Письмо к издателю французского Меркурия
[править]Сорок уже лет, г. м., читаю и перечитываю Гомера, и всегда с удивлением, всегда с полною доверенностью, которую он заслуживает по всей справедливости. Скажу вам, что Гомер есть, в моих глазах, первый из историков, из географов, из генеалогистов; первый из живописцев, из поэтов, из романистов, и проч. и проч. Судите же о моем восхищении, когда я увидел прекрасное Путешествие по Троаде г. Шевалье, которое еще более утвердило меня в прежних мыслях; ученый путешественник странствовал, с Илиадой в руках, и нашел даже самые малые деревни, даже ручейки, о которых упоминает поэт греческий.
Но более всего приятно мне было, что г. Шевалье не только согласно говорит с описанием топографическим, которое всем известно, но основывается на достоверных свидетельствах важных писателей, ссылается на Страбона, на ученых англичан — Попа, Моритта, Стуарта и проч., на лучших из новейших путешественников, и торжествует над маловерным Брианом, этим английским пирронистом, который, как другой Гардуэн, не хочет даже согласиться, что Троя была во Фригии.
Итак я радовался от всего сердца трудами сего славного гомериста, увенчанного блистательным успехом троекратного издания, быстро одно за другим следовавшего, как вдруг досадное письмо переменило мысли мои по сему предмету, несмотря на все свидетельства, на все доказательства, на которые путешественник ссылается.
Письму, о котором говорю, прошло уже более ста лет, но до времени и числа нет нужды; достойно внимания, что человек, написавшей его, не есть из числа обыкновенных; он был муж отличный ученостью, заслуживший дружбу и уважение Расина и Буало — сих защитников Гомера и всех древних. К нему Буало писал пятое свое послание. Письмо, опровергающее мнение, в котором мы до сих пор так твердо были уверены, писано — к Расину. Автор его есть — Гильераг, родившийся в Бордо, бывший сперва президентом палаты питейных сборов того города, потом комнатным и кабинетным секретарем королевским, а наконец посланником в Константинополе. Отправляя последнюю должность, он писал к Расину следующее:
«С чувствительным удовольствием, г. м. я читал письмо, которым вам угодно было почтить меня. Я живу далеко от вас и от места, где представляют ваши трагедии; следовательно они не могут на меня действовать столько, сколько на тех, которые видели их на сцене; славная страна, воспетая вами в стихах, мне очень наскучила — со всем тем ваши сочинения прекрасны. Так, г. м., страна сия, о которой древние поэты и историки говорили столь иного хорошего, мне очень не нравится, и я теперь вижу, что они не были точными наблюдателями истины.
Скамандр и Сиетонс бывают безводны десять месяцев ежегодно; желоба их высыхают совершенно и становятся порожними рвами. Реку Гебр можно причислить к четвертому классу. Натолия, Понт, Никомедия, Ифака — ныне Кефалония[1], — Македония, области Ларисская и Афинская, никогда не могли вмещать в себе и пятой части жителей того количества, о котором упоминают историки. Никак нельзя поверить, чтобы страны сии так были населены, какое бы ни прилагали о том старание. Почва земли везде камениста, суха и безводна: везде видишь горы и скалы голые, которые древнее всех писателей. Пристань Авлидская в совершенном запустении; но в каком бы хорошем состоянии она ни была, никогда не могла поместиться в ней тысяча кораблей греческих — ниже тысяча лодок. Делос есть — голый утес; Цифера и Пафос — места ужасные. Цифера, или Чериго, есть небольшой остров, весьма неприятный и бесплодный. Нет места, где воздух был бы заразительнее, как в Пафосе, совершенно необитаемом. Накс не лучше его. Поэты, по-видимому, определяли обиталище Венеры в тех местах, в которых жили их любезные — но очень некстати. Умолчу о двухстах епископских епархиях в Греции, упоминаемых в церковной истории, из которых в каждой находится не более двенадцати приходов. Я хотел бы, чтоб вы не забывали о привязанности, которую имею ко всему, что вам принадлежит; хотел бы получить известие о вашем семействе. Думаю, что маленький Расин очень быстр, и предвижу, что, возвратившись в отечество, не осмелюсь посчитаться с ним в знании древнего языка греческого; по крайней мере удивлю его новым общенародным, которой также испорчен, также беден как и сама Греция».
Несмотря на ясные доказательства ученого наблюдателя Троады, несмотря на доверенность и почтение, которое должно иметь к важным свидетелям, на которых он ссылается, упоминаемые в письме противоречия требуют опровержения.
Остаюсь ваш и проч.