Пещера Лейхтвейса/Глава 2
| ← Глава 1 ЛЮБОВЬ ДОРОЖЕ ЧЕСТИ | Пещера Лейхтвейса/Глава 2 ЧУДЕСНАЯ ПЕЩЕРА : Роман | Глава 3 МНИМАЯ ГРАФИНЯ → |
| Источник: Соч. В. А. Редера. -- Санкт-Петербург: Развлечение, 1909. - 1368 с. |
В неописуемом блаженстве Лейхтвейс смотрел на прелестную девушку, стоящую рядом с ним у позорного столба, нежно обняв его.
Все мучения, вся горечь, весь позор минувшего дня, казалось, куда-то исчезли из памяти его.
— Ты пришла, Лора! Ты не оставила меня. Этим ты сгладила все, и я буду помнить это, пока буду жив. Пока сердце мое будет биться, я буду благословлять тебя! Лейхтвейс произнес эти слова в глубоком волнении, прижимаясь еще крепче к доверчиво склонившейся к нему девушке.
Лора долго целовала его в губы, глаза и щеки.
— Дорогой мой, — шептала она, — мой честный и отважный Веселый Гейнц! Не тебе меня благодарить, — я должна просить у тебя прощения за то, что довела тебя до позорного столба. Ты молчал, охраняя мою девичью честь, мое доброе имя. Из-за меня ты всенародно обесчещен. Ведь это я назначила тебе в ту ночь тайное свидание в парке, чтобы известить тебя о непреклонном решении моего отца выдать меня замуж за графа Сандора Батьяни… Я ненавижу и презираю этого венгра всей душой. Но сам герцог и его супруга, всегда так приветливо и мило относившиеся ко мне, и те стали на сторону графа. Я не знаю, чем Сандор Батьяни пленил весь двор, но приходится сознаться, что он имеет непонятное влияние на герцога, а через него и на всех других.
Нежно и боязливо, как бы страшась близкой опасности, Лора прижалась к закованному в кандалы Лейхтвейсу, крепко обнимая его. Она точно искала у него защиты и спасения от угрожавшей ей опасности от невидимых врагов.
Склонив голову на его плечо и глядя на него своими темными, бархатными глазами, она продолжила:
— Как сейчас вижу я ту ночь, когда мы с тобой, так же прижавшись друг к другу, сидели под вековой липой в герцогском парке. Я делилась с тобой моим горем и молила тебя спасти меня от надвигающейся гибели. Я клялась тебе, что скорее погибну в волнах Рейна, чем соглашусь попасть в объятья Сандора Батьяни. Вдруг ты внезапно вскочил, схватил лежавшее рядом в траве ружье, прицелился и выстрелил. Прогремел выстрел, и в парке раздался протяжный предсмертный стон. «Беги! — крикнул ты мне. — Беги скорее!» В безумном страхе я повиновалась. Я помчалась не разбирая дороги через кусты и в разорванном платье, вся дрожа от страха и ужаса, бросилась дома на постель. Я до утра не сомкнула глаз в ту ночь, на коленях умоляла я Господа Бога охранить тебя от горя и несчастья. На другое утро, за завтраком, мне рассказали печальную историю. Будто гоф-фурьер герцога Генрих Антон Лейхтвейс минувшей ночью был схвачен лесничим и его помощниками в лесу с дымящимся ружьем в руках. Убитый олень, лежавший в двадцати шагах от него, явно выдавал его вину. Говорили, что герцог был страшно взбешен этим поступком своего слуги, которого до этого времени он очень ценил, и приказал наказать его примерно. У меня при этом рассказе чуть сердце не разорвалось от горя и отчаяния. Ведь одна только я знала, что ты невиновен, что ты можешь одним-единственным словом снять с себя ужасное обвинение. Но я была твердо убеждена в том, что ты скорее пойдешь на пытку, чем выдашь судьям истинную причину твоего пребывания в парке.
— Да, Лора, — ответил Лейхтвейс, и в глазах его засиял луч искренней, теплой любви, — они могли бы пытать меня, предать смертной казни, но я все-таки не выдал бы нашей тайны. Что сказали бы жалкие сплетники и клеветники, если бы только узнали, что графиня Лора фон Берген, самая добродетельная, самая гордая из всех придворных фрейлин, которую за красоту ее прозвали «жемчужиной Рейна», любит человека, занимающего при дворе такое ничтожное место. Человека, у которого нет ничего, кроме чести и огромной любви и преданности к тебе, моя Лора.
Она крепко обняла его и поцеловала.
— Скажи мне, в кого ты тогда стрелял? — спросила она. — В кого ты целился в ту ночь? Я ведь до сих пор не знаю этого.
