За Чатом так называемая старая казачья дорога направляется внутрь края, к урочищу Дузлуму, в котором и по настоящее время расположен казачий пост, поддерживающий почтовое сообщение между укреплениями Чаатлы и Кара-Кала. До сформирования закаспийской бригады корпуса пограничной стражи по всей пограничной линий поставлены были казачьи посты, нёсшие почти исключительно одну почтовую службу. Казармы этих постов, расположенные в тридцати — шестидесяти верстах друг от друга, изображали собою примитивные почтовые учреждения, через которые пересылалась служебная корресподенция; кроме того, лицам, проезжающим по этой линии по делам службы, давались верховые лошади, с уплатою по три копейки с версты за каждую. Ныне эта линия за ненадобностью снята, и лишь кое-где остаются казачьи посты с командами в восемь — десять человек. Дузлум расположен при слиянии Сумабра с Чандырью, и в этом месте находилось главное укрепление действующего отряда генерала Скобелева, а раньше Ломакина. Теперь лишь ряд полуразвалившихся зданий напоминают об этой крепости, сослужившей огромную службу в качестве главного опорного пункта. Казарма, занятая казаками, содержится в порядке. Огромная офицерская комната интересна тем, что в ней подолгу живал генерал Скобелев… Портрет Михаила Дмитриевича висит на стенке, напоминая случайному путнику о герое покорившем России Закаспийскую область и ныне совершенно забытом в этой же области.
Ввиду необходимости продолжать свою поездку по самой черте границы, мы принуждены были направиться к переправе через Сумбар по конной тропе, ведущей к пограничному посту Хор-Олум. Местность делалась всё пересечённее. Громадные промывы почвы в виде глубоких ям и оврагов заставляли наших коней осторожно двигаться по тропе. Река в этом месте глубоко прорезала почву, и воды Сумбара быстро неслись между отвесными берегами, на глубине шестидесяти — семидесяти сажень от поверхности, поэтому переправа через реку представляла из себя крутой спуск к руслу и ещё более крутой подъём на противоположный берег. Осторожно переступая с ноги на ногу, начали спускаться наши кони, вытянувшись длинною вереницею по крутому и извилистому спуску. Местами тропа, размытая водою и осыпавшаяся, представляла собою трудно преодолеваемую преграду. Чуть не садясь на крупы, сползали кони по крутизнам. Откинувшись совершенно на спину, в полулежачем положении, крепко держа в руке поводья, часто с замиранием сердца смотрели мы вниз, ежеминутно ожидая, что неверно сделанный лошадью шаг может повлечь за собою страшную катастрофу. Стрижи и летучие мыши, испуганные шумом падающих из под ног наших лошадей кусков земли, с резкими криками целыми стаями носились над нашими головами. С грохотом, поднимая облака ныли, падали вниз комья сухой глины… Внизу, около воды, в воздухе чувствовалась сырость и пахло гнилью. Река текла в этом месте незначительным ручьём, глубиною не более полуаршина… Подъём на противоположный берег был также труден, как и спуск. Слезши с лошадей и держась за их хвосты, с огромными усилиями, в течение более часа поднимались мы по страшно крутому подъёму, ежеминутно останавливаясь, чтобы хотя немного отдышаться. Обливаясь потом, едва передвигая ноги от усталости, достигли мы, наконец, поверхности и тут же легли на землю. Кони, тяжело водя боками, долго не могли прийти в себя, утомлённые двухчасовым спуском и подъёмом.
По направлению к горам местность на расстоянии двух вёрст была совершенно ровная, а дальше тропа пролегала по ущелью, которое должно было вывести нас к границе. Солнце между тем скрылось, и в непроглядной темноте мы двинулись далее по ущелью. Мрачные, безлесные холмы однообразно надвигались со всех сторон и, казалось, им не было конца… Проехав несколько часов по ущелью, мы заметили, что в некоторых местах оно соединяется с другими, делает повороты, а торная тропа, разделившись на несколько других, почти исчезла, слабо выделяясь на тёмном фоне местности.
— Кажется, мы ухитрились забраться не в то ущелье, в которое следует, и поэтому заблудились, — сердито сказал генерал, останавливая лошадь.
Все мы давно уже инстинктивно чувствовали, что сбились с дороги… Перспектива ночевать среди дороги, да ещё с пустым желудком, была не из приятных.
— Нужно сделать несколько выстрелов, услышат на Хор-Олуме и приедут на выстрелы, — решает он, слезая с лошади.
Вскарабкавшись на ближайший хребет и сняв с плеча винтовку, один из конвойных производит несколько выстрелов вверх… Глухо звучат выстрелы трёхлинейки, и горное эхо, подхватив их, повторяет где-то далеко по ущелью. Через несколько минут далеко за поворотом слышатся ответные выстрелы… Это уже не эхо… Пост где-то совсем близко. Сев снова на лошадей, мы поворачиваем в ближайшее ущелье и через несколько минут начинаем явственно слышать топот нескольких скачущих лошадей и звон оружия…
— Стой… кто едет?!. — резко слышится оклик, и из-за темноты выделяется фигура всадника, одетого в белый китель.
