Письмо к свящ. Иосифу Фуделю от 19 января — 1 февраля 1891 г.*[править]
Константин Леонтьев. Произведения: http://knleontiev.narod.ru/articles.htm
1891, Янв.<аря> 31
Оптина Пустынь.-
Милое мое и неоцененное Благословение —
радуйся! — Мы, конечно, должны благодарить Бога за все; даже и за страдания и скорби наши; и, разумеется, — долголетняя привычка к аскетическим размышлениям — способствует утверждению в сердце нашем и аскетических чувств; — действительно можно привыкнуть (по опыту знаю) до известной степени и лишениям радоваться; — можно благодарить Бога и за испытания, особенно по окончании их; но куда как приятнее все-таки благодарить Бога за утешения и радости!.. А их и в старости человеку посылает Господь! —
Вот и мое сердце знает и выразить с трудом может — сколько приятного я получил от милости Его — за последние года! — Даже и страшно иногда, когда остановишься мыслью на глубокой и неискоренимой греховности своей.- «Откуда мне сие?!»
Конечно — и теперь скорби есть.- Болезни, хотя и давно привычные, а все-таки беспокоят; умирать все-таки не особенно что-то хочется; — а время близится.- Как там ни толкуй, а «все люди смертны, Кай человек; следовательно он смертен».- А тут еще литература и «гражданские» эти убеждения, — Астафьев сказал не то, что бы я желал от него слышать; — другой не сказал того, чего бы я мог ждать от него.- И т. д., и т. д.- Но все эти небольшие тени — для мудреца (а я ведь на «мудрость» немножко претендую) — должны только способствовать лучшему рассмотрению тех сторон его жизни, на которые ярко изливается Свет — милости Христовой…
Моя независимость, моя обеспеченность, мой просторный дом, зимою теплый, летом веселый в зелени; — поддержка старца; — любовь моя к моей милой Варе и ее обо мне сердечные (хотя и не всегда толковые) заботы; свежесть ума моего в полуразрушенном этом теле; возможность делать кой-какое, хотя бы и мелкое, добро и многое другое… Это все свет моей старости… Я счастливее многих, очень многих стариков…
И вот в числе этих приятных поводов — благодарить Бога — один из самых приятных — и значительных — это ваша дружба и ваше со мной единомыслие (почти), — мой голубчик, Осип Ивыныч!..
Вот вам, душенька, какой сегодня «документ»! (Это моя Варя раз так сказала вместо «комплимент»!)- Да я, право, все больше и больше к вам привязываюсь и даже прошу вас не изменять мне хоть сердцем, если мне даже суждено дожить до той горькой минуты, когда вы мне мыслью измените…
Все почти близкие ко мне прежде юноши — отвыкли от меня и оставили меня: Денисов, Уманов, Замараев, Волякин, Озеров, братья Нелидовы и т. д. Остаются верными только: Кристи, Александров и вы.- Но Кристи теперь болен (быть может, и неисцелимо), — да и прежде был нестерпимо неровен и неаккуратен.- То три огромных письма подряд, прелестных по уму и чувствам; — то почти год — молчит…
Александров, как я более и более убеждаюсь, — менее вас вообще способен; к тому же пишет письма весьма краткие и мало интересные; хотя и согретые в высшей степени добрыми ко мне чувствами.- Сверх того — мне мешает как-то эта женщина, которая наросла на нем как огромная какая-то шишка и которую — я «любить» могу только в случае нужды самым сухим христианским состраданием; а физиологически по естественному чувству — едва-едва выношу ее как вредный нарост на любимом мною и в высшей степени благородном человеке.- Потом — он будет Профессором; — а вы иерей в рясе; — «хамства» все-таки меньше.- А ведь — я с этой стороны не только неисправим, — но даже и не желаю исправляться! — Любя его и уважая глубоко, я буду извинять ему «профессорство»; — а вам «Священнику» с этой стороны что извинять?
Так что я и объективно, и субъективно Вами доволен более, чем всеми другими моими молодыми приятелями.-
Объективно — потому: что — вы умны, очень тверды, верны, и достаточно смелы; потому — что вы религиозны; — потому — что на вас не «полу-пердунчик», а ряса.- Пишете очень хорошо; ясно; прямо; решительно и с чувством; — потому, наконец, что вы сумели выбрать себе жену умную, которая не мешает вам делать дело, не корячится как другие чертовки нашего времени… Субъективно — потому — что вы меня, как человека, искренне любите и как писателя смело, независимо и талантливо, готовы поддерживать, когда есть малейшая возможность и повод.-
Просто сказать и коротко: — на вас — моя главная надежда! И пожалуй, что ни на кого больше!
Не дай мне Бог дожить до какого-нибудь между нами охлаждения или разрыва! «Враг силен»; — а так как даже и личная наша дружба зародилась и выросла прежде всего на почве религиозного единомыслия, то дьяволу — едва ли она может нравиться… Боюсь — его действий; — и, разумеется, за молодого человека больше, чем за себя.- NB! NB!
Письмо это, вероятно, будет не письмо, а целая рукопись разнообразного содержания; — и будет писаться несколько дней.-
Сегодня воскресенье (20 января).- Приходил молодой монах читать мне на дом часы; — я помолился и был вообще в приятном настроении; — пришла Варя и села у окна в кабинете.- А я говорю ей: «Варюша, — мол, — благослови, кому мне прежде писать: Фуделю — письмо огромное и вообще приятное или Ник.<олаю> Ник.<олаевичу> Страхову (я на днях от него получил) довольно краткий, колкий и обличительный ответ? — Я в нерешительности<,> с чего начать и вместе с тем за статью для „Гражд.<анина>“ не в силах приняться пока Фуделю любезностей, а Страхову (прости — Господи!) колкостей не напишу.- Разреши-ко ты?» —
А Варя говорит: «Ну его Страхова! Не стоит он того, чтобы ему скоро отвечать.- Пишите Фуделю.- И приятнее будет, и греха меньше!»
Вот я и начал.- Продолжение же отлагаю до завтра.-
24 Января.-
20-го не мог продолжать: — собралось много мелкого дела и своего, и чужого.- Переписка с Банком (сроки платежа близки; а денег нет); переписка по поводу известной вам тяжбы в Москве; — разные рекомендации и ходатайства за разных страдающих людей<.>- И т. д.- Наконец освободился; — хотя с истинным огорчением вижу, что большого, задуманного плана исполнить теперь не могу.- Я хотел разом послать Вам большую посылку — в подарок — авву Дорофея или Петра Дамаскина; — или Исаака Сирина, которых у вас нет; — а на подержание разом: Киреевского 2 т., Хомякова 1 т. (самый Вам нужный) и Данилевск.<ого>.- (Самарин, для вопросов социальных, Вам не нужен; — в тех томах, которые у меня, — только статьи о религии и Церкви).-
На полях у Хомякова давно уже выставил NN-ра, с тем, чтобы на особых листах сделать соответственные замечания; — и так как это работа все-таки нешуточная, то я надеялся, что вы «засадите» вашу «Женичку» без церемонии переписать все это и 1 экз.<емпляр> вернете мне; — (ибо одно замечание может вам занадобиться, а другое мне; ведь два раза одно и то же делать — для себя и для вас, согласитесь, было бы ужасно!).- У Киреевского сделал только небольшие примечания карандаш.<ом> прямо на полях; — потому что из его книг вам могут пригодиться только 2 статьи.