— Я разрешу эту загадку, — резко произнес Лейхтвейс. — Пуля была предназначена для графа Сандора Батьяни, твоего жениха, который, спрятавшись в кустах, подслушивал нас. Я хорошо видел его перекошенное от злости лицо. Меня охватила такая ненависть к нему, что я потерял всякую власть над собою и выстрелил в похитителя моего счастья. Но благодаря странной случайности пуля моя не попала в графа, а угодила в пробегавшего в этот момент за кустами оленя. Граф бросился бежать, а меня схватил лесничий со своими помощниками. Они как раз выслеживали этого оленя. И вот завтра, — глухим, надорванным голосом продолжал Лейхтвейс, — завтра меня запрут в тюрьму, и я навсегда лишусь своей Лоры.
Прелестная девушка подняла руку.
— Этого не будет! — воскликнула она. — Клянусь тебе нашей любовью и ясным светом озаряющей нас в этот момент луны, что я не допущу этого. Ты будешь свободен, мой Гейнц, а я, Лора фон Берген, буду твоей женой.
— Моей женой, — с блаженной улыбкой повторил Лейхтвейс, — моей дорогой, ненаглядной женой.
Слезы счастья и радости полились из его глаз.
— Теперь выслушай меня, — продолжала она, сильно волнуясь, — каждая минута дорога, мы должны действовать решительно. Палач спит, в его кармане находится ключ от твоих оков. Погоди — я возьму у него ключ.
— Лора! Ты для меня решаешься на кражу?
— Ты ведь страдал и мучился из любви ко мне. Ты сделал в тысячу раз больше, чем делаю я теперь.
Тихо подкралась она к палачу, спавшему крепким сном на лестнице ратуши. Оглянувшись кругом, осторожно запустила руку в кожаную сумку, висевшую у него на поясе. Красный Мартин безмятежно улыбался. Видел ли он хорошие сны или быть может только притворялся спящим, дабы дать возможность любящей белокудрой красавице спасти его друга. Веселого Гейнца? Так или иначе, но Лора благополучно вытащила ключ из сумки палача, и, спустя несколько минут, оковы с легким звоном упали с ног и рук Лейхтвейса.
Он был освобожден! Он может теперь покинуть позорный столб. Радостно обнял он Лору, и губы их слились в долгом, жемчужном поцелуе. Он с восторгом глядел в темные и полные страсти глаза самоотверженной девушки, не побоявшейся тайком пробраться на площадь, чтобы утешить и помочь освободиться своему возлюбленному. Наконец Лора опомнилась.
— Нужно расстаться, — прошептала она, — через неделю мы вместе навеки. Беги в горы, Гейнц, поживи у кого-нибудь из твоих друзей, которых у тебя там много. Вот возьми этот кошелек с золотом, он пригодится тебе. Через неделю должна состояться моя свадьба с графом Батьяни. Чтобы обмануть окружающих, я для виду соглашусь на все. Но когда граф отвезет меня в свой замок, ты должен быть наготове, чтобы увезти меня. Я пойду за тобой, куда ты прикажешь, я буду делить с тобой и горе и нужду, я буду работать. Если нужно, мы убежим с тобой в Америку и там начнем новую жизнь. Мы продадим мои драгоценности и таким путем добудем необходимые средства. Графиня Лора фон Берген умрет, а Лора, жена Лейхтвейса, будет счастливейшим созданием в мире.
— И пусть мне тогда завидуют боги. Прощай, дорогая. В нашу брачную ночь я приду за тобой.
— Пусть свет осуждает меня! — воскликнула Лора в слезах. — Господь видит мое сердце, он знает, что иначе я поступить не могу. С тобою я буду жить, с тобой я и умру!
Еще раз прижала она его к своей груди, и еще раз слились их уста.
Вдруг среди ночной тишины раздалась команда, послышались шаги приближающегося отряда солдат, и мерцающий свет факелов озарил часть площади. Во мраке выступила фигура графа Сандора Батьяни, быстро приближавшегося к ним во главе отряда солдат.
Лора быстро скрылась за выступом стены ратуши. Лейхтвейс поспешно намотал на руки цепи. Палач тоже встрепенулся и вскочил на ноги. Все они стали ждать объяснения внезапного появления графа Сандора.
Венгр поднялся по ступеням к главному входу ратуши, бросил недоверчивый взгляд в сторону осужденного, передал палачу запечатанный пакет и заявил: — Приказ Его Высочества владетельного герцога. Так как существует подозрение, что браконьера Лейхтвейса попытаются сегодня ночью освободить, то наказание его у позорного столба прекращается и преступник будет теперь же препровожден мною в тюрьму. Палач города Висбадена, я требую выдачи пленника. Тихий стон вылетел из измученной груди Лоры фон Берген, которая стояла за углом и была близка к обмороку.
