Переписка А. С. Пушкина. В 2-х т. Т. 1
М., «Художественная литература», 1982. (Переписка русских писателей)
Пушкин — В. А. Жуковскому. 23—30 декабря 1816 г. (?) Петербурге (?)
Пушкин — В. А. Жуковскому. Июль 1819 г. Царское Село
Пушкин — В. А. Жуковскому. 1817—1820. Царское Село
B. А. Жуковский — Пушкину. 1 июня 1824 г. Петербург
Пушкин — В. А. Жуковскому. Конец октября 1824 г. Михайловское
Пушкин — В. А. Жуковскому. 31 октября 1824 г. Михайловское и Тригорское
В. А. Жуковский — Пушкину. 12 (?) ноября 1824 г. Петербург
Пушкин — В. А. Жуковскому. 29 ноября 1824 г. Михайловское
В. А. Жуковский — Пушкину. 15 — начало 20-х чисел апреля 1825 г. Петербург
Пушкин — В. А. Жуковскому. 20-е числа апреля (не позднее 24) 1825 г. Михайловское
Пушкин — В. А. Жуковскому. Начало июля 1825 г. Михайловское
В. А. Жуковский — Пушкину. 9 августа 1825 г. Петербург
Пушкин — В. А. Жуковскому. 17 августа 1825 г. Михайловское
В. А. Жуковский — Пушкину. Вторая половина (не позднее 23) сентября 1825 г. Петербург
Пушкин — В. А. Жуковскому. 6 октября 1825 г. Тригорское
Пушкин — В. А. Жуковскому. 20-е числа января 1826 г. Михайловское
Пушкин — В. А. Жуковскому. 7 марта 1826 г. Михайловское
В. А. Жуковский — Пушкину. 12 апреля 1826 г. Петербург
В. А. Жуковский — Пушкину. Вторая половина июля 1831 г. Царское Село
В. А. Жуковский — Пушкину. Не ранее 16 августа 1831 г. Царское Село
В. А. Жуковский — Пушкину. 24—27 августа 1831 г. Царское Село
В. А. Жуковский — Пушкину. 4—10 марта 1832 г. Петербург
В. А. Жуковский — Пушкину. 22 марта 1833 г. (?) Петербург
В. А. Жуковский — Пушкину. 29 января 1834 г. Петербург
В. А. Жуковский — Пушкину. Февраль — март (?) 1834 г. Петербург
В. А. Жуковский — Пушкину. 2 июля 1834 г. Петергоф
В. А. Жуковский — Пушкину. 3 июля 1834 г. Петергоф
Пушкин — В. А. Жуковскому. 4 июля 1834 г. Петербург
В. А. Жуковский — Пушкину. 6 июля 1834 г. Петергоф
Пушкин — В. А. Жуковскому. 6 июля 1834 г. Петербург
В. А. Жуковский — Пушкину. Первая половина марта 1836 г. Петербург
В. А. Жуковский — Пушкину. Январь — март 1836 г. (?) Петербург
В. А. Жуковский — Пушкину. Январь — март 1836 г. (?)Петербург
В. А. Жуковский — Пушкину. 5 ноября 1836 г. Петербург
В. А. Жуковский — Пушкину. 10 ноября 1836 г. Петербург
В. А. Жуковский — Пушкину. 11—12 ноября 1836 г. Петербург
В. А. Жуковский — Пушкину. 14—15 ноября 1836 г. Петербург
В. А. Жуковский — Пушкину. 15—20 ноября 1836 г. Петербург
В. А. Жуковский — Пушкину. Вторая половина ноября 1836 г. Петербург
В. А. Жуковский — Пушкину. 20-е числа (не позднее 24) декабря 1836 г. Петербург
Василий Андреевич Жуковский (1783—1852) — поэт, старший друг и наставник Пушкина. Жуковский одним из первых обратил внимание на незаурядный талант молодого лицеиста; 19 сентября 1815 года он писал Вяземскому о Пушкине: «Это надежда нашей словесности. Боюсь только, чтобы он, вообразив себя зрелым, не помешал себе созреть! Нам всем надобно соединиться, чтобы помочь вырасти этому будущему гиганту, который всех нас перерастет. Ему надобно непременно учиться, и учиться не так, как мы учились!» (ЛН, т. 58, с. 33).
Лицеист Пушкин высоко оценил дружескую поддержку поэта-арзамасца:
И ты, природою на песни обреченный!
Не ты ль мне руку дал в завет любви священный?
Могу ль забыть я час, когда перед тобой
Безмолвный я стоял, и молнийной струей
Душа к возвышенной душе твоей летела
И, тайно съединясь, в восторгах пламенела…
(«К Жуковскому», 1816)
Жанр литературного дружеского послания Жуковского оказал на поэтическое становление Пушкина немалое влияние, четко проявившееся в лирике молодого поэта в 1810-е годы. Сохранились стихотворные письма, посвящения и послания молодого Пушкина к Жуковскому.
Эпистолярный контакт Пушкина и Жуковского охватывает двадцатилетний период, падая в основном на время после ссылки Пушкина в Михайловское. Сохранилось 14 писем Пушкина к Жуковскому и 26 писем Жуковского к Пушкину.
Переписка Пушкина с Жуковским насыщена скорее этической проблематикой, чем профессионально-литературной. Опальный поэт взывает к Жуковскому, прося о моральной поддержке в психологически трудные для него, остродраматические моменты (ссора с отцом, попытка выехать за границу «для лечения»). В письмах «додекабрьского» периода Жуковский постоянно наставляет и поучает «легкомысленного» Пушкина, демонстративно уповая на его благоразумие и призывая писать для будущего, для славы России. Доброжелательность и настойчивость Жуковского не раз выручали Пушкина в тяжелых конфликтных ситуациях при столкновении с императором Александром I, а впоследствии с Николаем I. Впрочем, не всегда конечный результат соответствовал благим пожеланиям Жуковского. Особым драматизмом отмечена переписка Пушкина и Жуковского, связанная с хлопотами поэта об отставке в 1834 году. Непокорному поэту, находившемуся под неусыпным надзором императора и Бенкендорфа, грозила в случае отставки новая опала и запрещение работать в архивах. Это представлялось автору «Бориса Годунова» и «Истории Пугачева» величайшим бедствием, почему он и поддался уговорам Жуковского: буквально «спеленутый» его волей, с громадным напряжением, ломая себя, Пушкин идет на примирение с двором…
Последний «пик» их переписки относится к истории дуэли Пушкина с Дантесом. Как известно, вмешательство Жуковского способствовало предотвращению дуэли в конце 1836 года. И тем не менее письма Жуковского этой поры поражают чрезмерно менторским тоном, порой граничившим с крайней бестактностью, и полным непониманием сути происходящего. Это не могло не оттолкнуть Пушкина, и последний акт трагедии разыгрался уже без участия Жуковского.
После гибели Пушкина Жуковский много сделал для того, чтобы помочь семье поэта и спасти его бумаги. По настоянию Жуковского Николай I дал распоряжение заплатить долги Пушкина, заложенное имение отца очистить от долга, назначить пенсион вдове и «дочери по замужество»; определить сыновей в пажи и положить по 1500 рублей на воспитание каждого до вступления на службу; единовременно выдать семье 10 000 рублей; сочинения издать на казенный счет в пользу вдовы и детей.
По ходатайству Жуковского было дано разрешение продлить издание «Современника» на 1837 год; в посмертных томах журнала ему удалось поместить не печатавшиеся ранее произведения Пушкина; «Арап Петра Великого», «Галуб» («Тазит»), «Медный всадник», «Последний из свойственников Иоанны д’Арк», «О Мильтоне и переводе „Потерянного рая“ Шатобрианом» и др. В пятом томе «Современника» появилось письмо Жуковского к С. Л. Пушкину о последних днях жизни поэта (об этом см.: П. в восп., т. 2, с. 341—355, 506—507).
23—30 декабря 1816 г. (?) Петербург (?)
Monsieur!
Nous vous renvoyons Voltaire, M-lle d’Orléans1, mon père et ma mère, etc--le tout
4
3
total 7
Et par-dessus le marché M-r de Küchelbecker vous envoyé 4 vol.d’Amphion2. — Bien de remerciements pour ma part. Mon cher M. Jouckofsky — j’espère que demain j’aurais le plaisir de vous voir; Zadig, Tristam3 etc. sont priés bien humblement de dîner chez nous aujourd’hui, s’il est possible.
Милостивый государь!
Мы возвращаем вам Вольтера, девицу Орлеанскую1, моего отца и мою мать, и т. д., — всего
4
3
Итого 7
И сверх того, г-н Кюхельбекер посылает вам 4 тома «Амфиона»2. — Очень благодарен от себя. Мой милый господин Жуковский, надеюсь, что завтра я буду иметь удовольствие видеться с вами; покорнейше просим Задига, Тристама3 и др. отобедать у нас сегодня, если возможно.
— — --
Акад., XVI, № 1373 (см. «Дополнения к переписке Пушкина»).
1 Антиклерикальная поэма Вольтера «Орлеанская девственница» (1775), о которой Пушкин писал еще в 1814 г. в незаконченной поэме «Бова»:
…вчера, в архивах рояся,
Отыскал я книжку славную,
Золотую, незабвенную,
Катехизис остроумия,
Словом: Жанну Орлеанскую.
2 Журнал, который в 1815 г. издавал А. Ф. Мерзляков.
3 Задиг — герой одноименной философской повести Вольтера (1747); Тристам (Тристрам) — герой романа Л. Стерна «Тристрам Шенди» (1759—1767).
Июль 1819 г. Царское Село
Раевский, молоденец прежний,
А там уже отважный сын1,
И Пушкин, школьник неприлежный
Парнасских девственниц-богинь,
К тебе, Жуковский, заезжали,
Но, к неописанной печали,
Поэта дома не нашли —
И, увенчавшись кипарисом,
С французской повестью Борисом 2
Домой уныло побрели.
Какой святой, какая сводня
Сведет Жуковского со мной?
Скажи — не будешь ли сегодня
С Карамзиным, с Карамзиной?
На всякий случай — ожидаю,
Тронися просьбою моей,
Тебя зовет на чашку чаю
Раевский — слава наших дней.
— — --
ВЕ, 1888, № 3, с. 431; Акад., II, с. 108.
1 Имеется в виду Николай Николаевич Раевский, младший сын героя Отечественной войны, генерала от кавалерии H. H. Раевского. Первая, вторая и последняя строки стихотворного письма пародируют стихи Жуковского из его «Певца во стане русских воинов» (1812):
Раевский, слава наших дней,
Хвала! перед рядами
Он первый грудь против мечей
С отважными сынами.
В этой поэтической зарисовке Жуковский запечатлел ставший легендарным подвиг генерала Раевского в сражении под Дашковкой 11 июля 1812 г.; позднее в заметке о «Некрологии генерала от кавалерии Н. Н. Раевского» (автор М. Ф. Орлов, напечатано анонимно) Пушкин писал: «С удивлением заметили мы непонятное упущение со стороны неизвестного некролога: он не упомянул о двух отроках, приведенных отцом на поля сражений в кровавом 1812 году!.. Отечество того не забыло» (ЛГ, 1830, № 1). См. также коммент. Т. Г. Цявловской в кн.: A.C. Пушкин. Собр. соч. в 10-ти томах, т. 1. М., 1974, с. 658.
Пушкин посвятил H. H. Раевскому-младшему «Кавказского пленника» (1820—1821):
Мы в жизни розно шли: в объятиях покоя
Едва, едва расцвел и вслед отца-героя
В поля кровавые, под тучи вражьих стрел,
Младенец избранный, ты гордо полетел.
2 Имеется в виду повесть А. Сент-Ипполита «Boris» (P., 1819), в предисловии к которой автор утверждал, что знаменитый русский поэт Жуковский создал балладу на тот же сюжет; речь шла о балладе «Громобой», где герой продает душу нечистой силе и расплачивается за это тяжкими муками.
1817—1820. Царское Село
Штабс-капитану 2, Гете, Грею,
Томсону, Шиллеру3 привет!
Им поклониться честь имею,
Но сердцем истинно жалею,
Что никогда их дома нет.
— — --
PC, т. XXXIX, 1897, с. 275; Акад., II, с. 131.
1 В PC эта записка опубликована со слов H. M. Коншина, который утверждал, что она была написана Пушкиным на дверях квартиры Жуковского в Царском Селе.
2 Жуковский получил чин штабс-капитана 6 ноября 1812 г. за участие в Бородинском сражении в составе Московского ополчения, состоял при штабе М. И. Кутузова.
3 Жуковский переводил сочинения Гете, Грея, Томсона и Шиллера.
1 июня 1824 г. Петербург
Ты уверяешь меня, Сверчок моего сердца, что ты ко мне писал, писал и писал — но я не получал, не получал и не получал твоих писем. Итак, бог судья тому, кто наслаждался ими1. На последнее и единственное твое письмо буду отвечать двумя словами, ибо тремя некогда2. Имя Сафианос3 прекрасное и для меня столь же священное, как и для Греции. Но не знаю, удастся ли мне почтить его так, как я бы желал. Поговорю с теми, кто это дело знает и кто что-нибудь по этому делу может. Если не получишь никакого от меня отзыва — то знай, что не удалось4. Если же удастся, то лень исчезнет, и напишу подробно. Обнимаю тебя за твоего Демона5. К черту черта! Вот пока твой девиз. Ты создан попасть в боги — вперед. Крылья у души есть! вышины она не побоится, там настоящий ее элемент! дай свободу этим крыльям, и небо твое. Вот моя вера6. Когда подумаю, какое можешь состряпать для себя будущее, то сердце разогреется надеждою за тебя. Прости, чертик, будь ангелом. Завтра же твой ангел. Твои звали меня к себе, но я быть у них не могу: пошлю только им полномочие выпить за меня заздравный кубок и за меня провозгласить: Быть сверчку орлом и долететь ему до солнца.
1 июня.
— — --
РА, 1889, кн. III, с, 113—114; Акад., XIII, № 85.
1 Письма, которые Пушкин посылал Жуковскому из Одессы и, вероятно, из Кишинева, до сих пор не обнаружены. Не сохранились и свидетельства о количестве этих писем. Разумеется, они могли затеряться в результате перлюстрации писем опального поэта — на это недвусмысленно указывает текст Жуковского. Однако можно предположить, что Пушкин несколько преувеличил количество посланий, отправленных с юга Жуковскому.
2 Это письмо Пушкина также не сохранилось.
3 Сирота, дочь гетериста Сафианоса, убитого турками в Скулянской битве 29 июня 1821 г.; ее дядя служил подполковником в Камчатском пехотном полку дивизии М. Ф. Орлова.