Книгу Данилевск.<ого> не хотелось мне вам свою присылать; — она вдруг может мне занадобиться самому; — просил Страхова выслать даром 2 экз.<емпляра> (другой для одного здесь гостящего и обращенного юноши).- Этот противный человек извинился и отказал; и вообразите (не фатум ли опять?) — этот сравнительно не важный случай будет, вероятно, причиной нашего окончательного с ним разрыва. (Астафьев — раз; Страхов — два; — пожалуй — при некоторых условиях, которые я почти предвижу, и Соловьев… 91-й год…)- При отказе Страхова прислать книги были в письме его еще и вопросы — о том, что я думаю об его споре с В.Соловьевым и о том, кто из них двух правее, обвиняя друг друга в «фальшивости».- Если бы Страхов не упомянул слова «фальшивость», то, может быть, дело как-нибудь и обошлось; но тут — мое чуть не 30-летнее с ним (и с его противу меня прямо — подлостью) — долготерпение не выдержало.- И я после усердных молитв и 3-х дневной борьбы послал ему очень краткий ответ открытым письмом; — я говорю в нем, что нездоров и рассуждать теперь не могу о серьезных вопросах;* — а что касается до «фальшивости» или «искренности» того или другого русск.<ого> писателя, то я предпочитаю молчать; ибо откровенность завела бы меня далеко; — а я желаю «прочее время живота моего в мире и покаянии скончати».- Поэтому нахожу в этом случае более приличным напомнить слова Царя-псалмопевца: «Уклоняющегося от меня лукаваго не познах» (т. е. я не стал с ним водиться, связываться)**. Начиная с * и до ** — все слово в слово. Так как он очень умен и к тому же «знает кошка, чье мясо съела» — то, разумеется, — он — поймет, что это я его считаю «лукавым», «уклоняющимся» вот уже более 20 лет от долга поддержать меня литературно и что это я с ним не хочу более водиться.-
Прошу вас вообразить, какую борьбу духовного чувства с литературным самолюбием (по-«человечески» говоря, справедливо оскорбленным) — я перенес в эти несколько дней.- Я принял очень серьезно к сердцу и то, и другое.- Я написал ему три письма, одно за другим; и всякий раз с усердной молитвой, с просьбой, чтобы Господь наставил меня — как поступить? — Дать ли волю накопившемуся негодованию (у Соловьева сучек видит, а у себя бревна не видит!) — или «положить дверь ограждения на уста мои»? — Варсонофий Великий учит в подобных трудных случаях до 3-х раз искренно помолиться и потом — уже следовать туда, куда после 3-ей молитвы склоняется сердце наше.- Все три 1-е письма были слишком откровенны, грубы и отчасти длинны. Сверх того, я находил, что несколько унижаю себя тем, что указываю ему слишком прямо на то, как я нуждался в его отзывах; — а бесполезное унижение своего достоинства перед кем попало — вовсе не то духовное смирение, которое состоит в ежеминутном сознании своей греховности, иногда даже едва-едва уловимой.- Вот и кончилась эта борьба — тем, что я отправил ему упомянутое открытое, где только все «тонкие намеки на толстое обстоятельство» его против меня писательской несправедливости; а прямого ничего нет.- И теперь успокоился.- Все 3 первые письма я не разорвал; а хочу сохранить их вместе с его письмом в особом конверте.- (Есть и копия с посланного открытого).- В сущности я очень рад, что наши личные сношения прекратятся.- Эти сношения (личные) при всем том, что мы с ним на 2/3 единомышленники — были издавна натянуты и ложны.- Если он вздумает мне ответить в конверте, то я, конечно, не стану распечатывать, а верну в другом конверте.- Я уже это не раз в жизни делал с людьми, которых письма меня тревожили и таким путем заставлял их замолчать.-
Так как я не отчаиваюсь еще увидеться с вами, на «старой земле» и «под старым небом», — то тогда и прочту или покажу вам всю эту пачку.-
Есть там, между прочим, и о Соловьеве и как раз — ответ мой на те самые обвинения его (Соловьева) во лжи и подтасовках, в которых и вы не без основания его обвиняете.- При всем моем личном пристрастии к Влад<имiру> Сергеичу и при всем даже почтительном изумлении, в которое повергают меня некоторые из его творений («Теократия», некотор.<ые> места из критики «отвл.<еченных> начал» и «Религиозн.<ых> Основ», напр.<имер>), я сам ужасно недоволен им за последние 3 года.- То есть с тех пор, как он вдался в эту ожесточенную и часто действительно недобросовестную полемику против Славянофильства.- Недоволен самим направлением; недоволен злорадным и ядовитым тоном, несомненной наглостью подтасовок.- Не согласен даже с тем, что Соединению Церквей так сильно может помешать своеобразное, национальное развитие России, как он думает[1]. Если бы он не находил, что самобытность национального духа нашего и утверждение наших от Запада государственных и бытовых особенностей — помешает его главной цели — Соединению Церквей с подчинением Риму, то он — и не нападал бы на культурное Славянофильство[2] с такою яростью и с таким ослеплением.- Но я нахожу, что он в этом-то и ошибается; Россия, проживши век или 1/2 века (а, может быть, и меньше) — в некотором насыщении своим национализмом и чувствуя все-таки, что и этого как-то недостаточно — для достижения исторической апогеи ее, — легче после этого, чем до этого — может пожелать главенства Папы.- Вспоминаю при этом добродушного, но умного пустозвона нашего Шарапова.- Он мимоходом в «Русск.<ом> Д.<еле>» сказал: — «На что самому Папе будет — Россия слабая, вялая, — ничтожная» (наверное — эпитета не помню?).- Верно! На что и самому Папству — Россия <как> две капли воды похожая на ту самую либеральную Европу, которая вот уже 100 лет, как гонит Папство! —
(На сегодня довольно).-
26 Янв<аря>.- Подумавши, решил отправить Вам всю пачку с письмом Страхова и моими ему 4-мя ответами, из коих послал только последний.- Держите их у себя — до случая; — это избавит меня, между прочим, от необходимости повторяться.- В первых (неотправленных) моих ему ответах, было кое-что такое, что может служить отчасти ответом и на некоторые весьма важные мысли вашего последнего письма.- Обратите внимание, напр.<имер>, — на то место, где я говорю ему об Имп.<ератрице> Ирине.- Да! Много в Четьи-Минеях вы найдете Святых, несравненно более безукоризненных с «нынешней» точки зрения; — но — они не сделали того для Церкви (и для нас с вами лично), что сделала эта великая женщина.- Св. Олимпиада, ученица и друг Иоанна Златоуста — всю жизнь свою посвящала благотворениям и была безукоризненной личной жизни.- Но все-таки — она сделала для учения Церковного меньше, чем эта Ирина, быть может и честолюбивая, желавшая сама Царствовать, женщина! — (Я говорю, заметьте, все-таки «быть может», ибо если мы про знакомых и близких говорим не без основания: «чужая душа потемки»; то как браться 1000 лет спустя решить, что именно чувствовала и какую борьбу переживала Византийская Царица, приступая к низложению и ослеплению сына — Иконоборца!)-
«Дары» разные, говорится; — ну и «заслуги» разные.- Олимпиада поучительный пример частной — Православной жизни.- Ирина — пример — Православной твердости — на государственном поприще и при тяжких условиях — догматической неурядицы.- Благодаря низвержению и ослеплению иконоборческого Царя — Константина, — стал возможен 7-й Вселенский Собор, на котором иконопочитание возведено в догмат.- Хороши бы мы были теперь с вами, мой друг, — без икон и без всей той — «внешности», в которой до тонкости воплощены и догмат Восточной Церкви, и вся история правоверия от Адама — до наших дней!
Вот видите, как же быть-то?? Так ли это, что только простые умы и сердца могут осуществить такое великое дело, как Соединение Церквей? — Я, заметьте, спорю об основной только мысли вашей (и Страхова тоже), что высшие религиозные плоды даются только — тем людям, которые кажутся нам добродетельными, искренними или «простыми» (как вы выражаетесь; — прибавлю, что это слово «простой» имеет в нашем языке такое множество значений, что его употреблять надо весьма осторожно, если хочешь быть ясным; — простой — значит: 1) глупый; 2) щедрый; 3) откровенный; 4) доверчивый; 5) необразованный; 6) прямой; 7) наивный; 8) грубый; 9) не гордый; 10) хоть и умный, да не хитрый.- Изволь понять это словечко в точности! За это я его не люблю).
