Действующие лица:
Иван Иванович Объяринцев.
Григорий — сын его.
Надежда Сергеевна Львицкая — молодая вдова.
Вера — её сестра.
Князь Крутоярский — молодой человек.
Степан Ильич Дергачёв — богатый откупщик.
Лиза — дочь его.
Гости на балу у Дергачёва:
Барон.
Офицер.
Дама-чиновница.
Слуга Львицкой.
Слуга Дергачёва.
Гости, мужчины и дамы.
Вера.
К чему притворствовать?.. В него ты влюблена?
Надежда.
Скажи скорей, что я неравнодушна.
Вера.
Послушай, для чего со мною ты скрытна?
Надежда.
Нисколько… Не ужель проста и малодушна
Должна я быть, как девочка… Как ты?
Вера.
Прости меня, но я тебя не понимаю.
Надежда.
Немудрено! В тебе так много чистоты,
Что, право, иногда я от души желаю
Урока лёгкого тебе.
Вера.
Урока?
Надежда.
Да, дитя, жестокого урока.
Разубеждения и в людях, и в себе…
О! Я была уже научена жестоко…
Как мало верить мы должны волшебным снам,
Как, бедным женщинам, бояться должно нам
Любви и счастия, и клятв, и уверений.
Вера.
Зачем же жить, сестра?
Надежда
(продолжая)
Моих разубеждений
Не знаешь ты, ты молода была,
Когда расстались мы, ты с тётушкой жила
В деревне, далеко от света, —
Ты счастлива была, на воле ты росла —
А я все лучшие, все молодые лета
Всё провела среди людей…
Девчонкой за мужем — я мужа не любила,
Он был угрюм и строг: ему в любви моей
И нужды не было, а я любви просила
У Бога, у него, у жизни, у людей…
Мне было тяжело, мне было душно! Жадно
Искала я любви, участия и слёз…
Меня холодностью терзали беспощадно,
А я — всё верила… Моих безумных грёз
Ждала я наяву.
Вера.
И что же?
Надежда.
Ma chere amie, vous etes par trop curieuse.
(Моя дорогая, ты слишком любопытна).
Вера.
Скажи — была ль на сны действительность похожа?
Надежда.
Похожа или нет?.. К чему припоминать?
К чему рассказывать? Придёт пора — узнаешь!
Я вижу, очень ты торопишься страдать!
Ещё успеешь!
Вера.
Я? А почему ты знаешь?
Не больше твоего, сестра, страдала я!
Надежда
(полушутливо)
Страдала? Ты, дитя? Но ты меня пугаешь,
Ребёнок бедный мой!
Вера
(твёрдо и грустно)
О нет, сестра моя…
Послушай: тайны нет между тобой и мною,
Да и к чему, скажи, она?
Сбиралась я давно раскрыть перед тобою
Всю жизнь мою… Ты знаешь, я больна,
Быть может, я ношу в груди чахотку…
Надежда.
О, полно, Верочка!
Вера
(с нервным смехом)
Ей-Богу, ты смешна —
Ты мне напомнила теперь старуху-тётку,
Когда, бывало, бедная, она
Расплачется, заранее рыдая
О том, что умереть я, может быть, должна.
Надежда
(сквозь слёзы)
О, как ты зла, сестра!
Вера
(с тем же смехом)
Неправда ли, я злая?
Мне говорила то же и она,
Мне говорил и он!
Надежда.
Кто «он»?
Вера.
Когда, бывало,
Пустела наша маленькая зала,
И оставалось в ней лишь человека два
За преферансом вечным… Часто оба
Смеялись мы над близостию гроба!
Он чудно говорил о смерти, — и слова
Его звучат в моих ушах доселе.
Был так же бледен, болен он,
Почти от самой колыбели
На ожиданье смерти обречён.
Надежда.
Но кто же он? Скажи мне, кто же он.
Он молод был?
Вера.
О да! Почти дитя, но рано
Он свыкся с жизнью и, не любя обмана,
Надеждою себя не думал обмануть.
Надежда.
Тебя любил он?
Вера.
Я его любила.
Надежда.
А он?
Вера.
Что за вопрос?.. Ведь нас соединила
Так неразрывно смерть.
Но будет… Жизнь зовёт
Тебя, сестра моя!
Объяринцев
(раскланиваясь)
Часы мои вперёд
Всегда бегут, когда я к вам сбираюсь.
Надежда.
Бон сер! Мы ждём уж вас.
Объяринцев.
Ужели? Удивляюсь,
Как ныне вы добры!
Надежда.
Кто? Я? Да разве зла
Бываю я когда?
Объяринцев.
И очень часто.
Надежда.
Право?
Подозревать в себе я злости не могла!
У вас, пожалуй, я ещё хитра, лукава?
Объяринцев
(садясь)
Да — столько, сколько нужно вам.
Надежда.
Есть новости у вас?
Объяринцев.
Пожалуйста, медам,
О новостях меня не спрашивайте — ими
Так мало занят я, да и, притом, какими
Вестями вас я стану забавлять?
Тот — орден получил, та — дочку выдавать
Хлопочет… Тот вчера был в восемь
В червях…
Надежда.
Ну, если так, — то больше мы не спросим
У вас о новостях… Я знаю: просто лень
Вам пересказывать… Вы в клубе целый день.
Объяринцев.
И думаете вы, что городские слухи
Я езжу собирать?.. Мерси пу опиньон!
Надежда.
Но как иначе-то? Ведь вы же там не глухи.
Вы странный человек! Да, вы отталкиваете…
Объяринцев.
Я странен — это сам я знаю
И надоела странность мне моя,
И вас я честью уверяю,
Что очень много б отдал я,
Что б быть таким, как все другие.
Надежда
(быстро)
О нет! Зачем же?
(Поправляясь).
Да, хотела я сказать,
Что лучше вам хандрить, что лучше вам скучать,
Чем интересы полюбить пустые…
Объяринцев.
Что ж? Отчего же нет? Я мог бы славно жить,
Быть очень комильфо (как подобает, прилично), любезным очень быть
И слыть до старости пустым, но добрым малым!
Что ж, репутация прекрасная! Зачем
Искать чего-нибудь? Зачем мечтам бывалым
Значенье придавать? Зачем быть скучным всем?
Надежда
(прерывая его)
Зачем смиренье, ложное скорее?
Объяринцев
(продолжая)
Не вам, конечно! Нет, в число других не смею
Я вас включить никак… Но даже вы порой
Должны скучать моим однообразным вздором,
Однообразною и глупою хандрой
И вечно резким, желчным спором!
Но что же делать мне?.. Не смейтесь надо мной,
А, право, тяжело за небывалым счастьем
Гоняться целый век, добраться до седин
И быть не гретому ничьим вокруг участьем!
Надежда.
Ничьим?
Объяринцев.
О да! Я был всегда один,
Тогда, как я других опережал, бывало,
Теперь же, как умней дурное племя стало
И так бежит вперёд, что мне уж не поспеть.
Я слишком рано стал стареть
И в новое отвык уж верить;
И между тем, я стал бы лицемерить,
Когда бы захотел к отсталому пристать
И вместе с ним ругать всё молодое племя.
Нет! Я люблю его, — я сам в былое время
По-своему страдал, бесился, проклинал,
И, видно, уж не мне остепениться!
Смешно, но знаете ль, я долго так искал,
Хоть раз один ещё влюбиться.
Жизнь так бесцветна, Боже мой,
И так долга…
Надежда.
Скажите, вы любили?
Объяринцев.
Хотел любить.
Надежда.
И что же?
Объяринцев.
Жребий мой
Смешон и жалок… Да! Минуты были,
Когда, казалось мне, я чувствовал любовь.
То был обман! Кипела только кровь,
Простора силы крепкие просили.
Я был женат, вы знаете… Жену,
Как Бог решил, я свёл в могилу
Беспутной жизнью… Бога не кляну,
Но сверхъестественную силу
Мне нужно было бы иметь, что б всё переносить,
Чем может мучать женщина больная.
Виновен я иль нет, нисколько не решая,
Предоставляю вам решить…
Надежда.
Оставьте мёртвых вы в покое.
Объяринцев.
Простите, вспомнил я былое.
Однако же скажу вас смело,
Что в настоящем мне спасенья так же нет.
Свобода глупая скучна и надоела.
Богат я, делать что-нибудь смешно,
А между тем так тягостно без дела!
Обеды, карты, клуб, вино,
Всё это хорошо, об этом я не спорю,
О к величайшему, к несноснейшему горю
Душа моя не истощилась в них.
Надежда.
Чего же нужно вам?
Объяринцев.
Любви.
Надежда.
От вас самих
Зависит всё.
Объяринцев.
О, если бы! Скажите,
Что должен делать я.
О, научите,
Молю вас… Я б у ваших ног упал,
Когда бы…
Слуга
(входя)
Дергачёв-с!
Объяринцев
(про себя, быстро отодвигая стул)
Что б чёрт его побрал!
Дергачёв
(ведя за руку дочь и расшаркиваясь)
Моё-с почтение-с… Позвольте мне представить
Вам дочь мою…
Надежда Сергеевна
(встав и идя навстречу)
Давно просила я
Степана Ильича.
