Памятники литературного и общественного быта
Неизданные письма к А. Н. Островскому
М. —Л., «ACADEMIA», 1932
Дриянский, Егор Эдуардович[править]
1[править]
В надежде, что не посетуете на меня за докуку решился бомбардировать Вас этим посланием уважаемый Александр Николаевич. — Знакомство с вами наделило меня множеством добрых воспоминаний и я бы, пожалуй, писал к вам и чаще, еслиб не боялся надоесть. Теперь дело вот в чем:
Во-первых, прошу не отказать во внимании вручителю сей эпистолы — Александру Дмитриевичу Мирьякову: он же и дворянин и помещик и Адвокат и Актер и сверх того человек выучивший наизуст «Свои люди» поелику видит в них много толка. Коли угодно познакомиться с ним — дайте гитару в руки и заставьте говорить по жидовски: тут — и ложись умирай. Во 2-х, в прошлом Августе я послал к М. П. Погодину «Квартет» и просил его поместить в прошлогодние м-цы; теперь получил от него письмо, из которого видно, что: «до сих пор не могут выручить повести из Цензуры».[1] «Соблазняет-де первая сцена из офицерского быта». Я отвечал, что, в случае нужды можно из 3-й главы выбросить лишний соблазн, оставя в ней одну только необходимую связь с предыдущими, сверх того «Квартет» писал весьма осторожно и не думаю, чтоб после «Коляски» Гоголя и Вельтмановской «Офицерской пирушки» (Офицер. Пирушка) где все так резко и безвыходно — можно было к чему-либо придраться: в «Квартете» ясно просвечивает идея автора отнюдь не противная Цензур. Уставу. Досадно, чорт возьми! Прошу и молю Вас — выведите меня из неизвестности, неоткажите уведомить, на которой точке замерзания повис Квартет и чего ждать впереди: сомнение и неизвестность меня обуревают и вяжут руки… Я просил Михаила Петровича выручить его из цензуры или уничтожить — чорт с ним и со всею литературой — лучше порскать. В случае пропустят и не больно окарнают, просил поместить в Апрель или Майскую Книги; будьте моим ходатаем и в этом деле и тем довершите уверенность в добром вашем ко мне расположении поелику в надежде на него остаюсь к Вам с истинною преданностию
P. S. Поздравляю Вас с новым успехом. — Достойному — достойное. С удовольствием читал 15 No Москов. Ведомостей и от души порадовален. Нетерпеливо жду прочесть ваше новое дело. Сергею Николаевичу низко кланяюсь. Ах, кабы бог привел скорей свидеться! Извините, спешу. —
2[править]
Благо — решился один раз, так теперь пошел писать и досаждать вам, почтенный Александр Николаевич! Теперь только держитесь, и, хоть браните, а все-таки читайте вторично мое послание. —
Б прошлом письме, чрез Г. Мирьякова, (вторично уже переданном вам Г. Повалишиным,) я убедительно просил Вас потрудиться известить меня о положении моей рукописи, десять м-цев назад тому отосланной для напечатания в прошлогоднем Москвитянине, на что сперьва получил было согласие Мих. Петровича [Погодина]; но, в прошлом Генваре он известил меня, что рукопись о сю пору не выдает ему цензура по случаю оказавшихся в 3-й главе противузаконий — и вместе с тем о том, что он возьмет ее и убедит Цензора в ничтожестве его подозрений.
Решаюсь вторично и убедительно просить Вас: бога ради заберите справки о положении дела и не откажите обязать меня уведомлением. Неизвестность всего досадительнее, а писать еще к М. П. [Погодину] не решусь ни за какие пряники. В редакции не имею знакомых и полагаю единственную надежду лишь на Вас.
Бога ради, не оставьте в туне просьбы вам истинно преданного и готового на всякую послугу.
P. S. Что же для меня всего страннее, рукопись запрещена, а редакция всякий раз публикует о ней в Москв. Ведомостях? — Заглазное дело никуда негодится! Мой адрес:
Егору Эдуардовичу Дриянскому в г. Раненбург, Рязанск. губ.
3[править]
Ждал, ждал я Вас, любезнейший Александр Николаевич, в наш обетованный, да, вот уж и Фомина прошла. Видно быть тому так!
Прескверная дорога. Я доплыл только на 3-й день праздника к месту. Станции делал верст по 11-ти, просто была мука: ночевал в болоте! В половину только исполнил Ваше поручение потому, что посланный от меня не застал только нескольк. часами Григоровича: он ускакал в Москву; следоват. Ваше письмо к нему о сю пору не распечатано. Шут его знает, зачем ускакал так рано; сама мать не умеет объяснить его цели и намерения: по словам, он должен быть теперь в Петербурге, куда она должна адресовать письма, не знаю, был ли он у вас проездом?
