Письмо одного русского из Буюк-Дери от 6/18 сентября, 1802 года[править]
10/22 сего месяца я возвратился в Константинополь, быв целые три месяца в отсутствии. Вам известно, что я нимало не располагался так долго быть в Архипелаге; но противные ветры задержали меня около 50 дней в дороге — l’homme propose & Dieu dispose!
С каким удовольствием вижу себя на месте! Ибо путешествие мое было не совсем приятно. Я поехал с радостью, но часто раскаивался, и теперь сули золото, не ворочусь. Благодаря Бога, здоровье мое не потерпело от моря!
Приехав в Дарданеллы, я перебрался тотчас в Трою, сие столь прославленное Гомером место. Признаюсь, что я ничего не видал, или лучше сказать, все видел воображением[1]. Там нет ни малого остатка, ознаменованного человеческого рукой; видны одни рассеянные по обширной площади пумулусы, или курганы. — Сей быстрый и страшный в Гомере Симоис, соединяющий воды свои с тихими струями Скамандра, превратился в ручеек. Теплые источники Скамандра[2] показались мне довольно прохладными; а на горе, где возвышал главу свою Иллиум, не видал я ни одного выработанного камня. — Как бы то ни было, но дав волю воображению, можно защищать топографию Гомера.
Оттуда проехал я в Александрию-Трою[3] сухим путем, и — в сторону воображение — видел прекраснейшие остатки великолепного города. Большая часть городских стен еще цела; рассеянные внутри их огромные монументы — как то храмы, бани, публичные школы, упавшие колонны и гробницы — покоятся под тенью валонея, или дуба. — Архипелаг показал мне свои острова, их богатство, и неумение им пользоваться.
Наконец Афины и теперь можно еще назвать сокровищем всех художеств. Храмы: Минервы, Эрехтеев и Тесеев, суть и будут вечные памятники несравненных афинян, образцами для нынешних артистов и удивлением всех знатоков. — Средина храма Минервы разорена, но фасады остались, и суть конечно неподражаемые. — Я остолбенел от радости и восхищения, увидев барельефы, украшающие фризы храма сего; они без сомнения одной Фидиевой руки достойны: какая работа! Какие мысли! Все дышит и стремится! Словом, я не могу вообразить ничего совершеннее. Колоссальные фигуры на фронтисписе суть все бельведерские Аполлоны; жаль, что многие испорчены временем! — Известный храм Эрехтея состоит из трех: Эрехтея, Минервы и Нептуна[4]; с одной стороны он поддерживаем вместо колонн шестью кариатидами, работы удивительной; отделка архитектора неподражаема: это прекрасная игрушка. Храм Тесея совершенно цел, и пленяет своей соразмерностью, твердостью и простотой; но время не пощадило украшавших его барельефов. — Артисты лорда Эльджина уже около трех лет там работают; а ныне сей министр в проезд свой успел взять оттуда все лучшее: снял все стати, обобрал барельефы. К счастью, я успел почти все видеть, хотя с большим трудом: ибо посол таит свое похищение. Блистательная Порта и до сих пор ничего не знает. Афины потеряют теперь много как со стороны скульптуры, так и архитектуры. — Я весьма недоволен милордом; он всячески старался отнять у меня все способы удовлетворить любопытству, однако не успел.
Письмо одного рускаго из Буюк-Дери от 16/18 сентября, 1802 года / N. // Вестн. Европы. — 1803. — Ч. 8, N 6. — С. 131-135.
- ↑ Еще Геродот сказал, что землетрясения истребили уже все следы Трои; но французский путешественник Шевалье доказывает, что Геродот ошибся, и что их еще много и в наше время. — К.
- ↑ По словам Гомера, Вулкан излил пламя на пенистые волны Скамандра. — К.
- ↑ Сия новая Троя построена Лисимахом, Александровым полководцем, ближе к морю, нежели старая. — К.
- ↑ Не ошибается ли автор письма? Эрехтей есть одно из имен Нептуна. Нам известно из Анахарсиса, что сей афинский храм был посвящен только двум, а не трем божествам: Минерве-Полиаде и Нептуну-Эрехтею. — К.