Письмо из Лангедока (Карамзин)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Письмо из Лангедока
автор Николай Михайлович Карамзин
Опубл.: 1803. Источник: az.lib.ru

Письмо из Лангедока[править]

В Париже оставил я великолепие, вкус, искусства и шумную деятельность; а здесь нашел простодушие, искреннюю ласковость и счастливую жизнь семейственную. В южных странах Франции природа и судьба настраивают людей к веселости и добросердечию. На здешних мирных берегах, где редко огромные палаты бросают тень свою на светлые воды рек, обитают доверенность, невинность, любовь, искренняя набожность, и святые узы нравственности привязывают людей к супругам, детям и мирной семейственной жизни. В самые ужасные времена революции человеколюбие и религия находили убежище в южных провинциях. Землевладелец слышал вдали грозу и бурю, но спокойно обрабатывал поле; труды и молитва были его ангелом хранителем. Трогательное, невинное добросердечие стоит образованного вкуса и разума. Оно есть также образование: плод натуры и внутренней деятельности душевных способностей; а вкус и разум образованный есть дело искусства и внешних опытов. Человека натуры можно уподобить первобытным цветам, простым, но плодоносным: время и вкус открыли способ украшать их в садах, но сделали бесплодными. Люди, соединяющие в себе внутреннее образование со внешним, должны конечно назваться совершенными; но первое драгоценнее, и может приятным образом заменять последнее; а внешность никогда не заменит внутренности.

Женщины в Лангедоке вообще не так хороши, как в других провинциях республики; но лангедокские красавицы зато уже всех прелестнее, соединяя в себе томность и пламенность южных земель с мысленным образом красоты. Всякая из них есть Рафаэлева Мария. Большие черные глаза, румяные щеки, густые длинные волосы, черты тонкие греческие и живописная стройность, делают их неизъяснимо прелестными. Мужчины же в Лангедоке, подобно как и во всех южных землях, невелики ростом.

Здесь — кстати или не кстати — расскажу я трогательный анекдот нежности, слышанный мною от одного монпельерского жителя.

Недалеко от сего города жила молодая девушка, украшенная природой и добродетелью. Она пела как ангел, играла с удивительной приятностью на лютне, мило изображала натуру в живописи и была отменно искусна во всех женских рукоделиях.

Прелестный юноша тайно желал ее; часто виделся с нею, но никогда не говорил о любви своей. Его любезные свойства, трогательная скромность и почтительность сделали глубокое впечатление в сердце девушки; любовь его была ее главной мыслью и счастьем; нежный взор красавицы изменял иногда сердечной тайне, и любовник с восторгом предчувствовал свое блаженство.

Дни, недели проходили: девушка напрасно ожидала милого юноши, и наконец осмелилась спросить о нем… Ей сказали, что он болен, обезображен оспой, лишен зрения, и в ужасах страдания борется со смертью… Красавица побледнела… «Боже мой!» думала она: «я не увижу его! жестокая смерть не допустит меня признаться ему в моей нежности! не могу ходить за ним в болезни; не могу последних минут цветущей жизни его усладить душевным состраданием!»

В тоске и горести прошел день; вечернее солнце погасло на западе, и кроткая звезда уединенно воссияла на синем своде неба; едва веял тихий ветерок, и все творение покоилось. Уединение и тишина ночи, отделив сердце любовницы от света, совершенно предали ее чувству любви и натуры. Удивительная, смелая мысль представилась душе ее: она подумала — решилась. Закрыв себе лицо и взяв лютню, прелестная выходит с робостью из дому и прямо идет к замку любовника; сквозь зелень высоких ив, его окружающих, видит свечу в комнате больного, и бросается на дерновое канапе, сделанное там для прохожих или для странствующих певцов баллад.

Отдохнув, красавица берет лютню — и поет кроткую, утешительную песнь вечного мира в могиле; слезы льются из глаз ее, сердце бьется сильно — и ночной воздух не может прохладить ее лица пылающего… Больной слышит нежные, сладкие звуки: какое чувствительное сердце не узнает голоса любви?… Это она! восклицает юноша, и сие внезапное радостное движение было счастливым переломом его болезни. Он лишился памяти — но через несколько минут лекарь уверился в спасении его жизни… Любовница с горестью возвратилась домой, не думая, чтобы юноша мог узнать ее. Страх, уединение ночи и душевное напряжение, с которым она пела, смотря на жилище любовника и воображала его умирающего, имели вредное следствие для ее здоровья: она слегла в постель. Юноша выздоровел, и еще в слабой томности спешил к ее отцу ее, чтобы открыть ему свое сердце. Красавица уже с именем невесты встала с постели, и тогда, в нежном восторге, открыла ему и любовь и дело свое.

После того часто сидела она, вместе с милым супругом, на дерновом канапе, под тенью лип, и всякий бедный, приближаясь к ней, был уверен в ее помощи…

(С нем.)

Письмо из Лангедока / (С нем. [пер. Н. М. Карамзина]) // Вестн. Европы. — 1803. — Ч. 10, N 15. — C.198-203.