Не умею сказать, что делаю сам все время. За работу не принимался еще. Страшно. При том же, правду сказать, у меня трудные роды. Все еще думаю. Авось, выносится; к зиме что-нибудь да вылупится. Прочел Москвитянина от доски до доски: пропасть ошибок. Не знаю, чем занимаются ваши корректоры! Коли пойдет в смеси Охота на июль пришлю вам Регалию; между дела успею. Всего бы лучше было увидать вас в Кашире: то-то бы обрадовался! Раз десять читал Каширянам Свои люди: есть человечка два смыслящих дело — прочее все — такая шваль, что боже упаси Да благословит Св. Аввакум доброе начало. Судя по перемене дирекции мнений, к будущ. году отсюда явятся четыре подписчика на Москвитянин. Пересылка идет медленно; сегодня 13-е, вчера вернулся посланный, а майской книги нет еще. Сергею Николаевичу и Колошину передайте мой низкий поклон. Поручаю себя вашему доброму расположению и благодарю за добрые впечатления, поселенные во мне приятным знакомством нашим. Давай бог нам лад да склад а Москвитянину ходкий путь и простор. Будьте уверены в истине моего полного уважения и преданности, с каковым останусь навсегда готовый к услугам
Михаилу Петровичу прошу засвидетельствовать мое почтение.
Майя 13
С. Воронцово.
4[править]
Посылаю вам, любезнейший Александр Николаевич, статейку в Смесь. Душевно рад, что удалось выполнить обещание: не знаю, хорошо ли. От вас зависит оценка; мое дело было сделать — как сумелось. Правду сказать, я было начал ее сперва без основной идеи, а так, просто — с плеча! но вникнувши после в дело, когда оно пошло ровнее, нахожу, что этот отдел есть неисчерпаемый родник для пера, а потому, быть может ни к селу, ни к городу окрестил ее Мелкотравчатыми[2] и расположил так, что впоследствии можно будет разбить их как душеньке угодно: что нужно, выбросьте, не жалейте; ведь статья даровая!
Бога ради, не поленитесь перебросить в мою тихую келью строчки две-три и выразите ваше мнение, а также и то, чему держаться и что кинуть, если в Смеси пойдет Охота? Она таки было хорошо нашлась у вас. 2-го майя книжку Москв. я получил, но в ней уже нет этого отдела: неужели вы его бросили? Это все бы нужно мне знать.
Я почти не принимался за дело; ждал вас нетерпеливо — но, видно, по-пустому: подозреваю, что вы там порядком покучиваете. А очень бы не дурно было встретить вас тут и посоветоваться: один в поле не воин! все как-то не верится себе.
Если поступят в печ. Мелкотравчатые, то сделайте милость, отделите мне экземпляр, пяток (всего-то выйдет лист. 10, я думаю); пошлю их в Раненбург. Да не забудьте выполнить обещание Ваше и на[щ]ет экз. Одарки.[3]
Прошу передать мой низкий поклон Автору Лихача, Садовскому и Сергею Николаевичу. Очень, очень обрадовали бы меня своим письмом, а еще оченнее известием о том, что гласят Свои люди. Неужто Вы о сю пору не — Сочлись и не свели концов с глупыми и мелочными притязаниями?!. Я думаю, что Михайло Петрович уже давно в Лондоне. Да будет с вами мир и вечная благодать. Прощайте. Спешу, благо, есть [а]казия.
Вас душевно уважающий
P. S. При печатании статьи, делайте от редактора выноски по табличке, приложенной в конце Охотнич. терминов.
5[править]
И не думали, конечно, что я разражусь к вам этим посланием, любезный Александр Николаевич, а между тем, вот что побудило настрочить его. Вчера, сидя в своем шелудивом No, за стаканом кофе, начал читать город[ской] листок № 97-й.[4] Признаюсь и поразила и возмутила меня эта наглая и придирчивая сплетня: видно, что друзья, пользуясь вашим отсутствием, вздумали насолить. Вырезываю нарочно фельетон и отправляюсь к Агафье Ивановне, чтобы послать его к Вам; из него ясно увидите, до какой дерзости доплыло возведение Литературного Мифа, этот, какой-то Г. Горев (сочинитель вишь комедии?! подвизающийся на театральн. поприще) я полагаю, не что иное, как невинное орудие щелкунов и завистников ваших. Но, нелепица и брань, доведенная от устных толков до печатного вызова, по-моему не должна уже быть обходима молчанием. Вчитайтесь и увидите ясно, как ядовита и вместе бессмысленна основа всей этой болтовни. Вы, конечно, лучше знаете, как поступить с этим делом, но, на мой сгад — следовало бы пугнуть этих Г. Г. Правдовых.[5] Этак, пожалуй, у нас ни один дельный литератор не обойдется без двойника и, с легкой руки, начав с Вас, Правдовы станут родить их десятками. Впрочем, как знаете. Скажу только одно, что меня это возмутило.
