Письмо М. П. Мусоргского – В. В. Стасову 12 июля 1872 г.

Письмо М. П. Мусоргского – В. В. Стасову 12 июля 1872 г.
автор Модест Петрович Мусоргский (1839—1881)

Письмо №105 в изд.: Модест Мусоргский. Письма и документы. М.-Л. 1932, с. 220-228.

М. П. Мусоргский – В. В. Стасову^[1]

[12 июля 1872]

[Из Арии Юродивого, из оперы «Борис Годунов», внизу слова: «Скоро враг придет, и настанет тьма».]

«Темень темная непроглядная» – так ноет юродивый в моем «Борисе» и, боюсь, не всуе ноет. Сам-Питербух и его окрестности изображают, по двухножной части, сплошной детский лагерь; фабричные бродят по улицам, насвистывая или нахрипывая мощные военные марши, даже бабы ягодницы выкрикивают по военному, напр.

[Нотный пример со словами: «Спела ягода малина»]

и септима нерусская и малина фанфарная.

Невинные ангелы – дети упражняются с помощью тщательно выструганных фузей^[2] в применении теории Мальтуса и  терпеливо  ждут начальника, более взрослого невинного ангела, который, в свою очередь, ждёт архиначальника, на этот раз юного телеграфиста «на посылках» с зевсовыми громами на погонах и околыше и с бабьим лицом^[3]. В Pärgala я слышал дикие воинственные крики каких-то человеческих снетков, видел издали знамена, значки, сабли, фузеи.... оных снетков обучает, говорит какой-то гусарский офицер. На  плацпарадах  видны дефилирующие лягушата с отвислыми животами, ноги колесом и тоже с доморощенными фузеями.... Что то будет? Даже петухи выкрикивают марши! что-то будет?....

К Вашему возвращению, дорогой généralissime, вероятно уже будут собраны все материалы к нашей будущей опере. Сделал тетрадку и назвал ее «Хованщина», народная музыкальная драма – материалы; на заглавном листе поместил источники – 9-ть – зело недурно: купаюсь в сведениях, голова, как котел, знай – подкладывай в него. Желябужского, Крекшина, гр. Матвеева, Медведева, Щебальского и Семевского уже высосал; теперь посасываю Тихонравова, а там за Аввакума – на закуску. На длях нырнул в самую    глыбь и обрел следующую жемчужину (раскольничий скит повествование Мышецкого)^[4]: «послана бысть к немцамъ целая тьма демоновъ, да учатъ протiвление чинити, да не имутъ соединенiя ни послушанiя; а поиде къ нимъ Теутъ съ полкомъ демонскимъ и научаше ихъ развращенiя сеяти отъ немъ-же отъ Теута ученiе прiяше, рекомы Теутоны – зело убо проклятымъ учениемъ мудры мнятся быти. Такожде и къ намъ Луциперъ посла   тьму  – ловити и приводити во многая любострастiе, а паче въ гордость и пiанство, въ   прохлады и танцы. Подосла и бабъ проклятыхъ – ведунью ведьму, ворожею и   гадку: Тако возможе Бахусъ и Гордадъ и всю полунощную страну одоле съ товарищи!» (С этим тесная связь небесных и воздушных явлений: гроза в январе и  солнце гибло). «И егда уготовали царство свое, посла Луциперъ некоего мужа (его же имя никто же весть): и реклъ сей родильнице: «хощу целовать великаго в утробе твоей», и егда целова, реклъ: «Великий! 53 сажени высоты! владети будеши великимъ костылем» и ту гроза разразилася надъ Москвою, беже день 6-й января, и солнце гибло. Тако, братiе, духъ лукавый лобызанiемъ адовымъ изъ утробы изведе.... и той бе Антихристъ!»

На такой канве можно много поделать: и картинно, и мистично и каррикатура на историю восхитительная. Много сути в материалах.

