Аферист[править]
Как- то в приемные часы ко мне в кабинет явился неизвестный чиновник. Вошел он в форменном сюртуке, при шпаге и в белых нитяных перчатках. Это был малый лет тридцати, некрасивый, с удивительно глупым выражением лица.
- Честь имею представиться вашему превосходительству - губернский секретарь Панов, - отрекомендовался он. - Присаживайтесь. Что вам угодно?
- Я явился к вашему превосходительству по личному делу. Я стал жертвой мошенничества и пришел просить вашей защиты.
- Расскажите, в чем дело?
Панов скромно откашлялся в перчатку и сказал:
- Конечно, я сам виноват в том, что произошло со мною, я проявил излишнюю доверчивость, но все же обидно ни за что ни про что потерять восемьсот рублей.
- Нельзя ли ближе к делу, мне время дорого!
- Да, конечно! - сконфузился Панов. - Но не легко мне приступить к объяснению, так как, в сущности, это целая исповедь.
- Ну, что ж, исповедывайтесь, не стесняйтесь!
Панов оттянул пальцем туго накрахмаленный воротник, мотнул головой и принялся рассказывать:
- Видите ли, ваше превосходительство, по природе своей я человек крайне честолюбивый и должен сознаться, что всякому чину, ордену и классу должности придаю большое значение. Сам я из простой семьи, но окончил гимназию и с помощью добрых людей пристроился чиновником в департаменте Герольдии. Служу я там шестой год, получаю сто рублей в месяц. Первое время был Доволен, а затем затосковал. Вижу, что ходу мне не дают, так как и протекции у меня нет, да и сослуживцы универсанты обгоняют.
Хоть жалованье и небольшое, но родительское наследство помогает мне существовать безбедно. И вот, видя, что карьеры мне в Сенате не сделать, я стал громко сетовать на судьбу. Тут один из моих приятелей мне и посоветовал: "Дай, говорит, объявление в газетах, что ты готов, дескать, уплатить тысячу рублей тому, кто предоставит место на 200 р. в месяц чиновнику с пятилетним служебным стажем и неопороченным формуляром". Идея мне показалась хорошей.
"И правда, подумал я, дай-ка попробую". И попробовал, вскоре получаю приглашение явиться в Европейскую гостиницу, в N 27, для переговоров по делу об объявлении. Обрадовался я и полетел на Михайловскую, захватив тысячу рублей. Вхожу в эту шикарную гостиницу, поднимаюсь в третий этаж и робко стучу в 27-й номер. "Войдите!" - ответил мне зычный, важный голос. Я вошел в небольшую прихожую, а затем в богато обставленную комнату вроде кабинета. За письменным столом сидел господин лет пятидесяти, на вид - совершенный сановник. Он любезно привстал, протянул мне руку и промолвил: "Князь Одоевский. Я пригласил вас согласно вашему газетному объявлению. Скажите, что заставляет вас искать места на двести рублей, материальная зависимость или иные, быть может, побуждения?"
- Нет, ваше сиятельство, - пролепетал я, - материально я независим, но сознаюсь вам откровенно, что червь честолюбия меня усиленно точит. - Я так и думал, - сказал он мне. - Ну что же, честолюбие в меру - черта скорее симпатичная и во всяком случае - естественная в молодом человеке. Я могу помочь вам, у меня большие связи. Но должен вам заметить, что вы несколько наивны. Помилуйте, вы предлагаете тысячу рублей за двухсотрублевое место! Что же, вы хотите не только широко шагнуть по - иерархической лестнице, но желаете менее чем в год окупить и все понесенные расходы? Нет, молодой человек, так дела не делаются! Не менее двух тысяч рублей - иначе нам и говорить не о чем! - Что же, я заплачу и две, если место хорошее.
- А вы, собственно, чего бы хотели? - спросил он более мягким тоном.
- Я, право, не знаю, ваше сиятельство, может быть, вы посоветуете?
- Да кто вы такой и где служите?
Я подробно рассказал ему о себе. Внимательно слушая мой рассказ, он потянул к себе ящик с сигарами и предложил мне. - Благодарю вас, ваше сиятельство, я не курю.
Не торопясь, князь обрезал сигару и медленно ее раскурил, после чего откинулся на спинку кресла и, пуская тонкие струйки дыма, глубоко задумался. Наше молчание длилось несколько минут.
Наконец, как бы очнувшись, он сказал:
- Вот что. Конечно, достать вам место на двести рублей я могу хоть завтра. Но мне кажется, вряд ли это вас устроит. У вас имеется существенный недостаток - отсутствие высшего образования. Положим, я вас устрою каким-нибудь столоначальником, но не говоря уже о том, что ваши сослуживцы будут коситься на вас, вы попадете в тупик. Вам не дадут дальнейшего продвижения, и вы карьеры не сделаете.