Каково живется вам? а у нас в Москве пыль и скука. Краевский уехал 25 Апр[еля] почти ничем не кончив со мной; обещал, однакож, начать печат. Кв[артет] с Июльской книги, если не заупрямится Цензура. Хочу лето прожить на даче. За Комед[ию][6] жду 300 р.
Е. Дриянский.
Р. S. Гурию Никол, мой поклон. Агафья Ивановна приказала написать к вам, что она здорова и сказать больше нечего.
3 Мая.
6[править]
5 Мая 1857.
Вчера я был у Агафьи Ивановны: она возится с цыпленком — а тот кричит на весь дом, Николка вертится тут же подле короба с новорожденным, а сапоги на нем — настоящий Китаец! и вдобавок голое гузко. Агафья Ивановна кланяется вам; писать не будет: она здорова и все вокруг благополучно.
Прочел ваше письмо от 29-го и порадовался; за Квартет, добрейший Александр Николаевич, вам — спасибо! крепкое и всегдашнее. Дай-то бог, чтобы чрез ваши руки проклятое дело это отошло от моих рук. Надоело. Вспомнить страшно.
Эдельсон еще не вернулся. Его, бают, какой-то Бар. Корф усадил за какое-то дело. Модестов на днях вернулся из Питера: он был в театре при первом выходе Прова Мих. в Люб. Торцове — минут 10 простоял при появлении, а в сцене с братом фурор в публике дошел до исступления и неистовства. Во время всей пьесы «bis» повторялось раза три. Вслед за тем он играл в Женитьбе. Самойлову, говорят, приходит плохо. В Петерб. Ведом, писали коротко, обещая подробный разбор всего репертуара.
Проводивши вас, мы почти все дни путались; закончили Сокольниками 1 мая. Григорьеву отпуска еще нет. С Потехиным вышла оказия: Беринг увидал его в театре — выписал к себе и приказал сбрить бороду. Накануне поездки к Берингу он был у меня с Железновым и — бедняжка — переконфуженный во-всю. Третьего дня уехал в Кинешму все-таки в бороде.
Крылов вносит свой пай в Москвитянин, с целью оппозиции против Каткова и Ко. В сентябре объявят; Григорь[ев] заведывать будет Славян, отд. Гурию Николаевичу мой поклон. Пишите о себе чаще, а на случай, что понадобится, поручайте, Все будет сделано. Мой адрес: на Патриарших прудах д. Васильевой.
Е. Дриянский.
7[править]
Слыхнулось мне, любезнейший Александр Николаевич, что Вы пробудете в Пб-ге еще дней десять, а потому и строчу это послание, желая тем напомнить о себе, и надеюсь, что; вы не откажете привести мое дело с Квартетом «к окончанию». Извините, пожалуйста, что я вам этим докучаю. Также не забудьте захватить и Патериковскую рукопись.
У вас я не был за недосугом и Аг[афьи] Иван[овны] не видел. Без вас же с бедным И. Ф. Шестаковым подеялась неприятная штука: его потянули к допросу за последнее малеванье, но, что всего хуже так это то, что украли у него фрак, штаны, жилет и галстук и тем лишили всей представительности для будущей аудиенции с Закревским. Бедняк, где коротко, там и рвется,
Прощайте, будьте здоровы: жду вас с нетерпением ваш
27 Мая.
8[править]
Уважаемый Александр Николаевич,
Нечаянным манером я очутился на пути к Серпухову, где пробуду два дня; а потому не в состоянии исполнить моего обещания и проводить вас завтра до станции железной дороги, как думал это сделать даже сегодня утром.
Надеюсь, что вы не откажете устроить мое дело с Квартетом в Пб-ге так, как бы он был ваше собственное дело. Если же Редакторы признают его и теперь вещью негодною, то бога ради привезите его с собой: лучше умереть с голоду, чем преклонить выю перед людьми, у которых корысть заглушает правду.
Поезжайте с богом, счастливый путь. Не забудьте вам преданного
P. S. Заехал к Александру Ивановичу и выпросил нарочного — не доверяя городской почте.
Алек. Иван, вам кланяется.