— Ваше превосходительство, в N-ском отряде происшествий никаких не случилось, — начинает он рапортовать, узнавая начальство.
Это командир отряда штаб-ротмистр Т., выехавший на выстрелы… Пост недалеко, в полуверсте за горою. Мы быстро двигаемся по направлению гостеприимно мигающего огонька и через несколько минут располагаемся в землянке, в которой размещён пост Хор-Олум, недалеко от чистого светлого родника, просачивающегося из скалы…
Хребет Кюрендаг и его продолжение, носящее название Сангудагских гор, почти совершенно безлесны. Тёмные каменные громады лишь кое-где покрыты редкими порослями арчи (горного кипариса), да порою из расщелин скал сиротливо выглядывают кусты инжира (винных ягод), указывая на присутствие подпочвенной влаги. Из-под камней, разбросанных у подошвы горных хребтов, разбуженные стуком конских копыт, с любопытством выглядывают ящерицы, поражая своею разнообразною окраскою самых ярких цветов. Блестя своею металлическою чешуёю и свиваясь красивыми кольцами, иногда показываются небольшие змеи, быстро исчезая среди камней. Лошади в таких случаях пугливо прядут ушами, как будто инстинктивно чувствуя присутствие опасного врага, борьба с которым затруднительна.
Серые, зеленоватые и жёлтые скорпионы, меланхолично постукивая своим хвостом, медленно выползают из нор, сердито извивая свой хвост при малейшем признаке опасности. Тишина царствует полная, и лишь иногда где-то высоко-высоко слышится клёкот горных орлов, с вышины высматривающих себе добычу.
Порою на страшной высоте появляется горный баран и, остановившись на мгновение, быстрым прыжком перескакивает через пропасть и исчезает из вида.
Между тем то спускаясь с высоты в долину, то снова поднимаясь на вершину хребта, мы, наконец, спускаемся в глубокую котловину, среди которой тёмно-зелёная группа деревьев резко выделяется из окружающей пустыни. Эго пост Сангудаг. Расположенный около хорошо разработанного родника, превращённого в бассейн довольно значительных размеров, пост и офицер помещаются в высоком светлом каменном доме. Благодаря присутствию воды, растительность, посаженная на плодородном грунте, достигла значительных размеров, производя своим видом особенно отрадное впечатление. Группа карагачей, широко раскинув свои ветви, окружает бассейн, имеющий вид небольшого пруда со светлой, как кристалл, холодною, ключевою водою. Бассейн выливает излишек своей воды небольшим ручьём, по берегам которого в нескольких десятках саженей от казармы сиротливо приютились три туркменских кибитки. Свежесть воды и окружавшей её зелени чувствовалась даже на значительном расстоянии, сразу придав бодрость нашим коням, измученным длинною дорогою. С чувством особенного, совершенно неизвестного людям, живущим в культурных местах, наслаждения раскинулись мы на ковре под тенью густой листвы. Испытывая какую-то приятную истому и общую слабость во всём организме, мы занялись чаепитием, поглощая массу горячей влаги, утоляющей жажду.
— Вот это, могу сказать, — прямо рай, особенно если вспомнить богом проклятый Чат, да и всю Атрекскую линию, — заговорил доктор.
— Здесь жить и умирать не нужно!
— Да, это вы верно говорите — в общем жить недурно, но всё же, если вспомнить, что от ближайшего человеческого жилья находишься на расстоянии двухсот вёрст, а от железной дороги пятисот, так даже страшно станет, — задумчиво ответил штаб-ротмистр, видимо отвыкший в этой глуши от людей и поэтому с каким-то особенным удивлением посматривавший на всех нас.
— Газеты, письма доходят до меня через два месяца, а пропитание достать здесь трудновато. Больше разными консервами пробавляемся, а нижние чины запасы сала имеют и из него варят борщи с разными травками, которые растут по ручью… Ну, а затем, каша из риса. Вот вам и всё. Охоты здесь трудные и поэтому дичь попадается редко. В кои-то веки удаётся подстрелить горного барана или козла, ну тогда и праздник настоящий бывает. От людей же совершенно отвыкаешь, начинаешь прямо-таки их бояться. За весь год, который я здесь, раза три командир отдела, да раз командир бригады были, вот и все. Редко-редко когда туркменскую перекочёвку где-нибудь в горах встретишь. Одним словом, настоящая пустыня. Здесь самое хорошее место для самоизучения. Волей-неволей поглубже в себя заглянешь и подумаешь кое о чём, о чём бы, живя среди людей, и в голову не пришло думать. А кроме того, в часы досуга занимаешься наблюдениями за различными явлениями природы, да над жизнью животного мира, немногие представители которого встречаются на здешних местах.