Понеже послание это не в Москву поедет, а   ближае   в дом Мелихова иже в Питробурзе воздвигнулся; то учинилось вследствие совокупного сидения на извощиках (сиречь возницах) многих и смотрения греховодной всячины у приснопреступных и блудных немцòв близ    Стеньбоковского прохода ^[5] – оные же деньгу зело любят и изрядно грабительствуют, по той реченной причине писуется сице:

Если и пропустит начальство нашу оперу, то быть мне все-таки биту за многие великие грехи от разных Ларошей, Фифов^[6], Томсонов^[7] и проч. и проч., а впрочем к тому времени, как дело приготовится, быть может, частица in откинется от слова Ingermanland, и Ларош поступит в канцелярию немецкого музыкального цеха вахтером (в буквальном смысле), Фиф в мармитоны^[8] к бисмарковскому повару, а Томсон, по крайнему и уважительному, хотя бесплодному, трудолюбию, мух гонять с бисмарковой плеши – мухи будут наверно, русские мухи, их не скоро выживут, как не скоро выживут и тараканов, а клопов и в Германии много, не даром, в Кенигсберге, Щербина требовал у кельнера Klopstock um klopy zu schlagen. А впрочем чья еще возьмет – бить нас будут и шибко, да ведь и меня бьют, а все таки чья еще возьмет. – (Отвратительное перо, но жара так сильна, что лень взять другое) (– значит невменяемость или смягчающие обстоятельства). Отчего, скажите, когда я слышу беседу юных художников – живописцев или скульпторов, не исключая даже монументального Миши^[9], я могу следить за складом их мозгов, за их мыслями, целями, и редко слышу о технике – разве в случае необходимости. Отчего, не говорите, когда я слушаю нашу музыкальную братию, я редко слышу живую мысль, а все больше школьную скамью – технику и музык[альные] вокабулы?

Разве музыкальное искусство потому только и юно, что его работают недоросли? Сколько раз ненароком обычаем нелепым (из-за угла) заводил я речи с братиею – или оттолчка, или неясность, а скорее – не понят. Ну, допустим, я не умею излагать ясно мои мысли – так сказать: преподнести на подносе мозги с оттиснутыми на них мыслями (как в телеграмме). А сами то они что же? что ж не начнут? – видно не в охоту?  И очевидно, что Вы, généralissime постигаете меня, и мало того, щупаете в том самом месте, где следует, – смелою, уверенною рукою.

Быть может, я боюсь техники, ибо я плох в ней? Однако же за меня кой-кто постоит в искусстве и по этой части. Я например, терпеть не могу, когда хозяйка про хороший пирог, приготовляемый, а в особенности съедаемый, говорит: «мильон пудов масла, пятьсот яиц, целая гряда капусты, 150 1/4 рыб»... Ешь пирог, и вкусен он, да как услышишь кухню, так и представляется кухарка или повар, всегда грязные, отрезанная голова каплунши на лавке, распоротая рыба на другой, а иногда и рядом, чья-нибудь кишка выглядывает из решета (словно пруссаки почтили посещением), а чаще представляется засаленный фартук, сморканье в него, в тот фартук, которым потом оботрут края блюда с пирогом, чтобы чище было... ну, пирог менее вкусен становится. В зрелых художественных произведениях есть та сторона целомудренной чистоты, что начни грязною лапой водить — мерзко станет.

Во истину — пока музыкант художник не отрешится от пеленок, подтяжек, штрипок, до той поры будут царить симфонические попы, поставляющие свой талмуд «1-го и 2-го издания» как альфу и омегу в жизни искусства. Чуют умишки, что талмуд их неприменим в живом искусстве: где люди, жизнь — там нет места предвзятым параграфам и статьям. Ну и голосят: «драма, сцена стесняют нас – простора хотим»! И давай тешить мозги: «мир звуков безграничен!»; да мозги ограничены, так чтò в нем, в этом звуке миров, то бишь в мире звуков! Тот же простор, что лежа на  «газоне следить полет тучек небесных»: то барашек, то старый дед, то просто ничего нет, то, вдруг, прусский солдат. Я не виню Полония за то, что он соглашался с Гамлетом на счет облака. Почтенное облако очень непостоянно и в мановение ока может из верблюда сделаться хотя бы Ларошем. — Я не против симфонии, но против симфонистов — неисправимые консерваторы. Так не говорите мне, дорогой généralissime, от чего наши музыканты чаще о технике толкуют, чем о целях и задачах исторических — п. ч.  это от того. —

