Переписка с А. В. Луначарским о проекте Русской Академии в Риме[править]
и командировке в Италию.[править]
Русско-итальянский архив
Составители Даниэла Рицци и Андрей Шишкин
Dipartimento di Scienze Filologiche e Storiche Trento 1997
Записка Вяч. Иванова А. В. Луначарскому от 22. IX. 1924.[править]
Согласно данному мне поручению, я вступил в предварительные переговоры по вопросу об основании в Риме института Археологии, Истории и Искусствоведения немедленно по моем приезде в Рим, а именно 17 сентября с Советником Посольства тов. Макаром и с 18 сентября с нашим Полномочным Представителем тов. К. К. Юреневым,1 коему вручил письмо Ваше, выданный мне мандат на ведение означенных переговоров и копию моей докладной записки на Ваше имя от 24 августа с. г.
Как Советник Посольства, так и Полпред выразили полное сочувствие проекту в принципе. Тов. К. К. Юренев не только не нашел попытки основания института несвоевременной или несоответствующей положению дел, но, напротив, признал существование нашего института в Риме безусловно полезным и желательным, о чем и разрешил мне немедленно Вас уведомить. Мне было назначено Полпредом дальнейшее свидание для ближайшего рассмотрения предмета, но это второе свидание еще не могло состояться. Вместе с тем, Константин Константинович высказал намерение изложить свое отношение к возбужденному вопросу в докладной записке тов. Литвинову,2 копию же последней переслать Вам. Однако, и теперь уже, на основании первой беседы, я имею возможность сообщить нижеследующие дополнительные данные.
Поскольку Институт ставит себе целью установление связей и взаимную информацию ученого мира России, мне было указано, что эта работа уже налажена нашим представительством во всех областях знания, так что этою стороной своей деятельности Институт вошел бы только в уже существующую сеть культурных сношений. С другой стороны, основание начальной ячейки Института потребовало бы несколько больших средств, чем было предусмотрено составителями докладной записки, к Вам обращенной, так как необходимо оплатить в Риме отдельное, хотя бы и небольшое помещение — места для работ Института в здании Представительства, до крайности уплотненном, совершенно нет и, при том, по соображениям принципиального характера, Полпред не считает уместным помещение института во дворце Посольства. По мнению Константина Константиновича Юренева, Институт должен развертываться постепенно, и на первых порах его организация должна быть весьма ограниченной по своим размерам (что совпадает и с мыслью докладной записки).
Я думаю с своей стороны, что Институт мог бы вступить в первую стадию своего существования, в качестве ячейки будущего более широкого учреждения, если бы на помощь мне был командирован ревностный и энергичный ученый, вместе исследователь и человек из любви к делу не боящийся и простой работы (опять указываю, как на желательного мне сотрудника, на профессора по истории искусств азербайджанского Университета доктора Всеволода Михайловича Зуммера),3 — и с полугодовым бюджетом от 7500 до 10000 рублей, из каковой суммы можно было бы назначить, по соглашению с Полпредом, оклады лиц, работающих для Института, нанять и оборудовать приличное небольшое помещение (по здешним ценам наем обошелся бы в 1000 или немного более лир, т. е. в десять червонцев в месяц) и положить основание библиотеки, не только путем обмена научных изданий, и инкорпорирования существующей здесь государственной исторической библиотеки, но и путем приобретения распродающихся заграницей частных библиотек и подписки на различные ученые издания.
Рим, 22 сентября 1924 г.
172 via Quattro Fontane,
3 piano (presso Placidi).
Записка Вяч. Иванова А. В. Луначарскому от 29. IX. 1924.[править]
В дополнение к моей докладной записке от 22 сентября сообщаю, что по прибытии в Рим я поставил себя в распоряжение нашего дипломатического Представительства для работы, по его указаниям, в области научного и литературного сближения России и Италии. Считаясь с этим предложением, Представительство имеет в виду устройство одной или нескольких моих лекций по русской литературе в начале римского сезона, т. е. не ранее ноября. Оно же берет на себя установление первого личного общения между мною и — полезными для дела представителями итальянской науки и литературы.
