О новом романе г-жи Жанлис Альфонсина или матерняя любовь[править]
Сие недавно вышедшее сочинение любимой писательницы теперь занимает публику во Франции. Немцы успели уже перевести его на свой язык. Не сомневаясь, что Альфонсина скоро появится и в русских книжных лавках, и зная, с какою благосклонностью принимаются сочинения г-жи Жанлис, надеемся оказать услугу нашим читателям, сообщив им известие о сей книге с замечаниями одного иностранного журналиста.
«Признаюсь — так написано во французском журнале — что рассматривая сочинение г-жи Жанлис, чувствую в себе охоту быть строгим. Против воли забываю, что она женщина и автор приятных сказок. Вижу в ней упорного охуждателя, который уже около 30 лет старается помрачить блестящую славу знаменитейших писателей; чернит и злословит людей с великими дарованиями, своих современников и учителей. С какою неутомимостью написала она целые тома, желая доказать, например, что Ж. Ж. Руссо выдавал порок за добродетель, и был опаснейший из софистов!
Соглашаюсь, что надлежит быть снисходительным к скромной женщине, которая хочет сорвать несколько цветов на грядах Парнасских, — к опытам молодого человека, робко вступающего на поприще словесности, — к последним усилиям ослабившего таланта. Но можно ли требовать снисхождения к такому автору, который выставляет себя строгим судьею минувшего столетия, и мечет стрелы проклятия на век текущий? Скажут: какая нужда опровергать мнения женщины? О, великая! не стыдно отражать нападения такой писательницы, какова г-жа Жанлис1.
Строгость есть долг непременный рецензента, который рассматривает книги, содержащие в себе правила или описания противные благонравию, а особливо если автор опасные мнения свои прикрывает завесою религии. Альфонсина принадлежит к сему классу; доказать это весьма не трудно. Впрочем, не об одном только сем романе г-жи Жанлис можно сделать такое замечание, но и о другом еще, например о Госпоже Лавальер. Героини в обоих романах суть женщины законопреступные, хотя, по несчастью, последний написан гораздо лучше; ибо надлежало призвать на помощь все красноречие, все прелести слога, чтобы заставить читателя принимать учащение в женщине, которая явно любится с женатым мужчиною, с отцом семейства. Роман Альфонсина еще большего достоин порицания, потому что женщина, пренебрегшая свою должность, представлена героинею и образцом воспитания.
Первой том почти совсем не принадлежит к главному действию и содержит в себе повествование о любовных шалостях одного пажа с пожилою кокеткою Эльвирою. Надобно признаться, что в этом длинном эпизоде о старании пожилой прелестницы понравиться красивому пажу, по моему мнению, сочинительница наиболее оказала искусства и тонкости в наблюдениях. Сладострастные приготовления, прелесть тайны, способы одержать победу над прекрасным пажом и продлить его восторги, наконец все, что только может затеять и исполнить страстная женщина, все выдумано и выражено с искусством необыкновенным. Признаюсь, многие места сего эпизода заставляли меня вспоминать прелестные картины из Приключений Фоблаза. Прибавлю, что Эльвира могла бы занимать не последнее место в славном романе Опасные связи. Не знаю, понравится ли г-же Жанлис ученая похвала сия, которой вероятно она совсем не ожидала. Сладострастные отступления суть порывы пылкого воображения, увлекаемого восхитительными воспоминаниями. Воспоминания молодости — говорит г-жа Жанлис — столь пылки, столь стремительны!.. Странное дело! Г-жа Жанлис везде говорит, что не верит любви, — и ничего не описывает лучше любовных приключений.
Сочинительница хотела представить план и образец материнского воспитания. Чтобы воспитание было, единственно материнское, г-жа Жанлис выводит на сцену младенца, который ничего не видит, даже ничего не чувствует, кроме матери. Для того г-жа Жанлис избрала погреб театром своих опытов.