Дергачёв.
Живьём ей доставить
Имею честь… Хоть дочь моя,
А, право-с, добрая девчонка…
А вот-с оно, как годы-то бегут,
И не видать, как стала из ребёнка
Она невестою… И хлопочи вон тут,
Да выбирай зятька из разных шармбатонов.
Верится много их, лишь свистни, набегут,
А знаю этих я батонов.
Ведь любят баричи мужицкий наш карман!
Объяринцев
(про себя)
Фу, что за гадости!
Дергачёв
(садясь и продолжая)
Да я-то не болван…
Навёртывался здесь князёк ко мне какой-то…
Приехал он расфранченный такой,
В глазу с лорнеткою, с большой бородой…
Болтает, шаркает без устали… А что-то,
Мол, батюшка, у вас? Не новый ли закон,
Что б с бородой ходить? Татарин вы, мол, что ли
Брить голову?.. Болтает! Пятой доли
Не понимаю я, должно быть, франкмасон.
Надежда
(Лизе)
Из пансиона вы давно ли?
Дегачёв.
Ох, матушка, дался ей этот пансион!
Привыкла, вишь, к нему, и дома всё скучает,
Читает всё французское, читает…
Надежда
(Лизе)
Вы любите читать?
Лиза.
Люблю-с…
Дергачёв.
Надоедает
Французской болтовнёй.
Слуга
(докладывая)
Князь Крутоярский!
Дергачёв
(с удивлением)
Он?
Крутоярский
(кланяясь и подавая руку Надежде Сергеевне)
Добрый вечер, мадам!
Надежда.
Добрый вечер!
Крутоярский
(оборачиваясь к Дергачёву)
Пардон… Меня простите.
Я вовсе не заметил вас.
Дергачёв
(грубо)
Скорее, князь, лорнетку-то берите,
А то ведь вовсе вы без глаз!
Крутоярский.
Месье Объяринцев!
Объяринцев.
Добрый вечер!
Крутоярский.
Вы извините
Меня, пожалуйста… Всё собирался к вам.
Шарман кузин! Но верить ли глазам?
Вы, кажется, немного пополнели?
Дергачёв.
Имею честь-с…
Крутоярский
(обращаясь к Объяринцеву)
Вчера мы в клубе просидели
Часов до трёх… Всё ждали вас.
Объяринцев.
Мне было некогда. Что нового у нас?
Дергачёв.
Что нового? Железная дорога
От Петербурга до Москвы.
Затей теперь куда как много!
Крутоярский.
Да. Кстати, слышали ли вы
Об этом? Слышал я, живя ещё в Париже,
Да всё не верилось… Par Dieu!
Ужель Отечество любезное моё
Изволит так шагать? Оно ещё так ниже
Потребностей других и просвещённых стран.
К чему дороги нам железные, скажите!
Дергачёв.
Что дело? Дело, князь! Ведь всё — живой обман,
И вы разумно говорите…
Есть ямщики — довольно с нас!
Крутоярский.
В Америке — другое дело!
Дергачёв.
Ведь жили ж без дорог…
Крутоярский.
Я говорил уж раз
И повторю опять, и повторяю смело:
Покамест общество…
Дергачёв.
Один живой обман!
Крутоярский.
Покамест общество…
Дергачёв.
На то даны нам Богом
Живые лошади.
Крутоярский.
Покамест…
Дергачёв.
Богом дан
Нам скот, животное.
Крутоярский.
Во-первых…
Дергачёв.
Всё обман!
Объяринцев
(с досадою вставая с места)
Молчите, господа! Нет, слушать не могу я —
От ваших слов сойдёшь с ума.
Послушайте, и пусть вам не внушу я
Благоговенья к подвигам ума.
Крутоярский.
Во-первых…
Дергачёв.
Богом дан…
Объяринцев
(не слушая)
И вот, и вот, мой Боже,
Вот мненье общества, благодаренья дань
За труд правительства!.. Его одна лишь длань
Нам указует путь к высоким целям! Что же?
Находит ли оно сочувствие, ответ
Благим намереньям, делам полезным? Нет!
Благодеяния приемлют с жалким криком,
Кто в недоверии, кто в исступленье диком,
Но что ему? Пред ним велики путь лежит.
Оно несёт свой крест за Родину святую,
Свершает подвиг свой и, цели указуя,
Молчание величия хранит.
Ему ль внимать всем с исступлённым крикам
И хилой старины, и новизны слепой?
Всегда напереди в полезном и великом,
Оно ли жалкий лай услышит за собой?
Нет, бодрое всегда — оно орлиным оком
На солнце разума подъемлет ясный взгляд,
Его дела благословят
Потомки в будущем, быть может недалёком.
Надежда
(тихо, наклонившись к нему)
Вы правы… Но…
Объяринцев.
Увлёкся, виноват!
Надежда
(громко)
Согласна с вами я.
Объяринцев.
Пожалуйста, простите
Меня за мой порыв.
Надежда
(Дергачёву)
Вы в преферанс хотите?
Дергачёв
(подойдя к ней, тихо)
Мне с вами нужно бы кой-что проговорить.
Надежда
(так же)
Извольте.
(Громко).
Верочка, велите разложить
Для карт в диванной стол… Господа, я вас просить
Хочу в диванную… Здесь стало слишком душно.
Дергачёв
(про себя)
А видно, что она ко мне неравнодушна!
Надежда
(возвращаясь и быстро подходя к нему)
Степан Ильич, пожалуйста, скорей.
Что нужно вам?
Дергачёв.
Час от часу, ей-ей,
Вы хорошеете…
Надежда
(с нетерпением)
Прошу вас к делу прямо.
Дергачёв.
Да здесь и дело всё.
Надежда
(хочет идти)
О! Если так!..
Дергачёв
(оскорблённый)
Да, вам
Со мною скучно? А? Не правда ли? Упрямо
Я вас преследую… Ну что ж? Мужик упрям!
На то он и мужик! С Объяринцевым вам,
Конечно, веселей? Не правда ли? Ну — что же
Молчите, матушка?
Надежда.
Что я могу сказать
На ваши дерзости?
Дергачёв.
Извольте ж выбирать
Из нас кого-нибудь… Пора уже!
Надежда.
О Боже!
Дергачёв
(со злостью)
И ко взысканию пора бы мне подать.
Покойный муженёк долгов оставил много,
Как сами, матушка, изволите вы знать,
Уж срок давно прошёл… Пора бы…
Надежда
(закрывая лицо руками)
Ради Бога,
Что нужно вам?
Дергачёв
(спокойно)
Эге! Изволили забыть!
А я уж, матушка, устал и говорить
Одно и то ж всегда.
Надежда
(в сильном волнении)
Нет, никогда…
Дергачёв.
Известно,
Что мы… Не баре мы, а мужики… Не лестно
Ведь выходить за нас… Я знаю сам: мужик
Всегда мужик! Ну, что ж? На то ведь ваша воля.
Скорее денежки! И с Богом!.. Не неволю!
Оно, конечно… Долг немножечко велик…
Сто тысяч… Ну, да что ж? Для барского кармана
Не Бог ведь знает, что! Объяринцев богат,
Ему они не сделают изъяна,
По тысячам и в банк бросает этот хват.
Надежда.
Пойдите прочь, сударь.
Дергачёв
(спокойно)
Когда же деньги? Скоро?
Надежда.
О Боже, Боже мой!.. От этого позора
Я не могу спастись.
Дергачёв
(холодно)
Да-с, вы в моих руках,
В моих, сударыня!.. Даю на волю вашу:
Иль завтра ж объявить помолвку нашу,
Или позвольте мне искать на вас в судах.
Объяринцев
(подходя с живостью)
Простите, о, простите, умоляю,
Я слышал всё…
Надежда.
И вы?
Объяринцев.
И я у ваших ног,
И вас я Небом заклинаю
Мне ввериться вполне… Зачем не прежде мог
Узнать я это?
Надежда.
Боже мой, жесток
Твой приговор!
Объяринцев.
Я одинок и вас люблю.
Простите, что открыл я душу здесь свою…
Истерзан я… Я вас давно любил,
Но о любви не смел сказать ни слова.
Её в себе доселе я таил…
О, вверьтесь мне, вас умоляю снова.
Надежда
(про себя)
Противиться теперь я не имею сил.
Объяринцев.
Я умоляю…
Надежда.
Встаньте.
Объяринцев.
Только слово.
(Падает на колени).
Надежда
Да встаньте, к нам идут.
Крутоярский
(Объяринцеву)
Вас спрашивают там.
Объяринцев.
Меня?
Крутоярский.
Да, говорят, ваш сын приехал к вам.
Объяринцев.
Мой сын?
Надежда.
У вас есть сын!
Объяринцев
(про себя)
Мой сын! Великий Боже,
Я позабыл совсем!
Надежда.
У вас есть сын! О нём
Не говорили вы, но что же,
Что делать мне?
Объяринцев.
Я жду.
Надежда
(тихо)
Но вовсе не о том
Должны вы думать.
