С. Н. Сергеев-Ценский
[править]Письма к Л. Я. Гуревич
[править]Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1975 год
Л., «Наука», 1977
Дореволюционный период творчества С. Н. Сергеева-Ценского все более привлекает внимание исследователей.1 Однако литературные взгляды писателя остаются малоизученными. Публикуемые письма к Л. Я. Гуревич помогают раскрытию литературной позиции писателя, отраженной также и в других его письмах.2
Любовь Яковлевна Гуревич (1866—1940) возглавляла в 1891—1898 гг. вместе с А. Л. Волынским (Флексером) журнал «Северный вестник», в котором публиковались произведения старшего поколения символистов и статьи о «новых веяниях» в искусстве и литературе. В дальнейшем Гуревич стала известным литературным и театральным критиком. Ее статьи печатались в «Мире божьем», «Русской мысли», «Образовании», «Северных записках», «Слове», «Речи» и других изданиях. Она выступала и как беллетрист («Седок» и другие рассказы. СПб., 1904; «Плоскогорье». Роман. СПб., 1897). Ранние произведения Ценского, испытавшие влияние модернизма и импрессионизма, были в поле зрения Л. Гуревич.
В 1910-е годы критики, в том числе и Гуревич, отметили начало перелома в творчестве Ценского. «Этот писатель за последние годы многое преодолел в себе, — писала Гуревич. — Он в значительной степени отделался от той истерической развинченности, которая отражалась и на языке его, загроможденном дикими, произвольными, иногда отвратительно безвкусными метафорами»; в произведениях последних лет, по ее мнению, «писательская душа его посветлела, муть как бы отстоялась».3 В обзоре литературы за 1912 г. Гуревич, снова отметив рост «изобразительной стороны таланта» и «незаурядное лирическое дарование» Сергеева-Ценского, пришла к выводу, что «эволюция, проделанная писателем за эти годы, огромна и чрезвычайно поучительна».4 Когда Ценский, живший в Алуште, приехал в конце 1912 г. в Петербург, Гуревич послала ему оттиск своей статьи и письмо. В это время вышел из печати сборник ее статей «Литература и эстетика». Появление его отметили многие журналы, привлек он и внимание Ценского. Интерес автора книги к психологии художественного творчества, к эстетическим воззрениям начала века был вызван раздумьями о путях развития современных литературных направлений — реализма и символизма. А. Г. Горнфельд в рецензии на книгу с одобрением отметил «значительную эволюцию, проделанную бывшим редактором „Северного вестника“ за двадцать лет после выхода первого декадентского журнала», и указал на серьезную работу ее над своими воззрениями.5 Гуревич и теперь с сочувствием относилась к символистам, отмечая их заслуги в истории литературы нового времени, но вместе с тем уже критически говорила о символизме как направлении в целом.
Эстетическая позиция Гуревич была близка Ценскому, отстаивавшему в тот период свою писательскую независимость. Он отрицал воздействие на себя как литературных влияний, так и политических идей и партий.6 В 1912 г., отвечая на анкету «Что такое красота в современной жизни», Ценский заявил: «Я скажу, что ядро ее всецело базируется на искусстве».7 Однако теоретические заявления не всегда совпадали с художественной практикой писателя. Приверженность к концепции «чистого» и «самодеятельного» искусства, как и протест против общественного и «идеологического» характера его («Если писатель действительно художник, то он пишет только для себя»8), все более вытеснялись в творчестве Ценского показом социальных процессов в народной жизни. В 1910-е годы появляются произведения, свидетельствующие о социальной чуткости художника («Движения», «Печаль полей», «Медвежонок»), хотя он продолжал отстаивать свои литературные воззрения. «Деятельная жизнь порой смущает писателя присутствующим в ней понятием „программы“, узкой цели», — замечает В. А. Келдыш, анализируя этот период творческой деятельности Ценского.9
Противоречивость литературной позиции писателя — свидетельство трудного процесса становления его как художника-реалиста. В письмах к Л. Гуревич он отстаивает право писателя на поиски собственного пути и сохранение творческой индивидуальности. Ценский отметил цельность позиции автора «Литературы и эстетики», но тут же возразил против ее стремления выявить общие художественные каноны. Он приходит к мысли, что у каждого большого художника «был свой канон», что старые эстетические принципы становятся тесными для выполнения новых задач, которые ставит перед писателем его эпоха.
