Дадиан, светлейшая княгиня Екатерина Александровна, правительница Мингрелии, статс-дама, кавалерственная дама, родилась в 1816 г., умерла 8 августа 1882 г. Внучка Герсевана князя Чавчавадзе и вторая дочь князя Александра Герсевановича Чавчавадзе, героя отечественной войны и командира Нижегородского полка, известного грузинского поэта, княгиня Дадиан получила в доме родителей, в Тифлисе, блестящее домашнее образование. В свет она выезжала в сопровождении своей старшей сестры, вдовы Грибоедова, Нины Александровны, и поражала всех своею красотою и остроумием. В 1839 г., она вышла замуж за сына владетеля Мингрелии, князя Давида Дадиана, и уехала с ним в Зугдиди. Там она погрузилась в новый мир, не имевший ничего общего с его прошлым. Муж не посвящал ее в дела управления, но зато она пользовалась всеми удобствами новой жизни, применяясь к нравам и обычаям страны. Под ее личным руководством возник знаменитый сад в Зугдиди, равного которому не было во всем Закавказье. В 1840 г. муж ее стал правителем Мингрелии, и в первые же годы после этого она пережила много горя. Отец ее, князь Чавчавадзе, трагически окончил свою жизнь, упав с дрожек, и трое из детей княгини умерли, а в 1846 г. умер и свекор ее, к ней расположенный, князь Леван. Тут же княгиню Екатерину постигло новое огорчение: муж ее, Давид Леванович, вдруг охладел к ней и, наоборот, стал необыкновенно доверчив к брату своему Григорию и его жене Терезии, посвящал их в дела правления и готовил из брата своего помощника. Видя в Григории своего непримиримого врага, княгиня Екатерина не на шутку испугалась и неоднократно ездила в Тифлис для совета с родными. В 1853 г., она овдовела и на время малолетства своего сына Николая была, по Высочайшему повелению, назначена правительницею Мингрелии, а вместе с тем пожалована орденом св. Екатерины 1-ой степени. Тяжелая пора наступила для молодой княгини. Четверо малолетних детей было на руках у нее, и заботу о воспитании их она уступила заботе о стране. Неопытная и незнавшая труда и заботы при жизни мужа, она теперь всецело отдалась изучению дел управления. В помощь ее управлению был назначен особый совет, состоявший из братьев ее мужа Григория и Константина и др. князей, — которые не только не помогали ей в тяжелую для нее пору, но даже создавали для нее трудности; епископ мингрельский Феофан также оставался совершенно безучастным к княгине, но "Дедопали" (царица, как называл ее народ) не смущалась этим. Она вставала в 6 часов утра, и с 8 часов у нее начинались доклады, являлись просители, которых, по обычаю, она должна была непременно принять, выслушать, исполнить просьбу или урезонить: все подданные безразлично имели к ней доступ. Основною опорою гражданственности в Мингрелии было обычное право, попираемое высшим классом, а потому рассмотрение таких дел представляло княгине огромное затруднение, а тут еще пришлось разрабатывать вопросы, созданные мужем. Едва успела она предать земле прах мужа, как в соседнем укреплении Св. Николая, на берегу Черного моря, начались военные действия. После занятия турками Редут-Кале, она оставила Зугдиди и переехала в нагорную часть страны, в летнюю резиденцию правителя Горди. В то же время в Абхазии высадился турецкий паша Сафер-Бей с 36 орудиями и 2000 войска и горцы соседних аулов стекались к нему со всех сторон. Мингрелии грозила серьезная опасность. Назначение князя Багратиона-Мухранского начальником Гурийского отряда сильно ободрила правительницу, тем более, что он был ее родственником. В 3 верстах от русского лагеря, на берегу реки Техура, в селении Квашихоры, поселилась княгиня в доме своей родственницы, княгини М. Н. Шервашидзе, (урожд. Дадиан), где и ожидала прибытия нового главнокомандующего. Невозможность жить в Зугдидах была для княгини истинным лишением; там был у нее огромный дом с мебелью, выписанною из Парижа, любимый, великолепный сад, между тем как вне своей резиденции она жила без всяких удобств, сильно