Диана вышла замуж за графа Монкальда, человека распутного, честолюбивого, жестокого, а что всего хуже, за философа. Этот граф Монкальд в первую ночь брака объявляет супруге своей, которая любит его, что он женился на ней только для богатства, — что будет с нею обходиться всегда учтиво, но холодно, — и что наконец Диана будет супругою его только по имени. Диана в отчаянии. Дон Санш, друг и тварь Монкальда, представляет ей себя в качестве утешителя. Монкальд сам препоручает Дон Санша в благосклонность жены своей. Диана досадует и не соглашается. Через несколько времени она отдается Дон Педру, человеку ничтожному, которого не любит, но который присыпает голову свою душистою пудрою, точно такою, какую носит любезный, неблагодарный супруге ее.
Монкальд знает, что Дон Педро проводит ночи с Дианою, и не заботится о том. Однако ему хочется разорвать брак и удержать у себя женино имение. Он ищет к тому случая, и находит. В один день она выезжает из дому; Монкальд, с помощью Дон Санша, отвозит ее в замок, запирает в погреб, и оставляет там под надзиранием Леоноры, набожной старухи, преданной Монкальду. Чтобы сей погреб, или пещеру, сделать удобною для жительства, и даже выгодною, сочинительница заставила другую особу, кроме Леоноры, принимать участие в судьбе Дианы, — а именно Дон Санша, который все еще любит ее, и не отчаивается заступить место Дон Педра в ее сердце. Спустя семь месяцев, Диана начала мучиться родами. Отсюда начинаются странные приключения.
Альфонсина рождается. Судьба определила ей жить в сем гробе тринадцать лет. Здравомыслящий человек никак не может равнодушно читать подробностей воспитания. Альфонсина не видит света. Она лишена чувства зрения — коего выгоды едва ли заменяются осязанием, чувства, которое, по системе остроумного Кондильяка, весьма много способствует раскрытию человеческого разума. Ни одно живое существо, кроме матери и маленькой собачки, не живет с Альфонсиною. Она не слышит ни о людях, ни о животных, населяющих землю; однако это не мешает ей научиться многим языкам, иметь отвлеченные понятия, знать христианскую религию, догматы, таинства, и проч.! Г-жа Жанлис много трудилась, чтобы несбыточные происшествия представить правдоподобными. Какая же в том польза? Зачем было столько принуждать себя?
Turpe est difficiles habere nugas,
Et stultus labor est ineptiarum.
Таким образом повесть о рождении и воспитании Альфонсины наполняет собой почти весь второй том, или лучше сказать, второй роман этого романа.
Пора к концу. После смерти Монкальда, вторая жена его, узнав об участи Дианы и Альфонсины, освобождает их из погреба, в котором были заключены тринадцать лет. Новые лица являются на сцене: новая завязка, новые картины, новый роман. Дон Альвар, сын графини Монкальд, увозит Альфонсину, которую Диана, неизвестно для чего, не хотела за него выдать; потом женится на ней с согласия матери. — Диана находит своего Дон Педра, и роман оканчивается, как водится.
В том состоит содержание. Подземелья г-жи Радклиф мне более нравятся, нежели подземелья г-жи Жанлис. Первая умеет изумлять чудесностью происшествий, умеет возбуждать любопытство. Для меня кажется гораздо занимательнее прежнее подземелье г-жи Жанлис, в котором она поселила свою Камиллу; сочинительница тогда была моложе, однако — странное дело! — в сочинениях ее видели мы более ума и основательности.
Сказывают, что г-жа Жанлис почитает Альфонсину лучшим из своих романов. Пожалеем о ней, если это правда. Вечера в замке и многие Нравоучительные повести — вот истинные права ее на авторскую славу!
Талант г-жи Жанлис отличается точностью наблюдений и мастерскими описаниями сцен, обыкновенных в жизни; слог ее отличается точностью выражений и чистотой. Желательно, чтоб друзья г-жи Жанлис сказали ей: Пишите малые картины, — вы умеете украшать их приятностью, умом, прелестью слога; но оставьте другим изображать предметы возвышенные или ужасные.»
1 Из всех авторов, которые присягнули вести войну с науками и философиею, только г-жа Жанлис и автор Аталы (Шатобриан) заслуживают некоторое уважение; на их только сочинения можно иногда отвечать, не унижаясь. Прочие не стоят того, чтоб говорить о них. Прим. фр. журн.