Письма к Л. Гуревич отражают также отношение Ценского к критике. Несогласие с трактовкой его произведений, жалобы на односторонность критических оценок встречаются и в других высказываниях писателя. Так, в 1913 г. он пишет В. С. Миролюбову: «Не везет страшно. Вот я выпустил уже шесть томов, а ко мне все еще относятся с иронической улыбкой».10 В 1914 г., обращаясь к В. П. Кранихфельду с просьбой прислать оттиск его статьи «Поэт красочных пятен. С. Н. Сергеев-Ценский»,11 Ценский писал: «Ваша статья была и есть дорога мне <.. .> она первая статья обо мне, более-менее обстоятельная и сочувственная, и я Вам за нее вообще благодарен».12 Позднее в письме к М. Горькому Ценский говорил, что критика мешала ему, хотя в свое время он весьма пристально следил за ней.13
Публикуемые письма хранятся в Рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР в фонде Л. Я. Гуревич (ф. 89, № 20081).
1 См.: Келдыш В. А. Русский реализм начала XX века. М., 1975, с. 156—162; Плукш П. С. Н. Сергеев-Ценский — писатель, человек. М., 1975, и др.
2 См. письма Сергеева-Ценского к В. С. Миролюбову и Е. А. Колтоновской (Русская литература, 1971, № 1, с. 143—160) и письмо Ценского к Л. Андрееву (там же, 1976, № 1, с. 203—207).
3 Гуревич Л. Заметки о современной литературе. — Русская мысль, 1910, № 5, отд. II, с. 170.
4 Гуревич Л. Художественная литература. — Ежегодник газеты «Речь» на 1912 год. СПб., 1913, с. 390.
5 Русское богатство, 1912, № 9, отд. III, с. 212—213.
6 См.: О «Береговом». (Беседа с Ценским). — Лебедь, 1908, № 1, с. 32—34.
7 Черное и белое. Литературно-художественный журнал, 1912, № 2, с. 8.
8 Лебедь, 1908, № 1, с. 34.
9 Келдыш В. А. Русский реализм начала XX века, с. 161.
10 Русская литература, 1971, № 1, с. 152.
11 Современный мир, 1910, июль, с. 108—129.
12 ИРЛИ, ф. 528, оп. 1, № 325.
13 Письмо Ценского к М. Горькому см. в кн.: Сергеев-Ценский С. Н. Повести и рассказы <…> Письма. Симферополь, 1963, с. 756.
1
[править]Очень обрадовали меня присылкой оттиска. Содержательную (и очень удачно расположенную) статью Вашу в «Ежегоднике» я читал несколько ранее и искренно благодарен Вам за внимание лестное.1
Был бы рад познакомиться с Вами, но в Петербурге я пробуду, к сожалению, еще день-два, не больше, а потом поеду к себе на дачу в Алушту (Крым).
Насчет рассказа в «Русск<ую> Молву» — право, не знаю, напишется ли маленький в скором времени.2 Хочу поработать над большими вещами, с очень большим количеством действующих лиц (мерещится до трехсот человек на пространстве листов в шестьдесят). Печатать это придется кусками, но все-таки не меньше двух листов в куске, — не для газеты. Если в Крыму напишется что-нибудь маленькое, непременно пришлю Вам.