— Змей пропасть, — недовольным тоном заговорил доктор, брезгливым жестом указывая на свернувшуюся красивыми кольцами около дерева небольшую змею ярко-красного цвета.
— Змей? — протянул штаб-ротмистр в раздумье, как будто что-то припоминая. — Да, змей здесь много, но только в этом районе ядовитые попадаются редко. Здесь много так называемых степных удавов, — это, доложу вам, животное, с которым крайне неприятно встретиться. Длиною они бывают до трёх аршин и больше при толщине до четверти. Положим, что съесть такой удав человека не может, а помнёт да и напугает порядочно. При всём том зубы у него, как у собаки, и кусают они преисправно. У нас недавно случай такой был. Шёл один солдат по направлению к Хор-Олуму под вечер и в темноте, вероятно, довольно неделикатно потревожил покой такого удава. Так тот его основательно помял, а уж покусал лучше хорошей собаки. Напугался бедняга страшно, потом в лазарете в нервной горячке месяца два вылежал. Разновидность степных удавов встречается на юге России и на Кавказе, где они носят название желтопузов.
Просидев под тенью деревьев остальную часть вечера и тут же устроившись на ночлег, мы на другой день с раннею зарёю двинулись дальше.
Солнце ещё не жгло, а освещало окрестности, золотя их своими пурпуровыми лучами. Отливая багрянцем вырисовывались перед нами хребты гор. Отвесные гладкие крутизны стояли порою с обеих сторон ущелья, по которому пролегала наша дорога. Растреснувшиеся горные породы нависали над самою годовою. Казалось, достаточно лёгкого, незначительного толчка, чтобы эти массы нагромождённых друг на друга камней устремились вниз и раздавили весь наш караван своею тяжестью. Порою горы меняли свой желтовато-грязный оттенок и перед нами вырисовывались скалы то совершенно серого, то почти красного цвета. Огромные плиты какого-то камня привлекали общее внимание. Слои этих плит, как будто сложенные правильными рядами, казалось были распилены и сложены рукою человека.
— Это шифер или аспид, как его называют, — как будто угадал наш вопрос штаб-ротмистр. — Здесь его громадные залежи, есть целые горы из сплошного шифера. Мы из него выламывали фундаменты для постройки наших постов; но только жаль, что он мягок. Хотя в то же время, благодаря этому, он отлично поддаётся обделке. Ведь у нас тут офицер на все руки. Нужно строить, приказало начальство, я и превратился в архитектора, и ничего, целых четыре казармы выстроил; теперь офицерский дом заканчиваю. В общем вышло недурно. Хотя, скажу вам, пришлось преодолеть страшные трудности. Доставка деревянного материала за пятьсот вёрст вызвала в особенности много хлопот, да и стоила порядочно. Верблюд больше пятидесяти кирпичей или двух-трёх досок взять не может. Вот при таких условиях и приходилось вести постройку. Да и рабочих за деньги достать нельзя. Никто не хочет ехать в эту трущобу. В особенности же сильно пришлось помучиться со стёклами. Чуть не на руках их несли. Здесь нужно считать стоимость стекла на вес золота, да и то выйдет дёшево. Построить — всё построили, да потом до сих пор с контролем никак к соглашению придти не можем. Кабы они знали наши места, так другое сказали, а то, сидя где-нибудь в Баку, даже и не в состоянии себе представить здешних дорог и тех условий, при которых велась постройка. Требуют, например, от меня расписок с подписями лиц в получении денег, да ещё засвидетельствованные нотариусом или полицией. А где её возьмёшь, когда, с одной стороны, рабочий перс неграмотен, а с другой, — здесь ни нотариуса, ни полиции на триста вёрст в наличности не имеется…
— Дальше в горах попадаются и другие горные породы? — полюбопытствовал доктор, внимательно осматривавший кусок какого-то камня.
— Да, есть достаточно. Много встречается видов гранита. Мраморы есть всех цветов и оттенков, много малахита, а уж такие породы, как алебастр, и говорить нечего — их целые сплошные горы. Каменный уголь местами приходилось видеть, но этого мало. Вот вы в руках теперь держите, это кусок кварца с вкраплённой в нём свинцовой рудой. Железная же и медная руды встречаются часто. Старики-туркмены мне также говорили, что в этих горах в очень, вероятно, отдалённые времена, добывали много серебряной руды…
— В одно из своих скитаний по здешним местам я наткнулся на пещеру, которая, как оказалось, была входом в шахту. Весьма вероятно, что когда-то здесь производилась добыча какой-нибудь горной породы, потому что, спустившись в шахту, я увидел несколько галерей, идущих в разные стороны, причём в колодце, ведущем куда-то в глубину, виднелись остатки какой-то лестницы; кроме того, там же валялся какой-то сосуд и подобие топора, превратившегося в одну ржавчину… Пещер же и подземных ходов естественных также масса, но, конечно, никем исследований не производилось — слишком глухи здесь места и слишком удалены они от центров культурной жизни.