Толстой. Памятники творчества и жизни. 4
Редакция В. И. Срезневского
Кооперативное т-во изучения и распространения творений Л. Н. Толстого.
Москва—1923.
О ДВУХ ИМЕНАХ ПРИЛАГАТЕЛЬНЫХ В РОМАНЕ «АННА КАРЕНИНА»
[править]В 14-ой главе третьей части «Анны Карениной» Каренин читает «французскую книгу об евгюбических надписях». Филологу — классику не трудно догадаться, что речь идет о т. наз. tabulae Iguvinae (или Eugubinae). Это — семь бронзовых досок, найденных в 1444 г. в умбрийском гор. Gubbio (в древности Iguvium, в средние века Eugubium). Текст пяти досок — умбрийский, остальных двух — латинский. Содержание надписей имеет отношение к религиозным обрядам. Относительно того, каким образом эти надписи, известные лишь специалистам по италийской диалектологии, попали в роман Толстого, я позволю себе высказать следующую догадку. Дело в том, что как раз в то время, когда создавался роман «Анна Каренина», а именно в 1875 г. известный французский лингвист Бреаль (Michel Bréal, 1832—1915) обнародовал одновременно два труда, посвященных Игувийским таблицам: 1) ученое исследование под заглавием «Les tables Eugubines. Texte, traduction et commentaire avec une grammaire et une introduction historique»[1] и 2) популярно изложенную статью для широкий публики, под тем же заглавием «Les tables Eugubines», в Revue des deux Mondes[2]. Эта-то статья, напечатанная в весьма распространенном журнале, вероятно, и дала Толстому повод упомянуть в своем романе об «евгюбических надписях». Ученая-же монография Бреаля на ту же тему едва ли была ему известна; во всяком случае, в руках сановника Каренина, весьма далекого от классической филологии, она гораздо менее уместна, чем книжка францусского журнала, который можно было встретить во всякой порядочной семье.
В 15-ой главе пятой части «Анны Карениной» говорится: «Что-то стыдное, изнеженное, капуйское, как он (Левин) себе называл это, было в его теперешней жизни». Подчеркнутое мною слово у других авторов не встречается. Не вошло оно также ни в один из словарей русского языка: тщетно искал я его у Даля, в Академическом словаре, в словарях иностранных слов и т. п. А между тем, слово это интересно как с формальной стороны, так и со стороны содержания. Э го прилагательное от географического названия Капуя (Capua). Толстой, очевидно, образовал ad hoc и при этом не по аналогии с другими прилагательными такого же рода, как падуанский от Падуя, мантуанский от Мантуя и др., образованными от итальянских или французских прилагательных, а непосредственно от слова Капуя и совершенно правильно согласно требованиям русского языка (подобно тому, как образовались старинное прилагат. свейский от Свел — Швеция, как австрийский от Австрия, или фамилия Струйский от сл. струя и пр.). Значение слову капуйский он придал то, в каком французы употребляют название этого города в выражении «Délices de Capoue», изнеженный (в более сильной степени, чем значит это слово по-русски). Такое переносное значение слова об’ясняется эпизодом второй Пунической войны, рассказанным Титом Ливием (кн. 23, гл. 18). В 216 г. до P. X. войско Ганнибала после решительной победы над римлянами при Каннах «удалилось на зимние квартиры в Капую» (in hiberna Capuam concessit), где суровых солдат «погубили избыток во всем и чрезмерные удовольствия» (perdidere nimia bona ас voluptates immodicae). Дальше Ливий выражается еще яснее: «сон, вино, пиршества, блудницы, бани и досуг изнежили воинов телесно и духовно» (somnus et vinum et epuJae et scorta balineaque et otium… enervaverunt corpora animosque).