4 Сведения о том, удалось ли Жуковскому успешно ходатайствовать о Родоес Сафианос (см. следующее письмо Пушкина к Жуковскому), не сохранились.
5 Жуковский имеет в виду стихотворение Пушкина «Демон» (1823), опубликованное в альманахе «Мнемозина» (1824, ч. III). Пушкинский «Демон» — воплощение сомнения, скепсиса и отрицания — играл значительную роль в его творческом сознании, возникая в разных жанрах произведений поэта на протяжении всей его последующей литературной деятельности («Коварность», 1824; «Ангел», 1827; "Сцена из «Фауста», 1825, и т. д.). По свидетельству современников, прототипом пушкинского «Демона» был Александр Николаевич Раевский; библиографию о нем см.: Черейский, с. 339. Пушкин откликнулся на толки, связывающие «Демона» с именем Раевского, заметкой "О стихотворении «Демон» (1825; поэт намеревался опубликовать ее под чужим именем, но напечатана она была лишь в 1874 г.): «В лучшее время жизни сердце, еще не охлажденное опытом, доступно для прекрасного. Оно легковерно и нежно. Мало-помалу вечные противуречия существенности рождают в нем сомнения, чувство мучительное, но непродолжительное. Оно исчезает, уничтожив навсегда лучшие надежды и поэтические предрассудки душа. Недаром великий Гете называет вечного врага человечества духом отрицающим. И Пушкин не хотел ли в своем демоне олицетворить сей дух отрицания или сомнения, и в сжатой картине начертал отличительные признаки и печальное влияние оного на нравственность нашего века». По-видимому, Жуковскому импонировал дидактический, морализующий акцент, невольно поставленный Пушкиным в этом стихотворении; автор «Демона» с классической четкостью противопоставляет «свободу, славу и любовь», возвышенные чувства, искусства и «все впечатленья бытия» злобному гению, презирающему вдохновенье.
6 Жуковский, в чьем творчестве «чертям» и «чертовщине» отводилось строго определенное место в рамках балладной традиции, в то же время твердо придерживался ригористической точки зрения на нравственно-этическое назначение поэзии («поэзия есть добродетель»). Неизменное стремление к возвышенному мечтательному идеалу постоянно увлекало поэзию Жуковского в «заоблачные выси»:
Сия сходящая святыня с вышины,
Сие присутствие создателя в созданье —
Какой для них язык?.. Горе душа летит,
Все необъятное в единый вздох теснится…
(«Невыразимое», 1819)
Конец октября 1824 г. Михайловское
Не знаю, получил ли ты очень нужное письмо; на всякий случай повторю вкратце о деле, которое меня задирает заживо. 8-летняя Родоес Сафианос, дочь грека, падшего в Скулянской битве героя1, воспитывается в Кишиневе у Катерины Христофоровны Крупенской, жены бывшего виц-губернатора Бессарабии 2. Нельзя ли сиротку приютить? она племянница русского полковника, следственно, может отвечать за дворянку. Пошевели сердце Марии3, поэт! и оправдаем провиденье. О себе говорить не намерен, я хладнокровно не могу всего этого раздумать; может быть, тебя рассержу, вывалив, что у меня на сердце 4. Брат5 привезет тебе мои стихи, жду твоих, как утешения. Обнимаю тебя горячо, хоть и грустно. Введи меня в семейство Карамзина, скажи им, что я для них тот же. Обними из них кого можно; прочим — всю мою душу6.
— — --
РА, 1872, стлб. 2357; Акад., XIII, № 105.
1 См. письмо Жуковского Пушкину от 1 июня 1824 г. и письмо Пушкина от 29 ноября 1824 г.
2 По предположению Б. Л. Модзалевского, «Пушкин в это время мог познакомиться с женою опочецкого уездного предводителя дворянства А. Н. Пещурова — Елизаветою Христофоровною… сестрою Екатерины Христофоровны Крупенской (жены бывшего бессарабского вице-губернатора Матвея Егоровича Крупенского), у которой воспитывалась Софианос. С семьею Крупенских Пушкин, как известно, был знаком еще в Кишиневе» (Письма, т. I, с. 354). Знакомство Пушкина с Е. X. Пещуровой подтверждается современными источниками, — см.: Черейский, с. 310.
3 Пушкин имеет в виду вдовствующую императрицу Марию Федоровну, покровительствовавшую женскому образованию в России.
4 8 июля 1824 г. по представлению Воронцова и высочайшему повелению Пушкин был исключен из службы и выслан из Одессы в село Михайловское, принадлежавшее его родителям. За ним был установлен строгий надзор. Поводом к этому послужило подвергнутое перлюстрации письмо поэта к Вяземскому, в котором он писал: «Беру уроки чистого афеизма». Действительной причиной высылки были трудные отношения с М. С. Воронцовым («Он начал вдруг обходиться со мной с непристойным неуважением», — писал Пушкин А. И. Тургеневу). О пребывании Пушкина в Михайловском П. А. Вяземский писал А. И. Тургеневу 13 августа 1824 г.: «Должно быть богатырем духовным, чтобы устоять против этой пытки. <…> В его лета, с его душою, которая также кипучая бездна огня (прекрасное выражение Козлова о Бейроне), нельзя надеяться, чтобы одно занятие, одна деятельность мысли удовольствовали бы его… Признаюсь, я не иначе смотрю на ссылку Пушкина, как на coup de grâce (смертельный удар. — Ред.), что нанесли ему. Не предвижу для него исхода из этой бездны» (ОА, т. III, с. 74).
5 Л. С. Пушкин поехал в Петербург в первых числах ноября; 13 ноября 1824 г. он был принят на службу в департамент духовных дел иностранных исповеданий.
6 Осенью 1824 г. семейство Карамзина состояло из жены историографа Екатерины Андреевны, урожденной Колывановой, внебрачной дочери А. И. Вяземского, единокровной сестры П. А. Вяземского; старшей дочери (от первого брака) фрейлины Софьи Николаевны и младших детей: Александра (1815—1888), Андрея (1814—1854), Владимира (1819—1879), Екатерины (1806—1867), Елизаветы (1821—1891).
31 октября 1824 г. Михайловское и Тригорское
Милый, прибегаю к тебе. Посуди о моем положении. Приехав сюда, был я всеми встречен как нельзя лучше, но скоро все переменилось: отец, испуганный моей ссылкою, беспрестанно твердил, что и его ожидает та же участь; Пещуров, назначенный за мною смотреть1, имел бесстыдство предложить отцу моему должность распечатывать мою переписку, короче — быть моим шпионом; вспыльчивость и раздражительная чувствительность отца не позволяли мне с ним объясниться; я решился молчать. Отец начал упрекать брата в том, что я преподаю ему безбожие2. Я все молчал. Получают бумагу, до меня касающуюся. Наконец, желая вывести себя из тягостного положения, прихожу к отцу, прошу его позволения объясниться откровенно… Отец осердился. Я поклонился, сел верхом и уехал. Отец призывает брата и повелевает ему не знаться avec ce monstre, ce fils dénaturé…[1] (Жуковский, думай о моем положении и суди.) Голова моя закипела. Иду к отцу, нахожу его с матерью и высказываю все, что имел на сердце целых 3 месяца. Кончаю тем, что говорю ему в последний раз. Отец мой, воспользуясь отсутствием свидетелей, выбегает и всему дому объявляет, что я его бил, хотел бить, замахнулся, мог прибить…3 Перед тобою не оправдываюсь. Но чего же он хочет для меня с уголовным своим обвинением? рудников сибирских и лишения чести? спаси меня хоть крепостию, хоть Соловецким монастырем 4. Не говорю тебе о том, что терпят за меня брат и сестра — еще раз спаси меня.
31 окт.
Поспеши: обвинение отца известно всему дому. Никто не верит, но все его повторяют. Соседи знают. Я с ними не хочу объясняться — дойдет до правительства, посуди, что будет. Доказывать по суду клевету отца для меня ужасно, а на меня и суда нет. Я hors la loi[2].
P. S. Надобно тебе знать, что я уже писал бумагу губернатору, в которой прошу его о крепости, умалчивая о причинах5. П. А. Осипова, у которой пишу тебе эти строки, уговорила меня сделать тебе и эту доверенность. Признаюсь, мне немного на себя досадно, да, душа моя, — голова кругом идет.
— — --
РА, 1872, стлб. 2354—2356; Акад., XIII, № 110.
1 Наблюдение за Пушкиным, сосланным в Михайловское, осуществлял А. Н. Пещуров, бывший в то время опочецким уездным предводителем дворянства. По совету рижского генерал-губернатора маркиза Паулуччи А. Н. Пещуров предложил отцу поэта взять на себя надзор за сыном.
2 Вероятно, в разговорах с братом Пушкин не скрывал своей наклонности к «безбожию». Подробнее об этом см. примеч. 4 к предыд. письму.
3 О ссоре Пушкина с отцом в обществе ходили преувеличенные слухи, вероятно, в силу того обстоятельства, что репутация Пушкина уже с конца 1810-х годов приобрела некий «апокрифический» характер. По мнению А. И. Кирпичникова, отголоски ссоры с отцом звучат в сцене III «Скупого рыцаря» (PC, 1899, № 2, с. 441).
4 По-видимому, Пушкин вспомнил об угрозе ссылки в Сибирь или в Соловецкий монастырь, которая была заменена весной 1820 г. служебным переводом в канцелярию главного попечителя и председателя попечительного комитета об иностранных поселенцах Южного края России генерала И. Н. Инзова.
5 Сохранился отрывок чернового письма Пушкина к псковскому гражданскому губернатору Б. А. Адеркасу от конца октября 1824 г.: «Милостивый государь Борис Антонович, государь император высочайше соизволил меня послать в поместье моих родителей, думая тем облегчить их горесть и участь сына. Неважные обвинения правительства сильно подействовали на сердце моего отца и раздражили мнительность, простительную старости и нежной любви его к прочим детям. Решился для его спокойствия и своего собственного просить его императорское величество, да соизволит меня перевести в одну из своих крепостей. Ожидаю сей последней милости от ходатайства вашего превосходительства» (Акад., XIII, с. 115—116).
12(?) ноября 1824 г. Петербург
Милый друг, твое письмо привело бы в великое меня замешательство, если б твой брат не приехал с ним вместе в Петербург1 и не прибавил к нему своих словесных объяснений. Получив его, я точно не знал, на что решиться: вот первая мысль, которая мне представилась: ехать к Паулуччи (который здесь и с которым NB я очень мало знаком) предупредить его насчет твоего письма к Адеркасу и объяснить ему твое положение2. И я это бы сделал (ибо ничего другого не мог придумать), если бы не явился твой Лев и не сказал мне, что все будет само собою устроено. Без него, желая тебе сделать пользу, я только бы тебе, вероятно, повредил, то есть обратил бы внимание на то, что лучше оставить в неизвестности, и не могу поручиться, уважил ли бы Паулуччи мою просьбу. Тургенева, который с ним хорошо знаком, нет в Петербурге; он поехал в Москву, где ожидает его смерть матери3. На письмо твое, в котором описываешь то, что случилось между тобою и отцом, не хочу отвечать, ибо не знаю, кого из вас обвинять и кого оправдывать. И твое письмо и рассказы Льва уверяют меня, что ты столько же не прав, сколько и отец твой. На все, что с тобою случилось и что ты сам на себя навлек, у меня один ответ: ПОЭЗИЯ. Ты имеешь не дарование, а гений. Ты богач, у тебя есть неотъемлемое средство быть выше незаслуженного несчастия и обратить в добро заслуженное; ты более нежели кто-нибудь можешь и обязан иметь нравственное достоинство. Ты рожден быть великим поэтом; будь же этого достоин. В этой фразе вся твоя мораль, все твое возможное счастие и все вознаграждения. Обстоятельства жизни, счастливые или несчастливые, — шелуха. Ты скажешь, что я проповедую с спокойного берега утопающему. Нет! я стою на пустом берегу, вижу в волнах, силача и знаю, что он не утонет, если употребит свою силу, и только показываю ему лучший берег, к которому он непременно доплывет, если захочет сам. Плыви, силач. А я обнимаю тебя. Уведомь непременно, что сделалось с твоим письмом. Читал «Онегина» и «Разговор», служащий ему предисловием:4 несравненно! По данному мне полномочию предлагаю тебе первое место на русском Парнасе. И какое место, если с высокостию гения соединишь и высокость цели! Милый брат по Аполлону! это тебе возможно! А с этим будешь недоступен и для всего, что будет шуметь вокруг тебя в жизни.
— — --
РА, 1889, кн. III, с. 114—115; Акад., XIII, № 114.
1 См. примеч. 5 к письму Пушкина Жуковскому от конца октября 1824 г.
2 См. примеч. 1 и 5 к письму Пушкина Жуковскому от 31 октября 1824 г.
3 Жуковский имеет в виду А. И. Тургенева. Однако чрезвычайно подозрительное отношение правительства к А. И. Тургеневу, одному из близких друзей Пушкина и ходатаю за него, также осложняло судьбу опального поэта.
4 Л. С. Пушкин привез Жуковскому рукопись первой главы романа «Евгений Онегин» и стихотворения «Разговор книгопродавца с поэтом». Первая глава «Онегина» появилась в печати 15 февраля 1825 г. с кратким предисловием; «Разговор книгопродавца с поэтом» был предпослан первой главе в качестве введения.
29 ноября 1824 г. Михайловское
Мне жаль, милый, почтенный друг, что наделал эту всю тревогу; но что мне было делать? я сослан за строчку глупого письма1, что было бы, если правительство узнало [бы] обвинение отца? это пахнет палачом и каторгою. Отец говорил после: Экой дурак, в чем оправдывается! да он бы еще осмелился меня бить! да я бы связать его велел! — зачем же обвинять было сына в злодействе несбыточном? да как он осмелился, говоря с отцом, непристойно размахивать руками? Это дело десятое. Да он убил отца словами! — каламбур и только. Воля твоя, тут и поэзия не поможет.
Что ж, милый? будет ли что-нибудь для моей маленькой гречанки?2 она в жалком состоянии, а будущее для нее и того жалчее. Дочь героя, Жуковский! Они родня поэтам по поэзии 3. Но полу-милорд Воронцов даже не полугерой4. Мне жаль, что он бессмертен твоими стихами5, а делать нечего. Получил я вчера письмо от Вяземского6, уморительно смешное. Как мог он на Руси сохранить свою веселость?
Ты увидишь Карамзиных — тебя да их люблю страстно. Скажи им от меня что хочешь.
29 нояб.
— — --
РА, 1872, стлб. 2356—2357; Акад., XIII, № 118.