Но меня все-таки пытает мысль: отчего  «Иваны»  (IV и III) и особенно   «Ярослав»  Антокольского, отчего   «бурлаки»  Репина, и уж валять, так валять «золотушный мальчишка в птицелове» Перова и «первая пара» его же в  «Охотниках», а также не показанный, но виденный мною  «Крестный ход в деревне»  живут, так живут, что познакомишься и покажется «вас то мне и хотелось видеть». Отчего же все, что сделано в новейшей музыке, при превосходных качествах сделанного, не живет так, и когда услышишь, покажется: «ах, да, я думал, что вы…» и проч. — Вот это объясните мне, только границы искусства в сторону — я им верю только очень относительно, п. ч.  границы искусства  в религии художника равняются  застою.  Что из того, что чьи то великолепные мозги не додумались; ну, а другие чьи то мозги думали и додумались — где же тут границы? А относительно — да! звуки не могут быть резцом, кистью — ну, конечно, как  у всякого лучшего есть свое слабое и наоборот  — это и дети знают.

Вот диатрибы приходится Вам читать. В  Kladeradatsch' е  ^[10] сегодня увидел курьозную вещь: немцы осмеяли Бисмарка за его желание  быть необеспокоенным в Варцине. ^[11] (Это было заявлено им в газетах о чем уже известно). Вот почтеннейшие и изобразили его в халате и туфлях, со спящею собакой на колене, кормящим уток и гусей. Ты мол, государственный человек, так не смей отдыхать. Я бы сказал: «корми, родной, утят, корми! Только не приводи в исполнение теорию Мальтуса — и без тебя дело сделается: люди мрут, как мухи». Может быть есть задняя мысль: может быть, думают немцы, «стоит Бисмарку опочить на лаврах, как измыслит человеков истребление». Ну тогда я с ними за-одно: «пусть преступник думает, но только оборони боже, если он додумается»...

Послание предназначалось в царствующий град Москву и было бы исполнено горячей жажды крепкого целования. В надежде   обтяпать  это обстоятельство воочию (послание было бы получено Вами 15 мая) сдерживаюсь, и потому что сдерживаюсь, не могу удержаться (как пружина) и горячо обнимаю Вас, дорогой мой. Крест на себя наложил я и с поднятою головой бодро пойду против  всяких, к светлой, сильной, праведной цели, к настоящему искусству^[12], любящему человека, живущему его отрадой, его горем и страдой. Руки не прошу: Вы давно протянули ее и давно я держу ее крепко, мою лучшую, дорогую опору.

Ваш Мусорянин

13 июля 1872 г. в Петрограде

На конверте: Его Превосходительству Владимиру Васильевичу Стасову, Моховая, д. Мелихова. Оч. нужное.

Примечания

1. На письме помета Стасова: «Материалы к Хованщине». Владимир Васильевич Стасов (2 (14) января 1824, Санкт-Петербург — 10 (23) октября 1906, Санкт-Петербург) — русский музыкальный и художественный критик, наиболее уважаемый среди его современников.
2. Фузея (польск. fuzyja, также фузия) — ружьё с кремневым замком, введенное на вооружение русской армии Петром I.
3. Имеется в виду изображение молнии на форменной одежде у телеграфистов.
4. Раскольничье повествование о «Теуте и Гордаде» и рождении антихриста находится у Тихонравова на стр. 43 V книжки «Летописей русской литературы и древностей»; Это рукопись 17 века, перевод с изменениями и дополнениями польского сочинения «Суждения диавола против рода человека». Мусоргский употребляет в этом фрагменте также букву "ять", здесь нами опущенную (прим. ред.)
5. Стенбоковский проход – здание пассажа в Петербурге, построенного гр. Стенбок-Фермором.
6. Фифа — Ф. М. Толстой (Ростислав), муз. критик.
7. Томсон – так на англ. лад Мусоргский называет А. С. Фаминцина, муз. писателя и композитора.
8. Мармитон = поваренок.
9. Монументального Миши – скульптор М. О. Микешин (1836-1896), автор памятника 1000-летию России, Екатерины II и др.
10. Kladeradatsch — немецкий юмористический журнал.
11. "Быть необеспокоенным в Варцине". Бисмарк по окончании войны 1870-71 гг. уехал отдыхать в свое имение Варцин в Померании, что и дало, вероятно, повод для карикатуры в журнале «Kladeradatsch».
12. Мусоргский пишет «исскуство» вместо «искусство» несколько раз в этом письме.