Объяринцев.
Я?
(Про себя).
Да, видно воля рока.
Надежда
(тихо)
Вас дома ждут теперь… Спешите.
Объяринцев
(про себя)
Как жестоко
Судьба смеётся надо мной!
Надежда.
Спешите…
Объяринцев.
Я иду.
Крутоярский.
Поедемте со мной,
Я довезу вас… Вы, наверно,
Свой отпустили экипаж?
А на дворе ужасно скверно!
Адьё, кузин! Слуга покорный ваш!
(Почти уводит Объяринцева).
Надежда
(бросая письмо)
Ну да! Всё это так, быть может, точно, он
Совсем не виноват!.. Он был в меня влюблён,
Он точно позабыл… Конечно, это трудно,
Но позабыть он мог… Хоть под 40 ему,
Да создан он уж как-то чудно!
По этой живости, по этому уму,
Всегда блестящему, весёлому иль злому,
Годится ль он в отцы? И, право, молодому
Я предпочту его всегда не одному.
Вера.
Так, Боже мой! За чем же дело стало?
Как будто сын мешает вам?
Надежда.
Да, хорошо тебе! Ребячество пристало
Твоим годам.
Вера.
Моим годам?
О, точно, точно, я тебя моложе годом.
Надежда
(со смехом)
Двумя, сударыня, — но это мимоходом
Сказала я.
Вера.
Скажи мне, почему,
Сестра, тебе не выйти замуж?
Надежда.
Нельзя, ма шер ами.
Вера.
Тебя я не пойму.
Надежда.
Да, только выйдь себе, а там уж
Изволь аркадскими мечтами с мужем жить!
Вот, видишь ли: любить… Любить,
Конечно, хорошо, но свет и развлеченье
Ведь значат что-нибудь!
Вера.
Поверь, тебе мешать
Не станет он по-прежнему блистать.
Надежда.
Не он, душа моя, — именье!
Вера.
Именье? Оба вы богаты!
Надежда.
Говорят!
(Со смехом).
По крайней мере, я… О! Я была богата,
Но нужен был неистощимый клад,
Что от затей моих, от вечной глупой траты
Спасти имение… Покойный муж был строг,
Но даже он не уберёг
Рязанской вотчины!.. Я славно так умела
Всегда давать балы… Я знаю это дело!
И умер он кругом в долгах —
Не правда ли, как это мило?
Вера
Сестра, ты на меня наводишь, право, страх!
Надежда.
Ах, Боже мой! Ты смотришь так уныло…
Всё это, право, вздор… Несносно мне одно,
Что этот Дергачёв… Ужели суждено
Мне быть его женой?
Вера.
Тебе? Его женою?
Надежда.
Он просто всемогущ… Чертой пера одною,
Простым взысканием блестящий мой салон,
Как домик карточный, он сдунет тотчас.
Вера.
Он?
Надежда.
Объяринцев богат, как кажется, но знаю
Я верно только то, что весь он заложён.
Именье женино сыновьим я считаю,
Своё же у него — обман один и сон!
Конечно, я могла б помещицей степною
В деревню, в глушь уехать с ним
И жить любовью там одною
Да ездить к сплетням записным
Для развлечения… Твердить, быть может, славно
Одно «люблю», и всё «люблю»…
Но я… Ты знаешь, я Аркадий не терплю,
И быть пастушкою мне даже не забавно.
Вера.
За Дергачёва выйдешь ты?
Надежда
(зевая)
Не знаю… Посмотрю!
Вера.
Но сжалься над собою!
Надежда.
Давно отвергла я все глупые мечты!
Притом же, говорю тебе, одной чертою
Разрушить может он всё, всё, чем я живу:
Балы и общества, салоны и победы…
И что ж останется?
Вера.
Уедем мы в Москву
К старухе-тётушке.
Надежда.
Что б званые обеды
Собой, как куклы, украшать?
Мерси, мерси боку! Нет лучше умирать
Иль выходить за Дергачёва!
В тебе понятно мне желание твоё,
Не знала света ты большого,
Жила в деревне ты и бытие своё
Привыкла размерять по мерке вечно чинной,
Смиренно голову склонять,
Сидеть за картами с старухой в вечер длинный
И в сторону с пристойностью зевать…
Но кстати вспомнила: ты своего романа
Не досказала мне вчера.
Вера
(грустно)
Зачем тебе его?.. Оставь его, сестра…
Да, ты права… Я свыклась слишком рано
С однообразием и тяжестью цепей,
С расчётом мёртвым и холодным,
С привычной глупостью людей.
Но ты не встретилась, как я, с одним свободным
Среди толпы рабов… Не полюбила ты
Мечты, отринутые светом,
Те благородные мечты,
Которые…
Надежда
(со смехом)
Да ты становишься поэтом!
Но ради Неба самого,
Скажи мне имя, умоляю
Героя странного, больного своего!
Ведь он же человек.
Вера.
Я имени не знаю.
Надежда.
Метафорически?..
Вера.
Нисколько.
Надежда
(хохочет)
Боже мой!
Ну, я тебя душевно поздравляю.
Так безымянный твой герой…
Вера.
Мы с ним видались всё ж на вечерах у тётки.
Он ездил с Зорскими… Со мной он говорил
Два только вечера…
Надежда.
Но он тебя любил?..
Он должен был сказать…
Вера.
Зачем? Печать чахотки
Была на нём.
Надежда.
Но после, верно, был
Ведь разговор о нём?
Вера.
Я даже не желала
И спрашивать. Зачем? Его я знала.
Надежда.
Но Зорские?
Вера.
Они уехали зимой
Недели через две в Москву.
Надежда.
Но твой герой?
Вера
(холодно)
Он… Умер, вероятно.
Надежда.
А если жив?
Вера.
О, нет!
Надежда.
Но если?
Вера.
Невозвратно
Моё прошедшее, я знаю.
Надежда.
Дергачёв!
Наверно, знаю я… Займи его немного.
(Идёт).
Вера
(складывая шитьё)
Пожалуй… Всё равно! Я не сужу так строго,
Как ты, о нём.
Вера
(одна)
Ведь он таков,
Как целый свет — не лучше и не хуже!
Со всеми скучно мне равно…
И ежели скучать мне в жизни суждено,
То почему же
Не поскучать мне с ним? Но бедная сестра!
Мне, право, жаль её, она умна, добра,
Она по-своему могла бы наслаждаться!
Мне очень жаль её.
Дергачёв
(входя)
Поздненько подыматься
Изволите, сударыня… Давно
Уж первый час… А где ж сестрица?
Вера.
В уборной.
Дергачёв
(садясь)
А? В уборной? Вот оно!
Конечно, что ж? Всегда одета, как царица!
Оно и хорошо… Да я же и не скуп.
Люблю, когда жена, как кукла, разодета!
Вера.
Что говорите вы?
(Про себя).
Он или просто глуп,
Иль дерзок чересчур.
Дергачёв
(ломаясь)
Ага! Вам странно это?
Оно, вот видите ль, мужик, хоть и мужик,
Да больно тощи барские карманы,
А наш не то что бы уж оченно велик,
А так-таки себе!.. И вовсе без изъяна.
Вера
(про себя)
О бедная сестрица!
Дергачёв.
Вот видите: оно
По-моему уж будет! Решено —
Да и в карман положено!
Я раз себе сказал: женюсь я на Надежде
Сергеевне — и вы увидите, женюсь —
Хоть об заклад я с вами бьюсь.
Вера.
Но, кажется, её спросить должны вы прежде?
Дергачёв.
Известно, матушка… Ломается пока,
Да много разных обстоятельств
Весьма значительных: вот вам моя рука,
Что перебью я всех сиятельств…
Оно, вот видите, Объяринцев того-с,
Мешал немного нам, — на счастье привелось,
Сынок приехал там… На женино именье
Расчёт всегда плохой…
(Ударяя рукой по карману).
А здесь на чистоган!
У мужика, конечно, нет уменья,
Зато набит порядочно карман.
Вера
(про себя)
Он страшен, Боже мой!
(Громко).
Но отчего, скажите,
Вы привязались к ней?
Дергачёв.
Кто? Я-с? Да вот пойдите!
Ну, чтобы, кажется?.. Ан нет,
Мужик ведь то же лезет в свет!
Нужна ему жена, что бы себя умела
Держать, как барыня.
Вера.
И только для того?
Дергачёв.
А для какого же её иметь мне дела?
Я прямо говорю: всё этого от чего?
Ведь я, сударыня, мужик простой, не барин,
Не с бритой головой какой-нибудь татарин,
Что мальконтантантами у нас теперь зовут,
И что скрываться мне?
(Бьёт по карману).
Лишь было б крепко тут,
А с этим всё простят!
Вера
(про себя)
Что… Если?.. Боже, Боже,
Мне жить недолго.
Дергачёв.
Что изволили сказать?
Вера.
Нет, я подумала.
Дергачёв.
А что же,
Что вы подумали?
Вера.
Зачем же нужно знать?
Дергачёв.
Да интересно бы-с!
(Про себя).