Я спорю здесь только против основной мысли — об исключительном призвании простых людей к решению великих религиозных вопросов; — а не о том, нужно ли Соедин.<ение> Церкв.<ей> и возможно ли оно.- Надо на этот раз этот, собственно, более частный, вопрос по возможности устранить[3].- Помнить только не мешает, что пока все наше Вост.<очное> Дух.<овенство> и все наши известные Богословы понимают и признают только один вид подобного Соединения: — полное отречение Католиков — от filioque, от единоличной непогрешимости Папы и т. д. Правдоподобно ли это? А если так, то мы с вами, «послушники» Вост.<очной> Иерархии, — имеем ли мы право даже и в сердце желать иного соединения? — Конечно, не имеем, говоря строго.- Но я не скрою от вас — моей «немощи»: — мне лично Папская непогрешимость ужасно нравится! «Старец старцов»! — Я, будучи в Риме, не задумался бы у Льва XIII-го туфлю поцеловать, не только что руку; ибо руку-то у Папы и порядочные Протестанты целуют; — а либеральная сволочь — конечно — нет.- Уж на что Т.<ертий> И<ванови>ч Филип<пов> строгий защитник «старого» Православия, но и тот говорит всегда: «Искренно-верующий Правос.<лавный> не может не сочувствовать Католикам во многом и не может не уважать их и вынужден даже нередко из усердия к своей вере завидовать им», — сверх того, что Римский Катол.<ицизм> нравится и моим искренно-деспотическим вкусам, и моей наклонности к духовному послушанию; и по многим еще другим причинам привлекает мое сердце и ум; — сверх этого я еще думаю, что такой оригинальный (для Русских) взгляд как Влад. Соловьева и при тех ресурсах, которыми его одарила судьба, не может пройти бесследно.- Я уверен даже, что не пройдет.- «Богобоязненность» и послушание своему духовенству — вы знаете, у нас слабы; а жажда нового, и в особенности жажда ясного и осязательного у нас в обществе неутолима.- Разлюбивши простой, утилитарный прогресс, разочаровавшись в нем, грядущие поколения русских людей не накинутся ли толпами на учение Соловьева, не только благодаря его таланту (или вернее — гению), но и благодаря тому, что самая мысль — «идти под Папу» — ясна, практична, осуществима и в то же время очень идеальна и очень крупна.-
В его учении много сторон; — но, не распространяясь здесь, предложу вам поискать об этом в письмах моих Страхову, — там есть кратко об этом.- Не знаю, право, на счет земного благоденствия после Соединения Церквей под Папой, — как решить: — хитрит Соловьев или верует сам в эту химеру? Иезуитизм ли это (весьма умный и целесообразный в наше дурацкое время) или та «духовная прелесть», о которой я упоминал (в письме)? «Чужая душа потемки!» — Из уважения к его уму — желал бы думать, что он весьма ловко и даже как бы вдохновенно — иезуитствует; — но не верит, ибо это глупо.- Из желания же верить его сердечной совестливости — (так как я его крепко люблю) — хотел бы предпочесть — искренное и глупое заблуждение.-
Но допустим, что это иезуитизм — в том смысле, что он говорит сам себе: «Нынешнему народу — скажи просто Церковь, Папа, спасение души — они отворотятся; — а скажи, что при посредстве Церкви и Папы — на земле воцарится на целое 1000-летие та любовь, та гармония и то благоденствие, о которых вы вот уже более 100 лет всё слышите от прогрессистов, а без Церкви и Папы — это невозможно, ибо только через них действует Бог, Которого признать необходимо и Которого очень многие теперь ищут и жаждут… Скажи так — (мечтательно и ложно) — они примут во имя этой лжи и этой мечты и то, что в моем учении возможно, правильно, реально, осуществимо» и т. д.
Допустим, что он так думает; разве с практической стороны он не прав? — Допустите еще, что лет через 10, 20 его учение (при слабой по-прежнему организации нашей «учительствующей» Церкви и т. п.) — приобретет множество молодых, искренних и энергических прозелитов, подобно нигилизму (тоже ясному) 60-х и 70-х годов.- Из общества идеи просачиваются понемногу и в духовные училища, и ко Двору (NB!).- Мы видим, что в настоящее время — Хомяковские оттенки (по-моему, неправильные и в некоторых отношениях — полу-протест<антские>) просочились уже в духовные Академии.- А ведь Соловьевская мысль несравненно яснее и осязательнее — Хомяковской[4]… («Любовь», «любовь» у Хомякова; — «Истина, Истина»; — и только; — я у него в Богословии, признаюсь, ничего не понимаю и старое Филаретовское и т. д. … более жесткое — мне гораздо доступнее, как более естественное).- Вообразите, что в духовных Академиях не удовлетворяются более «сладким» туманом Хомякова и спрашивают себя: — «Ну, а дальше что?» Вообразите — при этом всё большее и большее сближение — с Католич<ескими> Славянами; вообразите, что осуществился тот Панславизм, которого я так боюсь (не с Католич<еской>, конечно, а с либеральной стороны)-; — а как удержаться от этого Панславизма надолго — в случае всеобщей войны и прямой невозможности сохранить более единство Австрии? — Вообразите — в то же время — и на Западе возврат к религии, после ужасов социалистической анархии; — (не забудьте при этом и наш Импер<аторский> Двор.- Это дело первейшей важности! Уже Алекс<андра> Иосифовна, как я слышал, — раз входила в совещание с Вл. Солов<ьевым> об унии; — но он эту внешнюю унию отвергает и говорит, что теперь нужно общую почву только приготовлять.- А вот наш здешний предводитель Оболенский от сочинений Влад<имiра> Серг<еевича> без ума.- А младший его брат Николай Дмитриевич избран Государем в спутники и товарищи путешествующему ныне Наследнику Российск<ого> Престола.- Вообразите — только как пример: передачу — впечатлений — и мыслей — от брата к брату; и от брата — спутнику Молодому… И т. д., и т. д. … И т. д.)
И если, таким образом, через 20-25 лет те семена, которые Соловьев сеет теперь с такой борьбой, с такой — допустим — хитростью и даже — несимпатичной злобой, — начнут приносить обильную жатву (реальными и здоровыми сторонами учения), — то разве не простят ему — все — его извороты, или его мечтательные бредни? —
«Гармонии» (à la Достоевский): — «всеобщей любви», конечно, не будет; (для этого, как справедливо сказал в Р.<усском> Об.<озрении> Ионин и как я давно думал, — надо нам «химически»[5] переродиться); «молочные реки» и тогда не потекут в «кисельных берегах» — это все чушь, противная и здравому смыслу, и Евангелию, и естеств.<енным> наукам даже.- И если совокупность — всех выше перечислен<ных> условий — приведет (например, всё это) к Соединению Церквей под Папой, — то скорее может случиться, что русские, в одно и то же время — столь расположенные к мистическому подчинению, и столь неудержимые в страсти разрушать, столь бешеные, когда они одушевлены, — скорее, говорю я, может случиться, что эти русские-Паписты не только не будут кротки, как советует им зря Вл.<адимiр> Серг.<еевич>, а положут лоском всю либеральную Европу к подножию Папского престола; дойдут до ступеней его через потоки европейской крови (тогда уже и Немецк<ой>, и Франц<узской>, и Итальян<ской> и т. д. всё вместе).-
И тогда, разве не простится ему и ложь его?? Простится, мой друг! Да еще скажут «Великий человек! Святой мудрец! Он сулил журавля в небе; — но он знал, что даст этим нам возможную синицу в руки!» И если кто (предполагаем<,> в случае успеха) скажет тогда: «Он не хитрил, — он сам заблуждался и мечтал о невозможном»… на это ответят: «Тем лучше! Это трогательно»; от деятельности всех истинно великих умов и характеров остается нечто прочное; а то<,> что имело более косвенное и преходящее назначение, — скоро пропадает.- Победы Наполеона I-го имели косвенное и преходящее значение, ибо цель его: господство Франции над всей Западной Европой не была достигнута; но, знаете, благодаря чему, — вот уже скоро 100 лет как будничная жизнь Франции (полиция, суд, отношение к собственности, торговля, промышленность, весь административ<ный> строй) считается образцовой с точки зрения порядка? — Благодаря тому, что во время Консульства и Империи (т. е. в течение каких-нибудь 15 лет) Наполеон между двумя войнами находил время устраивать эту ежедневную жизнь на новых, данных революцией началах всеобщего гражданского равенства.- Этого равенства в то время нигде кроме Франции не было; — и на этом «песке» равенства (как Наполеон сам говаривал) — приходилось все утверждать.- Он это сделал; и какова бы ни была дальнейшая будущность Запада и челов<ечества> вообще, — приходится признать, что с его времени ни одна другая держава не может у себя производить эгалитарных реформ без сознательных заимствований и невольных подражаний демократическим порядкам Франции.- И у нас тоже все «благодетельн<ые>» реформы, за незначительными оттенками — суть реформы Наполеоновской Франции.- (Значительно у нас только то, что крестьянские земли сделаны не то, что совсем неотчуждаемыми, а трудно отчуждаемыми; — и теперь — государственная мысль колеблется между риском постепенного обезземелив<ания> мужиков и смелой решимостью объявить их земли раз навсегда государственными и неотъемлемыми; это действительно своеобразно; — остальное же в реформах наших почти все чужое и более или менее французское.- (Увы!)