По вопросу об организации нашего Института дальнейших переговоров с Полпредом, вследствие его временного отсутствия, я не вел. Прибавлю к сказанному в моей докладной записке от 22 сентября, что и до законодательного проведения проекта об основании Института могла бы быть создана, в пределах существующих учреждений Наркомпроса, вспомогательная научная станция Главнауки (в контакте с Комиссией Заграничной Помощи) или Академии Художественных наук, путем а) высылки некоторой, хотя бы в начале и некрупной, суммы денег на приобретение первых нужнейших изданий, б) распоряжении об систематическом обмене изданий в относящейся к Институту области наук и в) полномочия заручиться благожелательным содействием и советами здешних ученых учреждений, преследующих те же цели, на предмет возможного в будущем устройства русского Института, под общим руководством и по основным директивам нашего Представительства: принятие таковых мер дало бы возможность немедленно приступить к конкретной работе. В настоящее время я принужден ожидать дальнейших распоряжений и решений и ограничиваюсь собственною научной работой, весьма осложненной необходимостью предварительной ориентации в колоссальных успехах изучаемых дисциплин за то время (с 1914 г.), когда в России невозможно было следить за развитием этих дисциплин на Западе.
В заключении решаюсь обратить Ваше внимание на мою полную материальную необеспеченность, не только лишающую меня необходимого для работы спокойствия, но и грозящую в недалеком будущем сделать ее невозможной.
Принимая во внимание вынужденно-поздний выезд мой из Москвы, дороговизну путешествия и значительную дороговизну римской жизни, нельзя, мне кажется, признать ненормальным тот факт, что полученных мною еще в июле командировочных денег (800 р.) едва-ли хватит до половины ноября. В виду крайней материальной стесненности и перспективы оказаться в положении, не позволяющем мне ни продолжать начатую работу, ни, прекратив ее, вернуться внезапно и безрезультатно домой, позволяю себе убедительно просить Вас, напоминая полученные как от Вас, так и от Комиссии Заграничных командировок обещания, о незамедлительной высылке мне дальнейшей субсидии до 500 рублей, которые могла бы быть со временем зачтена в вознаграждение организационной деятельности, поскольку таковая будет признана необходимой и поскольку мне будет предоставлена в ней некоторая доля участия.
Рим, 29 сентября 1924 г.
172 via quattro Fontane,
3 piano (presso Placidi).
Записка Вяч. Иванова А. В. Луначарскому от 6. X. 1924.[править]
К моим сообщениям из Рима от 22 и 29 4 сентября присоединяю нижеследующее, подводящее, как мне кажется, итог моим предварительным переговорам со здешним Представительством по вопросу об учреждении нашего Института в Риме. 2-го октября я был вторично принят по этому делу Полномочным Представителем, который подтвердил свое сочувствие Институту «в идее», но, исходя из необходимых соображений о необходимости поставить дело не иначе как с надлежащею научною солидностью, выразил свою неудовлетворенность: 1) тем, что задачи Института не определены с полной ясностью и круг его деятельности не очерчен точно; 2) тем, что не намечены лица, обеспечивающие успех начинания, так как столь ответственное дело должно быть поручено специалистам-археологам, не только опытным, но и могущим импонировать здешнему ученому миру своим научным именем. Константин Константинович присовокупил, что в этом смысле уже писал в Москву Советник Посольства, тов. А. М. Макар, и что сам он имеет в виду изложить свой взгляд в письме на Ваше имя. По поводу обоих соображений я представил Полпреду некоторые соображения, существо коих сводится к нижеследующему:
1) Задачи и круг деятельности Института едва-ли могли бы быть намечены определительнее, чем это сделано в подписанных мною и сообщенных в копиях Представительству докладных записках (от 24 августа с. г. и дальнейших), особенно при невыясненности вопроса о том, как широко может быть поставлено задуманное дело, предлагать детально разработанный проект устава было бы, очевидно, преждевременно, и предупреждать в этом отношении действия Центра мне не представляется уместным.