9[править]
Давно собираюсь писать к вам, любезнейший Александр Николаевич, да не знал верного адреса; теперь, кстати, Аг[афья] Ив[ановна] едет в Углич и это дает возможность — повести с вами беседу пообъемистее. Новостей у нас было довольно, но, не обо всех стоит говорить; главное, что в особенности может вас интересовать — это необыкновенный успех Садовского в Пб-ге. Об ртом вы верно уже слышали и от Евг. Никол., который поехал Волгой в Казань и в Костроме намеревал пробыть с вами дня два. Пров Мих. вернулся накануне Семика; увиделись мы с ним в Марьиной роще. Говорил много обо всем и между прочим очень рельефно выражался о проделках некоторых адептов Петербургских] театров и литератур, мирка. О скверностях Петерб. фельетона трудно говорить без длиннот и желчи; нельзя однакож не поздравить вас с новым даром — брать целиком лица и содержание для своих пьес из репертуара, напр., хоть бы — театра С.-Мартенских Ворот, (зри фельетоны П-х Вдтей)[7] Теперь, прощай Горев! Да и к чему подобные сотрудники ловкому автору, имеющему у себя под рукой книжицу в роде: La BoulangХre Ю des [?] и т. п., прочел и — Большовы, Бородкины, Торцовы, Расположенские посыплются, как горох; а такой талант, как теперь только достойно оцененный Пб. фельетонистами и даже понятый г. Гречем, г. Садовский — что хотите сделает и русским и понятным на сцене, как бы оно ни было бездарно, слабо и темно в книге. Нет, воля ваша, а я той веры, что между скверными людьми в мире сквернейшие суть — фельетонисты.
Григорьев еще в Москве, хотя отпуск получил давно. Теперь он мычется страшно — вот по какому случаю: в одно прекрасное утро Погодин вызвал его к себе и передал ему Москвитянин, с правом полного и безотчетного распоряжения журналь[ной] частью и с буд[ущего] года Григорьев остается единственным его редактором без участия Погодина, кот[орый] обязан доставлять лишь капитал на издание и плату за статьи; 8-го послана уже бумага в министерство. Программа написана ловко. Я к вам ее, пожалуй, пришлю. Co to bentze?!
Теперь скажу Вам о своей болячке. Железнов ездил в Пб-г, ознакомился там со всем людом и, между прочим, виделся с Панаевым. Заговорили о Квартете. Панаев вытащил его из стола и держал такую речь: «Не знаю, с чего выдумали присылать ко мне такие вещи, кот[орые] я никак не решусь допустить на страницы моего журнала. Язык — варварский; слог невыносимый; содержания никакого. Поверя письму Островского, я прочел печатное, выбросил несколько страниц, напечатал из них 2 листа и теперь остаюсь в убытке. Скажите, вы знакомы с автором? Сколько ему лет?»
Саввушка мой держал, в свою очередь, приличную речь. «Жаль. Ну, так если вы знакомы с г. Дриянским, передайте, пожалуйста, ему, что я очень уважаю его прежние статьи и скажите, что он успел уже заискать себе некоторую известность, но Кварт[ет] пусть уничтожит; он этим повредит себе. Это видно, что вещь давно лежалая и ему хочется получить за нее деньги. Ну, будь тут листа 3—4… Я дочитал только до полковника — дурак, каких нет на свете… ни одного характера. Офицеры эти путаются, как сумасшедшие… дальше я не читал — и печатать не могу: вещь сырая, грубая, невыдержанная. Посоветуйте пожалуйста автору, чтоб он ее уничтожил для спасения собственной репутации, а если есть у него какой-нибудь разсказец, повесть или что-нибудь в роде этого — „Лихого Соседа“ вот, что вышел в Библиотеке, покороче, пусть присылает; я плачу 50 р. за лист и возьму с удовольствием и т. д.».
Воображаю каков бы был «Квартет», вышедши из рук Панаева. Железнов говорит, что он при чтении из глав до Непотачкина, на кот[орых], по счастью, остановился, назначил к исключению целые страницы. Пришлось бы публично отказываться от своего дела. Впрочем, чорт его знает, мож. быть Кв[артет] и в самом деле так гадко, как говорят, или на нем лежит, незримая нами, печать проклятия. Скверно!..
Прощайте. Благодарю еще раз за ваше доброе участие. В ваше благородство я верил и верую навсегда, что делать, если дело не клеится?.. Эх, гадко!
Семевский вам кланяется, он в восхищении от «Доход[ного] места». Служба ему не везет; теперь поступил в должность учителя Словесности при Павловском Кад[етском] Корпусе. Железнов тоже бьет вам челом. Пожалуйста, не ленитесь извещать нас о себе хоть изредка.
Е. Дриянский.
Гурию Николаевичу мой поклон.
10[править]
Пожалуйста, доставьте посылаемый экземпляр П. М. Садовскому. Я бы отослал к нему с нарочным — да не знаю где живет. Завтра по вечере обещал быть у меня А. А. Григорьев; не будет ли милости вместе — почитаться, коли свободны? Сейчас получил черновой Квартет.
Е. Дриянский.