1 См. примеч. 4 к письму Пушкина от конца октября 1824 г.
2 Об этом см. примеч. 3 к письму Жуковского от 1 июня 1824 г.
3 Романтическое восприятие Пушкиным судьбы Родоес Сафианос, дочери погибшего гетериста, очевидно, объясняется сильнейшим влиянием, которое оказала на него поэзия Байрона, воспевшего в «Паломничестве Чайльд-Гарольда» славу древней Эллады и героическую борьбу современной Греции против турецкого ига.
4 Полемическая реминисценция собственной эпиграммы Пушкина на М. С. Воронцова:
Полу-милорд, полу-купец,
Полу-мудрец, полу-невежда,
Полу-подлец, но есть надежда,
Что будет полным наконец.
5 Стихи Жуковского, посвященные М. С. Воронцову, неизвестны.
6 Вероятно, имеется в виду письмо Вяземского из Москвы от 6 ноября 1824 г.
15 — начало 20-х чисел апреля 1825 г. Петербург
Мой милый друг, прошу тебя отвечать как можно скорее на это письмо, но отвечай человечески, а не сумасбродно. Я услышал от твоего брата и от твоей матери, что ты болен: правда ли это? Правда ли, что у тебя в ноге есть что-то похожее на аневризм и что ты уже около десяти лет угощаешь у себя этого постояльца, не говоря никому ни слова. Причины такой таинственной любви к аневризму я не понимаю и никак не могу ее разделять с тобою. Теперь это уже не тайна, и ты должен позволить друзьям твоим вступиться в домашние дела твоего здоровья. Глупо и низко не уважать жизнь. Отвечай искренно и не безумно. У вас в Опочке некому хлопотать о твоем аневризме. Сюда перетащить тебя теперь невозможно. Но можно, надеюсь, сделать, чтобы ты переехал на житье и леченье в Ригу. Согласись, милый друг, обратить на здоровье свое то внимание, которого требуют от тебя твои друзья и твоя будущая прекрасная слава, которую ты должен, должен, должен взять (теперешняя никуда не годится — не годится не потому единственно, что другие признают ее такою, нет, более потому, что она не согласна с твоим достоинством); ты должен быть поэтом России, должен заслужить благодарность — теперь ты получил только первенство по таланту; присоедини к нему и то, что лучше еще таланта, — достоинство! Боже мой, как бы я желал пожить вместе с тобою, чтобы сказать искренно, что о тебе думаю и чего от тебя требую. Я на это имею более многих права, и мне ты должен верить. Дорога, которая перед тобою открыта, ведет прямо к великому; ты богат силами, знаешь свои силы, и всё еще будущее твое. Неужели из этого будут одни жалкие развалины? — Но прежде всего надобно жить! Напиши ко мне немедленно о своем аневризме. И я тотчас буду писать к Паулуччи. С ним уже я имел разговор о тебе, и можно положиться на его доброжелательство. Обнимаю тебя душевно.
Я ничего не знаю совершеннее по слогу твоих «Цыган»! Но, милый друг, какая цель! Скажи, чего ты хочешь от своего гения? Какую память хочешь оставить о себе отечеству, которому так нужно высокое… Как жаль, что мы розно!1
Скорее, скорее ответ.
— — --
РА, 1889, кн. III, с. 115—116; Акад., XIII, № 160.
1 Поэма «Цыганы» (1824, напеч. 1827) стала известна Жуковскому в рукописи, вероятнее всего, от Льва Пушкина. Критическое отношение Жуковского к «Цыганам» (кстати, поэма была встречена с одобрением Рылеевым, Бестужевым и Вяземским), очевидно, объяснялось его неприятием индивидуалистической идеи, воплотившейся в образе Алеко. Мысль «Все в жизни к великому средство» поэт-наставник пытался внедрить в сознание Пушкина, на которого не уставал возлагать большие надежды, сопряженные с определенными ригористическими нравственными требованиями.
20-е числа апреля (не позднее 24) 1825 г. Михайловское
Вот тебе человеческий ответ: мой аневризм носил я 10 лет и с божией помощию могу проносить еще года 3. Следственно, дело не к спеху, но Михайловское душно для меня. Если бы царь меня до излечения отпустил за границу, то это было бы благодеяние, за которое я бы вечно был ему и друзьям моим благодарен1. Вяземский пишет мне, что друзья мои в отношении властей изверились во мне:2 напрасно. Я обещал Николаю Михайловичу два года ничего не писать противу правительства и не писал 3. «Кинжал»4 не против правительства писан, и хоть стихи и не совсем чисты в отношении слога, но намерение в них безгрешно. Теперь же все это мне надоело; и если меня оставят в покое, то, верно, я буду думать об одних пятистопных без рифм5. Смело полагаясь на решение твое, посылаю тебе черновое к самому Белому;6 кажется, подлости с моей стороны ни в поступке, ни в выражении нет. Пишу по-французски, потому что язык этот деловой и мне более по перу. Впрочем, да будет воля твоя; если покажется это непристойным, то можно перевести, а брат перепишет и подпишет за меня 7.
Все это тринь-трава. Ничего не говорил я тебе о твоих «Стихотворениях»8. Зачем слушаешься ты маркиза Блудова?9 пора бы тебе удостовериться в односторонности его вкуса. К тому же не вижу в нем и бескорыстной любви к твоей славе. Выбрасывая, уничтожая самовластно, он не исключил из Собрания послания к нему — произведения, конечно, слабого. Нет, Жуковский,
Веселого пути
Я Блудову желаю
Ко древнему Дунаю
И <-- — -- --> его <-- — -->10.
«Надпись к Гете»11, «Ах, если б мой милый»12, «Гению»13 — все это прелесть; а где она? Знаешь, что выйдет? После твоей смерти все это напечатают с ошибками и с приобщением стихов Кюхельбекера. Подумать страшно. Дельвиг расскажет тебе мои литературные занятия14. Жалею, что нет у меня твоих советов или хоть присутствия — оно вдохновение. Кончи, ради бога, «Водолаза»15. Ты спрашиваешь, какая цель у «Цыганов»? вот на!16 Цель поэзии — поэзия — как говорит Дельвиг (если не украл этого). «Думы» Рылеева и целят, а всё невпопад.17.
— — --
РА, 1870, № 6, стлб. 1169—1171; Акад., XIII, № 164.
1 В обращении к царю Пушкин ссылался на аневризм для того, чтобы получить разрешение на поездку за границу (см.: М. А. Цявловский. Тоска по чужбине у Пушкина. — ГМ, 1916, № 1, с. 43).
2 Это письмо Вяземского не сохранилось.
3 H. М. Карамзин писал И. И. Дмитриеву 7 июня 1820 г. о «молодом Пушкине»: «Его простили за эпиграммы и за оду на вольность, дозволили ему ехать в Крым и дали на дорогу 1000 р. Я просил об нем из жалости к таланту и молодости: авось будет рассудительнее; по крайней мере, дал мне слово на два года!» (H. M. Карамзин. Письма к И. И. Дмитриеву. СПб., 1866, с. 290).
4 Стихотворение «Кинжал» (1821), получившее распространение в списках, прославляло революционный террор и явилось гимном в честь немецкого студента Карла Занда, убившего 23 февраля 1819 г. писателя Коцебу, который выступил в защиту брошюры А. С. Стурдзы, направленной против германских университетов как рассадников вольномыслия.
5 В это время Пушкин работал над «Борисом Годуновым», написанным пятистопными ямбами без рифм.
6 Сам Белый — Александр I. Черновое письмо к нему написано по-французски и содержит в себе просьбу о разрешении выехать в Европу для лечения.
7 «Лев Пушкин обладал почерком, изумительно близким к почерку своего брата-поэта; с годами это сходство, однако, постепенно утрачивалось» (Письма, т. I, с. 444).
8 Речь идет о третьем издании «Стихотворений» Жуковского, которое вышло в трех томах в марте 1824 г.
9 О Д. Н. Блудове, одном из устроителей «Арзамаса», французский писатель Ипполит Оже вспоминал: «Мне все казалось, что я еще в Париже: так хорошо знал он наш язык со всеми оттенками и особенностями, так свободно владел им… Память у него была изумительная: он говорил, как книга. Разговаривая, он всегда ходил по комнате, слегка подпрыгивая, точно маркиз на сцене. Сходство было такое полное, что мне всегда чудилось, будто на нем шитый золотом кафтан и красные каблуки» (РА, 1877, кн. I, с. 252) («Прыгающий маркиз» — персонаж пьесы Реньяра «Игрок»). «Односторонность вкуса» Блудова, его стилистический пуризм и исключительное пристрастие к французским литературным образцам XVII—XVIII вв. раздражали Пушкина, постоянно склонного к творческим поискам.
10 Пародия на послание Жуковского «К Блудову, при отъезде его в турецкую армию» (1810):
Веселого пути
Любезному желаю
Ко древнему Дунаю;
Забудь покой, лети
За русскими орлами…
11 Имеется в виду четверостишие Жуковского «К портрету Гете» (1819):
Свободу смелую приняв себе в закон,
Всезрящей мыслию над миром он носился.
И в мире все постигнул он —
И ничему не покорился.
12 Речь идет о стихотворении Жуковского «Мечта» (1818).
13 По-видимому, Пушкин имеет в виду стихотворение Жуковского «К мимопролетевшему знакомому гению» (1819).
14 Дельвиг, гостивший у Пушкина, вернулся в Петербург 27 апреля 1825 г. В письме к Вяземскому, написанном не позднее 24 апреля, Пушкин сообщал, что посылает 2-ю главу «Онегина», переписанную специально для Вяземского. В этом же письме — полушутливая «Элегия на смерть Анны Львовны», написанная совместно с Дельвигом. По-видимому, Пушкин и Дельвиг обсуждали литературно-журнальную ситуацию в Петербурге, «Полярную звезду» Рылеева и Бестужева; в том же письме Пушкин просит Вяземского поддержать «Северные цветы» Дельвига на 1826 год. Сам поэт дал для альманаха Дельвига отрывок из письма о Тавриде, два стихотворения, обращенных к Баратынскому, цикл «Подражания Корану», отрывки из второй песни «Онегина» и отрывок из «Цыган». В письме к брату Льву от 22 и 23 апреля Пушкин сообщал о намерении вывести в 4-й песне «Онегина» Ф. И. Толстого («Американца») «во всем блеске». Весной 1825 года пишется 4-я песня романа в стихах и, по-видимому, продолжается работа над «Борисом Годуновым».
15 Жуковский завершил перевод баллады Шиллера «Водолаз» («Der Taucher») лишь в марте 1831 г., под названием «Кубок».
16 Очевидно, Пушкину представлялось курьезным внешнее «сходство» претензий, которые предъявляли к нему лояльный Жуковский — и поэт-гражданин Рылеев. В «Цыганах» Пушкин, ненавидевший морализаторство в поэзии, показывает, как «закон», «свобода» и «воля» в любом случае оборачиваются против человека. И Рылеев, восторженно оценивший «Цыган», и Жуковский, недоумевавший о цели этой поэмы, не принимали поэтическую позицию Пушкина, который отвергал дидактическое начало в искусстве, какими бы высокими идейными побуждениями оно ни вызывалось.
17 Об этом см. вступит, статью.
Начало июля 1825 г. Михайловское
Неожиданная милость его величества тронула меня несказанно, тем более что здешний губернатор предлагал уже мне иметь жительство во Пскове, но я строго придерживался повеления высшего начальства1. Я справлялся о псковских операторах; мне указали там на некоторого Всеволожского, очень искусного по ветеринарной части и известного в ученом свете по своей книге об лечении лошадей.
Несмотря на все это, я решился остаться в Михайловском, тем не менее чувствуя отеческую снисходительность его величества.
Боюсь, чтоб медленность мою пользоваться монаршей милостию не почли за небрежение или возмутительное упрямство — но можно ли в человеческом сердце предполагать такую адскую неблагодарность.
Дело в том, что, 10 лет не думав о своем аневризме, не вижу причины вдруг об нем расхлопотаться. Я все жду от человеколюбивого сердца императора, авось-либо позволит он мне со временем искать стороны мне по сердцу и лекаря по доверчивости собственного рассудка, а не по приказанию высшего начальства.
Обнимаю тебя горячо.
1825
Михайловское
Адрес: В. А. Ж.2
— — --
РА, 1870, № 6, стлб. 1177—1178; Акад., XIII, № 182.
1 Псковскому губернатору было отослано 26 июня 1825 г. отношение И. И. Дибича о том, что император позволяет Пушкину «приехать в Псков и иметь там пребывание до излечения от болезни»; губернатору предлагалось «иметь наблюдение за поведением и разговорами г. Пушкина» (PC, 1908, т. 136, с. 114—115). За несколько дней до получения «неожиданной милости его величества» поэт писал П. А. Осиновой:
Быть может, уж недолго мне
В изгнанье мирном оставаться,
Вздыхать о милой старине
И сельской музе в тишине
Душой беспечной предаваться.
Но и в дали, в краю чужом
Я буду мыслию всегдашней
Бродить Тригорского кругом,
В лугах, у речки, над холмом,
В саду под сенью лип домашней.
С надеждами на отъезд за границу было покончено.
2 Отсутствие на письме точного адреса и полного имени Жуковского свидетельствует о том, что оно было послано с оказией, вероятнее всего, с Львом Пушкиным.
9 августа 1825 г. Петербург
Прошу тебя, мой милый друг, отвечать немедленно на это письмо. Решился ли ты дать сделать себе операцию и согласишься ли поехать для этого во Псков? Оператор готов. Это Мойер, дерптский профессор, мой родня и друг. Прошу в нем видеть Жуковского1. Он тотчас к тебе отправится, как скоро узнает, что ты его ожидаешь. Итак, уведомь меня с точнейшею точностию, когда будешь во Пскове. Сделай так, чтобы на той квартире, которую займешь для себя, была горница и для моего Мойера. А я обо всем, что к тебе пишу, нынче же извещу его. Прошу не упрямиться, не играть безрассудно жизнию и не сердить дружбы, которой твоя жизнь дорога. До сих пор ты тратил ее с недостойною тебя и с оскорбительною для нас расточительностию, тратил и физически и нравственно. Пора уняться. Она была очень забавною эпиграммою, но должна быть возвышенною поэмою. Не хочу по-пустому ораторствовать: лучший для тебя оратор есть твоя судьба; ты сам ее создал и сам же можешь и должен ее переменить. Она должна быть достойна твоего гения и тех, которые, как я, знают ему цену, его любят и потому тебя не оправдывают. Но это еще впереди. Теперь нам надобна твоя жизнь. Нельзя ли взять на себя труд об ней позаботиться,; хотя из некоторого внимания к друзьям своим. Отвечай мне немедленно. А я обнимаю тебя сердечно.