Так и от Соловьева нечто большое должно остаться.- Останется же — столь поразительная и простая идея развития Церкви, против которой тщетно спорят и вероятно будут еще до поры-до-времени спорить — наши Правосл.<авные> Богословы; — воображая почему-то заодно с самим Соловьевым, что идея эта непременно ведет в Рим.- Тогда как напротив того, она скорее может подавать нам надежды на дальнейшее самобытное развитие Восточ.<ной> Церкви. (Кристи очень хорошо об этом писал, хотя и мимоходом; — мысли эти мои, но он, спаси его Господи, кстати и очень ловко ими воспользовался в «Гражд<анине>» (84-85-86???) Я был рад, потому что вы знаете, какое у меня дурацкое обилие мыслей; сам же я физически не в силах уже их распространять; кстати же сказать — и вы воруйте на здоровье что понравится и с чем сердце ваше согласится.- Это мне будет лестно и только.- Иначе ведь и нельзя развивать учение.)-
Останется ли от Соловьева только это, идея развития Ц<еркви>, или нечто еще более общее, — только истинно великий толчек, данный им русской мысли в глубоко мистическую сторону.- Ибо он, будучи несомненно самым блестящим — глубоким и ясным философом-писателем в современной Европе, посвятил свой дар религии; а не чему-нибудь другому. Небывалый у нас пример!.. Да и нигде в XIX веке.- Или произойдет действительно соединение Церквей, под Папой ли, или напротив того, благодаря Соборно-Патриаршей Централизации на Босфоре; — (причем, «кисельные берега» отвалятся сами собой и будет по-прежнему на земле стоять стон от скорбей, обид и лишений); — как бы то ни было — след будет великий… Это кончено! — А о том, прав ли он чисто догматически — что сказать? Теперь, конечно, не прав; — потому что всё Восточн<ое> духовенство с ним несогласно.- Но вот в чем вопрос — всегда ли он будет неправ? Всегда ли наше духовенство будет несогласно? Ведь это правда, что Католики не названы еще еретиками ни на каком Восточном Соборе.- А раз этого не было, — взгляд можно изменить со временем, не впадая в прямое противоречие ни с одним из 7 Вселен<ских> Соборов.- Есть — большая разница между взглядами Вост.<очных> иерархов на Римс<кий> Католиц<изм>.- Гречес<кие> Патриархи считают его прямо Ересью (хотя и Собора не было).- А у нас многие подобно Филарету — не решаются считать их таковыми, ибо только у одних Католиков изо всех отклонившихся от Греческ<ого> Православия — не нарушены ни благодать Апостольск<ого> преемства в иерархии, ни предания св. Отец, ни учение о 7 таинствах. Вот и разберитесь, мой друг, во всем этом.- Другое дело — теперь; — и другое дело — будущее.-
Довольно бы о Соловьеве; я и так отвлекся.- Но в заключение скажу: печатные политические воззрения его просто поражают меня, не знаю только чем: ребячеством своим или наглым притворством. «Никого не обижай; у Поляков проси прощения; Евреям дай равноправность; — Данил<евский> проповедывал ненависть к Европе… Он безнравственный писатель» — и т. д. Боюсь, что — притворство! Ибо не далее, как в последнее свидание со мной в Москве он говорил мне: «Если для соединения Церквей необходимо, чтобы Россия завоевала постепенно всю Европу и Азию — я ничего против этого не имею».- Отчего же не печатать этого? А все противоположное? —
Вернее, что вы оба со Страховым правы — обвиняя его во лжи и иезуитизме; — только, по-моему, иезуитизм с определенной мiровой целью гораздо понятнее и простительнее — той личной и ненужной фальшивости, которой дышет сам Страхов.- Он тоже печатно и за всеобщий мир ведь стоит как будто; а посмотрите как будет рад нашим победам, при случае… Тут какая же цель — лгать? — Ведь он не дипломат; не обязан присягой и пристойностью — скрывать свои политические чувства.- А уж его со мной поведение (литературн<ое>) это верх предательства и свинства!.. Дело не в том, чтобы хвалить, — а в том, чтобы человек, печатающий такие вещи, к.<оторые> всеми признаются за самобытные, — понял бы, наконец, с помощью честной критики, в чем он правее, в чем он слабее и т.д… А ведь я до сих пор этого не понимаю; в частных письмах и на словах восторги с разных сторон; — в печати — или молчание, или краткие заметки: «великие заслуги»; «остроумный К.Н. Л<еонтье>в»; — «оригинальный талант»; «великий, но взбалмошный ум», — «мистик на хищной подкладке»; «фанатик-фанариот»; — «вздорные парадоксы»; — «блестящие картины» — «глубокие мысли» (Аст.<афьев>); несерьезный писатель (он же!) и т. п. Ну — может ли все это служить школой для публициста? А я, который от серьезной школы и в 60 лет не прочь — вот уже с 73 года жарюсь в своем собственном соку! — И Страхов-то мне на 2/3 единомышленник.- Бог с ним.- Довольно.- Письмо — это обратилось — в дневник; и вдобавок, в дневник, только меня утешающий; — а для вас мало полезный; — ибо замечаний-то к Хомякову, Данилев<скому> и Киреевск<ому> я все-таки — не сделаю.- Боюсь — труда! —
28 Янв<аря>
Хочется, впрочем, возразить вам еще кой-что насчет простоты ума и сердца, о которой вы пишете, как о необходимом условии для всякого великого религиозного дела.- Ох-ох! Заблуждаетесь вы, мой голубчик! —
Примеры из истории.- Солов.<ьев> считает Патр.<иарха> Фотия преступником за то, что он не послушался Папы и отложился.- А Греко-Российс.<кая> Церковь — зовет его «Блаженный Фотий» и восхваляет за то же самое.- (И даже столь «моральный» Хомяков, считая его человеком лично (NB) нечистым, честолюбцем и называя его «похитителем» Патриар<шего> Престола, за стойкость в борьбе с Папизмом — отдает ему справедливость.)- Значит, по мнению Св.<ятой> Собор<ной> Апост<оль-ской> Церкви, этот честолюбец ей (Св.<ятой> Соб.<орной> Ап.<остоль-ской> Церкви) сделал великую пользу! Это раз.-
А потом.- Святой Кирилл Патр.<иарх> Александр.<ийский> — на Ефесск<ом> Соборе спас Православие в союзе с Святою же Имп.<ератрицей> Пульхерией. (Она в то время не была еще Имп.<ератрицей>; Имп.<ератором> был ее брат Феодосий младший; — она сперва была вроде регентши; — а когда брат вырос, то сохраняла большое влияние; и так как он рано умер бездетным, то Императрицей избрали ее и уговорили ее выйти замуж за благочестивого полководца Маркиана, с которым она по взаимному согласию и прожила как сестра с братом).
В то время ересь, вводимая Констант.<инопольским> Патриархом Несторием[6], до того поколебала умы, что огромное большинство духовенства и сам Импер<атор> Феодосий младший были на его стороне.- Вот, если бы вы, мой друг, могли прочесть (по-франц.<узски>, перевода нет) Историю Амедея Тьерри об Ефесском Соборе — вы бы не стали больше никогда говорить об исключительной ценности «простых» умов и «простых» сердец! — Любя всей душой Православие и веруя в него как в Святыню, вы бы, читая этого светского, и даже легкого, но понимающего дело историка, пришли бы в ужас за церковь, когда увидали бы, в какие крайности могли бы завести одинаково и умаление Божественности, и умаление человечности в Христе.- Уменьшая Божественность Христа — можно было шаг за шагом уничтожить в Хр<истианст>ве «духовный страх» и почтение; — умаляя же человечность Его (по Евтихию) — и сохраняя за Ним только Божественность — можно было подсечь в корне ту любовь к человеку-Христу, которую мы чувствуем теперь, веруя, что Он, как мы, алкал и жаждал, уставал, спал, огорчался; даже смерти боялся в последние часы («моление о чаше» и т. п.).-
Вы бы поняли, читая Ам. Тьерри, — как нужен тут был человек прежде всего энергический и даже на средства неразборчивый… И этот человек нашелся в лице крутого и неразборчивого (по свидетельству светской истории) — Кирилла Александрийского.- Ам. Тьерри говорит, что он набрал с собою на корабли сверх лихих матросов, еще еще толпу полудиких Египетских монахов и много баньщиков; и, воспользовавшись попутным ветром, прибыл в Ефес на день (или на два, не помню) раньше Иоанна Патр.<иарха> Антиохийского, который был вождь Евтихианцев, самый сильный, ибо его епархия в то время была очень обширна и многолюдна и сверх того имел за себя сочувствие Императора со множеством — всегдашних человекоугодников.- Св. Кирилл, прибывши в Ефес и не дожидаясь Иоанна (что было, конечно, весьма не простосердечно), быстро собрал все бывшее налицо духовенство хорошего направления и занял председательское место на Соборе.- Партизанов ереси было тоже в городе уже много; но, вероятно, не без согласия (Святого) Кирилла — матросы, баньщики, полу-нагие египетские монахи — начали бегать по городу и кричать: «смерть Несторианам!» Духовные лица, бывшие на стороне новой ереси, — испугались и не выходили из жилищ своих.- И еще: для правильного открытия Собора нужен был особый указ Императора; — чиновник был уже прислан с полномочиями, но этого особого указа ad hoc — он еще не получал. Кирилл, воспользовавшись видимо некоторою неопытностью этого тогдашнего «комиссара» и «действит.<ельного> статск.<ого> Советника» — сказал ему, что достаточно и полномочий (или, мож<ет> б<ыть>, просто декрета об его назначении в Ефес для Собора) — и самовольно открыл Собор.-
Обсудили дело скоро и прокляли как раз ересь Нестория и его самого и всех его сообщников.- Через пять только дней Иоанн (Патр<иарх> Антох<ийский>) въехал сухим путем в город с огромной свитой духовенства.- Но везде уже по городу висели (или были наклеены — не знаю) воззвания Кирилла с собором, проклинавшие — противников. И вот, несмотря на сопротивление Иоанна со множеством влиятельных и властных пособников, несмотря на сочувствие Императора, несмотря ни на что — Правоверие восторжествовало, на этот раз вовсе не наивными, не «любвеобильными», не «кроткими» и не «прямыми» — средствами, как видите.- Ловкому и отважному Кириллу — сочувствовала тайно, не забудьте, во всем этом деле, безукоризненная, честная девственница Пульхерия[7].