Может быть, у Вас найдется лишний экземпляр Вашей книги «Лит<ература> и эст<етика>»? (мой крымский адрес просто: г. Алушта Тавр<ической> губ<ернии>), а я послал бы Вам в обмен VI-й том свой, который скоро выйдет в «Книгоиздат<ельстве> писателей» (собрал разную мелочь в додачу к «Приставу Дерябину» и «Медвежонку»).3
Уезжая, подпишусь на «Р<усскую> Молву» и буду читать в Крыму Ваши заметки.
С<анкт>-П<етербург>. 19 янв<аря 19> 13 г.
Отвечаю с запозданием не по своей вине: письмо и оттиск посланы были по старому адресу на Васильевский, откуда я съехал с месяц назад.
1 Речь идет об оттиске статьи Л. Гуревич «Художественная литература» из «Ежегодника газеты „Речь“ на 1912 год» (СПб., 1913), вышедшего в январе.
2 «Русская молва» (СПб., 1912—1913) — еженедельная газета, в которой Л. Гуревич вела литературно-театральный отдел.
3 Речь идет об издании: Сергеев-Ценский С. Н. Собр. соч., т. 6. М., «Кн-во писателей в Москве», 1913. Повесть «Пристав Дерябин» впервые напечатана в «Литературно-художественном альманахе изд-ва „Шиповник“» (кн. 14, СПб., 1911); рассказ «Медвежонок» — в «Сборнике первом» «Издательского товарищества писателей» (СПб., 1912).
2
[править]4 апр<еля 1913>.
Большое спасибо за книгу.1 Я прочитал ее всю и, если бы Вы позволили, по поводу ее мог бы написать Вам то, что передумалось (не по поводу мелочей, а по поводу Вашего канона искусства, ибо нет ничего интереснее для художника, как говорить об искусстве).
Очень жалею я, что письмо с предложением участвовать в пасхальном номере «Рус<ской> Молвы» я получил очень поздно и к пасх<альному> номеру не могу успеть. Но, может быть, возможно будет поместить небольшой рассказ «Свадьба» (или «Таинство брака»)2 на Красную Горку?3 (Как раз это роковой день для многих и многих). В рассказике будет строк 500—600 — то есть «цена» его равна 250—300 р<убля>м (мой обычный гонорар — 500 р. за лист, а в печ<атном> листе, как известно, тысяча строк газетных).
Если гонорар этот не слишком тяжел для «Р<усской> Молвы», — то напишите, и я пришлю (предупреждаю, впрочем, что рассказик относится к категории бытовых и глубин, разрешающих бездн, «теней века сего» в нем вообще нет).4
Буду ждать ответа. Всего доброго!
1 Речь идет о книге Л. Гуревич «Литература и эстетика» (М., 1912).
2 Рассказ под названием «Таинство брака» опубликован позднее в «Красной ниве» (1926, № 12).
3 «Красная горка» — народное название первого воскресенья после пасхи (называлось также «Фомино воскресенье»). В этот день было принято устраивать свадьбы.
4 Намек на роман Д. А. Абельдяева «Тень века сего. (Записки Абашева)», напечатанный в «Русской мысли» (1912, № 6—42).
3
[править]1 мая <19>13 г. Алушта.
