, надо отчётливо сознать, что декларация даёт
и к чему она обязывает.
Государственная власть торжественно заявляет, что она отказывается от роли «поработителя».
Церковь свободна!
Но это лишь отрицательное условие свободы: уничтожены препятствия к свободе. Положительное содержание, так сказать, осуществление свободы не может зависеть ни от каких правительственных деклараций — это дело самой Церкви.
Русское духовенство слишком долгое время находилось в бесправном положении. Сельский батюшка боялся всего — до урядника включительно. И. власть на местах ещё долго не научится должным образом относиться к представителям Церкви. За примером ходить не далеко.
Я знаю случай, совсем недавний, очень ярко иллюстрирующий традиционное отношение государственной власти к священнику, как к «служащему» государства, которому можно «приказывать».
В одном небольшом городе, с одною церковью, в день Воздвижения Креста Господня был храмовый праздник. Настоятель храма получает повестку: явиться 14 сентября к 9 часам утра в военно-окружной суд (выездная сессия) для привода свидетелей к присяге!
Настоятель идёт прежде всего к местному коменданту и разъясняет, что 14 сентября — двунадесятый праздник, кроме того, престольный праздник местного храма, что он, священник, должен служить литургию — и потому явиться в суд к назначенному часу ему невозможно.
Знаете, что ответил на это комендант пастырю Православной Церкви?
— Если вы не пойдёте, мы вас препроводим под конвоем.
О, конечно, комендант «не имеет права» сделать этого! Больше того: я уверен, что высшее командование никогда не одобрит «энергичного» коменданта. Но факт остаётся фактом: агенты власти, и чем ниже ступень иерархической лестницы, на которой стоит этот агент, тем сильнее, упорно продолжают смотреть на священников прежде всего, как на «служащих» в рясе и притом таких служащих, которым может приказывать всякий носящий мундир и кокарду. Чиновник знает своё начальство. У священника «начальство» — все кому вздумается!
Декларация сверху, освобождающая Церковь, несомненно даст новый тон в этих отношениях.
Но это не всё!
А что же?
Карфаген должен быть разрушен!
Ещё и ещё раз будем повторять:
— Должен быть разрушен наш церковно-общественный
индифферентизм!
Для того чтобы изменилось взаимоотношение Церкви и государства не на бумаге, а в жизни, Церковь должна стать общественной единицей. Пастырь должен быть представителем организованного прихода. Приход — вот тот церковный фундамент, на котором может воздвигнуться освобождённая государством свободная Церковь. Только приход, организованный в общественную единицу, может дать силы Церкви раскрыть то положительное содержание «свободы», которая ей дарована извне!
Первые робкие шаги церковно-общественного пробуждения уже замечаются.
В Сочи священник Петр Славин выступил с проектом организации «Приходского дома», в котором бы сосредоточивались все общественные учреждения прихода: библиотека, богадельня, зал для бесед, дешёвая столовая и пр., и пр., и пр. И не только выступил с проектом, но открыл сбор пожертвований на «Приходский дом» через «Приходский листок», который издаёт при храме, и через Михаило-Архангельское братство, организованное им же.
В Армавире существует Братство св. Николая, руководитель которого Н. Ф. Соболев даже потерпел гонения за свою церковно-общественную деятельность, и не от епархиальной власти, а от светских лиц, которым казалось «неприличным», что лицо, занимающее известный пост, возится с старухами, организует братскую помощь, выступает с религиозными речами. Но в результате этой деятельности читаем в газетах следующее сообщение: «Армавир. Опубликованы списки и воззвание группы православных прихожане к избирателям в городскую думу»; факт на Руси ещё небывалый!
И таких отдельных фактов, свидетельствующих о пробуждающемся общественном сознании Церкви, немало.
Но всё же это единичные факты; надо создать церковно-общественное движение. Общественная деятельность прихода должна стать такой же неотъемлемой его сущностью, как «треба» в жизни религиозной.
Только тогда Церковь станет воистину свободной и только тогда будет решён на практике ныне разрешающийся «вверху» вопрос об новом отношении Церкви и государства.