Минувшее: Исторический альманах. 12.
М.; СПб.: Atheneum: Феникс. 1993.
ИЗ «СЕКРЕТНЫХ» ФОНДОВ В СССР
[править]«Рукописи не горят». К сожалению, история не подтверждает правоту этих, уже ставших крылатыми слов Воланда-Дьявола из романа, который не раз предавался огню самим автором, писавшим в 1932 г., что печка — его любимый редактор. Кому из замечательных (и не замечательных) русских авторов двадцатого века не приходилось обращаться к услугам такого редактора? Какую трагическую «анти-историю» литературы можно было бы написать, если бы каждый, подобно Андрею Белому, составил «список пропавших или уничтоженных самим автором рукописей», и эти списки можно было бы собрать воедино!
Конечно, далеко не все рукописи горели. Их хранили на свой страх и риск друзья и семьи репрессированных; они сохранились и в государственных учреждениях. В наше время и рукописи и их авторы «возвращаются». Какая, однако, отвратительная формулировка! Ведь писатели, художники, композиторы, философы не по доброй воле уходили из культуры, чтобы потом «вернуться»: нет, это гонители их соизволили дать им теперь разрешение на возвращение — в память. Иногда возвращаются они странными путями. В 1929 г., когда сотрудники ОГПУ вернули Булгакову его ранний дневник, конфискованный при обыске тремя годами раньше, он его тотчас сжег, не подозревая, что уже снята была теми же чекистами копия. Недавно этот «сожженный» дневник был выпущен в свет органами-хранителями (хранить вечно!) и появился в печати к удивлению булгаковедов всего мира.
Спецфонды в библиотеках открывают и советским и иностранным читателям. Всего четыре года назад (не говорю уж о временах тому предшествовавших) меня вообще не пускали в здание Ленинградской публичной библиотеки на Фонтанке, где собрана периодика, а в главном здании на любой заказ, касающийся газет пореволюционного времени и двадцатых годов, я получал неизменный отказ: «у другого читателя», «восстанавливаются» и тому подобное. Теперь в архивах снимают запреты с отдельных документов и целых фондов. Наконец становятся доступными не только исследователям, но и самим сотрудникам этих хранилищ материалы, без которых нельзя ни там ни здесь писать правдивую историю русской литературы.
Мне хотелось бы поделиться с читателями некоторыми из этих материалов, которые недавно стали доступными в одном из самых богатых общекультурных архивов России: ЦГАЛИ — учреждении, которое, надо признать, одним из первых стало открывать свои фонды. Выражаю благодарность директору и сотрудникам архива за возможность ознакомиться в первый раз весной 1991 года со всем фондом Андрея Белого. Также приношу свою благодарность Ю. А. Айхенвальду, который, зная, насколько я был занят работой в этом огромном фонде, любезно предоставил мне свои копии писем В. Ф. Ходасевича и И. А. Бунина.
Все документы, разумеется, печатаются впервые.
ПИСЬМО В.Ф. ХОДАСЕВИЧА А.А. БОРОВОМУ
[править]Милостивый Государь Алексей Алексеевич! Сергей Алексеевич, извиняясь перед Вами, что не может написать Вам лично за крайним недосугом, просил меня напомнить Вам Ваше обещание дать статью для «Перевала» к / ноября. Если бы это почему-либо оказалось для Вас невозможным — не откажите дать хотя бы небольшую часть статьи. Мы напечатаем эту часть с указанием, что «продолжение следует».
В.Ходасевич.
ЦГАЛИ. Ф.1023 (Боровой А. А.). Оп.1. Ед.хр.749. Фонд А. А. Борового (1876—1936) был рассекречен в 1990 г.
Письмо В. Ф. Ходасевича (1886—1939) было написано, когда он был секретарем журн. «Перевал», редактировавшегося Сергеем Алексеевичем Соколовым (псевд. Сергей Кречетов, 1878—1936). Журнал был основан осенью 1906 г., так что дата «27/Х 905» на копии исправлена мною на «906». Письмо — на бланке журнала. Типографский текст на бланке: «Перевал». Журнал свободной мысли. Москва, угол Пречистенского бульв. и Сивцева-Вражка, дом Тарасовой, кв. № 1. Телефон 137-67.