А хороша ведь то же!
Вера.
Вы не осердитесь?
Дергачёв.
О нет-с!
(Про себя).
Да ведь она
Ничем не хуже той, умна и учена!
Вера.
Я думала, что с вашим состояньем
Вам стыдно было бы упорно так искать.
Дергачёв.
Оно, вот видите, конечно, так конечно,
Да, видно, чёрт меня во всём попутал вечно!
Оно уж точно бы — искать какая стать?
Да, э, мол, чёрт возьми — возьму жену лихую,
Чего б ни стоило, марьяж, так уж марьяж!
Ну, что ж? Такая, право, блажь —
Увидел я одну — давай, мол, забастую!
Вера
(про себя)
Он только просто глуп, и мне недолго жить.
Дергачёв
(умильно)
Что вы изволите тихонько говорить?
Вера.
Я говорю, что вы нашли бы и другую.
Дергачёв.
Да помогите-ка, сударыня, сыскать —
А лучше б не ходить далёко!
Вера
(про себя)
Кокетничать? Ну, что ж — хоть это и жестоко.
(Ему, потупив глаза).
Что этим вы хотите мне сказать?
Дергачёв
(вставая)
Да что, сударыня… Уж будь, что будет, право.
Уж коль пошло на то — на чистоган привык
Я говорить… Ведь я мужик,
Конечно, не большая слава
Вам выйти за меня.
Вера
(тихо вставая то же)
Вы шутите?
Дергачёв
(удерживая её)
О нет!
Вера.
Не знаю…
Дергачёв.
Нет, уж мне скорей прямой ответ,
Что б было чисто всё и ясно —
Согласны вы иль нет, сударыня?
Вера
(твёрдо, подавая ему руку)
Согласна.
Дергачёв
(кричит)
Ура, брависсимо! Вот так,
Ведь я мужик, ведь я дурак,
Но вы нисколько не ломались,
И я… Я вас люблю! Прошу вас, что бы мной
И всей моей казной
Вы, как угодно вам, теперь распоряжались.
Надежда
(быстро входя)
Помилуйте, здесь крик!
Дергачёв.
Сударыня! Ура!
Свободны вы.
(Вынимая из кармана бумагу и разрывая её).
Я вексель раздираю.
Надежда.
Что это значит всё? Я… Я не понимаю.
Дергачёв
(берёт руку Веры)
Невеста вот моя.
Надежда.
Сестра!
О, что ты сделала?.. Но я не позволяю,
Я не позволю никогда.
Вера
(гордо)
Мне?.. Мне вы не позволите, сестрица?
Свободна я…
Дергачёв
(смотря на неё)
Ну, ну! Не женщина — беда!
Где этой до неё? Куда?
Она решительно царица!
Надежда.
Сестра!
Вера
(спокойно)
Степан Ильич! Скажите мне, когда
Угодно будет вам назначить свадьбу нашу?
Дергачёв.
Тем лучше, чем скорей! Коль заварили кашу,
Так и расхлёбывай.
Дергачёв.
Сюда скорее, князь,
И поздравляй те нас.
Крутоярский.
Что это? Шутка, верно?
Дергачёв.
А почему ж бы так, примерно?
Ведь я на радостях, пожалуй что не прочь
Теперь отдать тебе и дочь!
Крутоярский
(кланяясь)
Я вас душевно поздравляю.
Дергачёв.
А что Объяринцев?
Крутоярский.
Всё сыном занят он.
Дергачёв.
Что сын?.. Он молод сам, я завтра назначаю
На даче бал большой… Гостей со всех сторон
На этот бал сзываю.
Пусть знают, что женюсь, — и вам я поручаю
Объяринцевых звать.
Крутоярский
(на ухо Надежде Сергеевне)
С ума не спятил он?
Надежда
(так же тихо)
Вы видите…
Крутоярский
(на ухо Вере)
Кузина…
Вера
(громко)
Вы сказали
Мне что-то тихо, князь… Я не слыхала вас.
Дергачёв
(подавая ей руку)
Прощайте, вмиг вернусь.
(Про себя).
Так знай же нас!
(Уходит).
Крутоярский.
Ужель ему вы слово дали?
Кузин, помилуйте!
Вера.
Да, слово я дала.
(Уходит в свою комнату).
Надежда
(садясь на диван и закрывая лицо руками)
Сестра моя, сестра! Она меня спасла!
Объяринцев
(садясь за письменный стол)
Я здесь, и прежде всех!
Он спит, мой добрый сын… О Боже мой!
За что, какой судьбою злою
Я осуждён весь век в разладе быть с собою,
Страдать и проклинать характер свой пустой,
Своё бессилие и целый род людской?
Как забывался я… Я верил снова в счастье,
Я снова молод был… Опять кипела кровь,
Разубеждён давно, поверил я в участье,
Поверил в чистую любовь (в любовь людей поверил вновь),
Готов я был забыть прошедшее и вольно,
Доверчиво, как юноша, опять
И жить, и чувствовать начать
Беспечно, весело… И думал, что довольно
Я искупил грехи минувших лет
Тоскою, скукою, страданием… О, нет!
А прошлое следы оставило живые,
И я его не схоронил с женой,
Я осуждён страдать за годы молодые,
И долг… И страшный долг встаёт передо мной,
Мой сын… Он сын её… Она меня терзала
И ревностью больной, и ветреностью злой
И, может быть, в час смерти роковой
Меня при сыне и безумно проклинала.
Мой сын!.. Когда ко мне ребёнка принесли
Больного, слабого, в душе моей проснулось
Святое чувство… Слёзы потекли
Из глаз моих, и что-то шевельнулось
В груди моей болезненно: я сам
Казалось, болен стал… Он рос, ребёнок бедный,
Нервический, чахоточный и бледный,
Он сердцем рос не по летам,
Он рано тосковал… Задумчивые глазки
Смотрели грустно так, он робок был и дик.
Он от неё не видел ласки,
А от меня с младенчества отвык.
Мой сын, мой бедный сын… Быть может, умирая,
Она меня, дитя моё, кляла!
Но ты меня простил, но ты не помнишь зла,
Душа твоя чиста… Тоскуя и страдая,
Ведь я… Я искупил, дитя моё,
Свои былые заблужденья…
Я искупил?.. О нет!.. Проклятие её
Меня преследует: непримиримой тенью
Со мной она, везде она…
Она в самом тебе, и нет мне примиренья,
И жизнь моя одной тоске обречена.
(Уходит).
Григорий
(выходя из другой комнаты, успевает подойти к нему во время его ухода, тем самым задерживая на сцене)
Что с вами? Боже мой… И это вам не стыдно,
Как будто мне не рады вы?..
Вы грустны… Вы больны! Мне, наконец, обидно,
Чуть не сломил я головы,
Летя на почтовых, минуты ни единой
Не давши отдыха себе и лошадям,
Что б наконец могли вы собственным глазам
Поверить в то, что я здоров и жив… А сына
Вы славно встретили, признаться… Боже мой!
Я думал вас найти весёлым и беспечным,
А вижу — вы больны нелепою хандрой
И сплином аглицким.
Объяринцев.
Воспоминаньем вечным
Терзаюсь я, мой сын.
Григорий.
О чём?
Скажите мне, о чём? Да нет… Не говорите!
Я знаю это сам и знаю лучше вас!
Себя уверить вы хотите,
Что что-то стало между нас,
Что призрак матери…
Объяринцев.
Нет, милый сын, я знаю,
Что ты умён и добр…
Григорий.
Так что же, Боже мой,
Что мучит вас ещё несносною тоской?
Не влюблены ль уж вы? Я вас благословляю
Заранее… Ей-Богу, наконец,
Терпенье с вами я теряю!
Я думал, добрый мой отец
Глядит по-прежнему на вещи с точки верной,
Немного старой, может быть,
Но всё ещё и в наши дни примерной…
Готов по-прежнему подчас и покутить,
Подчас и горячо поспорить,
Подчас и молодо повздорить,
И многого желать, и многое любить…
Быть первым на пиру и в деле благородном,
Порой безумцев молодых
Советом опыта рассудочно холодным
Снабдить по-прежнему — мирить и ссорить их!
И что же? Господи! Владыко!
По виду, по летам вы не отец мне, брат,
А между тем, как в 60,
Угрюмо смотрите!.. Мне это очень дико,
Скажу вам прямо, наконец!
(Как бы про себя).
Ещё вчера, о мой Творец,
Меня измучил он какою-то бумагой,
Нелепой, казусной… В которой толку я
Добиться не могу… Подьяческой отвагой
Вооружиться должен я,
Что б разобрать крючки такого завещанья.
Дорога проще есть… Его я разорвал!
Объяринцев
(вскакивая с места)
Мой сын, безумец ты, помилуй!
Григорий
(не слушая)
Я раз и навсегда сказал:
К чему, больной и хилый,
Об этих глупостях я стану хлопотать?
Ведь вы дадите мне, конечно, тысяч пять
Иль шесть, не больше, в год?
Объяринцев.
Но ты в своём именье
Теперь хозяин полный.
Григорий.
Это вздор!