Мой адрес: в Аничковском дворце отдать для доставления швейцару2.
— — --
РА, 1889, кн. Ш, с. 116; Акад., ХШ, № 199.
1 Мойер Иван Филиппович — муж покойной племянницы Жуковского М. А. Протасовой, с которым поэта связывали близкие дружеские отношения.
2 Жуковский, преподававший русский язык великой княгине Александре Федоровне, жил в Аничковом дворце.
17 августа 1825 г. Михайловское
Отче, в руце твои предаю дух мой. Мне, право, совестно, что жилы мои так всех вас беспокоят — операция аневризма ничего не значит, и, ей-богу, первый псковской коновал с ним бы мог управиться. Во Псков поеду не прежде как в глубокую осень, оттуда буду тебе писать, светлая душа. — На днях виделся я у Пещурова с каким-то доктором-аматером;1 он пуще успокоил меня — только здесь мне кюхельбекерно;2 согласен, что жизнь моя сбивалась иногда на эпиграмму, но вообще она была элегией в роде Коншина3. Кстати об элегиях, трагедия моя идет, и думаю к зиме ее кончить;4 вследствие чего читаю только Карамзина да летописи. Что за чудо эти 2 последние тома Карамзина! какая жизнь!5 c’est palpitant comme la gazette d’hier[3], писал я Раевскому6. Одна просьба, моя прелесть: нельзя ли мне доставить или жизнь Железного Колпака, или житие какого-нибудь юродивого7. Я напрасно искал Василия Блаженного в Четьих-Минеях8 — а мне бы очень нужно.
Обнимаю тебя от души. Вижу по газетам, что Перовский у Вас. Счастливец! он видел и Рим и Везувий9.
Адрес:
Василию Андреевичу
Жуковскому,в С .-Петербург
в Аничковском дворце.
Отдать швейцару для доставления.
— — --
РА, 1870, № 6, стлб. 1173—1174; Акад., XIII, № 206.
1 Аматер — amateur (фр.) — любитель, дилетант.
2 Выражение «кюхельбекерно» взято из эпиграммы, авторство которой приписывается Пушкину: «За ужином объелся я, // А Яков запер дверь оплошно — // Так было мне, мои друзья, // И кюхельбекерно и тошно». Эпиграмма написана от лица Жуковского (об этом см.: РА, 1866, стлб, 1151—1162, примеч.).
3 Пушкин с грустью, в которой присутствует немалая доля иронии, уподобляет свою жизнь эпигонским элегиям H. M. Коншина с их характерным стилистическим «разнобоем».
4 Имеется в виду «Борис Годунов», который был закончен Пушкиным 7 ноября 1825 г.
5 Пушкин имеет в виду X и XI тома «Истории государства Российского», вышедшие в марте 1824 г. и включавшие в себя историю царствования Федора Иоанновича, Бориса Годунова, Федора Годунова и Дмитрия Самозванца.
6 Письмо к H. H. Раевскому, содержавшее подобную фразу, не сохранилось.
7 Железный Колпак — Блаженный Иоанн, юродивый, московский «чудотворец», нарицаемый Большой Колпак и Водоносец (ум. 1589). Житие Большого Колпака (рукопись Покровского собора) сообщает, что Иоанн «носил вериги и колпак великий и тяжкий» и при встречах с Годуновым говорил: «Умная голова, разбирай божьи дела. Бог долго ждет, да больно бьет» (об этом см.: Архим. Игнатий. Краткие описания русских святых, кн. 2. СПб., 1875, с. 130—131; Свящ. Иоанн Ковалевский. Юродство о Христе и Христа ради юродивые Восточной и Русской церкви. Исторический очерк, изд. 3-е. М., 1902, с. 244—248). Житие какого-нибудь юродивого требовалось Пушкину для сцены на площади перед собором, в которой выведен юродивый Николка.
8 Пушкин, находившийся в Михайловском под духовным надзором, постоянно держал при себе Четьи-Минеи. И. И. Пущин вспоминает о том, как 11 января 1825 г. он привез опальному поэту «Горе от ума». «Среди этого чтения кто-то подъехал к крыльцу. Пушкин взглянул в окно, как будто смутился и торопливо раскрыл лежавшую на столе Четью-Минею. Заметив его смущение и не подозревая причины, я спросил его: что это значит? Не успел он ответить, как вошел в комнату низенький, рыжеватый монах и рекомендовался мне настоятелем соседнего монастыря» (Пущин, С. 82).
9 Имеется в виду В. А. Перовский, который по состоянию здоровья выехал в 1823 г. в Италию и пробыл за границей около двух лет, ведя постоянную переписку с Жуковским; часть его писем Жуковский напечатал в СЦ на 1825 г. Везувий, Геркуланум и Помпея описаны В. Перовским в его письме из Сорренто от 3 июня 1824 г.
Вторая половина (не позднее 23) сентября 1825 г. Петербург
Ты, как я вижу, предал в руце мои только дух свой, любезнейший сын. А мне, право, до духу твоего нет дела: он жив и будет жив, ибо весьма живущ. Подавай-ка мне свое грешное тело, то есть свой аневризм. С этим прекрасным аневризмом не уцелеет и дух твой. Дух же твой нужен мне для твоего «Годунова», для твоих десяти будущих поэм, для твоей славы и для исправления светлым будущим всего темного прошедшего. Слышишь ли, Бейрон Сергеевич! Но смотри же: Бейрон на лире, а не Бейрон на деле: комментарий на эту фразу найдешь в письме Вяземского, в котором для тебя много разительной правды!1 Этот Вяземский очень умный человек и часто говорит дело. Мне лучше его ничего нельзя сказать тебе. Да и не нужно. Я было крепко рассердился на тебя за твое письмо к сестре и к Мойеру; но твоя библейская фраза меня с тобою помирила2. Прошу покорнейше уважать свою жизнь и помнить, что можешь сделать в ней много прекрасного, несмотря ни на какие обстоятельства. Следовательно, вот чего от тебя требую: вспомнив, что настала глубокая осень (ты обещал ею воспользоваться), собраться в дорогу, отправиться в Псков и, наняв для себя такую квартиру, в которой мог бы поместиться и Мойер, немедленно написать к нему, что ты в Пскове и что ты дождешься его в Пскове. Он мигом уничтожит твой аневризм. Ты возвратишься в свою Опочку, примешься с новым духом за своего «Годунова» и напишешь такого «Годунова», что у нас всех будет душа прыгать: слава победит обстоятельства. В этом я уверен. Твое дело теперь одно: не думать несколько времени ни о чем, кроме поэзии, и решиться пожить исключительно только для одной высокой поэзии. Создай что-нибудь бессмертное, и самые беды твои (которые сам же состряпал) разлетятся в прах. Дай способ друзьям твоим указать на что-нибудь твое превосходное, великое; тогда им будет легко поправить судьбу твою; тогда они будут иметь на это неотъемлемое право. Ты сам себя не понимаешь; ты только бунтуешь, как ребенок, против несчастия, которое само не иное что, как плод твоего ребячества: а у тебя такие есть способы сладить с своею судьбою, каких нет у простых сынов сего света, способы благородные, высокие. Перестань быть эпиграммой, будь поэмой.
Уведомь немедленно, на что ты решишься касательно Пскова, Мойера и аневризма.
— — --
РА, 1889, кн. III, с. 117; Акад., XIII, № 217.
1 Жуковский имеет в виду письмо Вяземского к Пушкину от 28 августа и 6 сентября 1825 г., в котором автор предостерегал поэта от опрометчивых поступков, намекая на напряженную политическую обстановку в стране. Бейрон на деле — намек на участие Байрона в карбонарском движении и в борьбе за освобождение Греции.
2 Письмо, о котором упоминает Жуковский, неизвестно.
6 октября 1825 г. Тригорское
На днях, увидя в окошко осень, сел я в тележку и прискакал во Псков. Губернатор1 принял меня очень мило, я поговорил с ним о своей жиле, посоветовался с очень добрым лекарем и приехал обратно в свое Михайловское. Теперь, имея обстоятельные сведения о своем аневризме, поговорю об нем толком. П. А. Осипова, будучи в Риге, со всею заботливостию дружбы говорила обо мне оператору Руланду; операция не шутка, сказал он, но следствия могут быть важны: больной должен лежать несколько недель неподвижно etc. Воля твоя, мой милый, — ни во Пскове, ни в Михайловском я на то не соглашусь; все равно, умереть со скуки или с аневризма; но первая смерть вернее другой. — Я постели не вытерплю, во что бы то ни стало. 2-ое, псковской лекарь говорит: можно обойтись и без операции, но нужны строгие предосторожности: не ходите много пешком, не ездите верхом, не делайте сильных движений etc. etc. Ссылаюсь на всех; что мне будет делать в деревне или во Пскове, если всякое физическое движение будет мне запрещено? Губернатор обещался отнестись, что лечиться во Пскове мне невозможно — итак, погодим, авось ли царь что-нибудь решит в мою пользу.
Теперь 3-ий § (и самый важный), Мойера не хочу, решительно. Ты пишешь: прими его, как меня. Мудрено. Я не довольно богат, чтоб выписывать себе славных операторов — а даром лечиться не намерен — он не ты. Конечно, я с радостию и благодарностью дал бы тебе срезать не только становую жилу, но и голову; от тебя благодеянье мне не тяжело — а от другого не хочу. Будь он тебе расприятедь, будь он сын Карамзина.
Милый мой, посидим у моря, подождем погоды; я не умру, это невозможно; бог не захочет, чтобы «Годунов» со мною уничтожился. Дай срок: жадно принимаю твое пророчество; пусть трагедия искупит меня… но до трагедий ли нашему черствому веку? По крайней мере оставь мне надежду. — Чувствую, что операция отнимет ее у меня. Она закабалит меня на 10 лет ссылочной жизни. Мне уже не будет ни надежды, ни предлога — страшно подумать, отче! не брани меня и не сердись, когда я бешусь; подумай о моем положении; вовсе не завидное, что ни толкуют. Хоть кого с ума сведет.
— — --
РА, 1870, № 6, стлб. 1174—1175; Акад., XIII, № 220.
1 Б. А. Адеркас.
20-е числа января 1826 г. Михайловское
Я не писал к тебе, во-первых, потому, что мне было не до себя, во-вторых, за неимением верного случая. Вот в чем дело: мудрено мне требовать твоего заступления пред государем; не хочу охмелить тебя в этом пиру. Вероятно, правительство удостоверилось, что я заговору не принадлежу и с возмутителями 14 декабря связей политических не имел1, — но оно в журналах объявило опалу и тем, которые, имея какие-нибудь сведения о заговоре, не объявили о том полиции. Но кто же, кроме полиции и правительства, не знал о нем? о заговоре кричали по всем переулкам, и это одна из причин моей безвинности. Все-таки я от жандарма еще не ушел, легко может, уличат меня в политических разговорах с каким-нибудь из обвиненных. А между ими друзей моих довольно (NB: оба ли Раевские взяты, и в самом ли деле они в крепости? напиши, сделай милость)2. Теперь положим, что правительство и захочет прекратить мою опалу, с ним я готов условливаться (буде условия необходимы), но вам решительно говорю не отвечать и не ручаться за меня 3. Мое будущее поведение зависит от обстоятельств, от обхождения со мною правительства etc.
Итак, остается тебе положиться на мое благоразумие. Ты можешь требовать от меня свидетельств об этом новом качестве. Вот они.
В Кишиневе я был дружен с майором Раевским, с генералом Пущиным и Орловым4.
Я был масон в Кишиневской ложе, т. е. в той, за которую уничтожены в России все ложи5.
Я, наконец, был в связи с большею частию нынешних заговорщиков6.
Покойный император, сослав меня, мог только упрекнуть меня в безверии7.
Письмо это неблагоразумно, конечно, но должно же доверять иногда и счастию. Прости, будь счастлив, это покамест первое мое желание.
Прежде, чем сожжешь это письмо, покажи его Карамзину и посоветуйся с ним. Кажется, можно сказать царю: Ваше величество, если Пушкин не замешан, то нельзя ли наконец позволить ему возвратиться?
Говорят, ты написал стихи на смерть Александра — предмет богатый! — Но в течение десяти лет его царствования лира твоя молчала. Это лучший упрек ему8. Никто более тебя не имел права сказать: глас лиры — глас народа9. Следственно, я не совсем был виноват, подсвистывая ему до самого гроба10.
— — --
РА, 1870, № 6, стлб. 1176—1177; Акад., XIII, № 240.
1 Теме «Пушкин и декабристы» посвящено большое количество работ нескольких поколений русских и советских историков и литературоведов. Библиографию см.: «Движение декабристов. Указатель литературы. 1928—1959». Под общ. ред. М. В. Нечкиной. М., 1960; Пушкин. Итоги и проблемы, с. 168—235 (обзоры В. Э. Вацуро, Б. С. Мейлаха и В. В. Пугачева). В 1979 г. вышла монография Н. Эйдельмана «Пушкин и декабристы» (М., «Художественная литература»).
2 А. Н. и H. H. Раевские, в конце декабря 1825 г. арестованные на юге, с 4 января 1826 г. содержались под арестом в Главном штабе; 17 января освобождены «с очистительными аттестатами» (см.: «Архив Раевских». Под ред. Б. Л. Модзалевского, т. I. СПб., 1908, с. 264—272).
3 Пушкин явно адресует это обращение к Жуковскому и Карамзину.
4 Майор Раевский — Владимир Федосеевич; генерал Пущин — Павел Сергеевич, избранный в июне 1821 г. управляющим масонской ложей «Овидий» (об отношениях Пушкина с П. С. Пущиным в годы Михайловской ссылки см.: Эйдельман, с. 391—393); Орлов — Михаил Федорович, декабрист, член Союза Благоденствия.
5 Указ о закрытии всех масонских лож в России вышел 1 августа 1822 г.; кишиневская ложа «Овидий» была запрещена еще в конце 1821 г. (см.: Н. К. Кульман. К истории масонства в России. Кишиневская ложа. — ЖМНП, 1907, № 10, с. 343—373; П. Е. Щеголев. К истории пушкинской масонской ложи. — ГМ, 1908, кн. 5—6, с. 517—520). «Политическая физиономия Кишиневской ложи недостаточно ясна, — пишет С. С. Ланда. — Известное высказывание Пушкина в письме к Жуковскому („Я был масон в Кишиневской ложе, т. е. в той, за которую уничтожены в России все ложи“) относится к внешней истории ложи, к восприятию ее деятельности в правительственных сферах. Состав ложи был достаточно пестр. В нее входили военные, чиновники, купцы, литераторы. Из членов Южного общества в ложу вступил лишь В. Ф. Раевский, но это случилось уже незадолго до ее запрещения» («Пушкин и его время», вып. I. Л., 1962, с. 159).