«Этическая ценность революционного миросозерцания» (с эпиграфами из Гете, Макса Штирнера и Ницше) — статья известного деятеля анархистского движения А. А. Борового («официально приват-доцент Московского университета, а неофициально эстетический анархист». — Дон Аминадо. Поезд на третьем пути. 1954. С. 227), сотрудника многих либерально-левых журналов и газет, появилась в первом (ноябрьском) номере «Перевала» за 1906 г. с примечанием «Отрывок из предполагаемой публичной лекции». Имя Борового числится в списке постов яных сотрудников журнала, где печатались как его рецензии, так и очерки «Реформа и революция» (No№ 7, 8-9, 11, 12 за 1907 г.). Боровой, который и после 1917 г. продолжал занимать видное место среди московских анархистов, был арестован в конце двадцатых годов и расстрелян в 1936.
ПИСЬМО В.Ф. ХОДАСЕВИЧА Ю.И. АЙХЕНВАЛЬДУ
[править]Paris (12e).
Дорогой Юлий Исаевич,
простите меня, что на Ваше письмо, такое дружеское, отвечаю не тотчас. Кроме того — большое спасибо за присланную статью1. Промедление мое объясняется тем, что я сперва хворал, потом изо всех сил писал, потом писал и хворал одновременно (уехав из Парижа); потом вернулся2, но ждал, чтобы в «Посл[едних] Нов[остях]» дали мне экземпляр] той статьи, которую прилагаю. В ней есть несколько добрых слов о Вас. Они были бы и еще теплее, если бы не страх (признаюсь — малодушный), что меня обвинят в «заискивании перед критикой». Дело в том, что эта статья должна войти в мою книгу «Некрополь», которая по-видимому выйдет нынешней зимой3.
Если хотите, вернемся к «Боттому»4. Вы великодушно оставляете мне лазейку, говоря, что «фактические неточности ничему не мешают и только делают стих менее привязанным к реальности». К несчастью, я не в праве воспользоваться Вашей аргументацией. Правда, я не гнался нарочно за «внешней реальностью», но и не прибегал к неточностям сознательно. Следственно, буду оправдываться (и каяться) по-другому —
1) Немцы чаще хоронили без гробов, но хоронили и в гробах. Следственно], тут неточности у меня нет5.
2) Маршалы в 22й строке — союзные, т. е. и французские и английские. Признаться, не думал, есть ли у англичан маршалы. Но заметьте, что Китченер был фельдмаршал. Так что тут, в худшем случае, полу-неточность, вполне допустимая.
3) Я очень помнил об английском добровольчестве. Но если вчитаетесь, то увидите, что мой Боттом погиб в ночь на 3 февраля] 1917 г., ибо его жена уже два года плакала до Версальского мира (точнее 1 г. 9 месяцев). Он мобилизован в конце 1916, в начале 1917 г., когда уже посылали не только добровольцев. О 1914 г. я сказал как о начале катастрофы, и тут моя вина непростительная: сказал я темно, неотчетливо: «пришел тогда черед» — выходит, будто в 1914 г. Эту неуклюжесть надо исправить, это мой несомненный грех, мало простительный, ибо я не сумел выразить собственную мысль6. Это похуже фактических ошибок.
Впрочем, Бог с ним, с Боттомом.
Я ушел из «Дней», которые требовали от меня систематических перепечаток из советской литературы. Это превращалось в пропаганду, на которую я пойти не мог, — и вернулся в «Последние Новости»7. Что еще Вам рассказать о себе? Ничего занимательного нет.
Вы, вероятно, не разделяете моего «бурного» негодования на «Версты» — в «Совр[еменных] Зап[исках]» (я сужу по Вашей статье о «Верстах» в «Руле»)8. Но мне, к сожалению, известна мерзкая подоплека всего этого предприятия — да и многого другого, что предпринимается большевиками с целью разложения эмиграции9. За три года жизни с Горьким узнал я столько и такого, что хватило бы на троих. Тут и причина моего разъезда с Горьким (при неомраченных личных, чаепитийных отношениях), и того, что уже больше года мы даже не переписываемся10. Он недоволен мной, я — тем, что, признаюсь, за три года не добился от него того, что почитал своей «миссией». Я все надеялся поссорить его с Москвой. Это было бы полезно в глазах иностранцев. Иногда казалось, что вот-вот — и готово. Но в последнюю минуту он всегда шел на попятный. После моего отъезда покатился тотчас по наклонной плоскости и докатился до знаменитого письма о Дзержинском11. Природа взяла свое, а я был наивен, каюсь.
Вы пишете, что иногда Вас тянет на берега Сены. Вот было бы хорошо, если бы выбрались к нам в гости. Подумайте об этом.
Нина Николаевна, разумеется, очень помнит Вас, но не очень была уверена, что Вы ее помните. Она очень благодарна за память и шлет привет. Вчера вышел первый No их маленького журнала «Новый Дом», который она Вам посылает на суд12.