К чему именье мне, когда лишь на мгновенье
Я в Божьем мире гость? Ведь рока приговор
Неотменим, вы знаете. На что же
Мне это всё, мой Боже?
Объяринцев.
Ты будешь жить, мой сын!
Григорий
(с иронией)
Да, чудом, может быть,
Но если даже буду жить,
Так что же в этом мне? Потребности и нужды
Так скромны у меня… Мне свет и люди чужды,
Вы это знаете… Да что и говорить!
Об этом слов терять не стоит.
Поверьте, что меня одно лишь успокоит,
Когда вы будете, и только вы один,
Моих доходов властелин.
Живите только ради Бога!
Объяринцев.
Но ты…
Григорий.
О, мне ведь жить немного…
Год, два я проживу… Охота ж, что б потом
Моё имение пошло в чужие руки.
Нет, это кончено… Но дело не о том,
Вы не сказали мне причину вашей скуки.
Объяринцев
(с смущением)
Мой Грегуар…
Григорий
(со смехом)
Да кайтесь же скорее,
В кого вы снова влюблены?
Подозреваю я…
Дергачёв
(входя быстро)
Явиться честь имею,
Иван Иванович!.. Но вы удивлены
Моим нежданным посещеньем?
Объяринцев
(сухо)
Нисколько, очень рад.
Дергачёв.
А это ваш сынок?
Имею честь… Ведь к вам я с приглашеньем
Пожаловать ко мне на вечерок.
Меня поздравьте вы.
Объяринцев.
Так ваша дочь?..
Дергачёв.
С моим, сударь, с моим.
Объяринцев
(любопытствуя)
На ком вы женитесь?
Дергачёв.
Помолвлен я с одним
Знакомым вам лицом, с особою прекрасной.
Объяринцев.
Как?
Дергачёв.
Да, сударь.
Объяринцев
(про себя)
Да это очень ясно,
Ах, черт меня возьми!
Дергачёв
(со смехом)
Что? Напугал я вас?
Объяринцев.
Кого? Меня, сударь?
Дергачёв.
Да полно же скрываться,
Иван Иванович, не спрячешься от нас!
Ну, что напрасно запираться,
Передо мной, перед твоим,
Кажись, мне будущим родным…
Объяринцев
(с досадою)
Да объясните ж мне!
Дергачёв.
Ну, я женюсь на Вере
Сергеевне… На ней, сударь, на ней.
Изволишь видеть ты. Теперь, по крайней мере,
Знай наших, каково? Для будущей моей
И векселя — в клочки! Женись теперь, брат, то же.
Препятствий боле нет.
Объяринцев
(тихо ему)
Как странны вы, мой Боже!
Дергачёв.
Что? Видно, срезал молодца?
А он, я думаю, престрогого отца
Здесь корчил без меня? Иван Иванович, что же?
Сегодня будешь ль ты с сынком?
Объяринцев.
Изволь, Степан Ильич, мы будем.
Дергачёв.
Ну, мой дом
На даче, знаешь ты, прощай, смотри же,
Пораньше приезжай.
(Идёт и опять возвращается).
А где бы здесь поближе
Французская мадам?.. А! Знаю. Ну, прощай!
(Уходит).
Григорий
(со смехом)
Ну вот! Я угадал…
Объяринцев
(закрывая лицо руками)
Мой сын, не упрекай,
Не упрекай меня.
Григорий
(подходя к нему)
Но вы безумны, право,
Зачем же предо мной вам маску надевать?
Скажите, для чего? Для смеха? Для забавы?
Здоровы вы, сильны… И я вас упрекать,
Я стану? Я, мертвец? От жизни нужно брать
Всё, что даёт она.
Объяринцев
(пожимая его руку)
Мой сын!
Григорий.
Для наслаждений
Нам Небом бытие дано.
Блажен, блажен, кому оно
Дарит поболее обманов и мгновений.
Поверите ль, я сам, мертвец,
Давно могиле обреченный,
Готов ловить ещё обман и сон блаженный,
Пока ударит час, пока придёт конец.
И в миг последний мой, поблекшими устами,
Готов я звать к себе блаженство… О! Не раз
Оно сияло мне: в мечтаньях благородных,
В твореньях мудрецов и в паре ярких глаз.
Жизнь в наслаждении — вот правило свободных!
О, верьте мне… И я блаженства много знал
И буду знать ещё, я верю… Что за дело,
Что предо мной могила? Смело, смело
Вперёд и всё вперёд!.. О смерти я забыл
Когда-то и вполне! Отец мой, я любил,
Любил глубоко, искренне, впервые
Любил.
Объяринцев
(с участием)
Давно?
Григорий.
О нет! Вы знаете: я жил
В деревне… Я скучал, томился дни я
И ночь бессонницей… Впервые, может быть,
Я жребий проклинал… Любить, любить и жить
Хотелось мне… Природа предо мною
Сияла вечною и девственной красою,
С улыбкой матери звала к себе на грудь…
Я жить хотел, хотел вольней вздохнуть,
И на пиру её не гостем быть печальным,
А быть хозяином… И раз, к соседям дальним
Поехал с Зорскими.
Крутоярский.
Иван Иванович, вам
Имею сообщить я случай новость, и большую.
(Григорию).
Бон сёр!.. Ну, что вы?
Объяринцев.
Новость? А какую?
Её, быть может, я успел узнать уж сам.
Крутоярский.
Как? Разве был у вас?
Объяринцев.
Почти что перед вами.
Крутоярский.
Каков? На Вере Львицкой, на моей
Больной кузине.
Григорий
(про себя)
Как?
Крутоярский.
Ну, право, чудесами
Обилует весь свет, готов я был — ей-ей,
За Веру клясться и божиться.
Объяринцев.
Помилуйте, что за охота ей?
Григорий
(про себя)
Уже ль она, мой Боже?! Ошибиться
Мне трудно в имени…
Крутоярский.
Не знаю сам, вчера
Вхожу я к ним: смотрю — она, её сестра
И Дергачёв в довольно жарком споре…
Вдруг Дергачёв себя заставил поздравлять.
Григорий
(про себя)
Ужель она?
Крутоярский.
Теперь я должен вам сказать,
Что с Дергачёвым я немного в заговоре.
Мы вас хотим женить…
Объяринцев.
Оставьте, господа,
Женюсь я и без вас.
Крутоярский.
Ну да, моя кузина
К вам расположена, а кстати: вы туда,
Наверно, едете?
Объяринцев.
Хочу представить сына…
Крутоярский.
Его представьте вы потом…
Сегодня вечером, на даче Дергачёва…
Поедемте со мной…
Объяринцев.
Пожалуй.
Крутоярский.
Вы готовы?
Объяринцев.
Сейчас я буду ваш.
(Уходит в комнату направо).
Григорий
(Крутоярскому)
Скажите, этот дом
Куда вы едите, отцу давно знаком?
Крутоярский.
О да, уж года с два.
Григорий.
Там свадьба, что ли?..
Сегодня слышал я.
Крутоярский.
Не верил я ушам,
Но нынче верю поневоле…
Представьте: у меня из двух кузин одна,
Хоть очень молода, но между тем больна
Неизлечимою чахоткой.
Григорий.
Чахоткой, говорите вы?
Крутоярский.
Она — недавно из Москвы
И выросла в деревне с старой тёткой…
Она дика, странна — и вдруг,
Представьте вы себе… Видали Дергачёва?
Не говоря худого слова,
Не правда ли, хорош супруг?
И хороша жена! От свадьбы да в могилу.
Ведь это, право, очень мило!
Григорий
(про себя)
Она!
Крутоярский.
Я понял бы, когда бы, например,
Глядел в могилу он. Есть не один пример
Таких невинных оборотов
И на чужую смерть коммерческих расчётов,
Но Вера… Боже мой!.. Её,
Наверно, вечером увидите вы ныне…
Я сам представлю вас кузине…
Объяринцев
(входя одетым по-дорожному)
Князь, я готов… Прощай, мой сын.
Крутоярский.
Прощайте.
(Уходит с Объяринцевым).
Григорий.
Что это?.. Не знаю я причин,
Но следствия!.. Своими ли ушами
Я слышал? Голова совсем кругом идёт…
Она и мой отец! О Вера, Вера… Вами
Дышал я, вами жил… Но нужно наперёд,
Что б видел я её… И если… Что мне нужды
До близкой смерти! Мы равно
Осуждены, равно мы людям чужды…
Она моя, моя… И было нам дано
Недаром встретиться! О Боже! Что со мною?
Нет, нет, тебя я не отдам,
Дитя моё… Ни здесь, ни там
Разлуки нет для нас с тобою.
Смелей, смелей в последний бой с судьбою.
Дергачёв
(Вере)
Ну, так-то, матушка! Так нравится вам дача?
Извольте только лишь сказать,
Коль не по нраву что, коль нужно что сломать,
Велим как раз.
Вера.
О нет, не надобно, прекрасно!
(Проходят).
Надежда
(Крутоярскому)
Ах, Боже мой, ведь я ему довольно ясно
Сказала, кажется, сегодня.