11[править]
Уважаемый Александр Николаевич,
Простите бога ради, меня за докучиливость. Я к Вам с новой просьбой: сделайте милость
одолжите мне еще 12, а если можно то и 15 руб. На второй или 3-й неделе поста я должен получить из Рязани 300 руб. сер. и в ту же минуту, как эти, так и прежние 8 р., привезу вам с благодарностью. Теперь же, просто — кричи Караул! Сделайте милость, помогите. Сам я не могу явиться от страшной зубной боли. На Маслянице надеюсь побывать у вас персонально, а теперь рассудил послать свою Личардиху. Будьте здоровы и благополучны.
Е. Дриянский.
P. S. К Ковалевскому отослал; благодарю вас крепко за последнюю редакцию письма — вышло щегольское. Что-то будет?
12[править]
Что скажу я Вам, уважаемый Александр Николаевич, относительно общего нашего дела, о котором расположился было вчера ехать к вам и столковаться окончательно, когда именно нам тронуться в путь — чего так жажду и желаю…
Ко вчерашнему дню я привел было дела свои в такой строй, что уже вполне надеялся доброго всему конца — ан нет. Новая закорючка. Просто ноет душа и озлобляется сердце, — от этих поганейших и нежданных толчков жизнь становится, наконец, до того постылою, что, право, не знаешь, как с нею быть…
Знаете, я не фаталист и верю: что все несообразности и неудачи зависят исключительно от нашего неумения орудувать делом, от непрактичности, нерасчетливости и т. под. причин, но о себе имею право сказать, что я именно — та исключительная личность, для которой придуманы нарочно исключительные препоны во всем. Напр., я твердо уверен, что если мне предстоит завтра перейтти улицу для того, чтобы получить что либо желанное, даже должное в смысле интереса и т. д., непременно посреди улицы окажется либо загородка, либо канава непроходимая, одним словом то, что скажет — ступай назад! Другим можно, тебе нет!
Чорт знает, что такое!.. Завтра быть у вас не могу. В понедельник приеду пораньше. Так ли, сяк ли, бог меня убей, становится совестно ра самого себя.
И кружится голова и тоска разъедает душу.
До свиданья в понедельник
Е. Дриянский.
Суббота
13 Апр. [1860]
13[править]
Уважаемый Александр Николаевич.
Бывши у Вас в понедельник, я слышал от Агафьи Ивановны, что Иван Федорович собирается дать вечер в Купеческом, и что не безвредно было бы для него пригласить Ляхова с бандурой, а то, пожалуй, и Васильева с Мертеном — о чем я озаботился уже им передать; оба первые изъявили на то живейшую готовность. Если, действительно, это потребуется Ивану Федоровичу, пусть напишет ко мне, или же, если будет так добр, то завернет завтра лично на чашку чая в мою скудную конуру: оба (Ляхов и Васильев) будут у меня со скрипкой и гитарой, и если будет свободен Паж и Отнер, то состовится даже квартет. Послушать, есть что… Не будете ли и вы добры и свободньГ на проведку истинно преданного Вам
Дом Померанцева и квартиру мою укажет лавочник близь церкви Ивана Предтечи.
22 Апреля [1862]
14[править]
Уважаемый Александр Николаевич.
Вы часто бываете у А. Н. Андреева, где, конечно, встречаете и А. Н. Рамазанова; не забудьте, пожалуйста, передать ему, что я жду с нетерпением его статью о рисунках Боклевского: продажа идет до того плохо, что вчуже берет жалость за него. Хорошая рекомендация в таком случае вещь важная; он же обещал замолвить о них еще на 2-й неделе поста.
Все собираюсь к Вам, да никак не угожу. Дела оказывается столько, что никак не выберешь свободного дня. Из магазина Базунова извещают меня, что Катков зачем-то доискивается моего адреса, и Писемский тоже справлялся у них об этом. В случае спросят Вас скажите, что я живу на Средней Пресне в д. Померанцева № 11-й, в переулке, против ц. Иоанна Предтечи.
На праздник буду у вас, а на этих последних неделях хочется посидеть по пристальнее за делом.
Ляхов просто пузом хочет чтоб вы побывали у него в концерте, я дал ему Ваш адрес.
Да будет над вами благодать божия.
Вам преданный
Агафье Ивановне и всем домочадцам вашим мой поклон.
15[править]
Командирую к вам и г. Форета и Туза.[8] С первым, надеюсь, вы уладитесь в раз; если удосужитесь прочесть второго, не откажите составить от себя коротенькую рецензию; авось, она хоть немного двинет мое грешное дело. Просто тоска меня с ним одолевает.
Вам преданный
16[править]
Батюшка, Александр Николаевич. Вчера у меня совсем из памяти вон, попросить Вас — при случае осведомиться у кого подобает: на много ли я могу рассчитывать экземпляров «Туза» для отсылки в Пбг (на чистые, конечно, деньги, а не на комиссию). Вы, наверное, будете видеться с Кожанчиковым и с Сергеем Васильевичем, которому прошу, передать мой задушевный поклон; им обоим это дело знакомисто; можно будет на деньги дать и до 25 %. Сверх того, может быть, Вам случится поговорить об этом и еще с кем-нибудь; а мне, правду сказать, Знать об этом — куда бы не мешало. В Москве, я знаю, что экз. 200 разойдутся в раз.