стесненная, испытывая различные лишения. В середине лета княгиня была снова встревожена известием о том что Ферхад-паша (прусский эмигрант Штейн) высадился с большими силами на берег Абхазии и ожидал там еще подкреплений. Для княгини наступила критическая минута, а тут еще она узнала о неудачном штурме Карса 17 сентября и получила известие, что Омер-паша уже двинулся на Мингрелию. После неудачного дела на Ингуре, русские отступили к Хетаму, и резиденция княгини была взята турками. Кровью обливалось сердце княгини при виде гибели ее страны. Русские войска отступали к Цхенис-Цхане, а мингрельская милиция, надежда княгини, — рассеялась и разошлась по домам. — Мингрелия досталась туркам. Накануне сражения княгиня спустилась из Горди в равнину Одиши, в Квашихорах ожидала известий и, узнав о неудаче, поспешила в Горди к детям, забыв в эти минуты все другие чувства, кроме заботы о них. Ночью 28 ноября, Багратион-Мухранский прислал предложение княгине выехать из Горди и в Имеретии ожидать прибытие его отряда в м. Хони, так как, по мнению Багратиона, личная безопасность княгини не была обеспечена. На другой день в 9 ч. утра она двинулась в путь, но на Гординской горе была встречена братом ее покойного мужа, князем Константином, с множеством мингрельских князей. Князья уговаривали правительницу не покидать страны, клялись укрыть ее и правителя в надежном месте и защищать их до последней капли крови. Тронутая их преданностью, княгиня осталась в Мингрелии и переехала в Лечгум. Между тем обо всем случившемся, она подробно написала и. д. наместника на Кавказе, князю Бебутову, прося у него совета и наставления. Не успела правительница двинуться из Горди, как управлявший ее домом Нико Дгебуадзе доставил ей письмо от Омера-паши из Зугдиди. Паша увещевал правительницу вернуться в Зугдидский дворец и вступить в управление страною, обещая покровительство Турции и ее союзников и суля полную независимость Мингрелии и освобождение ее от России. Оставив письмо паши без ответа, княгиня отправила детей в Лечгум, а сама осталась еще на несколько дней, чтобы сделать некоторые распоряжения. В горных трущобах в Мури, у самого входа в тесное ущелье, через которое р. Цхенис-Цхале проложила себе путь из Сванетии, близ неприступной крепости, в Цагерском монастыре поселилась княгиня с семейством. Здесь она опять получила письмо от Омера-паши с повторением тех же предложений и с угрозою лишить ее власти. Сильно встревоженная, княгиня отправила письмо Бебутову, не отвечая паше на его послание. Между тем клевета не пощадила правительницу. В Тифлисе ходили слухи, что она вошла в сношение с Омером-пашей, приняв сторону турок. Около 20 ноября она получила ответ от Бебутова с предложением выехать в Тифлис, но выехать туда она уже не могла. Князья и милиция выражали ей полную готовность сражаться за Россию, и в этот торжественный момент она не могла оставить их на произвол. Однако, с другой стороны, неисполнение требования наместника могло быть принято за ослушание и навлечь на княгиню гнев Государя. Княгиня находилась в ужасном положении, но известие о взятии, наконец, Карса разрешило вопрос. 28 ноября выехала она, окруженная свитой, в русский отряд. 26 ноября княгиня была уже в Имеретии в м. Хони и, став во главе мингрельской милиции, направилась через Цхенис-Цхале в Мингрелию. В бурке и башлыке, окруженная блестящим конвоем, она принимала участие в перестрелках с турецкими пикетами, находясь постоянно под выстрелами. Одушевляемые ею милиционеры во всех пунктах отбрасывали турок, от которых княгиня не переставала получать любезные письма. Между тем, Гурийский отряд был подкреплен, Омер-паша перешел в отступление, и вскоре княгиня Дадиан опять в Квашихорах встречала князя Бебутова. Дом ее в Зугдиди был сожжен турками, имущество разграблено, а сад вырублен. В конце января 1855 г. правительница вернулась в Горди. В течение полутора месяцев не сходила она с лошади, находясь в походе во главе милиции.