Крутоярский.
Но когда?
Надежда.
Да вы, кузен, давно ли сватом?
Крутоярский.
Какой я сват, помилуйте, куда!
Ведь я сам сватаюсь, и будет вашим братом
Достойнейший мой тесть…
(Проходят).
Барон
(Лизе)
Что полька? Вот канкан,
Когда б вы видели в Шомьер (парижская танцевальная зала)…
Лиза.
А вы там были?
Барон.
О! Как же, на меня смотреть туда ходили.
Канкан прекрасен!
Офицер
(даме, поправляя усы)
Как? Помилуйте, обман
Вы видите во всём…
Дама
(жеманясь)
Да можно ли вам верить?
Офицер.
Военный человек не склонен лицемерить.
Крутоярский.
Объяринцева нет, однако… Обещал
Он быть в часу восьмом… Степан Ильич ведь бал
Устроил, кажется, оно б некстати летом!
Да что же делать с ним?
Надежда.
Я не спросила вас,
Что думаете вы о Верочке…
Крутоярский.
Об этом
Я только вас хотел спросить сейчас.
Надежда.
Не правда ль? Странно вам — но я благоговею
Перед её поступком.
Крутоярский.
Я не смею,
Кузина, спорить, но…
Надежда.
Что «но»?
Крутоярский.
Она умна…
Надежда.
Так что ж?
Крутоярский.
В наш век нам искренность смешна.
Я уважаю в ней порядочность расчёта.
Надежда
(улыбаясь)
Но вы, кузен, ужасный человек!
Крутоярский.
Помилуйте, какая же охота
Сидеть в девицах целый век?
Оно, вот видите, болезненность, конечно…
Болезненность нам Гейне в моду ввел…
Но всё одно и то ж, нельзя же этим вечно
Пробиться.
Надежда.
Боже мой, вы скептик, но она
Была, действительно, больна,
Я уверяю вас.
Крутоярский.
Не спорю… Но, ей-Богу,
Для излеченья верную дорогу
Нашла кузина.
(Уходят в аллею).
Дергачёв
(выходя с Верою из другой аллеи)
Надо мной
Уж смейтесь, матушка, пожалуй, как хотите,
А я, я вас люблю. Что делать, извините,
Я человек простой,
А знаю толк в себе… И вас я понимаю
Получше, может быть, других…
Меня любить ведь вы не можете, я знаю.
Вера.
Степан Ильич…
Дергачёв.
Уж я в летах немолодых…
Мужик я, неуч.
Вера.
Я вас уважаю,
Я буду вам верна.
Дергачёв.
И даже, может быть,
Когда-нибудь полюбите немного!
Поверьте, матушка, мы славно будем жить,
Да только вы-то, ради Бога…
Лечиться вы должны…
Слуга
(сбегая с террасы)
Объяринцевы к вам.
Дергачёв.
Сейчас… Позволите мне их вы встретить там.
Вера.
Прошу вас.
Вера
(одна)
Боже мой! Несносные наряды…
Мне душно, грудь моя болит,
Мне тяжело, ни капли нет отрады
На сердце…. И весёлый вид
Должна я принимать? Ноя сама хотела!
И что ж? Чего мне ждать? Он умер, он зарыт
В могиле… Я одна… И только память встречи
Во мне живёт… Глухая ко всему,
Его я только слышу речи.
И плачу, и молюсь былому одному.
Вера.
Ах, это ты, сестра… Ты, право, кстати очень:
Одна я.
Крутоярский.
Где же Дергачёв?
Вера.
Встречает он Объяринцевых.
Крутоярский
(смотря на часы)
Точен,
Как часовая стрелка, он… Каков?
Надежда.
Вот, кажется, они.
Крутоярский.
И с сыном?
Надежда
(лорнируя)
Я не знаю…
Должно быть… Молод он.
Крутоярский
(на ухо Вере)
Взгляните, умоляю,
Каков ваш будущий, — решительно герой!
Взгляните же.
Вера
(взглянув и падая на руки Крутоярского)
Ах!
Крутоярский
(поддерживая её)
Боже мой!
Что с вами? Как? Без чувств!
Надежда.
Сестра!
Дергачёв
(подбегая)
Что это с нею?
Припадок… Бог ты мой! За доктором скорее.
Надежда.
Сестра, ах, Боже мой!
Крутоярский.
Ну, вот.
Глаза открыла.
Вера
(приходя в себя)
Что со мною?
Дергачёв.
Ах, матушка, вы напугали нас.
Вера.
Да… Помню…
(Про себя).
Господи!
(Громко).
Простите…
Дергачёв.
Вас?
За что же вас простить?
Вера
(про себя)
Я глаз поднять не смею.
Крутоярский.
Ну, ничего, прошло!
Объяринцев
(подводя сына к Надежде Сергеевне)
Я честь имею
Представить сына вам.
Надежда.
Шарме (очаровательно)!
Дергачёв
(берёт за руку молодого Объяринцева и подводит к Вере)
Ну, мой черёд
Его представить вам.
Вера
(не поднимая глаз)
Я очень рада…
Дергачёв.
Вы бледны страшно так.
Вера
(слабым голосом)
Пройдёт.
Дергачёв.
Вам, верно, вреден воздух сада,
Пойдёмте в комнаты… Прошу вас, господа.
Григорий
(тихо)
Я вас прошу прийти сюда.
Я буду ждать вас.
(Быстро отходит).
Дергачёв
(подавая руку Вере)
Ну, пойдёмте-ка со мною,
Я с вами польский бал открою.
Григорий.
Так! Не ошибся я, она!
Я не ошибся, нет… Что это? Шутка рока,
Насмешка злобная? Она почти жена
Другого… Это слишком уж жестоко!
Нет, нет! Она моя, и без борьбы
Я не отдам её… И пусть мы оба
Стоим почти у двери гроба,
Хотя на миг, её я вырву у судьбы!
(Да будет проклято покорное смиренье,
Я не хочу его… Она моя, моя.
Я должен счастлив быть и буду счастлив я,
Хотя б в последнее мгновенье).
В чужих объятиях она, моя любовь,
Она, моя сестра! Она… Всё кровь
Мне бросилась вдруг в голову… Проклятье!
Жена другого, нет, о нет — мои объятья
Тебя задушат, Вера, — ты моя!
А! Вот она… Да будет проклято покорное смиренье.
Вера
(сходя с террасы)
Вам повинуюсь я.
Григорий
(хватая её за руки)
Вы…. Повинуетесь? И только?.. И ни слова,
Ни слова о любви?.. Моя душа готова
Разбить преграды все, лететь навстречу вам.
А вы… О Вера, Вера, Вера…
Да сжальтесь же… Хоть слово! Я без меры,
Я без границ люблю вас… Сам
Не знаю, что со мной… Да сжальтесь надо мною!
Вот я у ваших ног.
(Падает на колени).
Вера.
О, встаньте, я молю!
Григорий.
Я вас так пламенно, так искренне люблю,
И вы другого будете женою!
Другого… Вера, Вера — ты могла
Меня забыть, но нет, не верю: знаю,
Меня ты любишь, да! И слово ты дала
По принуждению, скажи, я умоляю.
Вера
(тихо)
Была свободна я.
Григорий.
Свободна? Проклинать
Тебя я должен?
Вера
(трепеща)
Я… Тебя любила.
Григорий.
И любишь?.. Вера, Вера… Я рыдать
Готов, как женщина… Какая сила
Могла тебя отторгнуть?
Вера
(рыдая)
Решено
Судьбою так и нам страдать равно.
Григорий
(поднимается и вновь с силой хватает её за руки)
Страдать? Я не хочу… Да разве для страданья
Мы рождены? Дитя… Любовь моя, сестра.
Нет, ты моя, моя… Мгновение свиданья
Благословляю я, о Вера… Ты добра,
Ты не захочешь, что б в устах с мученьем
Я умер… Сжалься, сжалься надо мной.
Вера.
О! Я тебя люблю… Люблю…
Григорий
(с восторгом)
Благословением звучит мне голос твой.
Но нет! Всё это шуткой было,
Иначе как же? Да, судьба нас создала
Любить друг друга! Да, она была
Добра, премудра… Нас она соединила.
Вера
(вырываясь)
О милый мой! Нас смерть соединит.
Григорий.
Смерть, смерть опять! Ты молода, я молод…
Мы жить должны. Что говоришь ты? Холод
По телу моему от слов твоих бежит!
О Вера! Вера!..
Вера.
Вновь я слышу голос твой.
Ты слышишь ли волшебные напевы,
Прекрасные, как смерти поцелуй,
Таинственные, полые то гнева,
То радости страданья?.. Не враждуй
С своей судьбой… В волшебном вихре вольно
Ты видишь ли, как под журчанье струй
Кружатся призраки?
Григорий
(закрывая лицо руками)
Молчи, молчи… Довольно!
(С дикою страстью).
Но нет, что б ни было, а ты моя, моя,
Тебя из пасти смерти вырву я
И за тебя на бой пойду с судьбою…
Нет, ты моя, моя… За мною, о, за мною!
(Мнёт её в объятиях).