Ваше письмо пришло в мое отсутствие, — вот почему я отвечаю поздно. Признаюсь, тем, что Вы пишете о моем этом письме, Вы уж меня смутили. О, конечно, я Вам ничего нового не скажу и не хотел сказать. Ваша книга — очень цельная книга, — это первое впечатление.1 Вы ее прочно сделали и вполне серьезно обосновали. Канон искусства для Вас был вполне ясен, когда Вы приступали к оценке того или иного явления. Такие статьи, как «От стиля к быту» или «Заветы Толстого», положительно великолепны.2 И если я хотел что-то сказать, то имел в виду только этот Ваш канон. Мне, признаться, брюлловское «Чуть-чуть» больше говорит, чем вся книга Толстого.3 «Чуть-чуть» — это несравненно более вместительный канон, чем толстовский; сказать о «Семке» и «Федьке» то, что сказал Толстой,4 можно только из упрямого баловства, и что бы ни говорил Толстой о Ницше и Шекспире, первый отнюдь не «только ловкий немецкий фельетонист», и второй… тоже достаточно талантлив,5 гораздо талантливее «крестьянина Семенова»6 и «поручика Куприна».7
Вы пишете в письме о «камнях», которые Вам встретились и которые Вы только обошли, а не взорвали.8
Ох, не прокрустово ли ложе каждый точный канон искусства, и что Вы будете делать с Достоевским, раз Вы идете от Толстого? А вот Достоевский умел восторгаться «Анной Карениной» и писать «Братьев Карамазовых»…9 потому, должно быть, что Достоевский «искал» восторга, т. е. был поэт10 (Толстой никогда не был поэтом; он «утвердил» все, что хотел «преобразить» Достоевский: брак, хозяйственность, евангелие, «портки» и прочее). А Тургенев называл «Преступление и наказание» — «холерными коликами».11 Должно быть, у каждого крупного художника свой канон, и то, что будет выведено за скобки, как коэффициент, окажется какою-нибудь нерастворимой штуковиной, отнюдь не служащей ответом на вопрос: что такое искусство? Я лично считаю, что художник должен о себе забыть, когда пишет, и, исходя из этого взгляда, когда я писал «Бабаева», например, я о себе забыл, а помнил только то, что действует, и говорит, и жизнеощущает некий поручик Бабаев, истерического склада субъект.12 Критика много смеялась над моей «истерической развинченностью», — так я был понят. Когда же я написал «Медвежонка», в котором действует здоровяк полк<овник> Алпатов, критика отметила, что я «отделался от истерической развинченности».13 Уверяю Вас, что если мне вздумается вывести снова больного субъекта, обо мне напишут, что я снова развинтился, а ведь вот поди же, «подавал надежды»! В чем же дело? Только в приеме, в претворении писательской личности не только в общие, но и в мельчайшие черты основного героя; не только говорить его языком и передать его мироощущения, но мироощущение его передать так, чтобы вас за него ругательски обругали, если он гадок; послали бы в лечебницу, если он болен; неумеренно расхвалили бы вдруг, если он «хорош»; сочли бы поляком или уроженцем юго-запада, если он — Антон Антонович из «Движений»;14 сочли бы неисправимым «поэтом бесплодия», если вы написали «Печаль полей»; 15 сочли бы поэтом плодовитости, если вы написали «Недра»;16 покосились бы на вас за «Пристава Дерябина» («не нововременец ли?»17); признали бы вас эсером за «Сад»18… и так далее (я не о «себе» говорю это, но беру «себя» для примера не «достижения», а «намерения достигнуть»).
Основной камень, который нужно взорвать критику, — это предвзятый взгляд на писателя русского как на проповедника по преимуществу.19 Конечно, к этому взгляду приучили классики сороковых и далее годов, ибо все они проповедовали, но теперь, когда у нас, слава богу, есть парламент,20 нужно бы эмансипировать не только женщин, но и беллетристику, тоже «женщину слабую и беззащитную». Я поясню это на примере. Вы в статье о «Деревне» и «Движениях» писали о «Движениях», еще не зная конца, и спрашивали, почему повесть названа «Движения».21 Вам казалось, что А<нтон> А<нтонович> говорит слишком много. Я же, когда писал, хотел речью А<нтона> А<нтоновича> передать ритм движения, а «двигались» у меня (конечно, вместе с А<нтоном> А<нтоновичем>) три цвета: зеленый, голубой, желтый. (Желтый — беспокойный, солнечный — жизнь; зеленый — цвет елей и сосен, мертвых деревьев — смерть; голубой — цвет неба, рок, недреманное око судьбы). Так же точно во всех моих вещах есть те или иные побочные задачи, которые отмечают иногда только беллетристы, а критика, занятая уловлением интеллигентских идей, весьма по заслугам меня возненавидела. Но, скажите, пожалуйста, откуда у Толстого появилась вдруг в частном письме фраза: «белый запах цветущих горных лугов» (из Вашей книги) ? 22 Ах, он, декадент несносный! А вот его профессора беллетристики Семка и Федька никак не могут различить синего от зеленого. Мне кажется, не нужно ограничивать художественные средства приемами классиков, и, думаю я, что то время, в которое мы с Вами живем, — довольно интересное время. Вопрос, который приходит в голову: был ли бы Достоевский Дост<оевским> и Толстой Толстым в наше время? Ответ, который напрашивается: ни в коем случае; теперь ни Толстым, ни Достоевским быть нельзя (а вот Пушкиным можно всегда23).