Всем этим Вы много одолжите истинно преданного вам
В Марте.
17[править]
После убийственного передвижения на пароходе и в вагоне я прибыл в Москву только в понедельник утром, полубольной, и не заехал к вам, как располагал, потому, что извощик протащил меня через устинский мост. Три дня вослед затем пролежал безвыходно дома с распухшей ногой и на четвертый очутился уже в Клинском уезде, откуда вернулся только 8-го и 9-го был у вас. Вот почему и замедлил этим известием, которого, верно, давно от меня ждете. Дома у вас все благополучно, дети здоровы, бабушка тоже; Миша [?] страшный и как говорит бабушка, скучает по брате; Маша будет красавица вполне; она сделалась, как говорят, очень резва и развязна; пошла прямо ко мне на руки и попрыгала достаточно; прежде, говорят, на такой подвиг вызвать ее было трудно. Дом ваш еще далек от окончательной отделки; бабушка очень недовольна действиями подрядчика; печи кончены; верх при мне оклеивали обоями, но оклейку нижних комнат оставят до вашего приезда; крыльцо переделано, но еще только загрунтовано; двери собираются красить; внутреннюю лестницу на верх устроили из бывшей кухни, что, по-моему, кажется очень удобно. Кухонная печь и плита с котлом устроены наверху от этого две передние комнаты внизу стали просторнее и чище; полагаю, что несмотря на отступление от вашего начального плана, взглянувши на все, вы останетесь довольны.
Вот все, что смогу на этот раз передать вам, уважаемый Александр Николаевич. Вчера заезжал в Контр. Палату, чтоб свидеться с Петром Николаевичем, но он недели полторы как не ходит; не знаю причины, верно дачничает. В Москве со дня моего приезда стоит духота невыносимая и пыль столбом или лучше сказать — город скрылся в пыльном облаке. Так поэтичнее. Обапольные дачники тоже першат. Слава богу, покончил с чужими делами; теперь примусь тверже за свои, так, чтоб к 1-му сентября поочиститься совсем. 1Как-то вы удите? Тут ни у кого не клюет. Вчера виделся с яростным рыболовом Багриновским — тоже не хвалится. Иван Егорович уже в Самаре и заправляет театром в отсутствие Рассказова. Этот приезжал сюда на 3 дня для закупок.
Прошу передать мой поклон Марье Васильевне, а Саше при прощаньи Миша поручил тоже кланяться блату и мамаше с папой.
Будьте пуще всего здоровы и все будет ладно.
10 Августа [1868][9]
18[править]
Добрый, глубокочтимый Александр Николаевич.
В понедельник я с утра выбрался из дома; с твердым намерением быть у Вас, поздравить с наступающим праздником и привести к одному знаменателю все, что так тяжело гложет меня относительно моего священного долга перед Вами, но, дьявольская кура и непогодь допустила меня только до моста и совершить мой поход пешком и без калош не было никакой возможности. Тоже повторялось и следующие за тем дни. Между тем, мне так необходимо в настоящее время видеть вас, порешить скорбное и пятнающее меня дело и, надеюсь, уйти от Вас с обновленной душой… Узнавши все, что творилось со мной в продолжение этих 5 месяцев, Вы по благородству своему, надеюсь простите меня от души и разлучитесь со всеми сомнениями, какие немудрено, и западали в Вас, при мысли обо мне. Обстоятельства мои вследствие всего, сложились теперь так, что я очутился на распутии трех дорог: прямо итти плохо, направо — плоше, налево — и того хуже; но все еще, благодаря бога, я остаюсь не без твердой надежды — притти в раз к благому концу и, наконец, перевести дух!
В воскресенье надеюсь верно быть у Вас, если же что отклонится, то рано утром 1 мая, чтоб застать Вас дома, хоть будут камни валиться на голову, прибуду непременно, потому что видеть, наконец, Вас, сделалось для меня необходимою и целебною потребностью.
Душевно желаю застать Вас совершенно здоровым. Марье Васильевне и всем вашим мой нижайший поклон.
Е. Дриянский.
