О В. В. Розанове. Из личных впечатлений[править]
…На мой взгляд, Василий Васильевич — удивительно женственное (в симпатичном отношении) существо, сложное, тонко сплетенное, нежное, хрупкое, нуждающееся в постоянной сердечной ласке, в нежнейших заботах и попечениях о себе; такое существо, которое так и хотелось бы взять на руки, сладко покормить и снести также в отдельный от «улицы» храм с открытым лишь потолком, открывающим вид на царство «ноуменов», к которому так тянется это редкое существо. «Сиди спокойно, дорогой, и наслаждайся тем, что представляется твоему страстно ищущему взору. Наслаждайся, не ведая злобы, ни нынешнего, ни завтрашнего дня!..» Говорить с ним о чем-нибудь обстоятельно трудновато при страшной живости его мысли, зато в высшей степени наэлектризовываешься им! И чувствуешь себя с ним, так мало эмпирически знакомым, так, словно мы когда-то были очень близки, потом надолго были разлучены, и вот, снова вместе. Благородная простота, безыскуственная деликатность, сердечность без слащавости, — все это делает Вас<илия> Вас<ильевича> таким же обаятельным в личном общении, каким он является и в своих письменных излияниях, несмотря на то, что в них, на мой взгляд, есть большие ошибки…
…О произведениях Вас<илия> Вас<ильевича>. Да, лишь очень немногим читателям может он прийтись по уму. Прочитала его «Люди лунного света», «Темный Лик», «В мире неясного и нерешенного» и «Литературные изгнанники». И пока могу сказать только одно: очень много в авторе чисто субъективного, хорошего. Недостаток объективности, объясняемый изумительной живостью мышления, есть тем больший дефект, что автор как вихрь подхватывает читателя и уносит с собой в мир… «неясного и нерешенного», который может показаться читателю со спертым дыханием и закружившейся головою областью всего уже ясного и решенного. В частности очень много верного, пронизывающего толщи накопившихся в умах ложных представлений, но в общем дается возможность нового неверного представления. Так как центральный пункт автора первых трех прочитанных мною произведений — акт вызывания к объективному бытию нового существа, читатель может смешать условие с целью, воображая, что в этом одном акте и есть суть всей задачи жизни: и без того, б<ыть> м<ожет>, уже склонный к культивированию этого именно акта, очень рад будет видеть в нем одном все требование религии. Тут — возвращение к фаллизму, который, как у людей высшего порядка никогда культом быть не может (а если бывает, то лишь как мимолетное увлечение), у толпы же ведет к… одичанию. Вглядываясь в историю, лично я нахожу, что фаллизм — достояние именно совсем еще диких обществ, или снова погружающихся в варварство, семитизирующихся. Ведь, по-моему, семитизм как явление вовсе не есть что-нибудь отдельно племенное, а лишь — состояние, которому рано или поздно подвергается каждый индивид и каждое скопление индивидов, хотя бы разросшихся и в целое обширное государство, раз особь (или масса особей) поддались внутренней порче…
Окончательный мой личный вывод из прочитанного (книга о Н. Н. Страхове и пр<очих> в стороне): — В. В. Розанов в высокой степени интересен и ценен для читателей мыслящих, потому что он сильно электризует их мысль, но читатель обыденный завязнет на его главном пункте. Больше не решаюсь сказать.
Повторяю лишь: В. В. Розанов — очень обаятелен и как человек, и как мыслитель, и как писатель.
…Вас<илий> Вас<ильевич> дал прочесть его «Уединенное» и 2 тома «Опавших листьев». И я приятно была удивлена, когда, раскрыв «Уединенное», нашла на 26-ой стр., что одна его родственница сказала ему: — «В вас мужского только одежда» (последнее слово там другое). Следовательно, я не ошиблась в своей характеристике, написанной мною до прочтения отзыва другой женщины.
…Хорошо, что я написала предыдущее о Вас<илие> Вас<ильевиче> до ознакомления с его мелкими набросками, иначе можно бы подумать, что я плагирую, на что я способна так же мало, как на прямое воровство. Так, напр<имер>, совпало и мое выражение о том, что нужно бы поместить Вас<илия> Вас<ильевича> в храм с открытым потолком — с тем местом (в «Опав<ших> листьях», I том), где он сам говорит: — «Мне представлялась ночь, и половина храма с открытым куполом»… Опять радуюсь, что отчасти поняла эту крайне своеобразную личность.
Это — клубок тончайшей трансцендентальной паутины, из которой во все стороны брызгают яркие молнии, которые на что случайно упадут, то и вырезывают в окружающем мраке, без чего оно оставалось бы незамеченным. Положим, освещается не весь данный предмет, а лишь та или иная точка его, но это и не может быть иначе при освещении на миг. Это я — со стороны интеллектуальной. Что же касается душевной, то, насколько могла понять, Вас<илий> Вас<ильевич> обладает душою совершенно прозрачною, такою чистою, что даже маленькие недостатки ее (без которых Вас<илий> Вас<ильевич> был бы не человек) не могут отталкивать, потому что и их корень — чистый. В том-то и вся суть Вас<илия> Вас<ильевича>, что он воплощение принципа чистоты, которая стремится покрыть собою… стушевать всю грязь, скопившуюся в современных понятиях, но — увы! сама загрязняется от тесного соприкосновения с нечистотою. Грязнится не сама по себе, а — в виде наружного налета. Глаза же большинства «созерцателей» только наружное, ведь, и видят и отождествляют его с сутью…
Бедная белоснежная бабочка (Психея) среди нашей липкой грязи! Не туда ты попала, а все-таки как хорошо, что попала… Хорошо — для тех немногих, которые поймут тебя, увидят в тебе пришелицу из нагорного мира!
Да, Вас<илий> Вас<ильевич> не сочинитель, он — открывающий и открывающийся; и он единственный в своем роде; изумительное явление среди нас. Да сохранит его Провидение как можно дольше в этом мире, где он сияет такою светлою, но таинственною, своей редкостью, звездою!
Большое счастье увидеть близко от себя эту звезду!
Относительно того, в чем расходятся мои собственные взгляды со взглядами Вас<илия> Вас<ильевича> (видим разные точки предметов) я говорить здесь не буду, это выясняется из моих литературных произведений.
Но теперь уже и punctum![1]
ПРИМЕЧАНИЯ[править]
Впервые в кн.: Голлербах Э. В. В. Розанов. Личность и творчество. Пгд. 1918. С. 48-50.
Любовь Алексеевна Мурахина-Аксенова (урожд. фон Цеплин) (1843(47?)-- 1919) — писательница, переводчица. Автор исторических произведений (см.: Мурахина Л. Из глубины веков. Харьков. 1915). В письме к Голлербаху от 6 окт. 1918 г. Розанов писал: «Как удивительно письмо Мурахиной: до письма она видела меня всего раз или два. Не могу скрыть, что она написала гораздо лучше Вас, хотя явно и не „конгениальна“, а почти на „противоположном полюсе“. Но она угадала все…» (Письма В. В. Розанова к Э. Голлербаху. С. 89). См. о ней также в кн.: Спасовский М. М. В. В. Розанов в последние годы своей жизни. Нью-Йорк. 1968. С. 83-84.
- ↑ точка (лат.).