Основные черты учреждений этого рода в достаточной мере типичны и общеизвестны. Желательная организация, как уже было указано, приблизительно такова:
Основывается в Риме входящий в сеть учреждений НКП очаг постоянной высшей научной работы, в виде скромного на первых порах, но соответственно оборудованного помещения, снабженного первым запасом книг и научных периодических изданий. Небольшая группа ученых объединяется вокруг очага: это исследователи, для работы коих необходимо постоянное пользование вещественными памятниками Рима — сосредоточенными здесь в огромном количестве произведениями искусства, остатками древности, надписями, рукописными кодексами древних авторов, книгохранилищами, архивами. Из ученых, работающих при Институте, одни уже мастера своего дела, другие суть начинающие исследователи, командируемые сюда на первых шагах своей академической карьеры, как командируются молодые люди, посвящающие себя науке, в исследовательские Институты. Объекты научной работы, привлекающие исследователей в Рим, могут быть весьма различны: Институт соответственно распадается по специальностям на секции, каковы: секция археологическая, секция филологическая и эпиграфическая, секция истории искусств, секция историческая и, быть может, другие. Старшие ученые берут на себя труд ближайшего научного ознакомления младших по своей специальности с памятниками Рима и Италии, устраивают курсы, экскурсии и практические занятия, помогают начинающим коллегам указаниями методологического и научно-практического характера, поддерживают сами и облегчают молодым научное общение с другими центрами исследовательской работы в Риме, ищут создать повышенную научно-исследовательскую атмосферу. Вся ученая работа Института подотчетна, целью должно поставить периодическое обнародование его трудов. О самостоятельных раскопках в Италии думать, конечно, невозможно и в будущем, но ближайшее отношение к таковым и некоторое в них участие, особенно в методических целях, при благополучных условиях не исключается. Необходимо, чтобы Институт мало-помалу, по мере накопления самостоятельных результатов исследовательской работы, нашел возможность устраивать академические собрания (адюнанце), на которые эти результаты оглашались бы перед международною ученую аудиторией и служили предметом ученого обсуждения. В этом отношении большое значение имели бы посещения Института учеными с большим именем, работающими в Советской России: они могущественно способствовали бы культурному сближению наций и укреплению престижа нашей науки. Помимо всего сказанного, Институт должен был бы служить органом специальной и по существу информации о русской научной работе в подлежащих его ведению областях для иностранцев и об иностранной для русских и органом ближайшего научного общения между странами. Его работа должна была бы протекать в непрерывном и живом контакте с другими Институтами того же типа и академиями Рима и Италии.
Этим суммарным описанием достаточно конкретно и определенно, на мой взгляд, очерчиваются круг деятельности и задачи проектируемого Института. Развертывание его должно производиться постепенно, и начинать нужно с учреждения небольшой ячейки. Случайная беседа моя с одним из работников недавно открытого в Риме румынского госуд.<арственного> института археологии и истории показала мне, как скромно может быть такое начало. Годовой бюджет этого молодого учреждения не превышает 7000 рублей (70000 ит. лир). Правда румыны отказываются от создания собственной специальной библиотеки (этим, главным образом, объясняется разница между величиной их бюджета и высказанными мною приблизительными сметными соображениями). Они работают в чужих библиотеках (Германского и Американского Институтов, Ватикана и др.) и ограничиваются приобретением книг первой и постоянной надобности. Они нанимают помещение, в котором работают и живут профессор-археолог, заведующий институтом, и три или четыре молодых ученых разных специальностей (археолог, историк и т. д.). Эти последние получают особые небольшие стипендии, не входящие в упомянутый бюджет, но пользуются в институте бесплатным помещением.
2) Что касается второго вышеизложенного возражения тов. Константина Константиновича Юренева, я лично совершенно согласен с ним, что директором Института всего уместнее было бы назначить специалиста — археолога, пользующегося заслуженною известностью, каков, например профессор Фармаковский 5 или проф. Бузескул.6 Но этот вопрос, на что я и указал тов. Полпреду, — будет несомненно предметом особливого внимания и заботы учреждений Наркомпроса, руководящих академической жизнью страны. Лица в настоящее время не предуказаны, к чему есть достаточные обоснования. Мне лично поручено лишь ведение предварительных переговоров. Если бы даже моя конкретная работа потребовалась в период налажения первой ячейки будущего Института, это отнюдь не предрешало бы его дальнейшей организации и окончательного состава. Не будучи археологом по специальности, я счел бы справедливым притязать лишь на прикомандирование меня в будущем к его филологической секции, согласно содержанию и потребностям моей текущей научной работы и на основании как полученной мною школы, так и нашедших в ученом мире признания трудов моих по римским государственным древностям, по греческой поэзии и по истории греческой религии. Общее же ведение дела лучше всего поручить, — хотя Институт и не является исключительно археологическим — имеющему европейскую известность археологу. Но возражение о лицах не есть возражение по существу возбужденного вопроса, и, при наличности в СССР достаточного количества выдающихся научных сил, это указание может быть принято с благодарностью во внимание, но не может служить препятствием <скорейшему>7 осуществлению чрезвычайно полезного, и не в одном только научном отношении, дела.
