Предисловие к новеллам Томаса Манна[править]
«… Однажды я вывел облик современного писателя, сатирический образ. В нем я держал суд над дурной частью самого себя, над эстетизмом, мертвой художественностью и она, по-моему, опасность из опасностей» (Thomas Mann. Bilse und ich). В посвященном самокритике очерке Т. Манн подчеркивает рассеянное во всем его творчестве признание ценности жизни — борьбу за жизнь. Грустная нота сомнения в действительности искупления жизни искусством, разочарованность в возможности преодоления трагического содержания прекрасными формами — как далеко это от первых юно-самоуверенных исканий современного Ренессанса. — От «Происхождения трагедии» и эстетической религии Уайльда. И в то же время глубокое, страстное презрение к жизни, беспощадная, убийственная критика, расчленяющая ее уродство, словно труп на анатомическом столе, искусство, провозглашенное ее целью, высшей формой. Таково положение противоречий — в душе художника и оно дает направление и манеру его кисти. Резцом своего реалистического дарования он обнажает внутренний облик мещанина, звено за звеном нанизывает трагичное в буднях обыденности, легким прикосновением иронии разрушает ее привлекательность. Поэзия для него месть жизни, художник словом своим совлекает праздничные одежды действительности, преодолевает ее, как бы искупляет. Но когда совершена работа и рухнули подпорки, державшие обычность, простоту, безыскусственность, горькое сомнение родится в художнике: — не есть ли воссозданный, вновь сотворенный им мир формы, стиля, красоты лишь призрачная ценность, никогда не способная возместить утраченную красоту естественности, — слепую гордую силу жизни, не отведавшей познания. «Моя сильнейшая любовь отдана белокурым и голубоглазым, светлым, живым, счастливым, обыденным», — кончает Манн свою книгу новелл. Коснуться опьяняющей фантазии, странствовать путями «великой демонической красоты», натуралистическим проникновением смыть фальшивые краски и начертать мещанство во всем его горе и муке. И в конце концов оглянуться с тоскою назад и как о заветном томиться о волне белокурых волос, глазах цвета голубой стали, простой наивной пляске. — Так переживает писатель, рассказанный в новелле «Тонио Крёгер», прошедший долгий, мучительный скорбный путь эстетизма, чтобы с грустью оглянуться назад на покинутую развенчанную землю.
Кто будет искать у Т. Манна общественности, так называемого «здорового реализма», зовущего художника к борьбе за этику, за пересоздание действительности — тот ошибется. Все его творчество — удивительно по ту сторону этики, антиобщественно, построено на критике жизни, как таковой, независимо от социальных форм. Вместе с большинством современной интеллигенции Германии Т. Манн удивительно аполитичен, быть может, даже проникнут презрением к политике. Его бунт против мещанства — в искусстве, эстетизме, но и в религии красоты он не находит успокоения. Он ничего не решает, только спрашивает. И лишь в глубине его вопросов слышится намек, что у него вообще нет на них ответа.
Источник текста: Томас Манн. Собрание сочинений. Том второй. Тристан. Новеллы. Перевод и предисловие Ю. Спасского. — Москва: Книгоиздательство «Современные проблемы», 1910. — Стр. V--VII.