25 Августа [1869]
19[править]
Дай бог вам здоровья, добрый, уважаемый Александр Николаевич, — за Ваше письмо. Вернувшись вчера домой, я прочел его, признаюсь, со всеми болями сердца и послалось мне после этого очень-очень плохо; за то, проснувшись утром, я ринулся, как дикий кабан и вдобавок раненный, с Вашим письмом и с вопросом: «прочтите, и скажите, что вы со мной делаете»? По справке однако ж оказалось, что меня, вот уже десятый день мучите не понапрасну, а на законном основании. Деньги 4/т. р. взысканы, отосланы, но еще не получены. (Подробное значение этого дела, объясню при свидании.) Теперь мне остается спросить у вас еще дня на четыре и никак не больше, как на пять, снисхождений. В этот срок, а может быть даже раньше, надеюсь твердо, явиться к вам лично и поблагодарить вас от полноты сердца за все, за все…
Давай бог вам хоть половину того, чего желаете истинно преданный
26 Сент. [1869]
9 часов вечера.
20[править]
До двух раз принимался я выполнять ваше поручение мною чтимый Александр Николаевич и оба раза результат выходил прегрустный: вот уж девятые сутки, как бедный Перов лежит без языка. Доктор запретил ему говорить. Вчера я поглядел только на него, махнул рукой и ушел. Едва ли бедняга выцапает.
В воскресенье и в среду собирался к вам, но не мог. Делоне усиленно просит меня еще съездить к Вам и, пожалуй, не собрался бы завтра или в воскресенье.
Ох, горе и горе мое великое со всей этой моей настоящей обстановкой, и не знаю, когда уж пособит бог вычапать из беды. Нынче да завтра — и нет конца…
P. S. Марье Васильевне и всем вашим мой поклон.
21[править]
Дорогой Александр Николаевич.
Наконец, мне началось во сне видеться, что я с вами в Щелокове,[10] но отъезд мой был в полной зависимости от Доктора, и вот нынче он просидел со мной 2 1/2 часа и подписал отпускную. Надо все-таки, у вас долечиваться, но средствами именно теми какие имеются в Щелокове, а отнюдь не в Москве. А пробыть с вами 25 дней без забот и волнений при полном удобстве это будет для меня другая доза лекарства…
Вот о чем попрошу вас, если это письмо попадет к вам в руки ранее воскресенья т. е. 11 июля, то не откажите выслать в понедельник к утр. поезду Михайлу, с лошадкой и чтоб положил в телегу сенца побольше, поелику Якова и других троечников боюсь брать; они, пожалуй, так тряхнут своим усердием, что к вашему крыльцу подъедут развинченные косточки.
В надежде скоро свидеться и побеседовать по душе с вами, жду не дождусь Воскресенья.
Марье Васильевне — нижайший поклон, деток целую.
5 Июля. [1871].
22[править]
Пишу к вам из Царицына, добрейший Александр Николаевич. После мучительного переезда в сквернейшем вагоне III класса подлейшей Нижегородской дороги и бессонной ночи, что все устроилось силою маленького злодеяния вашего Михаила, я очутился в Москве. Первым делом было свидание с Н. А. Дубровским. Если вы не получили уже, то наверное получите вместе с сим от него подробное донесение о его трехнедельных помыкушках и хлопотах по вашему поручению, которое на половину им исполнено.
Москва, как и водится, в понедельник дохнула на меня ослепляющей пылью и местами самым вонючим зловонием, в силу чего, исправивши наскоро дела, я в 5 часов сидел уже в прекрасном вагоне Курской дороги. В Москве, повидавшись с десятком персон, я не услышал ни от кого новости, достойной упоминания. Одно, что легко было подметить — это совершенное равнодушие к существующей еще тут в слабом виде холере; так что у вас в Кинешме и Щелокове толкуют и заботятся о ней не в пример заботливее и чаще. В Царицыне умер только один с признаками этой расканальской болести и то — человек шлющий, у которого за пропитием своего дома и последнего зипунишкк остались для квартирования — улица да могила.
Тут, помимо декораторов, живет множество танцовщиц и другого люда имеющего весьма частые сношения с Конторою и — властьми, но о том, что нового предстоит для будущего сезона, все твердят в одно слово «ничего». На Большом откроется — Коньком, на Малом, неведомо чем. По декораторской части только и распоряжений, что велено Куканову переписать вновь обветшавшую шаховскую декорацию 2 акта из Руслана и Людмилы. Вот и все. Пельт на даче, Бегичев гоже. Мерелли, как гласит общий совет, стремится к тому, чтоб арендовать окончательно Боль[шой] Моск. театр и озабочен, вишь еще подбором французской труппы для Пбурга. Водворение его, несомненно, рассеет наших немощных певунов a la Лавров, Баженовский и a la Дмитриев. В Кремлевском саду кучи песку и мусора: роют и строят; а квартиры дорожают неистово: за три ничтожных комнатки с кухней 18 руб. и меньше — ни гроша. Чорт знает, к чему это все поведет.
Теплые Щелоковские впечатления и привычки еще не испарились во мне. Чувствую, что стал я не в меру прихотлив и привередлив… Вчера даже, чтоб утешить — добыли откуда то малины; да что толку: велика, красива и — кисла.
Давай бог вам хороший успех в ваших полевых работах. Тут тоже сушь порядочная.