И вот — когда мы с вами молимся на чудотворную икону Иверской Божией Матери — и с любовью глядим на младенца Бого-человека, на руках Ея; то этой возможностью, этим утешением, этой простою и возвышенною радостью — мы обязаны в высшей степени двум людям вовсе не простым — ни умом, ни сердцем — Св. Ирине (иконозащитнице) и Св. Кириллу (восстановителю двух естеств во Христе).- Нет, голубчик, не пытайтесь «морализировать» историю Церкви, — больше чем сама Церковь того требует! — «Сила Божия и в немощах наших познается».- Церковное дело требует своего «домостроительства» (т. е. политики); а домостроительству этому не довлеют в отдельности своей ни одни чисто-идеальные, ни одни грубо-практические средства.- А смотря по обстоятельствам (точнее, смотря — по указанию и избранию Божию)[8].- Жаль, что вы незнакомы с той частию теократии Соловьева (изд.<анной> за границей), где он объясняет, как характеры Авраама, Исаака и Иакова, — так и отношение Божьей воли к этим характерам их[9]. Я ничего подобного не читал в этом роде! И до чего Хомяковский туман против этого — слаб — я выразить не могу.- Конечно, мораль Новаго Завета и мораль Ветхаго — огромная разница; — но Бог — всё Бог; и человек, сколько ни смягчайся нравами, всё-таки человек! — И если в Ветх<ом> Завете — Господь пользовался — так сказать — разнообразными человеческими рессурсами для божественных целей своих, то, из того, что мораль Новаго Зав.<ета> неизмеримо строже (к себе) и мягче (к другим), чем было в Ветхом, не следует еще, чтобы только одни «чистыя сердца» и «добрые люди» имели право и назначение служить — дальнейшему делу Церкви.-
Факты Церковной истории противоречат такому воззрению.- Еще при меры — наш Владимiр был, положим, простой и добрый человек; — но Константин Царь — (которого дело, как инициатора в 100 раз важнее, чем дело Владимiра — только последователя) разве не был прежде всего великий политик, который вовремя понял, что сила политическая — в Империи начинает переходить на сторону Христиан? — И какая же в этом беда? — Это соображение ничуть не исключает — и сердечного влечения.- Философия Греч.<еская> уже подготовила образованн.<ый> класс и к Единобожию, и к метафизической троичности основ.- Религии и Греч.<еская>, и Римск.<ая> приучили, с другой стороны, людей к антропоморфизму, т. е. не к чудовищному воплощению богов[10], как в других политеистич.<еских> исповеданиях, а к человекообразной их красоте и вообще к человекообразию. Христианство растёт и растёт… Оно говорит: Бог один; — но троичен в лицах и явился тогда-то и там-то — в виде обыкновенного человека такого-то.- И т. д. Конст.<антин> все это знает, все это понимает и чувствует; — его это привлекает; — ни личное честолюбие или желание утвердить свою власть на сочувствии христиан; ни сознание государственного долга, требующего соображ.<аться?> с обстоят.<ельствами> — не только не могли мешать этому естеств<енному> влечению; — но, напротив того, усиливали его.- И вот он издал указ о прекращении гонений; и потом созвал I-й Никейский Собор, с которого собственно началось существование той самой Церкви, которой мы с вами повинуемся, поклоняемся и служим.- А этот Равно-Апостольный Царь — пролил довольно много крови в междоусобных бранях и казнил еще вдобавок жену свою и сына!..
Значит — оказалось, что и вопреки немощам его — Сила Божия могла самым поразительным образом — обнаружиться — через него, — благодаря его дарованиям, его энергии, его уму и его (не без Бога же) высокому положению. Поймите также, умоляю вас, раз на всегда, что — ни жестокосердие, ни лукавство личной натуры — ничуть не исключают искренности убеждений и верований. Другое дело мiровоззрение, и другое дело — характер. Согласитесь — с этим и не сбивайте сами себя вперед — смешением этих двух сторон того человека, которого вы судите.
Вы сами человек прямой, честный, искренний и меня — грешного считаете тоже таковым.- Пусть будет по-вашему (я сам думаю, что я до известной степени таков, за исключением честности в деньгах, ибо как должник и заемщик я много и сознательно даже в жизни нагрешил[11]).- Хорошо; мы с вами оба довольно искренни и прямы (а вы, повидимому, вдобавок и честны всячески); — останемся таковыми; но не будем пристрастны к тому психическому типу, к которому мы более или менее принадлежим — и которому естественно сочувствуем.- Будем — пообъективнее в нашем и воздадим suum cuique… И для высших целей — нужны не только Св. Павел Препростой (сподвижник Антония Вел.<икого>), не только кроткая и невинная Св. Олимпиада, не только простой сердцем и неученый Св. Спиридон, Еп.<ископ> Тримифунтский, не только мудрая, но честная и безукоризненная Св. Пульхерия-Царица; — но нужны — и хитрый политик и во многом жестокий Св. Константин; — и Св. Кирилл, столь страстный и столь изворотливый; и Св. Ирина, не пожалевшая сына для Церкви.- Пороки при них и пусть их судит, как Ему угодно, Господь; — а исполинские их заслуги при нас остались и в нас живут, ибо благодаря им — мы то, что мы есмы теперь — Православные люди, верующие в Троицу, в Бого-человечность Христа и в святость икон.-
А Филарет — Светильник Московский, разве был прост умом (!?) и сердцем? — Едва ли! —
И почему вы говорите, наконец, что От. Амвросий человек простой умом и сердцем? — Вы упоминаете также по тому же поводу имя От. Иоанна Кронштадтского.- Его я лично не знаю; в молитвенность великую и чудодействие его верю; и даже в 87 году из М<осквы> писал ему больной, прося молиться за раба Бож<ия> К<онстантина> и получил очень скоро исцеление.- Это особый дар; а вот проповеди его из рук вон слабы и рутинны; — особенно если вспомнить о великолепных проповедях Амвросия (Харьк.<овского>) и Никанора покойного (тоже не из «невинных» был, кажется, покойник!).- Судя по проповедям От. Иоанна — ума в нем, действит.<ельно>, особого не видно.- Но, что касается до ума От. Амвросия, то уж это мы знаем.- Это удивительно-тонкий ум, и именно в практическом направлении, а не в собственно-мыслительном.- Мудрость, скажу просто даже ловкость — батюшки Отца Амвросия изумительны и в способе духовного руководства; и в хозяйственных делах (напр.<имер>, создание Шамордина в 4 1/2 года); — и, наконец, и в политике даже, которую он по своему положению и значению вынужден вести между Архиереями (которые всё меняются), между требованиями разнообразной паствы своей, претензиями монахов — и простодушной, но жесткой тупостью От. Архимандрита нашего и т. д. Это удивительно! Какая тут простота ума! В высшей степени сложная его (ума т. е.) изворотливость и быстрая находчивость! — Твердость характера, справедливость, прямота веры и добрых целей — да! — Чистота намерений — да! — простота же — средств — и приемов — нет.- Не могу признать этого! — Здесь были и есть — духовники — которые проще его сердцем; напр.<имер,> От. Анатолий, Скитоначальник.- Это, как зовет его один из его почитателей — огромное дитя (сердцем, характером).- Увлекающийся, жалостливый, бесконечно добрый, доверчивый до наивности; без всякой природной хитрости и ловкости; — при этом не только не глупый и даже не простой умом; но очень мыслящий, любит пофилософствовать и побогословствовать серьезно.- Понимает прекрасно (по-моему — лучше Отца Амвросия[12]) теоретические вопросы вообще.- Однако… однако… все мы руководство практическое Отца Амвросия несравненно предпочитаем.- А был еще здесь, ныне умерший, От. Пимен; духовник же, необычайный подвижник, простак, добряк, смиренный.- Сам От. Амвросий очень любил и ценил его и всегда у него сам исповедывался; — однако — его детская простота, соединенная с резкой грубостью, подчиняла больше всего деревенских баб; — а мы все уважали и любили его, а советоваться не к нему шли, а к мудрому и вовсе уж не столь простому — Амвросию.-
У монахов даже есть особого рода — отзыв про таких-то людей: «Свят, да не искусен!» — То есть: "Для своего спасения хорош; — а другим-то мало полезен! " —
Да если я не остановлюсь, то я еще несколько страниц только примерами живыми испишу.-
Все это, повторяю, я написал не собственно с целью защитить Влад. Соловьева (которым, вы знаете, я сам теперь очень недоволен); — а с целью горячо возразить вам на вашу неосторожную, по-моему, теорию простоты и искренности.- Искренность — есть большая и у врагов Церкви, у нигилистов, — и т. д. Искренность искренности рознь; — за другую искренность — казнить смертью нужно.- И изворотливость — изворотливости рознь; — за другую изворотливость прославлять следует.- А вы пишете, — что для вас искренность — важнее направления! Голубчик! Что с вами?.. Это проклятое это студенчество ваше в вас «отрыгнуло», с позволения сказать, на минутку! — Симпатично в личном отношении? И то не всегда! За другую искренность по морде ударишь.- Искренность + хорошее направление.- Так скажите.- Это совсем другое дело.- Вот мне вчера случайно попалась в Русск.<ом> Деле 88 года горячая, искренняя статья студента-юриста (гм!) против военной дисциплины в Университете; и вообще против палки.- Я ей и обрадовался (по личной любви и даже спрятал ее) и головой покачал.- Да — разве — в России — можно без принуждения и строгого даже, что
29 Янв.<аря> бы то ни было сделать и утвердить? — У нас что крепко стоит? — Армия, монастыри, чиновничество и — пожалуй — крестьянский мiр.- Все принудительное.- Да и сам этот студент-юрист, недавно еще поклонник и приверженец неопределенного морального идеализма, теперь запрёгся по своей охоте в оглобли и хомут — строжайшей и очень определенной спиритуалистической и обрядовой дисциплины… И теперь — в случае нужды (по примеру самих Св. Отцов), — конечно, готов будешь допустить даже и «палку», не какую-нибудь аллегорическую, но настоящую деревянную палку. (Тоже — некрасивое средство — для прекрасных нередко целей.) Для юноши живого и даровитого — 88-й год и 91-й — это 10 лет! — На что же эта студенческая «отрыжка» à la Достоевский, à la Лев Толстой и т. п. «Простота ума и сердца»! «Искренность» дороже направления… и т. д.
