Переселенцы Трансвааля (Майн Рид)/Глава 5

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

Глава V. Тревога

Часа через два лагерь снова зашевелился. Кафры первые вышли из своего убежища, чтобы приглядеть за коровами. Кафры незаменимы в уходе за молочным скотом. На земле зулусов кафрское племя живет почти исключительно пастушечьим промыслом и молочным хозяйством, благодаря чему многие из них даже богатеют.

Молодые люди просили бааза дать им какое-нибудь занятие, и он предложил им устроить стрельбу в цель, чтобы испытать свое уменье и ловкость. Большего удовольствия он им доставить не мог. Ринвальды и Бломы старшие тоже были очень довольны этим развлечением для молодежи, тем более, что уменье хорошо стрелять, конечно, высоко ценится людьми, ведущими полный опасности кочевой образ жизни и привыкшими к охоте.

Пит и Гендрик ван Дорны, Людвиг Ринвальд и Андрэ Блом знали друг друга с детства и постоянно соперничали в играх.

По указанию бааза они, во избежание всяких случайностей, устроили тир несколько в стороне от лагеря. Мишенью им служила скорлупа от страусиных яиц.

Бааз, желая поощрить ловкость молодых стрелков, попросил свою жену пригласить на состязание госпожу Ринвальд и госпожу Блом, вместе со взрослыми дочерьми и детьми.

Многочисленность зрителей, конечно, волновала молодых людей и заставляла их сгорать от желания отличиться.

Все четверо — Пит, Гендрик, Людвиг и Андрэ — считались хорошими стрелками, учитывая их возраст. На сто шагов они четыре раза из шести попадали в цель. В двухстах шагах они тоже редко давали промах. Их длинные роеры можно использовать и на более дальние расстояния. Опытный охотник из этих роеров свободно мог убить средней величины антилопу на расстоянии трехсот шагов.

Предводители каравана и Карл де Моор стали держать пари, между тем как матери стрелков внутренне молились за успехи своих сыновей, чего, конечно, не решались высказывать вслух, чтобы не обидеть друг друга. Молодые девушки тоже втайне желали тому или другому из стрелков одержать победу над остальными.

Совершенно напрасно обвиняют женщин в том, что они будто бы не способны держать в себе свои секреты. Лучшим опровержением этой клеветы могли служить эти четыре девушки, так строго хранившие сердечные тайны даже от своих лучших подруг.

Пальма первенства должна была принадлежать тому из стрелков, кто, по прошествии известного времени, большее число раз попадет в цель. Пит и Андрэ усердно оспаривали друг у друга первенство. За ними следовал Людвиг Ринвальд. Что же касается Гендрика ван Дорна, то он безусловно был последним, оправдываясь тем, что у него была легкая ранка на большом пальце правой руки, полученная им утром на работе.

Каждый раз, когда пуля его летела мимо цели, он подносил раненый палец ко рту, дул на него и с досадою кричал:

— Проклятый палец! Ты причиняешь мне больше стыда, нежели боли.

Этим он давал понять зрителям, что виною его промахов не недостаток ловкости, а небольшая царапинка на пальце.

— Ничего, в другой раз ты будешь счастливее, Гендрик, — утешал его бааз. — Мне кажется, сегодня первым будет Пит. Ты уж так часто побеждал его на этом поприще, что, право, разок можно и уступить.

— Конечно! — сказал Гендрик. — Пусть уж лучше Пит будет первым, чем Людвиг… Все-таки не так обидно. Но, радуясь успеху брата, я никак не могу примириться с собственной неудачей.

Однако Питу не пришлось вполне насладиться своим торжеством: интересное состязание было прервано совершенно неожиданно.

Откуда-то вдруг донеслись звуки, похожие на отдаленные раскаты грома. Небо, между тем, было чистое, и в воздухе царствовало полное спокойствие. Нигде не видно было никакого движения.

— Стой! — прислушиваясь к звукам, крикнул Ян ван Дорн Питу, за которым была очередь стрелять.

— Что это за шум? — спросил Карл де Моор с какою-то необычною для него тревогою.

— Приближается! — заметил бааз, напряженно прислушиваясь к странному шуму.

— И усиливается! — добавил Клаас Ринвальд.

Через несколько минут боеры пришли к заключению, что привлекший их внимание шум не что иное, как приближение громадного стада диких буйволов.

Действительно, догадка их скоро подтвердилась.

Животные, двигавшиеся беглым шагом, разом появились на зеленом ковре луга, образуя коричневое пятно окружностью в несколько сот метров.

Молодые стрелки обрадовались случаю отличиться. Эта цель была поинтереснее страусиной яичной скорлупы.