В заключении позволю себе просить Вас не <обносить>8 в подробном осведомлении о содержании моих докладных записок из Рима со-автора первой, поданной Вам в Москве 24 августа с. г., Президента Академии Художественных Наук проф. П. С. Когана,9 и, наконец по чисто личному делу о материальных затруднениях, мною испытываемых, позволю себе напомнить то, что уже писал от 29 сего сентября.
Рим, 6 октября 1924 г.
Письмо А. В. Луначарского — Вяч. Иванову.[править]
Дорогой Вячеслав Иванович,
Идея Института в Риме отнюдь не погребена, но даже та маленькая ячейка, о которой Вы пишете, может быть организована только с будущего года, так как в бюджете этого года соответственных сумм нет и взять их не откуда. Мы ожидаем некоторое увеличение нашего бюджета в будущем году и я специально переговорю с тов. Петровым 10 о внесении некоторой небольшой суммы на устройство такой ячейки. Я буду Вам крайне признателен, если Вы уже сейчас пришлете небольшую записку, где коротко повторите главные аргументы для создания этой ячейки, именно имея в виду пока не целый институт, а небольшое предварительное учреждение, а также минимальный денежный расчет на содержание такой ячейки.
Смею Вас уверить, что никаких сомнений в том, что Вы можете быть лучшим руководителем такого зародыша Института, нет ни у кого. Наоборот именно то, что Вы находитесь уже в Риме, служит главной причиной в благоприятном отношении. Но Вы должны помнить, что еще и сейчас мы находимся под знаком строжайшей экономии и нужно в десяти местах доказать необходимость какого-нибудь культурного предприятия, что бы правительство раскошелилось на него.
Вместе с тем, извещаю Вас, что я одновременно с этим письмом вношу оффициальное предложение о добавочной сумме для Вас. Я не могу вполне ручаться за успех, так как денег у Главнауки сейчас мало, но сделаю все, что от меня зависит.
Крепко жму Вашу руку и радуюсь, что все же в Риме Вы чувствуете себя хорошо.
Заявления Вяч. Иванова — А. В. Луначарскому 12[править]
<а>[править]
Прошу в Вашем лице Нар. Комиссариат Просвещения не отказать мне в продлении моей научной командировки еще на год (по июнь 1927 г.) При моем возрасте и здоровье я нуждаюсь в здешнем климате, и моя исследовательская работа находит в Риме наиболее благоприятную научную обстановку. Моею ближайшею задачей является в настоящее время ознакомление здешнего ученого мира, путем докладов, чтений и составления заказанных специальными научными органами статей, с результатами моих работ в области истории греческой религии. Центром моих незаконченных изысканий служит по-прежнему Эсхил.13
Рим, 1 мая 1926 г.
[править]
Позволю себе прибавить, что мне было бы желательно и отсюда содействовать делу просвещения в Сов. России путем издания моих переводов классической поэзии. Академия Худ. Наук уже давно имеет в своем распоряжении часть моего Эсхила, за обнародованием которого естественно должно было бы следовать продолжение публикации готового к публикации труда. В то же время, я был бы счастлив получить от Госиздата перевод поэмы Данта, мною начатый, — что доныне мне не удавалось.
5 сентября 1928
<с>[править]
Моя преподавательская работа в Павийском университете и в университетском Collegio Borromeo; мои научные работы, из коих важнейшею является в настоящее время дополненное и исправленное французское издание моей русской книги о Дионисе (Баку 1923); условия моего расшатанного здоровья, о чем я имел честь представить в Наркомпрос медицинское свидетельство, и болезнь моего сына, также медицински удостоверенная, — все это настоятельно требует продолжения моего пребывания в Италии. Посему убедительно прошу Вас о продлении моей научной заграничной командировки на год.
Collegio Borromeo.
Pavia, 2 сентября 1929 г.14
Приложение
Выписка из протокола № 3 заседания Комиссии по научным заграничным командировкам при Наркомпросе РСФСР от 16 ноября 1929 г.
С_л_у_ш_а_л_и
10. Заявление профессора Вычеслава Иванова о продлении срока командировки на 1 год.
П_о_с_т_а_н_о_в_и_л_и
5) Считая 5 летний срок пребывания заграницей вполне достаточным для любой командировки, ходатайство отклонить и предложить проф. В. Иванову возвратиться в СССР.