Мне очень понравилось в Вашей книге то, что- она — «Литература и эстетика». Но отчего у Вас нет ни одного чисто эстетического разбора? Как хорошо было бы, если бы Вы написали образцовый эстетический разбор какого-нибудь рассказа (из совр<еменных> авторов). [Напр<имер>, если бы Вы убедили меня, что Бунин действительно художник, а не любитель всяких «портков», то есть что для него записная книжка не все, а что есть у него способность фильтровать свои записные книжки и соподчинять детали не только по наклону его личной антипатии или симпатии, но и по требованию художественного образа или идеи].[1]
Ну вот, я расплылся и ничего не сказал. Должно быть, в письме это трудно выразить. Всего Вам доброго!
PS. Вы нас с Бунин<ым> напрасно соединили: Бунин меня не выносит (считая «декадентом»), — да между нами и действительно нет ничего общего.24
PPS. Два слова о Шмелеве.25 Вы вместе с другими упрекнули его в «обзоре» в многословии, в излишней детализации, тогда как это столь же присущая ему черта, как то, что он блондин.26 Отнимите у него эту черту, и не будет Шмелева. Вот, например, неудобство канона «краткости». Не забывайте, что все со-врем<енные> значительные беллетристы пока еще молодежь. Мож<ет> б<ыть>, у каждого из них есть или будет свой канон.
1 Ценский имеет в виду книгу Л. Гуревич «Литература и эстетика».
2 В статье Л. Гуревич «От быта к стилю» (у Ценского ошибочно переставлены слова в названии) дана оценка литературных направлений начала XX в. В статье «Художественные заветы Толстого» рассмотрены взгляды на художественное творчество и отношение Толстого к эстетическим критериям, которые он ставил в связь с нравственными принципами писателей.
3 В статье о Толстом Гуревич цитирует «тонкое и остроумное» замечание К. Брюллова в разговоре с одним из учеников: «Искусство начинается там, где начинается чуть-чуть» (Литература и эстетика, с. 207).
4 Семка и Федька — ученики Толстого из яснополянской школы (см. его статью «Кому у кого учиться писать: крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят»: Толстой Л. Н. Полн. собр. соч., т. VIII. М., 1936, с. 301).
5 Известны отрицательные высказывания Л. Толстого о творчестве Шекспира (статья «О Шекспире и драме») и философии Ницше. Ценский, видимо, имеет в виду отзыв о Ницше в статье «Что такое религия и в чем сущность ее»: «Являются бессвязные, самым пошлым образом бьющие на эффект писания одержимого манией величия, бойкого, но ограниченного и ненормального немца. Писания эти ни по таланту, ни по основательности не имеют никакого права на внимание публики» (Т о л-стойЛ. Н. Полн. собр. соч., т. 35, с. 184).
6 Семенов С. Т. (1868—1922) — крестьянин, писатель-самоучка, первый рассказ которого «Два брата» напечатан по рекомендации Толстого издательством «Посредник». Ценский имеет в виду предисловие Толстого к «Крестьянским рассказам» Семенова (М., 1894), в котором подчеркиваются значительность содержания, простота формы и искренность тона.