6 Пушкин был знаком со следующими членами тайных обществ: В. К. Кюхельбекером, И. И. Пущиным, К. Ф. Рылеевым, А. А. Бестужевым, П. И. Пестелем, Н. М. Муравьевым, В. Л. Давыдовым, С. П. Трубецким, И. А. Долгоруковым, В. Ф. Раевским, К. А. Охотниковым, П. X. Граббе, В. Д. Вольховским, С. Г. Волконским, Ф. Н. Глинкой, П. А. Катениным, М. С. Луниным, М. Ф. Орловым, Н. И. Тургеневым, И. Д. Якушкпным, А. И. Якубовичем, Я. Н. Толстым, П. С. Пущиным, П. Я. Чаадаевым, П. П. Кавериным и др.
7 Поводом к ссылке Пушкина послужило его письмо к Вяземскому от апреля — первой половины мая 1824 г., в котором поэт писал о своих атеистических настроениях.
8 В ноябре 1814 г. Жуковский написал послание «Императору Александру» (напеч. 1815); в 1826 году — «Стихи на смерть Александра» — «Хор девиц Екатерининского института на последнем экзамене по случаю выпуска их, 1826 года февраля 20 дня».
9 Перифраза известного латинского изречения: «Vox populi-- vox dei» («Глас народа — глас божий»).
10 Пушкин имеет в виду свой ноэль «Ура! в Россию скачет // Кочующий деспот…» (1818) и свои эпиграммы на Александра I.
7 марта 1826 г. Михайловское
Поручая себя ходатайству Вашего дружества, вкратце излагаю здесь историю моей опалы. В 1824 году явное недоброжелательство графа Воронцова принудило меня подать в отставку. Давно расстроенное здоровье и род аневризма, требовавшего немедленного лечения, служили мне достаточным предлогом. Покойному государю императору не угодно было принять оного в уважение. Его величество, исключив меня из службы, приказал сослать в деревню за письмо, писанное года три тому назад, в котором находилось суждение об афеизме, суждение легкомысленное, достойное, конечно, всякого порицания.
Вступление на престол государя Николая Павловича подает мне радостную надежду. Может быть, его величеству угодно будет переменить мою судьбу. Каков бы ни был мой образ мыслей, политический и религиозный, я храню его про самого себя и не намерен безумно противоречить общепринятому порядку и необходимости1.
7 марта
1826.
Село Михайловское.
— — --
РА, 1870, Nо 6, стлб. 1179; Акад., XIII, № 250.
1 По-видимому, Пушкин рассчитывал на то, что Жуковский покажет это письмо новому императору. Заключительная фраза письма демонстрирует романтическое представление поэта о Николае I, его надежду на возможность установить приемлемые формы взаимоотношений с властями. Вероятно, именно в подобном тоне Пушкин выдержал беседу с царем в Кремле осенью 1826 г. Письмо к Жуковскому написано, по шутливому выражению Пушкина, «в треугольной шляпе и в башмаках» (см. письмо Пушкина П. А. Плетневу от 7 марта 1826 г. в т. 2 наст. изд.). Оно послужило ответом на письмо Плетнева от 27 февраля, в котором автор передавал Пушкину поручение Жуковского «написать письмо серьезное». Однако последняя фраза письма Пушкина, по-видимому, произвела на осторожного, дипломатичного Жуковского неблагоприятное впечатление. Ср. нижеследующее письмо Жуковского от 12 апреля.
12 апреля 1826 г. Петербург
Не сердись на меня, что я к тебе так долго не писал, что так долго не отвечал на два последние письма твои. Я болен и ленив писать. А дельного отвечать тебе нечего. Что могу тебе сказать насчет твоего желания покинуть деревню? В теперешних обстоятельствах нет никакой возможности ничего сделать в твою пользу. Всего благоразумнее для тебя остаться покойно в деревне, не напоминать о себе и писать, но писать для славы. Дай пройти несчастному этому времени. Я никак не умею изъяснить, для чего ты написал ко мне последнее письмо свое. Если оно только ко мне, то оно странно. Если ж для того, чтобы его показать, то безрассудно. Ты ни в чем не замешан — это правда. Но в бумагах каждого из действовавших находятся стихи твои. Это худой способ подружиться с правительством. Ты знаешь, как я люблю твою музу и как дорожу твоею благоприобретенною славою: ибо умею уважать Поэзию и знаю, что ты рожден быть великим поэтом и мог бы быть честью и драгоценностию России. Но я ненавижу все, что ты написал возмутительного для порядка и нравственности. Наши отроки (то есть все зреющее поколение), при плохом воспитании, которое не дает им никакой подпоры для жизни, познакомились с твоими буйными, одетыми прелестию поэзии мыслями; ты уже многим нанес вред неисцелимый. Это должно заставить тебя трепетать. Талант ничто. Главное: величие нравственное. — Извини эти строки из катехизиса. Я люблю и тебя и твою музу и желаю, чтобы Россия вас любила. Кончу началом: не просись в Петербург. Еще не время1. Пиши «Годунова» и подобное: они отворят дверь свободы.
Я болен. Еду в Карлсбад; возвращусь не прежде, как в половине сентября. Пришли к этому времени то, что сделано будет твоим добрым Гением. То, что напроказит твой злой Гений, оставь у себя: я ему не поклонник. Прости. Обнимаю тебя.
— — --
РА, 1889, кн. III, с. 118; Акад., XIII, № 257.
1 Положение Пушкина в этот момент было крайне неустойчиво и рискованно. Показания арестованных — М. Бестужева-Рюмина, М. Паскевича, И. Иванова, Н. Лисовского, А. Тютчева, М. Свиридова, П. Громницкого, М. Муравьева-Апостола и др. свидетельствовали об огромном влиянии вольнолюбивой лирики Пушкина («Вольность», «Деревня», «Кинжал») на воспитание целого поколения молодежи. «Мы знали впоследствии некоторых весьма пожилых людей и в высоком уже звании, которые по доброй воле или по случайным обстоятельствам не были причастны ни к кощунству, ни к революционным мерам, а между тем твердо помнили наизусть все стихотворения Пушкина, завпечатленные этим направлением; а в наше время едва ли был какой взрослый воспитанник, который не списывал и не выучивал наизусть этих стихотворений», — вспоминал Д. И. Завалишин (Писатели-декабристы в восп. совр., т. 2, с. 247). Есть все основания полагать, что Жуковский и Карамзин хлопотали перед Николаем I за опального поэта. Подробнее об этом см.: M. Heчкина. О Пушкине, декабристах и их общих друзьях. — «Каторга и ссылка», 1930, кн. 4, с. 7—40; В. В. Пугачев. Новые данные о Пушкине и декабристах (Из недавних публикаций дел Следственной комиссии). — Врем. ПК, 1975, с. 121—125; Эйдельман, с. 355—378.
Вторая половина июля 1831 г. Царское Село
Возвращаю тебе твои прелестные пакости. Всем очень доволен. Напрасно сердишься на «Чуму»: она едва ли не лучше «Каменного гостя». На «Моцарта» и «Скупого»1 сделаю некоторые замечания. Кажется, и то, и другое еще можно усилить. — Пришли «Онегина», сказку октавами2, мелочи и прозаические сказки3 все, читанные и нечитанные. Завтра все возвращу.
— — --
РА, 1874, кн. II, стлб. 453; Акад., XIV, № 648.
1 Речь идет о маленьких трагедиях Пушкина, работу над которыми поэт завершил в октябре--ноябре 1830 г. в Болдине.
2 По-видимому, Жуковский имеет в виду поэму «Домик в Коломне», написанную осенью 1830 г. в Болдине.
3 Прозаическими сказками Жуковский, по-видимому, называет «Повести Белкина», также написанные в Болдине в сентябре--октябре 1830 г.
Не ранее 16 августа 1831 г. Царское Село
Сей час государь присылал у меня просить твоих стихов;1 у меня их не случилось. Но он велел просить у твоей жены экземпляра. Не худо, когда и для государя и для императрицы перепишешь по экземпляру и скорее им доставишь экземпляр.
— — --
PA, 1889, кн. III, с. 119; Акад., XIV, № 656.
1 Нет сомнения, что речь идет о стихотворении Пушкина «Клеветникам России», написанном 16 августа 1831 г. Это дает основание предположить, что письмо Жуковского, помеченное в Акад. первой половиной августа, написано не ранее 16 августа.
24—27 августа 1831 г. Царское Село
Приходи ко мне в половине первого; пойдем в Лицей: там экзамен истории1.
— — --
П и С, вып. II, с. 82; Акад., XIV, № 664.
1 По приглашению директора Царскосельского лицея Ф. Г. Гольдгоера Жуковский и Пушкин присутствовали на экзамене по истории, который принимал профессор И. К. Кайданов, бывший в свое время наставником Пушкина (см.: К. Я. Грот. Пушкин в Лицее летом 1831 года (Из архива Я. К. Грота). — П. Иссл. и мат., IV, с. 401—404). Я. К. Грот писал: «Никогда не забуду восторга, с каким мы его (Пушкина) приняли <…> мы его окружили всем курсом и гурьбой провожали по всему Лицею. Обращение его с нами было совершенно простое, как с старыми знакомыми; на каждый вопрос он отвечал приветливо, с участием расспрашивал о нашем быте, показывал нам свою бывшую комнатку и передавал подробности о памятных ему местах. После мы не раз встречали его гуляющим в царскосельском саду, то с женою, то с Жуковским, которого мы видели у себя около того же времени. Он присутствовал у нас на экзамене истории» (Я. Грот. Пушкин, его лицейские товарищи и наставники, изд. 2-е. СПб., 1899, с. 45).
4—10 марта 1832 г. Петербург
Посылаю тебе билет Эрмитажный;1 он на всю вечность. Его при входе отдавать не должно. Нам бы надобно, то есть мне, тебе и Вяземскому, собраться у меня и побеседовать о плане журнала, который непременно надобно написать на этой неделе, ибо Смирдин после Святой должен решиться с Гречем и Булгариным. Будь у меня завтра в 1/2 8-го после обеда; скажи об этом и Вяземскому2.
— — --
PA, 1889, кн. III, с. 123 (№ 17); Акад., XV, № 745.
1 Билет для входа в Эрмитаж, приложенный к письму, не сохранился. В письме к А. X. Бенкендорфу от 24 февраля 1832 г. Пушкин писал: «Ободренный благосклонностию Вашего высокопревосходительства, осмеливаюсь вновь беспокоить Вас покорнейшею просьбою: о дозволении мне рассмотреть находящуюся в Эрмитаже библиотеку Вольтера, пользовавшегося разными редкими книгами и рукописями, доставленными ему Шуваловым для составления его Истории Петра Великого» (Акад., XV, с. 14). В ответном письме от 29 февраля Бенкендорф сообщил Пушкину о разрешении императора «рассмотреть находящуюся в Эрмитаже библиотеку Вольтера» (там же, с. 15). Министр двора П. М. Волконский сообщил об этом разрешении академику Е. Е. Кёлеру, начальнику 1-го отделения Эрмитажа, от которого, вероятно, и получил Жуковский «билет Эрмитажный» для Пушкина. Подробнее об этом см.: Д. Якубович. Пушкин в библиотеке Вольтера. — ЛН, т. 16—18, с. 905—922; М. П. Алексеев. Библиотека Вольтера в России. — В кн.: «Библиотека Вольтера». М. — Л., 1961, с. 41—53.
2 Вероятно, имеется в виду пушкинский замысел издавать газету. — Об этом см.: Н. К. Пиксанов. Несостоявшаяся газета Пушкина «Дневник (1831—1832)». — П и С, вып. V, с. 30—74.
22 марта 1833 г. (?) Петербург
Не забудь, что завтра четверг и что ты у меня проводишь вечер? Прошу принести «Онегина», чем очень порадуешь Жуковского.
Не забудь позвать Плетнева и отослать картину Шаховскому, которого у меня не будет1.
— — --
РА, 1889, кн. III, с. 119; Акад., XV, № 805.
1 Шаховской — вероятно, Александр Александрович, с которым в 1830-е годы сближаются Пушкин и Жуковский; по просьбе Пушкина А. А. Шаховской дал в ЛГ (1830, № 4) отрывок из драматической хроники «Смольяне в 1611 году» (об этом см.: А. А. Шаховской. Письмо к М. Н. Загоскину от 4 января 1830 г. — ЛН, т. 58, с. 93).
29 января 1834 г. Петербург
Посылаю тебе, почтеннейший друг Александр Сергеевич, Историю господина Пугачева, тобою написанную с особенным искусством; очень сожалительно для меня, что не успел я прочитать сего бытописательного отрывка, делающего честь твоему таланту1. Продолжай, достойный русский писатель, работать умом и пером ко чести России и ко полноте твоего кармана. А завтра я именинник, и будет у меня ввечеру семейство Карамзиных, Мещерских и Вяземских; и будут у меня два изрядных человека графы Вьельгорские, и попрошу Смирнову с собственным ее мужем; да, может быть, привлеку и привлекательную Дубенскую; вследствие сего прошу и тебя с твоею грациозною, стройносозданною, богинеобразною, мадонистою супругою2 пожаловать ко мне завтра (во вторник) в 8-мь часов откушать чаю с бриошами и прочими вкусными причудами; да скажи об этом и домашнему твоему Льву. Уведомь, будешь ли, а я твой
— — --
РА, 1889, кн. III, С. 119—120; Акад., XV, № 875.
1 Закончив в 1833 г. «Историю Пугачева», Пушкин 6 декабря этого же года обратился к Бенкендорфу: «…я думал некогда написать исторический роман, относящийся ко временам Пугачева, но, нашел множество материалов, я оставил вымысел и написал Историю Пугачевщины. Осмеливаюсь просить через Ваше сиятельство дозволения представить оную на высочайшее рассмотрение. Не знаю, можно ли мне будет ее напечатать, но смею надеяться, что сей исторический отрывок будет любопытен для его величества особенно в отношении тогдашних военных действий, доселе худо известных» (Акад., XV, с. 98). Николай I дал согласие на издание «Истории Пугачева», сделав на рукописи ряд замечаний. Судя по контексту комментируемого письма, пушкинская рукопись была возвращена автору через посредство Жуковского.
2 Жуковский шутливо намекает на сонет Пушкина «Мадонна» И830), посвященный H. H. Гончаровой-Пушкиной.