Счастье молодых охотников было бы безгранично, если бы не одно обстоятельство, заставившее невольно предположить, что дело может окончиться очень плохо.

Громадное стадо буйволов, очевидно, искало воду. Для того чтобы достигнуть ближайшим путем реки, им необходимо было пройти прямо через место стоянки боеров. Конечно, при этом они могли разрушить весь лагерь. Колючая изгородь не в состоянии была остановить страшного натиска сильных животных. Этот живой вихрь сокрушал все, что попадалось ему на дороге.

Действительно, даже приближение циклона не могло быть ужаснее.

Все сразу поняли серьезность угрожающей опасности. В одну минуту все переполошились. Испуганные женщины бросились собирать детей, разбредшихся по лугу. Одна госпожа ван Дорн не растерялась и показала себя вполне достойной подругой бааза. Она спокойно, хотя и поспешно, отдавала приказания, и быстро соображала, что следовало сделать.

Поднялся невообразимый хаос.

Дети кричали, слуги бегали взад и вперед, сбивая друг друга с ног.

Животные, и те почуяли опасность. Лошади ржали, взвивались на дыбы и рвались со своих привязей. Быки и коровы испускали зловещий рев. Собаки выли.

И лагерь, только что олицетворявший собою спокойный, мирный уголок, где все были веселы и довольны, вдруг превратился в настоящий пандемоний.

— На лошадей! На лошадей! Скорее! — громовым голосом командовал бааз. — Берите оружие — и за мной!

Боеры бросились к лошадям, захватив свои длинные винтовки, носящие название «роеры». Они поняли без дальнейших объяснений, что необходимо как можно скорее предупредить вторжение в лагерь диких животных, встретив их дружным залпом из ружей. Это было единственным средством спасения, но и оно могло оказаться неудачным. Все зависело от того, успеют ли вовремя боеры?

Буйволы были еще довольно далеко. Двенадцать охотников направились к ним навстречу.

По сигналу бааза, они остановились ярдах в трехстах от надвигавшейся колонны животных, в ожидании благоприятного момента для нападения.

Буйволы продолжали приближаться. Безо всякого сомнения, они бы опрокинули и раздавили горсть всадников, если бы у боеров не было винтовок. Но первый же дружный залп уложил на месте шесть или семь буйволов, причем несколько из них было ранено. Животные шли сплошной массой, и потому ни один выстрел не пропал даром.

Трупы убитых животных, загораживая путь, заставили все стадо остановиться. Испуганные, кроме того, громом выстрелов, передние ряды дрогнули и готовились было отступить, но задние, более храбрые или нетерпеливые, напирали на них, заставляя двигаться вперед. Двинься они снова — все бы погибло.

Боеры громкими криками и гиканьем старались предупредить новое наступательное движение буйволов. Вместе с тем, пользуясь их минутным замешательством, они сделали второй залп. Снова пало с полдюжины животных, и многих из них ранило.

Переселенцы вовсе, однако, не имели намерения устраивать бойню, им просто хотелось заставить буйволов изменить направление.

Желание боеров исполнилось скорее, чем они ожидали. Убедившись, что перед ними нешуточная сила, передние буйволы свернули налево и рысью бросились обратно — туда, откуда пришли. Все стадо последовало за ними.

— Ура! — крикнули боеры.

Баас обнажил голову и сказал:

— Возблагодарим Бога за наше спасение.

Благочестивому примеру Яна ван Дорна последовали все, за исключением Карла де Моора. Один он оставался неподвижен на лошади, не снимая шляпы и не присоединяясь к общей молитве. Следя глазами за удалявшимся стадом буйволов, он как бы не замечал того, что происходило вокруг него.

Это обстоятельство сильно поразило Клааса Ринвальда. Пока остальные всадники отъехали немного вперед, чтобы поближе рассмотреть бегущих гигантов, он приблизился к баазу и сказал ему:

— Наш спутник держит себя что-то очень… странно. Почему он не участвовал в нашей общей молитве? Мне это очень не нравится.

— Я думаю, что перенесенные им несчастья так ожесточили его, и он, по-моему, достоин только сожаления, — заметил Ян ван Дорн. — Не забывайте, дорогой Ринвальд, его хороших качеств. Он храбр и решителен, когда это нужно, не теряется в опасности, какого бы рода она ни была, очень умен, прозорлив и всегда дает дельные советы. Припомнив все это, вы едва ли решитесь осуждать его. Недостатки его вредят лишь ему, а хорошие свойства приносят пользу всем нам. Этого, право, вполне достаточно, чтобы прощать его странности.

Клаас Ринвальд молча пожал плечами и отъехал в сторону.