И. С. Аксаков был гораздо прямее, искреннее и благороднее Каткова.- А кто из них больше сделал не только для Государства, но даже и для веры нашей? — «Русь» Акс.<акова> очень часто (по признанию людей достойных доверия) лежала неразрезанной даже у единомышленников и друзей его; — а «Моск.<овские> Вед.<омости>» читались с жадностью всеми добрыми и толковыми гражданами России, начиная с Зимнего Дворца и кончая Оптинскими кельями, в которых имя его прославлялось до небес.- Архимандрит наш, который ничего современного не знает и не читает, и тот, бывало, восклицал: «У нас только Катков и есть; спаси его, Господи!» А когда Тертий Ив.<анович> Фил.<иппов> сделал известный промах, т. е. на другой день смерти Каткова напечатал в «Гражд.<анине>» неблагоприятный о нем отзыв, то я сам слышал, как один здешний добродушный, почтенный и простой иеромонах называл за это Филиппова «Чéртий Иваныч».- Говорю всё это, вопреки моему личному нерасположению к пок.<ойному> Каткову и вопреки моей личной же преданности Филиппову (которого, вдобавок, я считаю в некоторых важных пунктах Церковных Дел правым, а Каткова — неправым).- Катков лично производил на меня впечатление самого непрямого, самого фальшивого и неприятного человека; но, как я уже говорил, — фальшивость характера — ничуть не исключает глубокой искренности — общих убеждений.- Я не сомневаюсь ни на минуту, что Катков положил бы героем — на плаху голову свою за Россию; если бы оказалось это нужным.- А прежние Моск.<овские> бояре на что уж были хитрецы, интриганы и даже часто мошенники, а разве они не были искренни и в вере и в патриотизме своем??..
Варя, увидавши, что я все Вам пишу, а не статью для «Гражд.<анина>», — бранит меня: — «Как вы мне, право, надоели — в доме денег нет; в Банк надо платить, а вы вместо статьи все Осип Иванычу пишете!..» Увы! С «утилитарной» точки зрения она совершенно права.- Я эту зиму — ничего еще за литературу не получал, а 4ОО рубл.<ей> сер.<ебром> у Берга и Цертелева набрал вперед.- Но что ж делать — если мне частная беседа с вами несравненно приятнее, чем беседа с «публикой» нашей.- И не только с вами, но и с другими людьми, которые по почте обращаются ко мне с вопросами и за советами.- Недавно я три утра слишком пожертвовал на длинный ответ одному из молодых сотрудников «Гражд.<анина>» г-ну Колышко); — он умолял сказать ему правду об его романах и повестях (его псевдоним — Райский), и я, по совести — исполнил его желание.- Разобрал — очень строго и беспощадно, рискуя создать себе врага.- Но он оценил это как нельзя благороднее и теперь (судя по ответу его) и служить мне в Пет.<ербурге> всячески готов, и ужасный стиль свой собирается исправить по-моему, и даже в Оптину собирается.- Это немедленные плоды, — это, — конечно, вознаграждение нравственное за прямоту, за понимание и за труд.- А вам писать — и в 1О раз более.- А чем вознаграждает меня печать? — Тем, что восхищающиеся на словах и в письмах молчат перед публикой; — а другие понимают меня так превратно, так обидно, и так даже ужасно (для кончающего свое поприще человека, — конечно, это ужасно!) — как понял меня Астафьев, или редакция «Благовеста», указывающая на мою «вражду» к Славянофильству.- (!!!)[13]
Утешительно! — Ведь — дело тут не в одном же «самолюбии» (хотя я и от него отказываюсь — я не дух!); — дело в добросовестном желании, при конце — поприща, самому понять: — что я сделал? На какой полке, так сказать, я стою? — В чем я сделал действительно — свой шаг и в чем — нет? И т. д.
Я ни к какой партии, ни к какому учению прямо сам не принадлежу; — у меня свое учение; но я положил ему только основание; и другие должны проверять и разрабатывать его.- А где они эти другие? — Раз, два, и только!..- Так пусть — так и скажут и докажут, что я ничего ни нового, ни правдивого, ни остроумного, ни полезного — не сказал… я буду знать и покорюсь моей участи… Нет — и этого никто не говорит; да едва ли и может сказать… Помешают этому: определение характера всех нерусских Славян; теория «смешения» и, наконец, — настаивание на «страхе Божием», настаивание, про которое Влад. Соловьев сказал мне в Москве: — "Я хочу напечатать в «Руси» Аксакова, что — «нужно большое бесстрашие, чтобы в наше время говорить о страхе религиозном, а не об одной любви».- Сказал и не напечатал этого; — а напечатал совершенно неосновательные мне возражения в защиту Достоевского и не только его, но и Льва Толстого; а через 1/2 года или год отступился от последнего и эту часть возражений в отдельном издании выбросил; — понявши довольно давно, что я прав.-
А ведь человек, кажется, смелый и лично меня любит — несомненно…
Поневоле, предпочтешь, — частную переписку, и в печать — разве Банк да Варины уговоры — загонят… Она все-таки права! Писать для «Гражд.<анина>» не избегнешь.- Послезавтра начну.- И когда будет напечатано — пришлю Вам.- Так — мелочь кой-какая… Большого и боюсь начинать.-
Надо, — наконец, расстаться мне с вами и с этим неслыханным письмом.- Отвечу еще вам на ваш давний вопрос о том: что мои письма к Соловьеву по поводу нападок Астафьева? — Вот что: в конце Декабря я справился — только с 1-й 1/2-ной 1). Вступление; 2). Как я понимаю слово революция; 3). Можно ли назвать меня противником национального идеала? — 4). Можно ли назвать XIX-й в.<ек> веком торжества национального начала? Я и увлекся общими вопросами, и во множестве случаев от-влекся, ибо нельзя же было мне и самому судье не объявить, что я в том-то и том-то не согласен с ним; иначе сказали бы, что я в угоду ему от того-то и от того-то отрекаюсь).- Кончил; послал по желанию самого Соловьева в Редакц<ию> «Русск.<ого> Обозр.<ения>», но… (Fatum!) я-то столь аккуратный! — погрешил рассеянностью и сделал ошибку в адресе.- Сол.<овьев> был в Петерб.<урге>; — потом 1О дней в Москве; ждал; — но Почтамт Цертелеву не выдал и я узнал об этом только в 1/2 Января; — тогда здешняя почтовая Контора по моему заявлению написала в Почтамт, чтобы Цертелеву выдали.- Вероятно, теперь уже выдали[14]; но Солов.<ьев>, повидимому, опять в Петерб.<урге>; я его Петерб.<ургского> адреса не знаю и сегодня, достаточно выждавши, послал телеграмму об этом одному общему знакомому; — чтобы Солов.<ьев> мне телеграфировал: что произошло и что будет? — Надо заметить, что я отправил рукопись не просто и безусловно для печати; а при ней письмо Соловь<еву> с горячей просьбой предпочесть личное — литературному; — т. е. не печатать этих писем в двух случаях: 1) Если они слабы, многословны и т. д., чтобы меня без нужды не ронять и 2) Если мои ему возражения, довольно резкие и идущие вперемежку с докладами против Астафьева — покажутся ему оскорбительными и будут раздражать его; — ибо, сказал я, я дружбой с вами гораздо больше дорожу, чем одной какой-нибудь своей статьей сомнительного достоинства.- Но я прошу его в случае возврата рукописи — не полениться сделать на полях свои заметки, возражения, одобрения и т. д.-
На этом пока дело и стало.- Если все ограничится только рукописными этими примечаниями; — я вам непременно рукопись вышлю.- 2-я 1/2 — на писем этих — уже давно переписана на бело; и как только я получу известие, что 1-я 1/2 будет печататься, то приступлю к окончательному исправлению этой 2-й 1/2-ны.- Всё вместе — будет, я думаю — 5 или 6 листов; — Цертелев дает мне по 100 р.<ублей> за лист; — за вычетом 200 (задатка) — все-таки придется много и Варя в отчаянии, что я готов и не печатать из-за высших соображений (хотя, надо сказать, что это она только так говорит; — на практике же сама — гораздо больше моего идеалистка).-
Послать я Вам на этот раз решил только Данилевского (совсем — в дар; я куплю себе позднее другой экз.<емпляр>).- Исаака Сирина — в виде только опыта, на прочтение.- Язык ужасно труден; — и если будете понимать плохо, то верните.- Есть другой перевод совсем гражданским наречием.- Здесь его не продают; а в Москве — он не дорог.- Я могу после его для вас добыть.- Сверх того, посылаю свою статью: «Плоды национ.<альных> движений». А при ней еще одну недавнюю статью «Моск.<овских> Вед.<омостей>» под буквами Ю. Г. (вероятно, Юрий Николаев Говоруха-Отрок).- Посмотрите, сравните! Ведь по смыслу это чуть не выписки из моей статьи (Плоды Нац.<циональных> движ.<ений>); и о Напол.<еоне> III[15] и о либерализ.<ме> Славянофилов и о Ник.<олае> Павл.<овиче>[16]… А об моих трудах ни слова! — Ну — не все ли то же, и то же?? Как вы это находите? — Прав — я, что утомился — наконец — или не прав?..