7 Замечание о Куприне вызвано, по-видимому, известными Ценскому одобрительными отзывами Толстого о творчестве Куприна. Об этих отзывах говорится в письмах А. П. Чехова, П. А. Сергеенко, в дневниках А. Б. Гольденвейзера и С. П. Маковицкого. В журнале «Серый волк» была помещена карикатура, изображавшая Толстого и Куприна в форме поручика, с подписью: «Нынешние писатели все что-то крутят. Один только офицер Куприн возьмет кусочек жизни и напишет…» (1908, № 12). Об отношении Толстого к творчеству Куприна также см.: Опульская Л. Д. Толстой и русские писатели конца XIX—начала XX века. — Литературное наследство, т. 69, кн. 1. М., 1961, с. 116—119. Куприн — «первый живой и говорящий писатель», увиденный Ценским. В 1906 г. он специально приехал в Алушту, чтобы пригласить Ценского напечатать свои произведения в журнале «Мир божий». См.: Сергеев-Ценский С. Н. Собр. соч., т. 3, с. 565—567, 654—656).
8 В ответе Ценского и, видимо, в письме Л. Гуревич перефразировано популярное в те годы изречение Ницше: «Все пограничные камни сами взлетят на воздух…» (Ницше Ф. Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого. Пер. с нем. Ю. М. Антоновского. СПб., 1907, с. 211).
9 Достоевский в «Дневнике писателя за 1877 год» (СПб., 1907, с. 229—234) дал высокую оценку роману Толстого в главе «„Анна Каренина“ как факт особого значения». Сам он писал в то время «Братьев Карамазовых» (роман опубликован в «Русском вестнике» в 1879—1880 гг.).
10 Ценский высоко ценил творчество Достоевского. Е. Колтоновская отмечала влияние последнего на роман «Бабаев» (Русская мысль, 1913, № 12, отд. II, с. 96).
11 Тургенев писал И. Борисову 12 октября 1886 г.: «А „Преступление и наказание“ Достоевского я отказался читать: это что-то вроде продолжительной колики — в холерное время помилуй бог!» (Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем. Письма, т. 6. М. —Л., 1963, с. 109).
12 Роман «Бабаев» вошел в 3-й том «Собрания сочинений» С. Н. Ценского (СПб., «Шиповник», 1910).
13 Цитата из статьи Л. Гуревич «Заметки о современной литературе» («Без мерил») (Русская мысль, 1910, № 5, отд. II, с. 146).
14 Повесть Ценского «Движения» опубликована в «Современном мире» (1910, № 1—3, 6).
15 Повесть «Печаль полей» опубликована в «Литературно-художественном альманахе изд-ва „Шиповник“» (кн. 9, СПб., 1909). «Поэтом бесплодия» назвал Ценского К. И. Чуковский, см.: Чуковский К. И. Критические рассказы, кн. 1. СПб., 1911, с. 73—88.
16 Рассказ «Недра» опубликован в «Северных записках» (1913, № 1).
17 Т. е. не сотрудник ли реакционной газеты «Новое время».
18 Повесть «Сад» опубликована в «Вопросах жизни» (1905, № 10, 11).
19 Позднее Ценский писал Горькому, что Толстой и Гоголь «раскололись на художников и проповедников», и это он рассматривал «как печальнейший факт в истории русской литературы после насильственных смертей Пушкина и Лермонтова» (Сергеев-Ценский С. Н. Собр. соч., т. 3, с. 584).
20 Так Ценский иронически называет Государственную думу.
21 В статье Л. Гуревич «Без мерил» дана критическая оценка «Деревни» Бунина и повести Ценского «Движения», последняя часть которой вышла в «Современном мире» (1910, № 6) почти одновременно со статьей Гуревич.