Февраль — март (?) 1834 г. Петербург
Раевский будет у меня нынче ввечеру 1. Будь и ты, привези брата Льва и стихи или хоть прозу, если боишься Раевского. Порастреплем Пугачева.
Четверг.
Собрание открывается в 9 часов.
— — --
РА, 1889, кн. III, с. 120; Акад., XV, № 906.
1 Раевский — вероятно, Александр Николаевич, которому с января 1834 г. было разрешено проживание в столицах.
2 июля 1834 г. Петергоф1
Государь опять говорил со мною о тебе. Если бы я знал наперед, что побудило тебя взять отставку, я бы ему объяснил все, но так как я и сам не понимаю, что могло тебя заставить сделать глупость2, то мне и ему нечего было отвечать. Я только спросил: нельзя ли как этого поправить? — Почему ж нельзя? отвечал он. Я никогда не удерживаю никого и дам ему отставку. Но в таком случае все между нами кончено. Он может, однако, еще возвратить письмо свое. — Это меня истинно трогает. А ты делай как разумеешь. Я бы на твоем месте ни минуты не усумнился, как поступить. Спешу только уведомить о случившемся.
— — --
РА, 1889, кн. III, с. 122; Акад., XV, № 966.
1 Письмо отправлено не из Царского Села, как значится в первой публикации и в Акад., а из Петергофа, где в июле 1834 г. находился двор. (Установлено Р. В. Иезуитовой на основании дневника Жуковского. См.: Р. В. Иезуитова. Пушкин и «Дневник» В. А. Жуковского 1834 г. — П. Иссл. и лит., VIII, с. 226.)
2 То, что Жуковский называет «глупостью» — просьба об отставке, было подготовлено рядом событий: накануне 1834 г. Пушкину было пожаловано «неприличное его летам» звание камер-юнкера; 16 апреля поэт получил выговор через Жуковского за отсутствие на службе в придворной церкви; 10 мая Пушкин узнал о перлюстрации своего письма к жене и о том, что оно было показано Николаю I.
3 июля 1834 г. Петергоф
Вчера я писал к тебе с Блудовым наскоро и, кажется, не ясно сказал то, чего мне от тебя хочется. А ты ведь человек глупый, теперь я в этом совершенно уверен. Не только глупый, но еще и поведения непристойного: как мог ты, приступая к тому, что ты так искусно состряпал, не сказать мне о том ни слова, ни мне, ни Вяземскому — не понимаю! Глупость, досадная, эгоистическая, неизглаголанная глупость! Вот что бы я теперь на твоем месте сделал (ибо слова государя крепко бы расшевелили и повернули к нему мое сердце): я написал бы к нему прямо, со всем прямодушием, какое у меня только есть, письмо, в котором бы обвинил себя за сделанную глупость, потом так же бы прямо объяснил то, что могло заставить меня сделать эту глупость; и все это сказал бы с тем чувством благодарности, которое государь вполне заслуживает. Повторяю (ибо случиться может, что ты еще не успел получить вчерашнего письма моего), вот что он отвечал на мой вопрос: Нельзя ли этого поправить? — Почему ж нельзя. Он может взять назад письмо свое; я никого не держу; но раз в отставке, все между им и мною кончено.-- Эти слова для меня чрезвычайно трогательны. Напиши немедленно письмо и отдай графу Бенкендорфу. Я никак не воображал, чтобы была еще возможность поправить то, что ты так безрассудно соблаговолил напакостить. Если не воспользуешься этою возможностию, то будешь то щетинистое животное, которое питается желудями и своим хрюканьем оскорбляет слух всякого благовоспитанного человека; без галиматьи, поступишь дурно и глупо, повредишь себе на целую жизнь и заслужишь свое и друзей своих неодобрение[4]1.
Вторник.
Может быть, захочешь показать Бенкендорфу письмо мое. Вот экземпляр без галиматьи2.
<На отдельном листе:>
Вот что вчера ввечеру государь сказал мне в разговоре о тебе и в ответ на вопрос мой: нельзя ли как этого поправить! — «Почему ж нельзя! Пускай он возьмет назад свое письмо. Я никого не держу, и его держать не стану. Но если он возьмет отставку, то между мною и им все кончено».-- Мне нечего прибавить к этим словам, чрезвычайно для меня трогательным и в которых выражается что-то отеческое к тебе, при всем неудовольствии, которое письмо твое должно было произвести в душе государя. Ты сам будешь знать, как поступить; мое дело сообщить тебе эти слова без всякого объяснения, совершенно излишнего. Сожалею только, что ты ничего не сказал мне предварительно о своем намерении, ни мне, ни Вяземскому, и даже весьма тебе за это пеняю.
Вторник поутру.
РА, 1889, кн. III, с. 120—121; Акад., XV, № 969.
1 25 июня 1834 г. Пушкин обратился к Бенкендорфу с прошением об отставке, при этом поэт просил сохранить ему допуск в архивы (Акад., XV, с. 165). 30 июня Бенкендорф ответил Пушкину следующим письмом: «Милостивый государь Александр Сергеевич! Письмо ваше ко мне от 25-го сего июня было мною представлено государю императору в подлиннике, и его императорское величество, не желая никого удерживать против воли, повелел мне сообщить г. вице-канцлеру об удовлетворении вашей просьбы, что и будет мною исполнено. Затем на просьбу вашу о предоставлении вам и в отставке права посещать государственные архивы для извлечения справок государь император не изъявил своего соизволения, так как право сие может принадлежать единственно людям, пользующимся особенною доверенностию начальства» (Акад., XV, с 171). 3 июля в письме к Бенкендорфу Пушкин просил не давать хода своему прошению об отставке, но дать ему отпуск на несколько месяцев. По-видимому, Жуковский еще 1 июля во время петергофского праздника сообщил Пушкину о недовольстве царя.
2 Ниже следует официальный вариант письма Жуковского к Пушкину, написанный с дипломатической осторожностью, в расчете на то, что письмо может быть показано Бенкендорфом императору.
4 июля 1834 г. Петербург
Получив первое письмо твое1, я тотчас написал графу Бенкендорфу, прося его остановить мою отставку, та démarche étant inconsidérée; и сказал, que f’aimais mieux avoir l’air inconséquent qu’ingrat[5]. Но вслед за тем получил официальное извещение о том, что отставку я получу, но что вход в архивы будет мне запрещен. Это огорчило меня во всех отношениях. Подал в отставку я в минуту хандры и досады на всех и на всё. Домашние обстоятельства мои затруднительны; положение мое не весело; перемена жизни почти необходима. Изъяснять это все гр. Бенкендорфу мне недостало духа — от этого и письмо мое должно было показаться сухо, а оно просто глупо.
Впрочем, я уж верно не имел намерения произвести, что вышло. Писать письмо прямо к государю, ей-богу, не смею — особенно теперь. Оправдания мои будут похожи на просьбы, а он уж и так много сделал для меня. Сейчас от меня Лизавета Михайловна2. Она привезла еще мне два твои письма3. Это меня, конечно, трогает. Но что ж мне делать! Буду еще писать к гр. Бенкендорфу.
— — --
БЗ, т. III, 1861, № 9, С. 259—260; Акад., XV, № 970.
1 Пушкин имеет в виду письмо Жуковского от 2 июля.
2 Е. М. Хитрово.
3 Письмо Жуковского к Пушкину от 3 июля было написано в двух вариантах, один из которых предназначался для показа Бенкендорфу (см. выше).
6 июля 1834 г. Петергоф
Я, право, не понимаю, что с тобою сделалось; ты точно поглупел; надобно тебе или пожить в желтом доме, или велеть себя хорошенько высечь, чтобы привести кровь в движение. Бенкендорф прислал мне твои письма, и первое и последнее1. В первом есть кое-что живое, но его нельзя употребить в дело, ибо в нем не пишешь ничего о том, хочешь ли оставаться в службе или нет; последнее, в коем просишь, чтобы все осталось по-старому, так сухо, что оно может показаться государю новою неприличностию. Разве ты разучился писать; разве считаешь ниже себя выразить какое-нибудь чувство к государю? Зачем ты мудришь? Действуй просто. Государь огорчен твоим поступком; он считает его с твоей стороны неблагодарностию. Он тебя до сих пор любил и искренно хотел тебе добра. По всему видно, что ему больно тебя оттолкнуть от себя. Что же тут думать! Напиши то, что скажет сердце. А тут, право, есть о чем ему поразговориться. И не прося ничего, можешь объяснить необходимость отставки; но более всего должен столкнуть с себя упрек в неблагодарности и выразить что-нибудь такое, что непременно должно быть у тебя в сердце к государю. Одним словом, я все еще стою на том, что ты должен написать прямо к государю и послать письмо свое через гр. Бенкендорфа. Это одно может поправить испорченное. Оба последние письма твои теперь у меня; несу их через несколько минут к Бенкендорфу, но буду просить его погодить их показывать. Скорее.
Пришли мне копию с того, что напишешь; хоть, вероятно, мне покажут. — Посылаю это письмо с нарочным. Ты же пришли с ним и письмо. Может случиться, однако, что Бенкендорф в промежутке этого времени уедет в Петербург, то всего вернее отослать письмо немедленно к нему на дом. Объяснимся (ведь ты глуп): ты пришлешь мне свое письмо с моим посланным и тотчас пошлешь узнать, приехал ли Бенкендорф. Если он уже приехал, то напишешь ему другой экземпляр письма и тотчас пошлешь к нему на дом; я же, получив твое письмо, тогда оставлю оное у себя. Всего важнее не упустить времени.
— — --
РА, 1889, кн. III, с. 121—122; Акад., XV, № 973.
1 Первое письмо Пушкина к Бенкендорфу — от 25 июня 1834 г., в котором он ясно просит отставку.
Вероятно, Жуковский имеет в виду второе письмо Пушкина Бенкендорфу от 3 июля, где поэт просит об отпуске.
4 июля было написано еще одно письмо к Бенкендорфу: «Милостивый государь граф Александр Христофорович. Письмо Вашего сиятельства от 30 июня удостоился я получить вчера вечером. Крайне огорчен я, что необдуманное прошение мое, вынужденное от меня неприятными обстоятельствами и досадными, мелочными хлопотами, могло показаться безумной неблагодарностию и супротивлением воле того, кто доныне был более моим благодетелем, нежели государем. Буду ждать решения участи моей, но во всяком случае ничто не изменит чувства глубокой преданности моей к царю и сыновней благодарности за прежние его милости» (Акад., XV, с. 174).
6 июля 1834 г. Петербург
Я, право, сам не понимаю, что со мною делается. Идти в отставку, когда того требуют обстоятельства, будущая судьба всего моего семейства, собственное мое спокойствие — какое тут преступление? какая неблагодарность? Но государь может видеть в этом что-то похожее на то, чего понять все-таки не могу. В таком случае я не подаю в отставку и прошу оставить меня в службе. Теперь, отчего письма мои сухи? Да зачем же быть им сопливыми? Во глубине сердца своего я чувствую себя правым перед государем; гнев его меня огорчает, но чем хуже положение мое, тем язык мой становится связаннее и холоднее. Что мне делать? просить прощения? хорошо; да в чем? К Бенкендорфу я явлюсь и объясню ему, что у меня на сердце, — но не знаю, почему письма мои неприличны. Попробую написать третье 1.
— — --
РА, 1870, № 7, стлб. 1371—1372; Акад., XV, № 974.
1 «Третье» письмо к Бенкендорфу Пушкин написал 4 июля (Акад., XV, с. 176—177). По дневнику Жуковского, опубликованному Р. В. Иезуитовой, дело об отставке получило благополучное окончание в результате бесед Жуковского с Бенкендорфом, происходивших 5 и 6 июля (Р. В. Иезуитова. Указ. соч., с. 228—229, 241). Об этом см. также комментарий Я. Л. Левкович (Письма посл. лет, с. 231—232).
Первая половина марта 1836 г. Петербург
С Вортсвортом постараюсь переведаться. А ты мою пиесу унес и уже в цензуру хватил. Нет, голубчик, в первую книжку ее никак не помещай. Она годится, может быть, после, но для дебюту нельзя. Прошу тебя не помещать в 1 номер1. Завтра пошлю Карамзина статью к Екатерине Андреевне2. У нее возьмешь.
— — --
РА, 1889, кн. III, с. 123; Акад., XVI, № 1153.
1 Жуковский имеет в виду свое стихотворение «Ночной смотр» — перевод из австрийского поэта И.-Х. фон Цедлица «Die nächtliche Heerschau». Несмотря на возражения Жуковского, Пушкин его напечатал в первом томе «Современника» (ценз. разр. 31 марта 1836 г.).
2 Речь идет о статье Карамзина «Записка о древней и новой России», отрывки из которой Пушкин собирался печатать в своем журнале. Она была запрещена цензурой и появилась благодаря усилиям Жуковского после смерти Пушкина в «Современнике» (1837, т. V) с цензурными купюрами.
Январь — март 1836 г. (?) Петербург
У меня будут нынче ввечеру, часов в десять, Глинка, Одоевский и Розен1 для некоторого совещания. Ты тут необходим. Приходи, прошу тебя. Приходи непременно. А завтра (в субботу) жду тебя также непременно к себе часу во втором поутру. У меня будет живописец, и ты должен с полчаса посидеть под пыткою его животворной кисти2. На оба запроса прошу ответить: да.
— — --
РА, 1889, кн. III, С. 119 (№ 7); Акад., XVI, № 1167.
1 Сергей Николаевич Глинка — писатель и журналист; в 1836 г. Пушкин предполагал опубликовать в «Современнике» его записку о войне 1812 года. Владимир Федорович Одоевский — писатель, журналист, литературный и музыкальный критик, с 1836 г. деятельный помощник Пушкина в редактировании и издании «Современника». Егор Федорович Розен — писатель, критик, журналист, по приглашению Пушкина участвовавший в его «Современнике».
2 Вероятно, имеется в виду А. Л. Линев, художник-любитель, написавший портрет Пушкина, который, по предположениям искусствоведов, был начат с натуры при жизни поэта. В настоящее время портрет находится во Всесоюзном музее Пушкина в Ленинграде. Подробнее об истории этого портрета см.: Сигизмунд Либрович. Пушкин в портретах. История изображения поэта в живописи, гравюре и скульптуре. СПб., 1890; «Нева», 1963, № 1, с. 218—219; «Искусство», 1972, № 8, с. 63—67; «Художник», 1973, № 3, с. 45—56.
Январь — март 1836 г. (?) Петербург
Не забудь, что ты у меня нынче в час будешь рисоваться. Если не найдешь меня, паче чаяния, дома, то найдешь у меня живописца. Прошу пожаловать.
— — --
РА, 1889, кн. III, с. 119 (№ 8); Акад., XVI, № 1168.
