В. В. Розанов. Полное собрание сочинений. В 35 томах. Серия «Литература и художество». В 7 томах
Том четвертый. О писательстве и писателях
Статьи 1908—1911 гг.
Санкт-Петербург, 2016
ОТЛУЧЕНИЕ ПИСАТЕЛЕЙ
[править]Как сообщает благородный Клишевич, доставляющий за 2 р. известия со всего света, — предполагавшееся «отлучение от церкви» целого ряда писателей — не «прошло» в Св. Синоде. Нельзя этому не порадоваться с самых разных сторон. Как известно, писатели большую частью живут «славою»: кормятся славой, обоняют славу, хватают — откуда бы она ни шла и какова бы ни была — славу. В этом отношении ожидаемое «отлучение», конечно, не доставит никакой горечи почти всем писателям, намеченным еп. Гермогеном, скушано было бы им как самое сладкое бламанже. Европа загудела бы, сто газет (в России) целый месяц кричали бы в каждом номере и в защиту «отлученных жертв», но Анатолий Каменский, которого кроме издателя Вольфа никому не приходило на ум считать великим, шепнул бы ночью в подушку: «А ведь в самом деле, — пожалуй, я и великий человек». Во всяком случае, гонорар за романы и повести все «отлученные» повысили бы, и редакции охотно дали бы высший гонорар. Церковь и скромно, и гордо, и умно не дала этой «радости бесу»…
Вообще, «отлучать от церкви» людей, которые никогда ни прямой, ни косвенной связи с церковью не имея, и «просто» не ходили в церковь, — странно. Отлучение имело смысл тогда, когда церковь была тесной, и определенной общиной, всегда местной общиной; когда отлучавшие и отлучаемые знали друг друга «в лицо». Это — было изгнание «от себя» — по-видимому ощутительное, болезненное, но что значит «отлучить от церкви» Леонида Андреева, который живет в Кукола, жил в Кукола и останется жить в Кукола. Прежде поутру пил чай, и потом будет пить такой же чай.
Ничего, просто и решительно — ничего.
Для чего же церкви трудиться «для ничего».
Она этого не сделала.
Отлучить можно того, кому это больно… но тут представляется другой род вопросов, как же того, кому это «больно», можно отлучить. Самою болью он и показует, что он есть член церкви, имеет с нею какое-то, хотя бы и неправильное, болезнотворное «кровообращение» общее… И «выброс его из церкви» не может не быть фиктивен. Болит он о церкви… и вот опять пойдет в церковь. Что же, у всех церквей во всей России поставить сторожей, чтобы «не пускать такого». Да сторожа и не могут знать его в лицо. Вот он приедет к Троице-Сергию, неужели его не впустят. Придет к раке Преподобного Сергия…
Как же св. Сергий? «Сердце сокрушенного Бог не уничижит»… Если он пришел с болезнью, с какой-нибудь мукой души, с сознанием разных грехов своих, — и ничего, ни «да», ни «нет» в эту минуту все думая о своих сочинениях, как же святитель Руси, объемлющий всю ее мыслью и сердцем от монголов до «теперь» отнесется к этой русской душе <…> к его гробу.
Опять вспоминаются вечные слова псалма: «сердце сокрушенного Бог не уничижит». Очевидно, для св. Сергия он будет просто «русский скорбящий человек, после монгольского ига сущий», и даже св. Сергий не различит в каком веке он жил: ибо для него, поистине, открыта «мгла веков», в которой наше «теперь» — тонет.
Нет, отлучить такого невозможно. Отлучение вообще возможно только в отношении гордой личности вроде Л. Андреева. Но такую отлучать не стоит по приведенным выше мотивам (слава), а просто русского человека никак нельзя отлучать потому, что сообща со всеми русскими он постоянно знает, что «грешен», «дурен», «заблуждался» и проч., и проч.: а «в каких именно мыслях заблуждался» — и сам не знает, по безбрежности вообще человеческой мысли, по ее колеблемости, по ее, наконец, и бесконечности, «не хочется думать — а думается». Зачем «ересь», а «ересь» сама по себе лезет, «ничего не поделаешь». Что тут может сказать церковь, только вспомнить свое же слово.
«Что хочу делать — того ничего не делаю; а чего не хочу — то делаю». Если такой пламенный и порывистый человек, такой волевой человек, как как ап. Павел, сказал это с сокрушением о себе: то как вообще-то управиться с собою человеку.
Как песчинка на земле, как звездочка на тверди небесной — несется он: куда — не знает сам, никогда и не знает. Стихии объемлют его…
Чья-то «рука»… Ведь в этом «вера в Провидение». Бог многое совершает в истории не только прямым путем, но и косвенным; и, например, чтобы горячее засветилась какая-либо истина, он перед нею «предтечею» воздвигает «великое заблуждение». Все по Гегелю: тезис--антитезис. Был великий св. Афанасий Великий: но чтобы «был», явился, просиял — нужно было явиться Арию и всей арианской смуте. Нет Ария — нет Афанасия Великого.
Избрала ли такое «среднее» церковь, чтобы не было и Ария, и Афанасия Великого? Так поступая, легко придти к мысли, чтобы «вообще ничего не было». Но Бог не так судит: он не боится бурь, потому что он бури держит в руках. И бури будут. Но ее победит свет и тишина и счастье… Но как и были.
Тогда они придут и не как что-то мертвое, а как что-то весеннее…
Люблю грозу в начале мая…
Тут и поэзия, и религия сходятся.
КОММЕНТАРИИ
[править]Чистовой автограф — РГАЛИ. Ф. 419. Оп. 1. Ед. хр. 116. Л. 112—113.
Сохранилась машинопись с мелкой авторской правкой — РГАЛИ. Ф. 419. Оп. 1. Ед. хр. 116. Л. 108—111.
Печатается впервые по тексту машинописи.
Розанов уже неоднократно писал о той же теме предполагаемого отлучения писателей от церкви: см. его статьи «Избегнутая ошибка» (НВ. 1910.13 окт.; наст. том. С. 540—541), «О вещах бесконечных и конечных (По поводу несостоявшегося „отлучения от церкви“ писателей)» (PC. 1910.16 окт.; наст. том. С. 542—545).
С. 600. …кроме издателя Вольфа… — книги А. П. Каменского в издательстве «Товарищество М. О. Вольфа», существовавшем с 1882 по 1918 г., не издавались.
С. 601. «Сердца сокрушенного Бог неуничижит»… — Пс 33,19 («Близок Господь к сокрушенным сердцем и смиренных духом спасет»).
Арианская смута — см. коммент. к с. 541. На Никейском соборе (325 г.) арианство было осуждено, однако в 337 г. император Константин поддержал ариан. Вновь осуждено на Константинопольском соборе (381 г.). Афанасий Великий, епископ Александрии с 328 г., был активным противником арианства.
Люблю грозу в начале мая — Ф. И. Тютчев. Весенняя гроза (1828).