Будьте здоровы. Крепко жму Вашу руку.
28 окт[ября 1]926.
ЦГАЛИ. Ф.1175 (Ю. И. Айхенвальд). Оп.2. Ед.хр.166. Приведенное выше письмо было рассекречено в 1989 г. Единица хранения № 165 (прежде не секретная) содержит два письма Ходасевича Айхенвальду, одно от 31 июля 1926 г., второе — от 22 марта 1928 г. Письмо от 28 октября 1926 г. занимает промежуточное положение между этими письмами, опубликованными в седьмом выпуске сборника ЦГАЛИ «Встречи с прошлым» (М., 1990. С. 89-102).
1 Писем Ходасевичу критика и историка литературы Ю. И. Айхенвальда (1872—1928), высланного за границу в 1922 г., в фондах Ходасевича в американских архивах нет, так что нельзя сказать, о какой статье Ай-хенвальда, постоянного сотрудника берлинской газеты «Руль», идет речь. В то время его «Литературные заметки» появлялись там по средам.
2 5 марта 1926 г. Ходасевич вместе с Н. Н. Берберовой (р. 1901) переселился на новую квартиру по адресу: 14, rue Lamblardie, где он и оставался до октября 1928 г. В сентябре 1926 г. Ходасевич постоянно ездил из Парижа в Робинсон (Seaux-Robinson), дачное место на южной окраине Парижа, где он предпочитал писать, так как в городе ему было трудно работать.
3 Речь идет о воспоминаниях «Муни», напечатанных 30 сентября 1926 г. в «Последних новостях», № 2017. Там же Ходасевич писал: «После одной тяжелой истории, в начале 1908 года, Муни сам вздумал довоплотиться в особого человека, Александра Александровича Беклемишева. /…/ Беклемишев писал стихи и рассказы; под строгой тайной посылал их в журналы. Но редакторы, только что печатавшие Муни, неведомому Беклемишеву возвращали рукописи, не читая. Только Ю. И. Айхенвальд, редактировавший тогда литературный отдел „Русской Мысли“, взял несколько стихотворений незнакомого автора, и мне отрадно об этом вспомнить. Он знавал Муни, но, вероятно, и сейчас ему неизвестно, чьи стихи он печатал под именем Александра Беклемишева». При перепечатке несколько переделанных воспоминаний в книге «Некрополь», вышедшей в Брюсселе незадолго до смерти Ходасевича в 1939 г., автор оставил упоминание об Айхенвальде.
4 28 июля 1926 г. Айхенвальд, в рецензии на 28-ю кн. «Современных записок», дал очень «лестный отзыв» (слова Ходасевича) о балладе «Джон Боттом», напечатанной там же — с. 189—196 («Руль», № 1717; текст Айхенвальда перепечатан в комментариях к балладе в первом томе Собрания сочинений Ходасевича — Ардис. 1983. С. 371). В своем первом письме Айхенвальду от 31 июля 1926 г. Ходасевич поблагодарил его не за «похвалу», а за то, что он, «один из немногих», понял его «Боттома». Второе письмо Ходасевича, по-видимому, отвечает отчасти на рецензию (см. прим.5 к этому письму) и на фактические возражения Айхенвальда в его недошедшем до нас письме Ходасевичу.
5 В рецензии Айхенвальд писал: «Если быть придирчивым, то можно выразить сомнение, действительно ли, как рассказывает баллада, германцы, заняв английский окоп, „Джона утром унесли и уложили в гроб“: едва ли так, в гробах, хоронили убитых солдат».
6 Шестая строфа баллады в тексте, напечатанном в «Современных записках», читается: «Проклятье вечное тебе, / Четырнадцатый год!.. / Пришел и Боттому тогда, / Как всем другим, черед». При перепечатке баллады в «Европейской ночи», третьей части Собрания стихов (1927), Ходасевич исправил третью строку на «Потом и Боттому пришел».
7 Летом 1925 г. Ходасевич стал, вместе с Алдановым, заведовать литературным отделом парижской газеты «Дни». (С 1922 г. по август 1925 г. он печатался в ней и в «Последних новостях»). 25 августа 1926 г. он записал в свой «камерфурьерский журнал»: «В Дни (вернулся Алданов)», а в среду 22 сентября: «В Дни (моя „отставка“)». На следующий день он зашел в контору «Последних новостей» и 30 сентября там появился «Муни» (см. прим.3 к настоящему письму).