Марье Васильевне мой низкий поклон, а равно благодарность за добрый привет и теплое внимание ко мне — страждущему. Вам также — за все, за все… Пискунов ваших поочередно цалую.
Е. Дриянский.
Четверг,
Кажется, 13-е Августа [1871]
23[править]
Ох, многое мне было нужно выслушать от вас, дорогой Александр Николаевич, так что и теперь, после долгого раздумья я едва решился высказаться.
Во 1-х, я вас хотел было просить — быть полновластным распорядителем всего, что после меня останется, но тут придлежали вопроса 2, которые надо было нам оговорить лично.
2 обстоятельство, никому более и откровеннее не могу выразить, как — вам. Это грозящая отовсюду при моей тяжкой болезни — чистая нищета. Имей я возможность двигаться и сделать для себя все, но теперь, когда мой добрый доктор не отпускает от кровати, я не могу сделать ничего. А между тем — нынче 1 р. 19 к. в аптеку, завтра сумма еще тяжеле на более необходимую потребность и на все на это тащится из дома последний скарб… О, тяжело!..
Добрый Александр Николаевич не откажите немощному, если можете, напишите в фонд,[11] чтоб меня ссудили хоть маленькой суммой до приезда Крейтера из-за границы.
Ей богу уплачу все.
Ох, изнемог.
Егор Дриянский.
3 Декабря [1872]
24[править]
Александр Николаевич — надежда моя, моя опора!
Вчера я удостоился исполнить важный долг, исповедался и причастился.
Теперь вас, мой благороднейший друг, мне неизбежно видеть и — скоро. Без вас, вашего совета и вашего великодушного согласия я не могу сделать прочного ничего.
Вы нужны. Не откажите в одном часе отрады страждующему.
В Клинике меня обманули, но в тот же день доктор мой вернулся из Пбга и посещает меня каждый день. Сулит и выздоровление. А я вот только б вас увидать и готов на все. Напишите мой ангел, когда вас видеть.
24.
25[править]
Бесценный Александр Николаевич.
Кажется мне, что я доживаю последние последние свои дни. С этим обстоятельством я примирился давно, но вот в чем мука невыносимая — это неотвязная мысль о том, что я ухожу из жизни не тем, каким вошел в нее. Мысль, что я сверх чаяния и намерения оставлю на памяти о себе темное пятно — это такая нравственная пытка, которая может довести до помешательства.
Во всех случаях я прибегал за добрым советом исключительно к Вам, и всякий раз слышал от вас теплое, разумное слово и полную готовность помочь на деле.
Не откажите и теперь посетить болящего: никому, как вам, хочу я передать мою задушевную исповедь и может быть, что ваш совет и ваша помощь оживят меня много.
Если вам есть время и возможность выполнить эту мою последнюю просьбу, прошу написать 2 строчки, в какой день вас ждать.
Пошли вам бог долгую и безмятежную старость и утешение в ваших детях.
Марье Васильевне мой поклон.
Е. Дриянский.
Вот как меня найти.
Проехавши Прес[ненский] мост, первый не поворот, а переулок налево «Безъимянный» и налево же третий дом Александровского.
Резные ворота без надписи, ход кругом всего дома, последняя дверь.
- ↑ «Квартет», повесть в 2 частях, появилась в печати только в 1858 г. в журнале «Библиотека для чтения» (т. CLI, №№ 9 и 10).
- ↑ «Мелкотравчатые». Очерк из охотничьей жизни. Напечатан в «Москвитянине» 1851, ч. I, № 1.
- ↑ «Одарка Квочка». Повесть Дриянского в «Москвитянине» 1850, ч. V, №№ 17 и 18.
- ↑ См. примечание 171.
- ↑ Псевдоним автора «Литературной заметки» в № 97 «Ведомостей Моек. Городской Полиции», обвинявшего автора «Банкрута» в плагиате.
- ↑ «Комедия в комедии». Комедия в 3 д. Дриянского. («Москвитянин» 1855, т. II, № 6).
- ↑ «Петербургских Ведомостей».
- ↑ «Туз. Жизнеописание Антона Антоновича». Роман Е. Дриянского. Два тома. М. 1867.
- ↑ К 1867—68 гг. П. О. Морозов относит напечатанное им в «Вестнике Евроцы» 1916, X, стр. 71, еще одно письмо Дриянского, автографа которого нет в нашем архиве.
- ↑ правильно Щелыково.
- ↑ 4 дек. 1872 А. Н. Островский послал письмо брату, М. Н. Островскому, с просьбой подействовать на кого-либо из членов Литературного Фонда «Поспешить на помощь несчастному Дриянскому». Письмо А. Н. было доложено в 32-м заседании Комитета Лит. Фонда, Дриянскому было назначено пособие в 100 руб.