Выписка верна. Секретарь Комиссии: Яковлева.
Комментарии[править]
1 К. К. Юренев (настоящая фамилия Кротовский, 1888—1938) — советский дипломат, в 1921—1937 полпред в Бухаре, Латвии, Чехословакии, Италии, Австрии, Японии.
2 М. М. Литвинов (1876—1951), зам. наркома иностранных дел СССР.
3 В. М. Зуммер (1885—1951?) — заведующий кафедрой истории искусств Бакинского университета, археолог и ориенталист.
4 В оригинале описка: 23 сентября.
5 Б. В. Фармаковский (1870—1928), археолог, член корреспондент АН СССР.
6 В. П. Бузескул (1858—1931), профессор античности, действительный член АН СССР.
7 В оригинале опечатка: старейшему.
8 В оригинале опечатка: относить.
9 В письме от 21 октября 1924 к П. С. Когану (1872—1932) Вяч. Иванов писал: «Дорогой Петр Семенович, в последней из трех моих докладных записок, посланных отсюда через посольство, я особенно прошу Анатолия Васильевича ознакомить с их содержанием Вас, как лицо, вместе со мной возбудившим вопрос, о котором в них идет речь. Поэтому позволительно предположить, что Вы в курсе дела и достаточно осведомлены о результате как этих моих обращений, так и направленных в Москву заявлений нашего представительства. Что касается отношения этого последнего к нашему проекту, я, — несмотря на одобрение замысла в его „идее“, не вынес впечатления действительного сочувствия попыткам его осуществления. Кажется, что я лично не кажусь представительству лицом желательным или достаточно компетентным для направления этого дела. Как бы то ни было, я рассчитываю на вашу дальнейшую поддержку в этом прекрасном и полезном начинании. Моя личность не играет в судьбах его никакой роли: повторяю, но лично я был бы весьма доволен ограничиться самым скромным emploi, соответствующим кругу моих занятий. Буду Вам очень благодарен, если Вы напишите мне, что думает обо всем этом центр и намерен ли что-нибудь предпринять». (Автограф в РГАЛИ, 237. 1. 54, л. 3).
Негативное отношение ответственных деятелей советского представительства подтверждается записями в дневниках Юрьенева и Макара (Архив министерства иностранных дел, Москва), о которых нам любезно сообщил Д. Черниговский.
10 Лицо неустановленное.
11 Письмо на бланке:
Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика.
НАРОДНЫЙ КОМИССАР по ПРОСВЕЩЕНИЮ.
№ 545.
12 Эти три заявления, хотя и не принадлежат РАИ, печатаются здесь, посколько по содержанию непосредственно продолжают документы Римского архива.
13 Свою деятельность в Италии в последующие месяцы Вяч. Иванов характеризовало в заявлении в ЦЕКУБУ из Павии 16 марта 1927 г.: «Недостаток в средствах к существованию заставил меня в текущем учебном году, за незначительное вознаграждение, занять место преподавателя немецкого, английского и французского языков в студенческом Collegio при Павийском университете. По приглашению этого университета, был прочитан мною в январе с. г. небольшой курс лекций о русской философии на факультете общественных наук. Мои лекции в Риме и Павии, личные связи и упоминания обо мне в печати являются моим посильным вкладом в дело ознакомления Италии с путями и достижениями русской мысли» (РГАЛИ 222. 1. 58, л. 1).
14 Как можно думать, следствием последнего заявления Вяч. Иванова был запрос о нем в советское представительство в Риме. «Секретный» ответ представительства — яркий документ стиля мышления советского дипломата той эпохи: «Рим, 25 сент. 1928 года. Секретно. Лично. Зам. Наркомпрос. т. Яковлевой. Уважаемая Варвара Николаевна! Писатель Вячеслав Иванов проживает в настоящее время в Падуе, где состоит профессором. Он поддерживал некоторые связи с т. Керженцевым, но последние два года утратил связи с Полпредством и — ничем себя как гражданин СССР не проявил. Насколько мне известно, и в итальянской печати не появлялось его статей в защиту СССР. Считаю нецелесообразным поддерживать его просьбу перед Правительством. С товарищеским приветом Д. Курский» (на бланке: СССР. Полномочное представительство в Италии. Автограф. РГАЛИ, 279. 3. 4).