8 Опубликование сборника «Версты» летом 1926 г. в Париже вызвало бурю враждебных откликов в эмигрантской прессе из-за его подчеркнуто просоветской ориентации. Может быть, самым ярким и язвительным откликом был очерк Ходасевича «О „Верстах“», опубликованный в 29-й кн. «Современных записок» (его текст, с подробными комментариями, перепечатан во втором томе его Собрания сочинений. Ардис. 1990. С. 408-417 и 544—549). В своих «Литературных заметках» в газете «Руль» от 11 августа 1926 г. (№ 1729) Айхенвальд скорее всего резюмировал содержание «необычайного явления» «Верст» и писал: «Мы здесь не будем касаться „Верст“ по существу, тем более, что существо это для нас не вполне ясно». Он начал свои заметки с упоминания, что Ходасевич недавно в газ. «Дни» («О Блоке и Гумилеве. Воспоминания». № 1069 от 1 августа) обратил внимание на то, что в текущем августе исполняется пятилетие смерти Блока и Гумилева.
9 Имеется в виду так называемая кампания, получившая название «возвращенчество», о котором Ходасевич написал, но не напечатал, разоблачительную статью «К истории возвращенчества» в 1926 г. Текст статьи впервые был напечатан по рукописи и без купюр во втором томе Собрания сочинений (С. 430-433 и 551—552). См. также письмо Ходасевича М. М. Карповичу от 7 апреля 1926 г., где он в частности писал: «Но самое мрачное то, что я знаю [подчеркнуто дважды. — Публ.], что и Пешехонов, и она [Кускова. — Публ.], и прочие — жертвы большевицкой интриги, сознательно проводимой. Возвращенчество задумано в ГПУ» («Oxford Slavonic Papers», New Séries, vol. XIX, 1986. p. 148—149, публ. Д.Мальмстада и Р.Хьюза).
10 В упомянутом уже письме от 7 апреля 1926 г. Карповичу Ходасевич писал: «…у меня произошел разрыв с Горьким, чисто политический. Лично мы ничем друг друга не обидели. Но я просто в один прекрасный день перестал ему отвечать на письма. Я устал от его двуличности и лжи (политической!), устал его изобличать. А делать вид, будто не замечаю, — не могу». В письме к Карповичу от 3 июня 1925 г. он писал: «Из этих трех лет, проведенных за границей, я половину времени прожил с Горьким под одной крышей: месяцев пять под Берлином, в начале 1923 года, потом — месяцев 5 — в Чехословакии (конец 1923 и начало 1924), потом месяцев 6½ — в Сорренто (с октября 1924 по апрель 1925)» («Oxford Slavonic Papers». p. 142). См. также очерки Ходасевича о Горьком в «Некрополе» и в «Современных записках» (кн.70. 1940).
11 Статья «К истории возвращенчества», по всей вероятности, была написана вскоре после опубликования письма Горького Я. С. Ганецкому в газ. «Правда» от 11 августа 1926 г., под названием «М.Горький о Ф. Э. Дзержинском». В начале своей статьи Ходасевич писал: «Что Горький Дзержинского „и любил, и уважал“, — для меня с некоторых пор не ново. К тому же — это дело его личного вкуса и его отношений с начальством. В его письме меня взволновало другое». 14 сентября 1926 г. Ходасевич писал Н. Н. Берберовой («Милый мой кот»): «Сегодня я /…/ встретил папу Познера [Соломона Владимировича. — Публ.], который очень противен. Как ты и предсказывал — переписывается с А[лексеем] Максимовичем]!!! „Возражал“ ему на письмо о Дзержинском]. А.М. — ему, словом — гнус. Я сказал, что А.М. просто подлец. Ну, к дьяволу их» (Минувшее. Т. 5. 1988. С. 237).
12 Литературный журнал «Новый дом», выходивший в Париже под ред. Нины Берберовой, Довида Кнута, Юрия Терапиано и Всеволода Фохта, существовал недолго: вышло три номера за 1926—1927 гг. Айхенвальд отнесся благожелательно к новому журналу: см. его рец. в «Руле», № 1813, 17 ноября 1926 г., где он писал о «царящей в нем атмосфере талантливости и вкуса». В письме от 26 ноября 1926 г., хранящемся в фонде Айхенвальда в ЦГАЛИ, Берберова благодарит его и за это, и за «чрезвычайно лестные слова» о ней. См. также ее автобиографию «Курсив мой» (Мюнхен, 1972. С. 370). Возможно, что Айхенвальд познакомился с Берберовой 8 июля 1923 г., когда они вместе с Ходасевичем, Белым, К. Н. Васильевой, Никитиным, Зайцевым и Бахрахом провели вечер в берлинском ресторане (см. «камерфурьерский журнал»).