В марте 1856 г., после Парижского договора, княгиня получила приглашение на коронацию, и ей пришлось оставить управление Мингрелией Григорию Дадиану, интриговавшему всегда против нее. Поэтому в данной ему инструкции она во многом ограничила его власть, как правителя. В Москве ее ожидали почести. Государь и Императрица осыпали княгиню и семью ее ласками, а 26 августа 1856 г. она была пожалована в статс-дамы. Красавица-княгиня, окруженная мингрельскими князьями, занимала одно из самых почетных мест во время коронационных торжеств. После коронации Государь пригласил княгиню в Петербург, и она провела там зиму и весну 1857 г. В это время в Мингрелии начались беспорядки. Князь Григорий искусственно вызвал неудовольствие крестьян, и те поднялись против дворянства, притеснявшего низший класс. Княгиня поспешила в Мингрелию. В мае 1857 г. она приехала в Тифлис, а оттуда к себе, в Зугдиди. В селении Кулашах она была встречена епископом и князьями и, узнав о случившемся, отправилась в Горди. В Мингрелии царила полная анархия, шайки крестьян открыто поднялись против господ. Сопровождаемая епископом поехала княгиня в Салхино, где вспыхнуло первое пламя бунта и вступила в переговоры с толпою. Между тем, и среди дворян была подготовлена князем Григорием враждебная для княгини партия, недовольная учреждением дома (саудиера). Увидя себя одинокою и беспомощною, осажденною со всех сторон врагами, она обратилась к Кутаисскому губернатору Колюбакину, который и поспешил с отрядом казаков на помощь книгине. Без особенных усилий, без кровопролития, восстановил Колюбакин порядок и, обнаружив беззакония, учиняемые над крестьянами Мингрельскими князьями, принял энергичные меры. Княгиня была недовольна образом действий Колюбакина и жаловалась письмом на него князю Барятинскому. Между тем в Зугдиди приехал князь Гагарин для производства дознания по этому делу, а также в Мингрелию прибыла особая комиссия под председательством Д'Аспин Дюкасси. Недовольная действиями Дюкасси, княгиня была возбуждена и против князя Барятинского, который через своих уполномоченных лиц предлагал ей подать просьбу Государю об освобождении ее от звания правительницы, ввиду воспитания сына в одной из столиц, а на время отсутствия ее учредить в Мингрелии особое русское управление. Ни доводы Дюкасси, ни других лиц не привели ни к чему: княгиня уклонилась от ответа и, после отъезда оттуда Дюкасси, вопрос о введении в Мингрелии русского управления был решен. В сентябре Колюбакин вступил в управление Мингрелией, однако, делу по введению русского правления в Мингрелии сильно препятствовало присутствие княгини. Тогда, вследствие представления князя Барятинского, последовал на имя княгини рескрипт Императора Александра II, который, в милостивых выражениях, вызывал княгиню с семейством в Петербург. 25 октября 1857 г. княгиня Дадиан выехала из Мингрелии. В Петербурге княгиня встретила сердечное участие Государя и всей Царской Семьи. Имущественные дела ее были блестяще устроены, и 25 лет после того она провела спокойно и счастливо. В этот промежуток времени княгиня несколько раз была за границей и, наконец, вернулась в Мингрелию, где и жила последние годы своей жизни в Зугдиди, как частное лицо. Она скончалась на 66 году от болезни сердца и погребена в Мартвильском монастыре рядом со своим мужем.
"Русская Старина" "Исторический Вестник", passim, "Закавказские воспоминания Мингрелия и Сванетия" с 1854 г. по 1861 г. K. A. Бороздина. СПб. 1885 г. Календарь Суворина, 1883,. стр. 274 (Некролог) — Русский Архив 1889, т. 3, стр. 234—248; 334—336. — La Mingrélie (ancienne Colchide) par. J. Mourier, Odessa, 1883, p. 51—71.