«Все погибло, — подумала она, — погибло навеки. Из тюрьмы ему не уйти, и мне остается одно: или покориться нелюбимому человеку, или же искать смерти в волнах Рейна».
Красный Мартин тоже печально покачал головой. Приказу надо было повиноваться.
— Снимите у него кандалы с ног, — приказал граф Сандор, — а на руках оставьте. Впрочем, — прибавил он насмешливо, — при первой же попытке к бегству он будет убит. Ружья солдат заряжены боевыми патронами, и я уже отдал соответствующее распоряжение.
Палач сделал вид, будто исполняет приказание графа. Он сразу заметил, что оковы были уже сняты с Лейхтвейса. Но он не обмолвился ни единым словом и только, улучив момент, быстро шепнул осужденному:
— Не унывай, Гейнц! Бог видит правду. Если на то будет Его воля, Он выведет тебя и из тюрьмы.
Лейхтвейс был раскован. Солдаты окружили его и двинулись к тюрьме. Рядом с ними шел граф Сандор со шпагой в руке.
Так прошли они через площадь. Лейхтвейс еще раз оглянулся на позорный столб, где он страдал и где в то же время еще так недавно испытал столько счастья и сладостных надежд. Вдруг ему показалось, что он видит свою возлюбленную, озаренную светом луны. Она простерла к нему руки и затем скрылась. Солдаты свернули на одну из боковых улиц. Быстро шли они вперед, и вскоре печальное шествие вышло на ту улицу, где была расположена тюрьма. В немой тоске несчастный пленник взглянул на гору Нероберг, высившуюся в призрачном свете луны над красивой долиной, лежавшей в тени. Внезапно Лейхтвейса охватило безграничное отчаяние.
«Только теперь или никогда я могу добиться свободы, — подумал он, — если мне удастся бежать в горы, то я спасен, а если нет, то пусть лучше убьют меня. Что мне жизнь! Я все равно не перенесу утраты Лоры».
Справа, на окраине города, из темноты стали вырисовываться очертания серого мрачного здания, точно окутанного безмолвием смерти. То была тюрьма.
Осталось лишь несколько минут до того момента, когда Лейхтвейса запрут в этот гроб, откуда уже не будет никакого спасения. Граф Сандор Батьяни наклонился к своему пленнику:
— Вон там ты будешь томиться, — шепнул он ему со злобной улыбкой, — а в это время Лора фон Берген будет лежать в моих объятиях, в замке Вальдек, подаренном мне герцогом.
Лейхтвейс не выдержал и нанес цепями страшный удар прямо в лицо графу Батьяни. Венгр, громко вскрикнув, упал. В то же мгновение Лейхтвейс прорвался вперед. Точно гонимый охотником зверь, помчался он с быстротой ветра по направлению к Неробергу. Граф Сандор быстро вскочил на ноги.
— Стреляйте! — яростно крикнул он солдатам. — Что вы стоите, как истуканы, негодяи? Стреляйте в него. Изрешетите его пулями.
Солдаты образовали цепь во всю ширину дороги, так что пули должны были пролететь по всему пути. Одна из пуль неминуемо должна была сразить Лейхтвейса. Но прежде чем солдаты успели дать залп, из темноты вынырнула высокая женская фигура и спокойно остановилась перед самыми дулами ружей. Солдаты невольно опустили свое оружие.
— Не трудись, Сандор Батьяни, — прозвучал звонкий голос, как показалось графу, рыжей Адельгейды. — Лейхтвейса ты в тюрьму все равно не посадишь.
— Проклятая баба! — заревел венгр. — Повсюду становишься ты мне поперек дороги.
Со шпагой в руке он бросился к темной фигуре. Послышался пронзительный, насмешливый хохот, и шпага венгра рассекла воздух.
Таинственное видение исчезло — издали только слышался дикий хохот. Солдаты перекрестились.
— Десять золотых тому, кто поймает беглеца! — крикнул граф. — Он еще не добежал до гор. Вон он бежит. Живо за ним! Поймавшему достанется награда.
Десять золотых? Это подействовало. Шесть человек быстро сбросили с себя лишнюю амуницию и погнались за беглецом.
Батьяни тоже помчался вперед. Благодаря силе и ловкости он быстро обогнал всех остальных.
С каждой минутой расстояние между Лейхтвейсом и его врагами становилось все меньше и меньше.
Тело несчастного юноши вследствие долгого нахождения у позорного столба утратило свою обычную гибкость. Ноги ныли и болели, точно он бежал по раскаленным гвоздям; вызванная тесными оковами глухая боль в затылке доводила его чуть не до обморока. И все-таки он продолжал бежать вперед.