Вера
(медленно оседая на землю)
О, сжалься, сжалься, я у ног твоих, у ног…
Тебя молю я!
Григорий.
Так ужели между нами
Судьбы решенье встало? С Небесами
Я враждовать готов.
Вера
(успокаивающим тоном)
Нас разделяет Бог.
Григорий.
О! Это страшно, страшно!
Вера.
Над тобою
И надо мною, смертный приговор.
Но путь недолог к вечному покою.
К чему ж с судьбой безумный, гордый спор?
Расстанемся… Без слёз и без рыданий
Расстанемся!.. Без сладких упований,
Без сладких грёз.
Григорий
(целуя её)
Последний поцелуй,
Мой ангел.
Вера.
Кончено… Напрасно не враждуй
С судьбою, друг.
(Быстро идёт, потом останавливается и бросает ему розу).
Прости… О! «До свиданья», —
Хотела я сказать… Прости, мои рыданья
Не в силах скрыть я.
Григорий
(прижимая к губам розу)
Мы осуждены.
Вера
(с террасы)
Прости. О! Верь, что есть предел страданья.
Любили здесь мы… Там мы встретиться должны.
1845 г.
Источники текста:
ОРК СПбГТБ 1. 16. 4. 3 Л. 1 — 47 об. ИРЛИ. Сигн. 4200. Л. 1 — 32 об.
Печатается по ОРК СПбГТБ 1. 16. 4. 3 Л. 1 — 47 об.
Драма публикуется впервые.
Остановимся сначала на драме А. А. Григорьева «Отец и сын». Сведения об этой драме мы находили до сих пор в «Хронике Петербургских театров» Вольфа, но что это была за драма, каково было ее содержание — мы не знали, так как эта пьеса до настоящего времени в печати не появлялась, и рукопись ее считалась утерянной. После долгих поисков нам удалось найти эту драму в двух списках, как и драму «Басурман», в Библиотеке Государственных театров, в библиотеке — к слову сказать — редчайшей по богатству и ценности хранящихся в ней рукописей пьес русского и иностранного репертуара. Один список, переписанный на машинке, очевидно, позднейшего происхождения. Другой — рукописный, исполненный не рукой Григорьева, в переплете, форматом в писчий лист, с резолюцией цензора на заглавном листе: «Одобряется к представлению. С.-Петербург. 28 октября 1846 г. Цензор М. Гедеонов».
Пьеса в четырех актах и в стихах. Она, представлена была на Александринской сцене в первую половину сезона 1847—1848 года, т. е. приблизительно через два года после ее написания и через год после одобрения к представлению, в то время, когда Григорьев оставил уже Петербург и жил в Москве. Судя по цензурному списку, драма представлена была с некоторыми сокращениями первого, второго и четвертого актов и опущением полностью третьего акта. Григорьевым или кем-либо другим сделаны были сокращения — трудно сказать определенно. Но третий акт исключен Григорьевым, как о том говорит пометка, сделанная его рукой в конце акта: «Третий акт исключить. Автор.»
Содержание драмы в общих чертах таково.
Первый акт. — На сцене Надежда Сергеевна Львицкая и ее сестра Вера. — Надежда Сергеевна, несмотря на свои молодые годы, уже жестоко разочаровалась и в людях и в себе, она поняла,
Как мало верить мы должны волшебным снам,
Как, бедным женщинам, бояться должно нам
Любви, и счастия, и клятв, и уверений…
Она вышла замуж девочкой за человека богатого, но «угрюмого и строгого», не дорожившего любовью жены. И Надежда Сергеевна не любила своего мужа, а сердце ее
…любви просило
У Бога, у судьбы, у жизни, у людей…
Не найдя счастья в семье, Надежда Сергеевна ударилась в светскую жизнь, стала салонной львицей. Муж строг был,
Но даже он не уберег
Рязанской вотчины!.. Я славно так умела
Всегда давать балы… я знаю это дело!
И умер он кругом в долгах…
Оставшись вдовой, Надежда Сергеевна продолжала жить широко, но каждую минуту дрожала, что кредиторы разобьют ее счастье, как «карточный домик». Все надежды ее на И. И. Объяринцева, которого она любит и который — она убеждена в том — отвечает ей взаимностью. О нем ведет она речь при поднятии занавеса с сестрой Верой, девушкой мечтательной, чистой и скромной, но больной чахоткой, обреченной на смерть. Надежда Сергеевна говорит с сестрой осторожно, не желая посвящать ее в свою жизнь, в переживания своего сердца, чтобы не доставить ей, больной девушке, лишних страданий… Но опасения были напрасны: Вера уже любила и страдала, может быть, не менее своей сестры. Уже давно она встретила «его», вместе с которым, уединившись от людей, смеялась над «близостью гроба»…
Он чудно говорил о смерти — и слова
Его звучат в ушах моих доселе.
Был так же бледен, болен он,
Почти от самой колыбели
На ожиданье смерти обречен.
Имени «его» она не знает. Он уехал давно и, вероятно, умер. Но она любит и будет любить его по-прежнему: их «соединила неразрывно смерть».
Разговор сестер прерывается приходом Объяринцева. Объяринцев — человек средних лет, сильный по уму, находчивый, остроумный, передовой по убеждениям, по характеру склонный к хандре и пессимизму. Он сам себя считает человеком особенным, отмеченным судьбой…
Я странен — это сам я знаю,
И надоела странность мне моя,
И вас я честью уверяю,
Что много б очень отдал я,
Чтоб быть таким, как все другие.
Объяринцев был женат, но ничего, кроме страданий, он не нашел в семейной жизни. Он повел жизнь рассеянную по клубам, вечерам и залам, но и эта жизнь не дала ему ничего, кроме хандры, усталости и желчи. Ему надоело
… за небывалым счастьем
Гоняться целый век, добраться до седин
И не согрету быть ничьим участьем!
Надежда Сергеевна понимала его. Минута — и слово взаимного признания было бы сказано. Но этому помешал неожиданный приход Степана Ильича Дергачёва и его дочери Лизы.
Дергачёв — человек другого склада и закала: богатый откупщик, мужик по происхождению и ухваткам, самодур, но не лишенный доброты. Он вкусил цивилизованной жизни и был принят в салонах. Руки его дочери, получившей образование в пансионе, добивается князь Крутоярский, кузен Львицкой. Но Дергачёв — «не болван». Он понимал, что баричу нужна не дочка, а «мужицкий карман», и дал ему отпор.
На сцене появляется князь Крутоярский, молодой человек. Затевается спор по злободневному вопросу — о проведении железной дороги от Петербурга до Москвы. Дергачёв и Крутоярский — враги этой «затеи». Объяринцев, возмущенный косностью своих собеседников, громит общество, с недоверием и жалким криком относящееся к благим начинаниям правительства, которого
… Одна лишь длань
Нам указует путь к великим целям!..
Спор мирно разрешается преферансом в соседней комнате. Дергачёв, оставшись наедине с Надеждой Сергеевной, предлагает ей стать его женой, что он делал уже не раз и всегда безрезультатно. И на этот раз Львицкая отказывает ему. Но это не смущает Дергачёва: Львицкая должна ему сто тысяч — и она в его руках. Он уходит, предложив ей на выбор:
Иль завтра ж объявить помолвку нашу,
Или позволить мне искать на вас в судах.
Объяринцев, слышавший этот разговор, предлагает Надежде Сергеевне руку и сердце. Львицкая не в силах противиться. Но входит Крутоярский и говорит Объяринцеву, что к нему приехал сын. Надежда Сергеевна поражена: она не знала, что у Объяринцева есть сын. Поражен и Объяринцев…
Мой сын! Великий Боже —
Я позабыл совсем…
Он забыл, что имение покойной тетки по завещанию перешло к его сыну.
Второй акт. — На сцене Надежда Сергеевна и Вера, Львицкая читает письмо Объяринцева, в котором тот извиняется перед Надеждой Сергеевной, что, ослепленный любовью, он забыл сообщить ей о своем сыне. Надежда Сергеевна верит ему, но выйти за него, бедняка, замуж, отказавшись от роскоши и блеска, она не может…
….. Любить… любить,
Конечно, хорошо, но свет и развлеченье
Ведь значат что-нибудь!
Страшно, но все же приходится серьезно подумать о предложении Дергачёва…
Он просто всемогущ… Чертой пера одною,
Простым взысканием блестящий мой салон,
Как домик карточный, он сдунет тотчас.
Расчет в душе Львицкой взял перевес над чувством. Она успокоилась и с беспечной веселостью выслушивает историю романа Веры с незнакомцем, не досказанную накануне.
Докладывают о приходе Дергачёва. Надежда Сергеевна уходит. Принимает его Вера. Дергачёв с грубой откровенностью говорит последней о цели своего прихода…
Вот видите: оно
По-моему уж будет! решено
Да и в карман положено!
Я раз себе сказал: женюсь я на Надежде
Сергеевне — и вы увидите — женюсь —
Хоть об заклад я с вами бьюсь…
Вера в ужасе за свою сестру. У нее неожиданно родится мысль:
Что… если? Боже, Боже,
Мне жить недолго…
Лаской и кокетством она обращает на себя внимание Дергачёва, который присматривается к ней и видит:
Да ведь она
Ничуть не хуже той, умна и учена!..