- Так как же быть, ваше сиятельство?
- Скажите, вы не отказались бы от службы в провинции?
- Нет, душа моя не льнет к провинции. Разве что-нибудь блестящее?
- Хотите, я вас устрою вице-губернатором? Конечно, не в Центральной России, а где-нибудь на окраинах, например в Сибири, и, разумеется, не за две тысячи рублей?
От неожиданности и восторга у меня закружилась голова.
- Конечно, - пробормотал я, - это было бы чудесно! Но где же, мне, пожалуй, и не справиться с такой должностью?!
- Э, полноте! Не боги горшки лепят, справитесь, привыкнете!
Да в Сибири вы и не будете бельмом на глазу - это ведь не Петербург!
Придя несколько в себя, я спросил:
- А каков бы был ваш гонорар?
- Ну, да что об этом говорить, - сказал князь, морщась брезгливо, - каких-нибудь пять-шесть тысяч! Обычно за такие дела я беру примерно годовой оклад своих протеже. Вас не должно коробить это торжище, так как вы понимаете, конечно, что жизнь- борьба, и за последнее время особенно обострившаяся, все так дорого, за все так дерут!
- Помилуйте! - поспешил я сказать. - С какой же стати вы стали бы хлопотать за постороннего человека? Я прекрасно понимаю и всегда держусь правила, что всякий труд должен быть оплачен.
- Вот именно! Итак, вы согласны?
- Согласен, ваше сиятельство!
- Отлично! Я завтра же повидаю кой-кого из министров и поговорю относительно вас. Вот вам листок бумаги: напишите на нем ваше имя, отчество, фамилию, учреждение, должность и т. д.
А то вы у меня не один, как бы не перепутать.
Я повиновался. Затем он сказал:
- Я вам ставлю некоторые предварительные условия. Во-первых, вы должны быть немы как рыба, иначе вы можете напортить, конечно, не мне - вам никто не поверит, а себе. При первом вашем нескромном слове я напрягу все свои связи, и тогда вы очутитесь в Сибири, но на положении мало схожем с вице-губернаторским.
Во-вторых, авансируйте мне рублей триста, так как в данную минуту я испытываю некоторую заминку в деньгах, а хлопоты по вашему делу могут быть сопряжены с непредвиденными расходами.
Я молча поклонился и поспешно передал князю триста рублей.
- Заезжайте ко мне послезавтра в это же время, - сказал он мне на прощанье.
Я раскланялся и вышел, не чувствуя под собою ног от радости, одеваясь внизу у швейцара, я взглянул на вывешенные визитные карточки постояльцев и с удовольствием узрел против 27-го номера имя князя Одоевского. Я поймал себя на этой мысли и подумал: "Ишь Фома неверный! Да разве и так не видишь, с кем имеешь дело? Какие же могут быть сомнения! Эх ты! Вице-губернатор тоже!"
Следующий день я провел как бы в горячечном бреду. Я не отрывал глаз от карты Сибири, стараясь предугадать мою будущую губернию. В назначенный день и час я снова явился к князю. На сей раз он был облачен во фрак с синей лентой Белого Орла под жилетом. Он встретил меня словами: - Хорошо, что не опоздали, а то я тороплюсь к П. А. Столыпину.
Я кое-что успел уже сделать по вашему делу; в принципе мне обещано ваше назначение, но в данную минуту, кроме Якутска, вакансий нет. Ну а Якутск с полугодовой ночью и шестимесячным солнцем вряд ли вас устроит. Но мне говорили о кой-каких перемещениях. Словом, ваше дело на мази. Это меня особенно радует, так как по министерству внутренних дел я хлопочу сравнительно редко, уделяя свое внимание главным образом министерству двора и придворным званиям с ним связанным:
Приходите ко мне ровно через неделю, т. е. во вторник, к 12 часам, и я надеюсь к тому времени дать вам окончательный ответ по вашему делу... - Скажите, ваше сиятельство, вы можете и придворное звание устроить?
- Отчего же, конечно, могу! Барон Фредерикс со мной считается и редко отказывается в моих ходатайствах.
- А что стоит это?
- Разно. Камер-юнкерство дешевле; камергеры, шталмейстеры, егермейстеры - дороже; гофмейстеры - еще дороже. Впрочем, многое зависит от кандидата и положения его в обществе.