Он добежал уже до горных ущелий: сучковатые пни, непроходимый кустарник, сломанные ветром деревья, лежащие поперек дороги — все это задерживало беглеца, но вместе с тем служило препятствием и для преследователей. Задыхаясь, покрытый потом и кровью из ран на руках от шипов и колючих кустарников, Лейхтвейс держал путь к скалистой возвышенности, заросшей вековыми деревьями. За спиной его, шагах в тридцати, мчался Сандор Батьяни с пистолетом в одной и со шпагой в другой руке.
— Сдавайся, негодяй! Не то — пристрелю! — кричал венгр.
Не произнося ни слова в ответ, Лейхтвейс бежал все дальше. Вдруг он увидел перед собой шумный горный поток. Сильные дожди последних недель превратили ручеек в бурную пенящуюся реку. Нигде не было видно моста, брод же искать не было времени. А позади, за спиной, раздавались торжествующие крики настигающего его врага. Лейхтвейс еще раз вспомнил Лору фон Берген, еще раз представил себе ее милое личико и, прошептав ее имя, бросился в воду. Тут же его захлестнуло волнами. Но в следующий момент он вынырнул.
Сильными взмахами рук рассекал он волны и, спустя несколько минут, был уже на другом берегу. Он тотчас же начал взбираться наверх по крутой скале, преграждавшей ему путь.
Тут грянул выстрел. Пуля из пистолета Батьяни просвистела мимо головы Лейхтвейса, ударила в скалу и отскочила, не причинив ему вреда.
— Промах, граф Батьяни, — крикнул Лейхтвейс и с новыми силами стал перелезать со скалы на скалу. — Есть еще на небе Бог, он защитит невиновность и несчастную любовь.
Вдруг он вскрикнул от боли.
В приливе радости он не заметил сучковатого корня, оступился и упал. Нога, правда, не была сломана, но Лейхтвейс сразу почувствовал, что растянул сухожилие. Спустя несколько секунд нога уже опухла и невыносимая боль отняла у несчастного, затравленного юноши возможность бежать дальше. К счастью, он уже успел добраться до вершины скалистой возвышенности, иначе он сорвался бы и полетел обратно в реку. Он остановился, собираясь с последними силами.
Вдруг почти совсем близко он услышал голос Батьяни и в то же мгновение увидел, как с другой стороны горы подбегают три солдата. По-видимому, они обошли скалистую возвышенность с другой стороны и нашли более удобный путь для подъема.
— Пойман наконец! Теперь он от нас не уйдет. Теперь не миновать тебе уж тюрьмы! — доносились до несчастного возгласы его преследователей. Лейхтвейс в отчаянии пытался скрыться и, превозмогая боль, пополз в кусты.
— Нет спасения! — простонал он надорванным голосом.
Но тут ему показалось, что под тяжестью его тела земля падает, казалось, скалистая почва разверзлась у него под ногами, и с ужасом он почувствовал, что проваливается все ниже и ниже в какую-то мрачную бездну. Он попытался ухватиться руками за кусты, но ветки не выдержали тяжести его тела и сломались. Лейхтвейс исчез в глубине бездны, и кусты снова закрыли место его падения.
Минуты через две граф Сандор и солдаты приблизились к тому месту, где скрылся беглец. Так как они не видели, куда и каким образом исчез преследуемый, то, не останавливаясь, побежали дальше, в другую сторону.
Погоня, конечно, ни к чему не привела, несмотря на то, что граф Батьяни довел себя и солдат до крайнего изнеможения.
— Ему несомненно помог Сатана, — бормотали суеверные солдаты, — Лейхтвейс продал ему душу. Нечистая сила охраняет его от пуль и спасает его от всякой опасности. — Пусть даже сам Сатана его защищает, — прошипел граф Батьяни, — я все-таки сумею его разыскать. Лора фон Берген будет принадлежать мне. Через неделю состоится свадьба. И пусть тогда бродяга Лейхтвейс издали любуется, как я поведу мою прекрасную невесту к алтарю.
Несмотря на всю самоуверенность, которой граф Сандор пытался замаскировать свою неудачу, он все же в недоумении покачал головой, когда на всей возвышенности не нашел ни малейшего следа своего врага. Он не мог, правда, подозревать, что под его ногами, в глубине, под нагромождениями скал, находится огромная пещера. Пещере этой, начиная с этой ночи, когда благодаря чудесной воле Провидения Генрих Антон Лейхтвейс нашел в ней убежище, было суждено приобрести всемирную известность в связи с именем самого Лейхтвейса.
До него ни одна душа не знала еще тайны существования этой чудесной пещеры. А тот, кому впервые открылась эта тайна, лежал в это время на мшистой почве пещеры без памяти, весь в крови, и лишь только по слабому дыханию можно было заключить, что он жив.