22 В статье «Художественные заветы Толстого» Л. Гуревич (Литература и эстетика, с. 179) привела цитату из «Путевых заметок по Швейцарии. Дневник 1857 года»: «Вдруг нас поразил необыкновенный, счастливый, белый весенний запах…» (Толстой Л. Н. Полн. собр. соч., т. 5, с. 197).
23 Пушкин с детских лет был любимым поэтом Ценского. Позднее Ценский много работал над воплощением отдельных периодов жизни Пушкина в своем художественном творчестве.
24 Критические оценки Буниным произведений Ценского в печати нам неизвестны. 14 мая 1913 г. он писал М. Горькому: «На „Среде“ я два раза сделал скандал — изругал последними словами Серафимовича, начавшего писать Ю la Ценский что ли…» (Горьковские чтения. 1958—1959. М., 1961, с. 72). Это, видимо, стало известно Ценскому.
25 Шмелев И. С. (1873—1950) — автор ряда остросоциальных рассказов и повестей («Человек из ресторана», «Распад», «Гражданин Уклейкин» и др.).
26 В статье «Художественная литература» Гуревич писала о Шмелеве: «У него есть тонкая наблюдательность и уменье изображать <.. .> Главным же его недостатком являются многословие и расплывчатость письма» (Ежегодник газеты «Речь» на 1912 год, с. 892).
4
[править]Крым, г. Алушта. 26 декабря 1913.
Ваше милое письмо меня даже переконфузило! Что Вы не ответили мне весною, я понял так, что и отвечать-то не на что было: я не сказал Вам ничего такого, на что действительно можно бы было ответить, — просто не сказалось как-то, потому, должно быть, что предмет очень обширен. А что о деловой стороне Вашего тогдашнего письма я не упомянул, — это вполне понятно: я думал, что, указывая мне цифру гонорара — 300 р., Вы и сами заканчиваете на этом деловые разговоры. Гонорарный вопрос — дело очень щекотливое. Несомненно, раз писатель продает, вынужден продавать, никак не может не продавать того, что напишет, — он уже ремесленник цеха писателей; но писать «много и хорошо» — задача невыполнимая для того, кто хочет остаться хоть чуть самостоятельным в темах и способе обработки тем. Значит, приходится писать немного, а это в свою очередь значит, что получать за написанное нужно столько, чтобы хватило хоть «на холст и краски», говоря языком художников.
Спасибо за хлопоты, если можно назвать хлопотами переговоры со Струве.1 Но то, что «Накл<онная> Елена» делится на три книжки, — не в пользу этого рассказа: хоть бы уж на две.2 Здесь экономические соображения пересилили эстетические.
Вы пишете о Бутягиной, но я ведь не прочитаю ее вещи в 12-й книжке за неимением «Рус<ской> Мысли».3 Может быть, возможно будет мне прислать эту книжку, тогда я разберусь в рассказе «Вечернее» и Вам напишу.4
А что касается молодых сил, то, право, не знаю: я очень уж далеко стою от всякой молодежи и от людей прочих возрастов. В «Заветах» помню некоего Замятина, но по одной его вещи не берусь судить, станет ли он писателем.5
Так как письмо мое придет к Вам почти под Новый год, то — с Новым годом! Желаю всяких сил и здоровья.
1 Струве П. Б. (1870—1944) — участник сб. «Вехи», с 1910 г. редактировал журнал «Русская мысль».
2 Повесть «Наклонная Елена» опубликована в «Русской мысли» (1914, № 1-3).
3 Повесть А. М. Бутягиной «Вечернее» опубликована в «Русской мысли» (1913, № 12).
4 С 1913 г. Л. Гуревич вела литературный отдел в журнале «Русская мысль»; ранее она выступала в нем как критик.
6 Повесть Е. И. Замятина «Уездное» напечатана в «Заветах» (1913, № 5).
- ↑ Квадратные скобки принадлежат автору.