Я забыл спросить в Москве, чья это статья, но вероятно — Юрия Николаева; — и заметьте, что этот человек, являясь ко мне в 1-й раз с Грингмутом и Назаревским, рекомендуется: «Ваш ученик!» И потом, рассказывает мне как он мне обязан; как он на основании одного (неизвестного мне) отзыва обо мне Профессора истории Бестужева-Рюмина, — еще будучи в Харькове выписал и добыл (с великим трудом как редкость) отдельную мою брошюру «Визант.<изм> и Сл<авянст>во» и какое влияние она на него имела.- И этот человек — почти списывая мои слова о Национ.<альной> Политике — обо мне ни слова! — Хорошо — если он не читал «Плоды Нац.<иональной> Пол.<итики>»; хорошо — если это случайное совпадение мыслей.- Дай Бог! -[17]
По поводу же «Анализа, стиль и веяние» — пишет статью нарочно, — но ничего не находит сказать кроме порицаний и почти что пренебрежительных двух-трех похвал, да вовсе неосновательной нападки на то, что я не понял взглядов Толстого на смерть.- Статью не окончил; — и сам сознался мне в Москве, — что он ошибся, что начал писать по прочтении только начала в «Русск.<ом> В.<естнике>»; а мои рассуждения о взглядах Толстого на смерть — появились только в следующем N-ре. Не нужно ли было — тем более продолжать — и оговориться; — а он бросил свою статью… (Я и эту статью его посылаю; — судите сами).-
Киреевского и Хомякова (политич.<еские> и т. п. статьи) вышлю немного позднее.- Нужно сделать для своих работ две-три выписки.-
Вышлю их, не прилагая (увы!) тех листиков с примечаниями, которых и вы желали и которые я и сам сделал бы с удовольствием (и не без пользы даже для себя); — но теперь до лета необходимо — трудиться для денег…
Так как я этих книг теперь подарить не могу, то отчего бы Евг.<ении> Серг.<еевне> не потрудиться сделать для Вас про запас нужные выписки с обознач<ением> статей и страниц; так, чтобы после Вы могли безбоязненно цитировать и не имея книг? — Советую.-
NB В заключение присовокупляю к моей переписке со Страховым только что полученный от него открытый ответ.- Надо вам объяснить, что после получения мною от него не всех и не совсем тех книг, которые я у него просил для вас и для одного здесь живущего юноши (Чуффрина), я послал ему открытое письмо с ответным бланком: «Что-мол это значит? Почему?» Это мое письмо разошлось в пути с тем его закрытым, в котором он бранит Соловьева и требует моего мнения (т. е. с поднявшим во мне бурю).- Обратите, пожалоста, внимание на место, отмеченное голубыми чернилами; — поймите сами и как поймете эту загадку (не трудную, конечно) — так и напишите мне.-
На Данилевского постараюсь тоже сделать и без книги примечания.
Но пока замечу только вот что:
1) Хотя Соловьев весьма нападает на самую теорию культурных типов, но я думаю, что с этой стороны Страхов и Бестужев-Рюмин (защищающий ее) оба правее его.-
Культурные типы были и есть (хотя и везде более или менее тают на наших глазах).-
Соловьев, кажется, прав в одном обвинении: культ.<урные> типы не связаны с одной национальностью и если весь тип во всецелости действительно другой, уже сложившейся национальности не передаваем, то по кускам, так сказать, легко передается — (религия — сполна; — государственные законы; моды и обычаи; философия; — стиль искусства и т. д. Примеров бездна).-
2) Особые культурные типы были; но из этого еще не следует, что они всегда будут; человеч<ество> легко может смешаться в один общий культурный тип.- Пусть — это будет перед смертию — все равно.-
3. И если даже допустить, что Ром.<ано>-Герм.<анский> тип, несомненно разлагаясь, уже не может в нынешнем состоянии своем удовлетворить все человечество, то и из этого вовсе еще не следует, что мы, Славяне, в течение 1ООО лет не проявившие ни тени творчества, вдруг теперь под старость дадим полнейший 4-хосновный культурный тип, как мечтает и даже верит Данилевский? —
Вот главные мои несогласия с Данилевск<им>, мои поправки.-
Я понимаю, что вы тоже плохо верите во все другие назначения России, кроме религиозного, но почему вы пишете — не только не верю, но и не желаю — это странно! Отчего — не желать добра и силы отчизне своей, хотя бы и сомневаясь в исполнении желаний этих? —
Я сам плохо верю в это (и в этом — мы согласны; не понимаю — откуда вы взяли, что мы в этом не сходимся? Даже досадно на вас!)- Но и сильные сомнения наши могут быть ошибочны; это не математика, и не догмат веры.- Ошибиться можно и по недоверию точно также как и по доверию.-
Напр.<имер>, обоим нам с вами не мешает помнить, что и для исполнения особого и великого религиозного призвания Россия должна все-таки значительно разниться от Запада и государственно-бытовым строем своим.- Иначе она не главой религиозной станет над ним, а простодушно и по-хамски срастется с ним ягодицами[18] демократического прогресса; (родятся такие уроды — ягодицами срослись).-
Конец! —
Обнимаю; жму руку милой попадье нашей.- Прошу благословения и молитв и не отчаиваюсь еще увидеться на белом свете.-
30 Янв.<аря 18>91 г.
Нет еще — не конец! —
Приготовляя посылку, я увидал, что Ис<аак> Сирин гораздо толще Данил<евского> и через это на посылке с одной стороны будет яма. Я этого выносить не могу и эта вещественная причина — принесет — быть может, Вам случайно (по-видимому — но едва ли в самом деле случайно) — невещественную пользу.- Я решился послать Вам еще 3 сборника брошюр.- Рекомендую: —
1) Статью Пазухина о сословиях и особенно о дворянстве и советую сравнить эту ясность, деловитость, простоту с воплями и туманными фразами Ник.<олая> Петр.<овича> Аксакова (в Русск.<ом> Д<еле> и Благовесте), с неопределенностью взглядов на дворянство — И. С. Аксакова и т. д.
Не мешает — также вспомнить о моем смешении; — сословные перегородки — главное ему препятствие.-
2) Вл. С. Соловьева неосновательную защиту Достоевского против меня; в конце 3х речей о Достоевском.- (Замечу, что я после этой странной защиты издал 2й т.<ом> Сборника моего; после нее вставил в мою статью против речи Достоевского все то место, где говорю, что «иные видят в этой речи что-то апокалипсическое» (См. т. II-й стр. 3О7-3О8).