- Видите ли, князь, - сказал я, - есть у меня приятель из крупного петербургского купечества. Вечно жертвует он деньги на" разные благотворительные учреждения ради чинов и орденов. Вот от этого самого приятеля я не раз слышал восклицания вроде: "Что чины? что ордена? Вот устроил бы меня кто-нибудь камер-юнкером, так, честное слово, сто тысяч бы уплатил, не мигнув глазом".
У меня заблестели глаза.
- Купец? Это трудно, очень трудно! Но не невозможно. За сто тысяч готов похлопотать. Вы вот что: когда придете ко мне через неделю, приводите и вашего приятеля. Мы поговорим. Ну, а теперь вы извините, Петр Аркадьевич (Столыпин) меня ждет.
Да, кстати: вам опять придется раскошелиться на пятьсот рублей.
Уж вы простите, что я все забираю, так сказать, вперед. Но завтра предстоит мне дорогой ужин у "Медведя" с лицом, от которого зависит ваша судьба.
Скрепя сердце, вынул я пятьсот рублей и передал князю. Он спокойно спрятал их в бумажник и, подойдя ко мне вплотную, протянул руку. Я близорук от природы, но князь подошел ко мне так близко, что я успел разглядеть звезду на его груди. К моему удивлению, звезда была Станиславская. Уж что-что, а насчет чинов, орденов, петличек - я не ошибусь! Это моя сфера. Придя домой, я стал соображать. И чем больше думал, тем сильнее охватывали меня сомнения: князь живет в дорогой гостинице, а сидит без денег и бессовестно забирает их у меня, ничего еще не сделав; купца обещает провести в камер-юнкеры, между тем подобных случаев еще не бывало; наконец, - лента Белого Орла, а звезда - Станиславская, опять абсурд. Как поразмыслил и взвесил все, так и решил, что налетел я на мошенника, и, не долго думая, явился к вашему превосходительству просить защиты.
- И хорошо сделали, так как сомнений нет! - сказал я. -
Но только чем же помочь вам?
- Арестуйте жулика, ваше превосходительство!
- Ну, и что же дальше? Он от всего отопрется, свидетелей нет, доказательств - тоже.
- Так неужели же пропали мои деньги?
- На деньги вы поставьте крест, дело теперь не в них, важно задержать мошенника! Мы вот что сделаем. Вам когда назначено быть у него? - В следующий вторник в 12 часов.
- О, почти еще неделя! Но ничего не поделаешь - придется ждать. Я дам вам во вторник агента, и он под видом вашего приятеля купца, мечтающего о камер-юнкерстве, явится с вами к князю.
Вы постарайтесь навести разговор о подробностях вашего вице-губернаторства, а еще лучше попытайтесь всучить ему денег (не бойтесь, их отберут при аресте!). Таким образом, у нас будет свидетель. Поняли?
- Понял, понял прекрасно! - сказал повеселевший Панов. - Ну, подожди же, мошенник, попадешься и ты.
Мы распрощались.
Все вышло как по-писаному. Во вторник при свидании с клиентами князь, не подозревавший беды, принялся разглагольствовать о своих мнимых связях и о своем якобы всемогуществе. Панова он уже "назначил" в Тобольск, а с моего агента успел сорвать пятьсот рублей на предварительные расходы, после чего был арестован и препровожден в полицию. Князь Одоевский оказался ямбургским мещанином Михайловым с тремя судимостями в прошлом.
- А-а-а... князь дорогой! Покорнейше прошу садиться, - приветствовал я афериста при его появлении у меня в кабинете.
- Не измывайтесь надо много, г. начальник, - сказал грустно Михайлов. - Поверьте, что лишь тяжелая судьба толкнула меня на это дело.
- Удивительно бесцеремонна с вами судьба, Михайлов, вот уже четвертый раз, что она вас все толкает. Пора бы и перестать!
- Что же поделаешь? - развел он руками. - Стоит стать на этот путь, а уж там не остановишься! Впрочем, должен сознаться, что совесть меня не терзает, так как, в сущности, зла я не делал.
Бедных я не обирал, моими жертвами были обычно люди с достатком, претендующие на лучшее служебное или общественное положение, не брезгующие при этом средствами для достижения своих целей. Вы не поверите, кто-кто ко мне не обращался только!
Ради чина, ордена, какого-нибудь звания, люди, на вид уравновешенные и серьезные, лезли доверчиво в мои сети. Господи! Да если я - какой-то несчастный Михайлов, бывший актер, без роду и племени, мог вселять доверие и зарабатывать немалые деньги, то что должно делаться в приемной у Распутина, действительно обладающего и связями и фактической властью?
Я прервал этот поток философии, и "князь" водворен был в камеру.
За "камер-юнкера", "вице-губернатора", "Белого Орла" и прочие художества он поплатился полутора годами тюремного заключения.
