Розанов В. В. Собрание сочинений. Юдаизм. — Статьи и очерки 1898—1901 гг.
М.: Республика; СПб.: Росток, 2009.
ПОПУТНЫЕ ЗАМЕТКИ
[править]<Л. Н. ТОЛСТОЙ. СОРОК ЛЕТ>
[править]В только что появившейся книге «Памяти Белинского» (литературный сборник, изданный в Москве пензенскою библиотекою имени Лермонтова) есть новый рассказ или, точнее, обрывок рассказа гр. Л. Н. Толстого: «Окончание малороссийской легенды — Сорок лет». Легенду эту издал покойный Костомаров в 1881 году. Содержание ее чрезвычайно подходит к обычным темам маститого художника, так что, подправляя легенду, Толстой, не изменяя себе, как бы входит в народное творчество, становится седьмым — десятым «сказочником» около шести-девяти сказочников-мужиков; рапсодом среди рапсодов, не мешая им и от них не испытывая себе помехи. В «легенде» повествуется о богатом хозяине и, по-видимому, счастливом семьянине, который некогда убил и ограбил купца и тем положил начало своему достатку. Во время убийства он слышал голос, который предрек ему наказание через 40 лет. Срок этот близится, и мучимый беспокойством отец во всем признается старшему своему сыну, который уже сам хозяин и имеет своих детей. Твердый и сытый человек, сын успокаивает отца, что «голоса» — это вздор, да и «тот свет», «наказания» и «награды» — тоже глупости. Отец верит сыну, и умирает в точности через 40 лет после убийства спокойно и безболезненно: нераскаянность его и чисто языческая смерть и составляет наказание, которым в минуту преступления пригрозил ему «голос»! Так оканчивается народная легенда в записи Костомарова.
Л. Н. Толстой, отбросив ее конец, развертывает картину душевных сомнений и мук, начавшихся у отца-убийцы после разговора с сыном. Он поверил сыну только в первую минуту, успокоился на несколько дней, но затем подозрительность возбужденной души со всею силою пала на успокоителя-сына. «Ведь он хочет моего богатства, как я хотел богатства купца, да и все хотят моих денег, а меня — никто не хочет, я — никому не нужен, всем — лишний». И вот он разъединяется со всем миром: вдруг остается совершенно один, наедине с преступлением своим, со страхом своим. Он боится убийства, боится особенно отравы; запаздывая преднамеренно к обеду, он отодвигает свою тарелку и беря тарелку у невестки — ест с нее. Хочет напиться ночью воды, но, отбрасывая испуганно графин, достает теплой и мутной воды из умывальника и пьет ее. Прежде, не любя детей, он очень любил своих внуков; теперь и они, как главные его наследники, становятся ему неприятны. Он весь погружается в мысль о наследстве и о составлении духовного завещания, через которое ему хочется лишить наследства неприятных родных и все раздать на богоугодные учреждения, без всякой, впрочем, любви к ним и без всякой веры. Он становится ханжею, но лишь по внешности; он настаивает, перед родными, перед прислугою, на существовании Бога и будущего суда, просто как на роде моральной полиции, которая сколько-нибудь обеспечила бы его от хищных инстинктов «ближних». Наказание слишком понятно, ярко выражено — окруженный собаками и запорами несчастный маньяк умирает «через 40 лет после убийства», как и предрек ему «голос». На пышных похоронах произнесены были красноречивые речи о его добродетелях, благочестии, мирной жизни и счастливой кончине, которую посылает Бог своим избранным. Вопреки мнению г. Н. Ч., в «Южном Крае» (№ 6270, от 4-го апреля), мы находим рассказ этот ни скучным, ни лишенным мастерства. Тон — «Смерти Ивана Ильича»; колорит — народной сказки; обычная задушевность Толстого. Конечно, это обрывок, и не прибавляющий ни одной йоты к общеизвестным чертам Толстого. Но среди его страниц эти четыре лягут без всякой дисгармонии.
КОММЕНТАРИИ
[править]НВ. 1899. 9 апр. № 8303. Подпись: Р.
Н. Ч. — псевдоним писателя и критика Николая Ивановича Черняева (1853—1910), постоянного сотрудника харьковской газеты «Южный Край».