(Прим.<ечание>) Катков дал Достоевскому за помещение Пушкинской речи в Моск.<овских> Вед.<омостях> 6ОО руб. по назначению самого Достоевского, но близким своим сказал: — «Достоевский уверяет, что все называют его речь событием; я никакого события в ней не вижу; — а 600 р. отчего ж ему не дать».-
3) Весьма полезно будет тотчас после уверений Достоевск.<ого> и Соловьева, что «небесный Иерусалим» сойдет на землю, прочесть взгляды Еп. Феофана (Отступление и т. д. стр. 9 — 10 — 11 — 13 и 14 NB).
Он — говорит — совершенно другое и, разумеется, под этими его рассуждениями подписались бы как покойные Еп. Алексей и Никанор и т. д., так и все Оптинские и Афонские старцы.- А когда Дост.<оевский> напечатал свои надежды на земное торжество Христианства в Братьях Карамазовых, то Оптинские иеромонахи, смеясь, спрашивали друг друга: «Уж не вы ли, От.<ец> такой-то, так думаете?» — Духовная же Цензура наша прямо запретила особое издание учения От.<ца> Зосимы; и нашей было предписано сделать то же.- («Ибо, сказано было, — это может подать повод к новой ереси»).-
Вот в чем уже вовсе не прав Вл. Соловьев (вместе с Достоевским) в этой явной ереси; а в стремл.<ении> к Католичеству — гораздо меньше вины.-
4) Советую также перечесть — «О развитии (догм.<атическом>) Церкви» — Соловьева же.- Вот где его торжество! Это, согласитесь, верх совершенства по силе, ясности и правде.- Католичество отличается достаточным от Прав.<ославия> количеством весьма резких и известных признаков; и нет нужды докапываться до какой-то особо общей сущности, ни по-Славянофильски натягивать все на рационализм, ни по-Стояновски лишать права Православие на живое развитие.- (Может быть, не будет; а может быть, и будет; — это другое дело!)
Весьма бы вы хорошо сделали, если бы и из этих 3-х брошюр и изо всего того, что пришлю еще на подержание, вы не поленитесь сами (или Евг.<ению> Сер.<геевну> попросите) сделать нужные выписки.-
Весьма пригодится и избавит раз навсегда от новых перечитываний и разыскиваний «текстов».-
И вы долго еще не будете в силах покупать много книг, и я все — не могу отдать вам — теперь, так как при всем моем желании бросить мое неутешительное писательство — нельзя еще этого сделать.- [Еще прилагаю 2-3 выписочки мои из Дж.<орджа> Стюарта Милля и Спенсера, которые, полагаю, вам пригодятся.-] Нет; сейчас нельзя.- Это после.-
Исходите всегда мыслию из идеи развития, осложнения и смешения — и вы — редко будете ошибаться.- Ибо это реальнее всего — и дает мало простора пристрастиям и несбыточным мечтам.-
Как видите — идею эту можно с успехом и к религии приложить, не рискуя ни погрешить, ни согрешить.- Ибо и религия — вещь вполне естественная.-
[1] Испанцы, Поляки, Французы, южные Немцы, Итальянцы — лет 300, 400 тому назад (и даже много ближе) все одинаково и единовременно исповедывали Римский Католиц.<изм>; а разница государствен.<ного> строя, общественн.<ого> духа, вкусов и умственн.<ой> жизни была между ними очень большая.-
Я ему писал об этом.
[2] Что ж это Аф. Васильев — (Благовест) так глуп, что ли, что указывая вам в своей заметке на наши с Соловьевым отношения к старому Славянофильству, не может понять глубокой между нами разницы в том, что Соловьев враг не политического Панславизма, на который он даже не прочь надеяться, для Католицизма.- Он ненавидит именно особый культурный Руссизм.- Я же наоборот.- Суются судить; — а глупы!
[3] Как слишком трудный и сложный для частного письма.
[4] Потрудитесь прочесть внимательно и строго в «Благовесте» (Вып. 6 и 7, 1 Ноября 90 г. т 16 Ноября) статью — Ал.<ексей> Ст.<епанович> Хомяков как богослов.- Понимаете ли Вы что-нибудь кроме отдельных и высоких слов? — Я ничего не понимаю! Напр.<имер>, Вып. 6 стр.167. «Церковь — это сам человек в его высшем нравственном определении»!? Можно ли представить себе что-нибудь живое на основании такой фразы! Это ужасно!
[5] Впрочем, Соловьев, кажется, и до этого домечтался (или — «до-хитрил» — не знаю).- Астафьев еще в 83 году рассказывал мне следующее: — Он спросил у Вл.<адимiра> Серг.<еевича>: «что такое будет у Вас в вашем предполагаемом третьем отделении, в Теургии?» (Теософия, Теократия, Теургия; Богомудрие (Крит.<ика> отвл.<еченных> начал); Боговластие; Боготворчество).- Соловьев отвечал: «Наприм<ер,> там будет, о семи Таинствах, под влиянием которых, после примирения Церквей, весь мiр переродится не только нравственно, но и физически и эстетически».- Вот как далеко он поднялся! Поэтому ему и известный Фурье нравится; у него тоже предсказывается 40.000 лет апогеи блаженства на земле, под влиянием приятной и любвеобильной организации общества не против страстей, а по страстям и влечениям.- Изменится даже вкус моря на приятный; разовьются новые органы у людей и т. д. (Консидеран, ученик Фурье, продолжил эту теорию в 40-х годах).
[6] Он до некоторой степени продолжал дело Ария; как бы умалял божественность Христа; и Богородицу даже называл «Христородицей».
[7] Читал я это в 73 году; — теперь книги не имею — и могу ошибиться <в> частностях; но [дух события — верен] за дух события — ручаюсь.
[8] Единство Божеств.<енной> цели в разнообразии — средств и путей. Или: Единство Божьей благодати в разнообразии человеческих натур.- (Мое домашнее — для собств.<енного> употребления Богословие.)
[9] Непременно попытаюсь добыть Вам 1 экз.<емпляр> из Аграма (где издано) через друга моего в Вене, Генер<ального> Консула — Губастова. Авось и даром — добудем!
[10] Как у Египтян, Индусов и, вероятно, у Ассириан, Финикийцев и т. д. Полу-быки; птичьи головы на человеч.<еском> туловище; полульвы; — огромные размеры — кровожадность — и т. д.
[11] и только теперь стал исправляться.
[12] Может быть, и потому только, что его практическое старчество позднее расширилось, чем у От. Амвросия и прежде он имел много времени для постоянного чтения и рассуждения; — а у Отца Амвросия давно уже этого времени нет.- А может быть, и по природному более метафизическому складу ума.-
[13] В письмах моих к Страхову вы найдете противоположение: Слав.<янского> идиотропизма и Слав.<янского> соединизма.- Последнее весьма оригинальное по составу — слово принадлежит не мне, а Болгарам.- Они стали у себя звать «соединистами» людей той партии, которые еще раньше 85го года добивались соединения Княжества Болгарского с Восточной Румелией, которая, будучи населена тоже Болгарами, по Берлинскому трактату была отделена в особую автономическую провинцию Турции с Христианским Генерал-Губернатором.- Что касается до названия идиотропизм, идиотропист, то я сам придумал его для обозначения тех (немногих еще) людей, которые понимают, что своеобразие (хоть какое-нибудь, хоть такое, какое даже и вы обязаны желать для России и Сла<вянст>ва) — России и Сла<вянст>ва вовсе с Панславизмом (Соединизмом) не солидарно; а скорее напротив.- (Греч.<еское> ????????????????????????????????????????????????????????????? — своеобразный). Почему же «Благов<ест>» не в силах понять, что, предпочитая идиотропизм — соединизму, я больше всякого другого приближаюсь к Хомяк.<ову> и Данилевск.<ому>.- Соединизм — средство, а не цель. Это непонимание того, что я говорю — большинством и ослабило мою веру в то, что я желаю для России.- «Видно, так и нужно», думаю, чтобы одни (Славянофилы) не понимали; а другие (Соловьев и либеральные прогрессисты) — ненавидели бы этот идиотропизм.-
[14] 1 Февр.<аля>. Выдали; но Церт.<елев> пишет, что Соловьев ему не только на письма, но даже и на телеграммы не отвечает.- Однако о моей рукописи хочет телеграфировать ему.-
[15] О Наполеоне III из Визан.<тизма> и Славянс.<тва>.- Т. 1, стр. 106.
[16] Сравните, прошу Вас, с тем, что я говорю о том же в статье Плоды нац.<иональных> движен<ий>. Моя — статья — 88 года!! —
[17] Я люблю — видеть хорошее в людях — и был бы рад за Николаева, если бы это было случайное совпадение, а не бесстыдство.-
[18] Вы знаете — что это значит: — «ягодица»? Надеюсь.-