9 ноября 1836 г. Петербург
Я не могу еще решиться почитать наше дело конченным. Еще я не дал никакого ответа старому Геккерну; я сказал ему в моей записке, что не застал тебя дома и что, не видавшись с тобою, не могу ничего отвечать. Итак, есть еще возможность все остановить1. Реши, что я должен отвечать. Твой ответ невозвратно все кончит. Но ради бога одумайся. Дай мне счастие избавить тебя от безумного злодейства, а жену твою от совершенного посрамления. Жду ответа. Я теперь у Вьельгорского, у которого обедаю.
— — --
«Весы», 1909, № 1, с. 60; Акад., XVI, № 1283.
1 4 ноября 1836 г. Пушкин и его знакомые получили анонимный пасквиль, нанесший оскорбление чести поэта и его жены (в нем намекалось на благосклонное отношение к И. Н. Пушкиной Николая I). Предполагая причастность Геккерна и Дантеса к этим письмам, Пушкин в тот же день послал вызов Дантесу. Вызов попал в руки Геккерна, так как Дантес в это время дежурил по полку. Четвертого же ноября Дантес присылает письмо с просьбой руки Е. Н. Гончаровой. Пушкин дает отсрочку дуэли на сутки. Геккерн надеялся на посредничество Жуковского в предотвращении дуэли и устройстве свадьбы. Уже 6 ноября Жуковский вовлечен в дуэльные переговоры. М. И. Яшин, рассчитавший по часам преддуэльные события («Звезда», 1963, № 8, с. 159—184; № 9, с. 166—187), утверждает, что настоящее письмо Жуковского Пушкину следует датировать не 9-м, а 7-м ноября. Однако слова Жуковского, что он «еще не дал ответа старому Геккерну», очевидно, имеют в виду письмо Геккерна Жуковскому от 9 ноября 1836 г., опубликованное Щеголевым (см.: Щеголев, с. 88—89), на которое Жуковскому предстояло официально ответить.
10 ноября 1836 г. Петербург
Я обязан сделать тебе некоторые объяснения. Вчера я не имел для этого довольно спокойствия духа. Ты вчера, помнится мне, что-то упомянул о жандармах, как будто опасаясь, что хотят замешать в твое дело правительство. Насчет этого будь совершенно спокоен. Никто из посторонних ни о чем не знает, и если дамы (то есть одна дама Загряжская) смолчат, то тайна останется ненарушенною1. Должен, однако, сказать, что вчерашний твой приход ко Вьельгорскому открыл ему глаза; мне же с ним не для чего было играть комедию; он был один из тех, кои получили безыменные письма; но на его дружбу к тебе и на скромность положиться можешь.
Пишу это, однако, не для того только, чтобы тебя успокоить насчет сохранения тайны. Хочу, чтобы ты не имел никакого ложного понятия о том участии, какое принимает в этом деле молодой Геккерн. Вот его история. Тебе уж известно, что было с первым твоим вызовом, как он не попался в руки сыну, а пошел через отца, и как сын узнал о нем только по истечении 24 часов, т. е. после вторичного свидания отца с тобою. В день моего приезда, в то время, когда я у тебя встретил Геккерна, сын был в карауле и возвратился домой на другой день в час. За какую-то ошибку он должен был дежурить три дня не в очередь. Вчера он в последний раз был в карауле и нынче в час пополудни будет свободен. Эти обстоятельства изъясняют, почему он лично не мог участвовать в том, что делал его бедный отец, силясь отбиться от несчастия, которого одно ожидание сводит его с ума2. Сын, узнав положение дел, хотел непременно видеться с тобою. Но отец, испугавшись свидания, обратился ко мне. Не желая быть зрителем или актером в трагедии, я предложил свое посредство, то есть хотел предложить его, написав в ответ отцу то письмо, которого брульон3 тебе показывал, но которого не послал и не пошлю4. Вот все. Нынче поутру скажу старому Геккерну, что не могу взять на себя никакого посредства, ибо из разговоров с тобою вчера убедился, что посредство ни к чему не послужит, почему я и не намерен никого подвергать неприятности отказа. Старый Геккерн таким образом не узнает, что попытка моя с письмом его не имела успеха. Это письмо будет ему возвращено, и мое вчерашнее официальное свидание с тобою может считаться не бывшим5.
Все это я написал для того, что счел святейшею обязанностию засвидетельствовать перед тобою, что молодой Геккерн во всем том, что делал его отец, был совершенно посторонний, что он так же готов драться с тобою, как и ты с ним, и что он так же боится, чтобы тайна не была как-нибудь нарушена. И отцу отдать ту же справедливость. Он в отчаянии, но вот что он мне сказал: je suis condamné à la guillotine; je fais un recours au grâce, si je ne réussis pas, il faudra monter: et je monterai, car j’aime l’honneur de mon fils autant, que sa vie[6]. — Этим свидетельством роля, весьма жалко и неудачно сыгранная, оканчивается. Прости.
— — --
«Весы», 1909, № 1, с. 60—61 (по копии); перепечатано: РА, 1909, кн. II, с. 152—154; Переписка, т. III, с. 401—402 (по подлиннику); Акад., XVI, № 1285.
1 Вероятно, Пушкин, взволнованный тем обстоятельством, что слишком многим в свете стало известно о вызове на дуэль Дантеса, приемного сына голландского посланника Геккерна (что уже само по себе представляло скандальный прецедент), заподозрил возможность вмешательства шефа жандармов Бенкендорфа. Основания для подозрений у него были; он хорошо помнил конец июня — начало июля 1834 г., когда Бенкендорф, не желавший допустить ухода Пушкина в отставку, не без участия Жуковского оказывал на поэта сильнейшее давление. Вечером 9 ноября у Виельгорского Пушкин в раздражении вполне мог высказать Жуковскому подобное опасение.
2 Дантесу было предписано отдежурить по дивизиону 5, 7, 9, 11 и 13 ноября.
3 Брульон (brouillon — фр.) — черновой набросок, черновик.
4 Черновик письма Жуковского к Геккерну неизвестен.
5 Пушкин отказался от переговоров с Дантесом, и Жуковский был вынужден вернуть Геккерну его письмо, адресованное Пушкину.
11—12 ноября 1836 г. Петербург
Ты поступаешь весьма неосторожно, невеликодушно и даже против меня несправедливо. Зачем ты рассказал обо всем Екатерине Андреевне и Софье Николаевне?1 Чего ты хочешь? Сделать невозможным то, что теперь должно кончиться для тебя самым наилучшим образом. Думав долго о том, что ты мне вчера говорил, я нахожу твое предположение совершенно невероятным. И имею причину быть уверенным, что во всем том, что случилось для отвращения драки, молодой Геккерн нимало не участвовал. Все есть дело отца, и весьма натурально, чтобы он на все решился, дабы отвратить свое несчастие. Я видел его в таком положении, которого нельзя выдумать и сыграть как роль. Я остаюсь в полном убеждении, что молодой Геккерн совершенно в стороне, и на это вчера еще имел доказательство. Получив от отца Геккерна доказательство материальное, что дело, о коем теперь идут толки, затеяно было еще гораздо прежде твоего вызова 2, я дал ему совет поступить так, как он и поступил, основываясь на том, что если тайна сохранится, то никакого бесчестия не падет на его сына, что и ты сам не можешь предполагать, чтобы он хотел избежать дуэля, который им принят, именно потому, что не он хлопочет, а отец о его отвращении. В этом последнем я уверен, вчера еще более уверился и всем готов сказать, что молодой Геккерн с этой стороны совершенно чист. Это я сказал и Карамзиным, запретив им крепко-накрепко говорить о том, что слышали от тебя, и уверив их, что вам непременно надобно будет драться, если тайна теперь или даже и после откроется. Итак, требую от тебя уже собственно для себя, чтобы эта тайна у вас умерла навсегда. Говорю для себя вот почему: полагая, что все обстоятельства, сообщенные мне старым Геккерном, справедливы (в чем я не имел причины и нужды сомневаться), я сказал, что почитаю его как отца вправе и даже обязанным предупредить несчастие открытием дела как оно есть; что это открытие будет в то же время и репарациею того, что было сделано против твоей чести перед светом. Хотя я не вмешался в самое дело, но совет мною дан. Не могу же я согласиться принять участие в посрамлении человека, которого честь пропадет, если тайна будет открыта. А эта тайна хранится теперь между нами; нам ее должно и беречь. Прошу тебя в этом случае беречь и мою совесть. Если что-нибудь откроется и я буду это знать, то уже мне по совести нельзя будет утверждать того, что неминуемо должно нанести бесчестие. Напротив, я должен буду подать совет противный. Избавь меня от такой горестной необходимости. Совесть есть человек; не могу же находить приличным другому такого поступка, который осрамил бы самого меня на его месте. Итак, требую тайны теперь и после. Сохранением этой тайны ты так же обязан и самому себе, ибо в этом деле и с твоей стороны есть много такого, в чем должен ты сказать: виноват! Но более всего ты должен хранить ее для меня: я в это дело замешан невольно и не хочу, чтобы оно оставило мне какое-нибудь нарекание; не хочу, чтобы кто-нибудь имел право сказать, что я нарушил доверенность, мне оказанную. Я увижусь с тобою перед обедом. Дождись меня.
— — --
«Весы», 1909, № 1, с. 61—62 (по копии), перепечатано: РА, 1909, кн. II, с. 154—155; Переписка, т. III, с. 403—404 (по подлиннику); Акад., XVI, № 1286.
1 Екатерина Андреевна и Софья Николаевна — Карамзины. Подробнее об участии Карамзиных в семейной драме Пушкина см.: Карамзины, с. 3—413. Пушкин, конечно, сознательно рассчитывал на распространение слухов, которые могли бы опорочить в свете отца и сына Геккернов: Дантес, сделавший предложение свояченице Пушкина под угрозой поединка, рисковал утратить репутацию храброго кавалергарда, влюбленного в красавицу H. H. Пушкину.
2 Речь идет о сватовстве Дантеса к Е. Н. Гончаровой. Подробнее об этом см. примеч. 1 к письму Жуковского от 9 ноября 1836 г. После официального предложения Пушкин соглашался отказаться от вызова, объявив сватовство Дантеса мотивом отказа. «Отказ Пушкина. Письмо, в котором упоминает [слухи] о сватовстве», — записано в конспективных заметках Жуковского (П. в восп., т. 2, с. 340), Такой мотив отказа не устраивал Дантеса и Геккерна.
14—15 ноября 1836 г. Петербург
Вчера ввечеру после бала заехал я к Вяземскому. Вот что à peu près[7] ты сказал княгине третьего дня, уже имея в руках мое письмо: je connais l’homme des lettres anonymes et dans huit jours vous entendrez parler d’une vengeance unique en son genre; elle sera pleine, complète; elle jetera l’homme dans la boue: les hauts faits de Rayeffsky sont un jeu d’enfant devant ce que je me propose de faire[8] и тому подобное.
Все это очень хорошо, особливо после обещания, данного тобою Геккерну в присутствии твоей тетушки (которая мне о том сказывала), что все происшествие останется тайною. Но скажи мне, какую роль во всем этом я играю теперь и какую должен буду играть после перед добрыми людьми, как скоро все тобою самим обнаружится и как скоро узнают, что и моего тут меду капля есть? И каким именем и добрые люди, и Геккерн, и сам ты наградите меня, если, зная предварительно о том, что ты намерен сделать, приму от тебя письмо, назначенное Геккерну, и, сообщая его по принадлежности, засвидетельствую, что все между вами кончено, что тайна сохранится и что каждого честь останется неприкосновенна? Хорошо, что ты сам обо всем высказал и что все это мой добрый гений довел до меня заблаговременно. Само по себе разумеется, что я ни о чем случившемся не говорил княгине. Не говорю теперь ничего и тебе: делай, что хочешь. Но булавочку свою беру из игры вашей, которая теперь с твоей стороны жестоко мне не нравится. А если Геккерн теперь вздумает от меня потребовать совета, то не должен ли я по совести сказать ему: остерегитесь? Я это и сделаю1.
Вот тебе сказка: жил-был пастух; этот пастух был и забубённый стрелок. У этого пастуха были прекрасные овечки. Вот повадился серый волк ходить около его овчарни. И думает серый волк: дай-ка съем я у пастуха его любимую овечку; думая это, серый волк поглядывает и на других овечек да и облизывается. Но вот узнал прожора, что стрелок его стережет и хочет застрелить. И стало это неприятно серому волку; и он начал делать разные предложения пастуху, на которые пастух и согласился. Но он думал про себя: как бы мне доконать этого долгохвостого хахаля и сделать из шкуры его детям тулупы и кеньги. И вот пастух сказал своему куму: кум Василий, сделай мне одолжение, стань на минуту свиньею и хрюканьем своим вымани серого волка из лесу в чистое поле. Я соберу соседей, и мы накинем на волка аркан. — Послушай, братец, сказал кум Василий; ловить волка ты волен, да на что же мне быть свиньею. Ведь я у тебя крестил. Добрые люди скажут тебе: свинья-де крестила у тебя сына. Нехорошо. Да и мне самому будет невыгодно. Пойду ли к обедне, сяду ли с людьми обедать, сложу ли про красных девиц стихи — добрые люди скажут: свинья пошла к обедне, свинья сидит за столом, свинья стихи пишет. Неловко. Пастух, услышав такой ответ, призадумался, а что он сделал, право, не знаю.
— — --
«Весы», 1909, № 1, с. 63—64 (по копии); перепечатано: РА, 1909, кн. II, с. 156—157; Переписка, т. III, С. 404—405 (по подлиннику); Акад., XVI, № 1287.
1 Вероятно, Пушкин рассказал В. Ф. Вяземской о своем намерении послать «старику» Геккерну оскорбительное письмо (ср. Акад., XVI, с. 189—191). Об этом см. также: В. В. Казанский. Письмо Пушкина к Геккерну. — «Звенья», т, VI, с. 5—92: Н. В. Измайлов. История текста писем Пушкина к Геккерену. — Лет. ГЛМ, с. 338—357; П. в восп., т. 2, с. 485—487; 304; Щеголев, С. 105—106; Модзалевский, с. 380—381; Письма посл. лет, С. 336—337.
О громких подвигах Раевского писал Щеголев: «Скандал был огромный и разразился во время пребывания царицы в Одессе. Раевский, у которого был длительный романс женой князя М. С. Воронцова, встретил ее на улице и отчитал на всю Одессу. <…> Не совсем ясны мотивы поведения Раевского. Он устраивал скандал своей возлюбленной, но из-за кого? Не муж стал поперек дороги, а кто-то другой, но кто?» (Щеголев, с. 454).
