Русский фельетон. В помощь работникам печати.
М., Политической литературы, 1958.
Михаил Дмитриевич Чулков (1743—1792), разносторонний литератор, издатель журналов, происходил из недворянской среды, был придворным лакеем, актером, чиновником.
М. Д. Чулков интересовался русским фольклором, собирал пословицы, загадки, сочинял «славянскую мифологию», в 1770—1774 гг. издал четырехтомное «Собрание разных песен».
В своем журнале «И то и се» (1769) М. Д. Чулков вступает в непринужденную беседу с читателем, балагурит, рассказывает о себе, сыплет шутками, пословицами, сатирическими намеками. «Поздравление с новым годом», открывающее первый номер журнала «XI то и се», характерно для фельетонной манеры Чулкова-журналиста.
Тысяча семьсот шестьдесят осьмой год был не крепостной, но вольный, он прошел по своему желанию, и никто не осмелился его остановить, следовательно, мы поклонились и домой воротились; будет с нас и того.
Господин читатель! Как тебе кажется это начало, хорошо ль я говорил или дурно? Но ты молчишь и мне не отвечаешь; так я тебя больше и спрашивать не стану, а буду один упражняться в моем намерении во удовольствие твое по пословице: свой ум — царь в голове; я же голову имею собственную; следовательно, и разум в ней не купленный.
Имею я уста пространные, голос громкий и произношение речей весьма твердое, природу обыкновенную, а тело тяжелое, да и такое, которое не могут поднять ветры; итак, пущу я голос мой во все концы пространныя России и поздравлю всех моих одноземцев с тем торжественным днем, в который начался новый, тысяча семьсот шестьдесят девятый год и в который сменила девятая цифра осмую. Чего ж я пожелаю при сем моем поздравлении? Благополучия; кажется, что не ошибся; да и нельзя, ибо еще с малых лет научился я быть разумен и политичен. Хотя это и неправда, а походит на очевидную ложь; однако надеюсь, что для такой радости простят мне сию погрешность. Разве для того только она извинения не достойна, что в самом начале года прихватил я на душу такую небылину и прибавил к старым моим грехам золотника два-три походу. Может быть, иной забавник рассмеется, видя такое мое несчастие, и подумает, что мне полюбилось дурачество; однако знай: всякая вещь свою имеет цену, я солгал с намерением, чтоб ты, видя гнусность сего порока, никогда не держался такой замашки. Сим маленьким нравоучением в торжественный день нового года я тебя подарил. Подарок сей невеликой цены, но твое большое великодушие увеличить его может, ты мне отплати за сие, да знаешь ли чем? Твоею благосклонностию за все за то, что ты услышишь от меня в целый наступивший год; итак, похвалят нас за это обоих. Меня — за то, что я служу тебе со всяким усердием, а тебя — за другое: что ты услуги мои принимаешь с благодарностию.
Не погневайся, господин читатель, что я некрасноречиво говорю, но это зависит от тебя; если ты мне сделаешь ободрение, каким бы то образом ни было, то я тебе наскажу и то и се, по пословице: от прибытку уста глаголют. Не подумай же, чтоб я просил у тебя денег, однако если ты мне оных дашь, то я, право, не отрекусь; ибо я человек такой, что от хорошего отговариваться не стану, да сверх же того еще не заплачено за мои труды; а за какие, этого я тебе не открою, для того что я вельми и вельми скромен: если кого не увижу, то уже, конечно, не открою вверенной мне тайности. Такой добродетели учился сто лет и двадцать, однако до сих пор в этой школе нахожусь последним учеником, а тебе не советую и одной минуты упражняться в сей науке, для того что честному человеку она непонятна.
Всякий де спляшет, да не как скоморох.
Когда случаются у простолюдинов пирушки, то они имеют обыкновение слишком потчевать своих гостей, я думаю, для того, чтоб меньше они ели, или, может, для той причины, чтоб усерднее нагружали пищею и вином желудки, о чем я у них не спрашивал, и когда потчевают они женщину, то оная по благоразумному своему обыкновению отвечает тогда пословицею: и так уже батюшко копной передо мной. Сердце мне предвещает, что и господин читатель скажет сию пословицу тогда, когда увидит перед собой побасенок с пятьдесят. Болтать я охотник, только не имею дару смешить людей благоразумно, а это происходит от того, что я не столько умен, как другие; однако человек добрый обещался поучить меня несколько, и дело теперь остановилось только за тем, чтоб порядиться с ним, сколько он возьмет на месяц за ученье. Человек он взрослый и весьма искусный парикмахер, он без всякой ошибки расчесывает волосы и говорит, что имеет к тому природное дарование, уверял меня некогда, что словесные науки гораздо меньше стоят, нежели волосоподвивательное искусство. Сперва было я тому не верил, но он убедил меня весьма сильными доказательствами, которых никак опорочить не можно: сказывая, что азбуку, часослов и псалтырь выучил он в полгода, а подвивать волосы учился невступно двенадцать лет, но и теперь ставит не весьма завидные кудри.
Итак, заняв у него несколько высокой его премудрости, чувствую я по моему телу, что несколько поисправлюсь и буду продолжать начатое мною дело с хорошим успехом. Впрочем, господин читатель, не ожидай ты от меня высоких и важных замыслов, ибо я и сам человек неважный, и когда правду тебе сказать, не утруждая совести, то состоянием моим похожу на самое сокращенное животное. Я предпринял увеселять тебя и шутить перед тобою, сколько силы мои позволят, единственно для той причины, чтоб заслужить твою благосклонность и донести тебя до того, чтобы имел ты обо мне хорошие мысли.
Охота смертная, да участь горькая. Сей лист, или сие первое издание, сочинял я три года с половиною и истратил для переписок на одну только бумагу все оставшееся мне после покойного отна моего имение, прибавил еще к тому годовое мне жалование, однако и того не достало; итак, чтоб в последний раз переписать его набело, занял я листок у искреннего моего друга и сущего приятеля, который, конечно, не оставляет меня в таких нуждах, и думаю, хотя попрошу я и полдести, так он мне поверит только под расписку, ибо он держится сей пословицы: Денежка-де всегда счет любит.
По сему описанию кажется мне, будто бы я похожу на изрядного простофилю и как будто уже во мне нет никакой надежды к продолжению принятого мною намерения; однако, господин читатель, уверяю тебя, что ты получишь в следующую неделю другой листок и в целый год все но порядку, ежели не станешь жалеть денег, а мы люди непричудливые, не гоняемся за золотом и серебром, примем от тебя и медью и докажем тебе, что мы благосклонны в то время, когда нам дают деньги. Начал я за здравье, а свел за упокой, чем и доказал ясно, что я пишу и то и се; итак, примолвим одну пословицу и останемся до времени с покоем. Первый блин всегда бывает комом.
В составлении комментариев принимал участие Л. Н. Арутюнов.
Опубликовано в журнале Чулкова «И то и се», 1769, январь, неделя 1-я; печатается по этому тексту.