И он делает ей предложение, Вера принимает его. Входит Надежда Сергеевна, а за ней Крутоярский.
Дергачёв от радости разрывает на глазах Львицкой ее вексель, а Крутоярскому объявляет, что теперь он, пожалуй, не прочь выдать за него свою дочь. Свой счастливый день он решает ознаменовать делом.
… Я завтра назначаю
На даче бал большой… гостей со всех сторон
На этот бал сзываю…
Пусть знают, что женюсь, — и вам я поручаю
Объяринцевых звать.
Вера и Дергачёв уходят. Надежда Сергеевна, опускаясь на диван и закрывая лицо руками, тихо произносит:
Сестра моя, сестра! она меня спасла!
Третий акт. — Кабинет Объяринцева. Утро. — Объяринцев сидит за письменным столом. В голове его проносятся мысли, одна мрачнее другой — о разбитых мечтах, о былых временах, о покойной жене… Встает перед ним образ сына — ребенка, который рос одиноко, не согретый лаской отца и матери:
…Он рос, ребенок бедный,
Нервический, чахоточный и бледный,
Он — сердцем рос не по летам…
Он рано тосковал… Задумчивые глазки
Смотрели грустно так, он робок был и дик…
Входит сын Григорий. Мрачный вид отца вызывает в нем беспокойство и досаду. Он обращается к отцу, пытаясь узнать причину его грусти и вместе укоряя его за холодный прием:
Вы грустны… вы больны! Мне, наконец, обидно…
Чуть не сломал я головы,
Летя на почтовых, минуты ни единой
Не давши отдыха себе и лошадям,
Чтоб, наконец, могли вы собственным глазам
Поверить в то, что я здоров и жив… А сына
Вы славно встретили — признаться… Боже мой!..
Григорий хочет видеть своего отца, как и в былые годы, добрым и веселым, подчас кутилой и волокитой. Завещание тётки он уже разорвал, чтобы отец был владетелем его доходов и жил, ни в чем себе не отказывая.
Является Дергачёв, приглашает Объяринцевых на бал и на прощанье дает совет Ивану Ивановичу:
… Женись теперь, брат, тоже —
Препятствий больше нет.
Причина грусти Объяринцева ясна. Григорий упрекает отца за скрытность и ложный стыд:
Но вы безумны, право —
За что, ж передо мной вам маску надевать?
Скажите, для чего — для смеха и забавы?
Здоровы, сильны вы — и я вас упрекать,
Я стану — я — мертвец! От жизни нужно брать
Все, что дает она.
Григорий признается отцу, что и он когда-то знал блаженство и любовь…
О, верьте мне… и я блаженства много знал
И буду знать еще, я верю… что за дело,
Что передо мной — могила? Смело, смело
Вперед и все вперед… О смерти я забыл
Когда-то — и вполне! Отец мой, я любил,
Любил глубоко, искренно — впервые
Любил.
Из разговора отца с явившимся Крутоярским Григорий узнает, что Вера Сергеевна — та незнакомка, которую он впервые и так безумно любил. Тут виден рок, судьба. Но Григорий и судьбе не хочет уступать…
Нет, нет, тебя я не отдам,
Дитя мое… ни здесь, ни там…
Разлуки нет для нас с тобою.
Смелей, смелей в последний бой с судьбою!
Четвертый акт. — Сад на даче Дергачёва. Вечер. — Гости парами прогуливаются по аллеям сада и ведут оживленные разговоры. — Из ближайшей выходят Дергачёв и Вера.
Докладывают о приходе Объяринцевых. Дергачёв идет встречать их. Вера, оставшись одна:
Мне душно, грудь моя болит…
Мне тяжело, ни капли нет отрады
На сердце… и веселый вид
Должна я принимать! Но я сама хотела!
И что же? Чего мне ждать? Он умер, он зарыт
В могиле… я одна… и только память встречи
Во мне живет… Глухая ко всему,
Его я только слышу речи,
И плачу, и молюсь былому одному.
Появляется Дергачёв и Объяринцевы. Вера, подняв на них глаза, падает в обморок. Когда она приходит в себя, гости поднимаются в дом. Григорий, улучив минуту, просит Веру прийти к нему в сад. В доме раздается музыка, и начинаются танцы. Григорий, оставшись в саду, в ожидании Веры:
В чужих объятиях… она — моя любовь,
Она — моя сестра, она… Вся кровь
Мне бросилась в голову… проклятие!
Жена другого, нет, нет — мои объятья
Тебя задушат, Вера — ты моя!
А! вот она…
Григорий на коленях перед Верой. Он горячо и пламенно молит ее сжалиться над ним — изменить свое решение. Но Вера неумолима: в своем решении она видит волю рока, судьбы. Но Григорий, охваченный безумной страстью, готов ринуться на бой с судьбою…
Но нет, чтоб ни было — а ты моя, моя…
Тебя из пасти смерти вырву я
И за тебя на бой пойду с судьбою…
Вера.
Над тобою
И надо мною — смертный приговор.
Но путь не долог к вечному покою —
К чему ж с судьбой безумно-гордый спор?
Расстанемся… без слез и без рыданий,
Расстанемся… без сладких упований,
Без сладких грез…
Григорий.
Мы осуждены.
Вера.
Прости… О! верь, что есть предел страданья.
Любили здесь мы… Там мы встретиться должны.
Вера поднимается в дом, откуда доносятся звуки вальса.
Драма, как можно видеть даже из сжатой передачи ее содержания, носит на себе следы многих влияний. Речи Объяринцева-отца и Григория местами напоминают нам монологи Чацкого. Хандра, страдание и роль судьбы в жизни героев драмы — отголоски романтических влияний сороковых годов. Здесь Григорьев, как он сам признавался, «поддался обаянию» того демона, который, как царь немой и гордый, сиял.
Такой волшебно-чудной красотою,
Что было страшно — и душа тоскою
Сжималася…
Было здесь влияние и другого тревожного гения и, пожалуй, более сильное, чем влияние Лермонтова, это — Гейне, особенно его поэм: «Снова на родине» и «Лирическое интермеццо», некоторые мотивы которых Григорьев повторил в своей драме, развив их в целые образы.
Влияний было много. Но все воспринятое Григорьев претворил в себе и создал произведение вполне оригинальное как по форме, так и по содержанию. В драме, наряду с героями, носящими на себе следы влияний, мы находим и типы реальные и жизненные, стоящие вне всяких влияний, каковы — Дергачёв и Крутоярский, из которых последний заслуживает особого внимания. Образ его бледен, но интересен одной чертой — своим скептическим отношением к болезненно-разочарованным героям драмы, в переживаниях которых многое он относил на счет влияния Гейне, который «болезненность нам в моду ввел». Мы не ошибемся, если скажем, что это — черта самого Григорьева, это зародыш того отрицательного и даже враждебного отношения к лермонтовскому направлению, какое наблюдаем мы в статьях Григорьева, начиная с начала пятидесятых годов. Любопытно, что это отрицательное отношение впервые проявилось в Григорьеве в тот период, когда он весь был во власти романтических веяний.
Говоря о влияниях на драму, мы должны заметить, что Григорьев брал из разных источников по преимуществу то, что было близко и родственно его душе. Отсюда — автобиографичность многих страниц драмы. Молодой Объяринцев — сам Григорьев, который, как и герой драмы, в детстве рос одиноко и начал «тосковать и хандрить чуть ли не с четырнадцати лет». В первой половине сороковых годов, к которым относится драма, Григорьев, как и Объяринцев, пережил несчастную любовь к Антонине Корш. По поводу этой любви он писал отцу: «Я бледнел и худел ежеминутно, я, как сумасшедший, метался по постели, возвращаясь оттуда (от Корш В. С.), при мысли, что она будет женою другого… Боже мой! И теперь, когда я пишу к Вам это письмо, когда я подымаю со дна души всю осевшую давно желчь, и теперь плачу, как ребенок. Скверно, смешно, а это так, и пусть мой ропот — горькое проклятие на так называемое провидение, я не боюсь гнева этого провидения, я ему не молюсь, я его проклинаю, потому что оно ровно ничего для меня не сделало… Душа моя больна до сих пор»…
Эта несчастная любовь была главным источником тех стонов разбитого сердца, которые слышатся в поэтических произведениях Григорьева этого периода.
Любовью продиктованы и речи Григория в драме «Отец и сын», полные безумной страсти, мольбы и отчаяния, речи, представляющие собой, как мы видим, не иное что, как развитие и углубление в стихах мыслей и чувств, выраженных в приведенной нами цитате из письма Григорьева к отцу.
Бирюч Петроградских Государственных театров. Пг., 1919 г. Сб. 1. Летний (июнь-авг.). С. 108—121.
Григорьев А. А, «Собрание сочинений в 10 томах». Т. 2. СПб, «Полиграф», «Росток», 2021 г. С. 139—216, 738—743.