Встреча Пушкина и Геккерна состоялась у Загряжской 13 или 14 ноября. Поэту официально сообщили о предполагаемом бракосочетании Дантеса с Е. Н. Гончаровой и взяли с него слово, что «всё дело останется в тайне до окончания дуэли». Об этой встрече в конспективных заметках Жуковского есть запись: «Свидание Пушкину с Геккерном у Е. И.» (П. в восп., т. 2, с. 340). Пушкин, подозревавший Геккерна-старшего в авторстве анонимных писем, стремился любой ценой отплатить своим оскорбителям, оскорбив их в свою очередь. План бракосочетания Дантеса и свояченицы он, вероятно, не принимал всерьез, не доверяя Геккернам. Непонимание Жуковским трагической подоплеки происходящих событий простиралось так далеко, что он всерьез считал Пушкина виновным в несохранении тайны.
15—20 ноября 1836 г. Петербург
Хотя ты и рассердил и даже обидел меня, но меня все к тебе тянет — не брюхом, которое имею уже весьма порядочное, но сердцем, которое живо разделяет то, что делается в твоем. — Я приду к тебе между 1/2 12 и часом; обещаюсь не говорить более о том, о чем говорил до сих пор и что теперь решено. Но ведь тебе, может быть, самому будет нужно что-нибудь сказать мне1. Итак, приду. Дождись меня, пожалуйста. И выскажи мне все, что тебе надобно: от этого будет добро нам обоим.
— — --
«Весы», 1909, № 1, с. 64 (по копии); перепечатано: РА, 1909, кн. II, с. 157; Переписка, т. III, с. 405—406 (по подлиннику); Акад., XVI, № 1292.
1 Отсутствие авторской датировки письма затрудняет возможность уточнить, что конкретно имеет в виду Жуковский. 17 ноября было объявлено о предстоящей свадьбе Дантеса и Е. Н. Гончаровой; из Москвы приехал Д. Н. Гончаров, передавший родительское согласие на свадьбу сестры.
Во всяком случае, письмо написано до 21 ноября. В этот день, по воспоминаниям Соллогуба, Пушкин прочел ему свое письмо к Геккерну чрезвычайно оскорбительного содержания. «Я промолчал невольно, — пишет Соллогуб, — и так как это было в субботу (приемный день кн. Одоевского), то поехал к кн. Одоевскому. Там я нашел Жуковского и рассказал ему про то, что слышал. Жуковский испугался и обещал остановить отсылку письма. Действительно, это ему удалось: через несколько дней он объявил мне у Карамзиных, что дело он уладил и письмо послано не будет» (П. в восп., т. 2, с. 304).
Вторая половина ноября 1836 г. Петербург
Неужели в самом деле ты не хочешь ходить ко мне, Александр Сергеевич. Это производит в душе моей неприятное колыхание. Уповаю, что нынче наслаждусь твоим лицезрением.
— — --
РА, 1889, кн. III, с. 123 (№ 19); Акад., XVI, № 1301.
20-е числа (не позднее 24) декабря 1836 г. Петербург
Посылаю тебе манускрипт Блудова1. Мой писарь ничего разобрать не может; ты разберешь. Я отметил крестиками то, что можно напечатать. Манускрипт не потеряй и после мне возврати. Да возврати также и мою книгу «Уроки российской истории»2. Манускрипт Карамзина3 достань у Сербиновича, он для тебя сделает или уже сделал выписку. В субботу будет елочка.
Как скоро перепишешь, покажи Блудову.
— — --
PA, 1889, кн. III, с. 123 (№ 18); Акад., XVI, No. 1319.
1 Жуковский имеет в виду рукопись Д. Н. Блудова «Записка об Артемии Волынском», которая, вероятно, нужна была Пушкину для рецензирования романа Лажечникова «Ледяной дом», — об этом см.: Н. Н. Петрунина. Два замысла Пушкина для «Современника» (К спору между Пушкиным и Лажечниковым по поводу «Ледяного дома»). — РЛ, 1966, № 3, с. 153—160.
2 Речь идет о статье Жуковского «Черты истории государства Российского» (см.: И. А. Бычков. Попытка напечатать «Черты истории государства Российского» В. А. Жуковского в 1837 году. — PC, 1903, № 12, с. 596). Эта статья была издана в конце 1830-х гг. в ограниченном количестве экземпляров для особ императорской фамилии; в 1849 г. с цензурными изъятиями — в Собрании сочинений Жуковского; в первоначальной редакции — посмертно («Сборник имп. Русского истор. общества», т. 30, 1880, с. 169—195; «Древняя и новая Россия», 1881, февраль, с. 319—343).
3 Об этом см. примеч. 2 к письму Жуковского Пушкину от первой половины марта 1836 г.
Акад.-- А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений, тт. I—XVII. М. —Л., Изд-во АН СССР, 1937—1959.
Анненков — П. В. Анненков. Материалы для биографии Александра Сергеевича Пушкина. СПб., 1855 (Сочинения Пушкина с приложением для его биографии портрета, снимков с его почерка и его рисунков, и проч., т. 1).
Анненков. Пушкин — П. Анненков. Александр Сергеевич Пушкин в александровскую эпоху. 1799—1826. СПб., 1874.
AT — Переписка Александра Ивановича Тургенева с кн. Петром Андреевичем Вяземским. 1814—1833 гг. Пг., 1921 (Архив братьев Тургеневых, вып 6).
Б — «Благонамеренный».
Баратынский, 1951 — Баратынский Е. А. Стихотворения. Поэмы. Проза. Письма. М., Гослитиздат, 1951.
Барсуков — Н. П. Барсуков. Жизнь и труды М. П. Погодина, кн. 1—22. СПб., 1888—1910.
БдЧ — «Библиотека для чтения».
БЗ — «Библиографические записки».
Б-ка П.-- Б. Л. Mодзалевский. Библиотека А. С. Пушкина. Библиографическое описание. СПб., 1910.
Вацуро — В. Э. Вацуро. «Северные цветы». История альманаха Дельвига — Пушкина. М., «Книга», 1978.
ВД — «Восстание декабристов». Материалы, т. I—XVII. М. —Л., Госиздат, 1925—1980.
ВЕ — «Вестник Европы».
Вигель — Ф. Ф. Вигель. Записки, ч. I—II. М., «Круг», 1928.
Вос. Бестужевых — «Воспоминания Бестужевых». М. —Л., 1951.
Врем. ПК — «Временник пушкинской комиссии». 1962—1976. М. —Л., «Наука», 1963—1979 (Изд-во АН СССР. Отд. лит. и яз. Пушкинская комиссия).
Вяземский — П. А. Вяземский. Полное собрание сочинений, т. I—XII. СПб., 1878—1896.
Гастфрейнд. Товарищи П. — Н. Гастфрейнд. Товарищи Пушкина по вып. Царскосельскому лицею. Материалы для словаря лицеистов 1-го курса 1811—1817 гг., т. I—III. СПб., 1912—1913.
ГБЛ — Государственная библиотека им. В. И. Ленина (Москва). Рукописный отдел.
Гиллельсон — М. И. Гиллельсон. П. А. Вяземский. Жизнь и творчество. Л., «Наука», 1969.
ГМ — «Голос минувшего».
ГПБ — Государственная публичная библиотека им. M. E. Салтыкова-Щедрина (Ленинград). Рукописный отдел.
Греч — Н. И. Греч. Записки о моей жизни. М. —Л., «Асаdemia», 1930.
Дельвиг — Дельвиг А. А. Сочинения. СПб., 1893.
Дельвиг. Материалы-- Верховский Ю. Н. Барон Дельвиг. Материалы биографические и литературные. Пг., изд-во Кагана, 1922.
ДЖ — «Дамский журнал».
ЖМНП — «Журнал министерства народного просвещения»,
ИВ — «Исторический вестник».
ИРЛИ — Институт русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР (Ленинград). Рукописный отдел.
Карамзины — «Пушкин в письмах Карамзиных 1836—1837 годов». М. — Л., 1960 (Изд-во АН СССР. Институт русской литературы (Пушкинский Дом).
Керн — А. П. Керн. Воспоминания. Дневники. Переписка. М., ИХЛ, 1974.
Кюхельбекер — В. К. Кюхельбекер. Путешествие. Дневник. Статьи. Л., «Наука», 1979.
ЛГ — «Литературная газета».
Летопись — М. А. Цявловский. Летопись жизни и творчества А. С. Пушкина, т. I. М., 1951.
Лет. ГЛМ — Летописи Государственного литературного музея, кн. I. Пушкин. М. — Л., 1936.
ЛН — «Литературное наследство».
MB — «Московский вестник».
M. вед. — «Московские ведомости».
Модзалевский — Б. Л. Mодзалевский. Пушкин. Л., «Прибой», 1929.
Мордовченко — Н. И. Mордовченко. Русская критика первой четверти XIX века. М. — Л., Изд-во АН СССР, 1959.
MT — «Московский телеграф».
НЛ — «Новости литературы».
Новонайденный автограф Пушкина — В. Э. Вацуро, М. И. Гиллельсон. Новонайденный автограф Пушкина. М. — Л., «Наука», 1968.
ОА — «Остафьевский архив князей Вяземских». Под ред. и с примеч. В. И. Саптова, т. I—V. СПб., 1899—1913.
ОЗ — «Отечественные записки».
ОРЯС — Сборник Отделения русского языка и словесности Академии наук.
П. в восп. — "А. С. Пушкин в воспоминаниях современников). В 2-х томах. М.. ИХЛ, 1974.
П. в печ.-- Н. Синявский, М. Цявловский. Пушкин и печати. 1814—1837. Хронологический указатель произведений Пушкина, напечатанных при его жизни, изд. 2-е, испр. М., Соцэкгиз, 1938.
П. Врем.-- «Пушкин». Временник пушкинской комиссии, т. 1—6. М. — Л., Изд-во АН СССР, 1936—1941.
ПГП — «Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым», т. 1—3. СПб., 1896.
ПЗ — «Полярная звезда».
П и С — «Пушкин и его современники». Материалы и исследования, вып. I—XXXIX. СПб., Изд-во Акад. наук, 1903—1930.
Переписка — «Пушкин. Переписка». Под ред. и с примеч. В. И. Саитова. Т. I—III. СПб., Изд. Имп. Акад. наук, 1906—1911.
Писатели-декабристы в восп. совр. — «Писатели-декабристы в воспоминаниях современников». В 2-х томах. М., ИХЛ, 1980.
Письма — Пушкин. Письма 1815—1833, т. I—II. Под ред. и с примеч. Б. Л. Модзалевского. М. — Л., Госиздат, 1926—1928. Т. III. Под ред. и с примеч Л. Б. Модзалевского. М. — Л., «Academia», 1935.
Письма посл. лет. — Пушкин. Письма последних лет. 1834—1837. Л., «Наука», 1969.
Письма к Вяземскому — «Письма А. С. Пушкина, бар. А. А. Дельвига, Е. А. Баратынского и П. А. Плетнева к князю П. А. Вяземскому». СПб., 1902.
Плетнев — Плетнев П. А. Сочинения и переписка, т. I—III. СПб., 1885.
Полевой — Н. А. Полевой. Материалы по истории русской литературы и журналистики 30-х годов XIX в. Л., «Academia», 1934.
П. Иссл. и мат.-- «Пушкин. Исследования и материалы», т. I—IX. М. —Л., Изд-во АН СССР, 1956—1979.
Пушкин. Итоги и проблемы — «Пушкин. Итоги и проблемы изучения». М. — Л., «Наука», 1966.
Пущин — И. И. Пущин. Записки о Пушкине. Письма. М., Гослитиздат, 1956.
РА — «Русский архив».
Рассказы о П.-- «Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П. И. Бартеневым в 1851—1860 годах». М., 1925.
Р. библ.-- «Русский библиофил».
PB — «Русский вестник».
РЛ — «Русская литература».
PC — «Русская старина».
Рукою П.-- «Рукою Пушкина». Несобранные и неопубликованные тексты. М. —Л., «Acadernia», 1935.
Рус. инв. — «Русский инвалид».
РЭ — «Русская эпиграмма конца XVII — начала XX вв.» Л., «Сов. Пис.», 1975.
С — «Современник».
Семевский — Семевский М. И. Прогулка в Тригорское. — В кн.: Вульф А. Н. Дневники. М., изд-во «Федерация», 1929.
СО — «Сын отечества».
СО и CA — «Сын отечества и Северный архив».
СПб. вед.-- «С.-Петербургские ведомости».
СПч — «Северная пчела».
Стар. и нов. — «Старина и новизна».
СЦ — «Северные цветы».
Тел. — «Телескоп».
Томашевский — Б. Томашевский. Пушкин, кн. 1 (1813—1824). М. —Л., Изд-во АН СССР, 1956.
Тургенев. Хроника русского — А. И. Тургенев. Хроника русского. Дневники (1825—1826). М. — Л., «Наука», 1964.
Хитрово — «Письма Пушкина к Елизавете Михайловне Хитрово. 1827—1832». Л., 1927.
ЦГАЛИ — Центральный государственный архив литературы и искусства (Москва).
ЦГАОР — Центральный государственный архив Октябрьской революции (Москва).
ЦГИА — Центральный государственный исторический архив (Ленинград).
Черейский — Л. А. Черейский. Пушкин и его окружение. Л., «Наука», 1975.
Щеголев — П. Е. Щеголев. Дуэль и смерть Пушкина, изд. 3-е. М. —Л., Госиздат, 1928.
Эйдельман — Н. Я. Эйдельман. Пушкин и декабристы. М., ИХЛ, 1979.
ЯА — «Письма H. M. Языкова к родным за дерптский период его жизни (1822—1829)». СПб., 1913 (Языковский архив, вып. I).
- ↑ с этим чудовищем, с этим сыном, извратившим законы природы (фр.).
- ↑ вне закона (фр.).
- ↑ это так же злободневно, как вчерашняя газета (фр.).
- ↑ По крайней мере мое. (Примеч. Жуковского.)
- ↑ так как мой поступок неосмотрителен… то я предпочитаю казаться скорее легкомысленным, чем неблагодарным (фр.).
- ↑ я приговорен к гильотине; я взываю к милосердию, если это не удастся — придется взойти на эшафот; и я взойду, потому что мне так же дорога честь моего сына, как и его жизнь (фр.).
- ↑ приблизительно (фр.).
- ↑ я знаю автора анонимных писем, и через неделю вы услышите, как станут говорить о мести, единственной в своем роде; она будет полная, совершенная; она бросит того человека в грязь; громкие подвиги Раевского — детская игра в сравнении с тем, что я намерен сделать (фр.).