Одоевский, князь Иван Никитич Большой, боярин и воевода, сын боярина князя Никиты Романовича Одоевского. Упоминается с 26 октября, 1588 года, когда во время торжественного царского обеда он, в чине стольника, "смотрел в большой государев стол", в 1590 году, когда началась война с Швецией, сопровождал царя Федора Иоанновича в походе в Финляндию в звании рынды при государевом саадаке. В том же году князь Иван Никитич был послан к Оке смотреть боярских детей в расположенных там войсках. В 1591 году он участвовал в отражении от Москвы крымских татар, отличился в этом походе и получил в награду золотой, затем все остальное время царствования Федора Иоанновича находился при дворе, исправляя обязанности рынды при приемах послов или, по званию стольника, участвуя в церемониях торжественных царских обедов. В 1598 году Одоевский был на соборе об избрании на царство Бориса Годунова, подписался под соборной грамотой и в этом же году участвовал в походе нового царя против крымских татар, сделавших в этом году набег под самую Москву; лотом в 1001 году он был послан осматривать войска, расположенные на южной окраине Московского Государства в защиту от внезапного нападения крымцев: в Туле осматривал большой полк, в Крапивне — правую руку, а в Дедилове передовой полк. После этого у нас не имеется известий об Одоевском до 1606 года, когда мы находим его в чине свадьбы Лжедимитрия. В этом же году он был пожалован самозванцем в бояре. В 1608 году Одоевский участвовал в чине свадьбы царя Василия Шуйского на княжне Буйносовой; в 1609 году, когда тушинские шайки подступили к Москве принимал участие в ее защите и был осадным воеводой для вылазок у Арбатских ворот. В 1610 году князь Иван Никитич был назначен воеводой в Новгород, где ему и пришлось играть видную роль во всей дальнейшей истории смутного времени.
В 1610 году был низвержен царь Василий Шуйский, и Москва присягнула королевичу Владиславу. В Москве образовалось новое правительство, которое начало приводить к присяге королевичу и другие города Московского государства. В Новгород был послан для приведения к присяге и для оберегания от шведов, явившихся в это время на севере и от воровских шаек, которые начали уже грабить русскую землю, И. М. Салтыков. Новгородцы и, вероятно, во главе их и князь Одоевский, бывший постоянно в хороших отношениях с новгородским митрополитом Исидором, имевшим большое влияние на новгородцев, да, по-видимому, и сам пользовавшийся среди новгородцев уважением и любовью, согласились не раньше впустить Салтыкова и присягнуть королевичу, чем получат из Москвы список с утвержденной крестоцеловальной грамоты; но и получив грамоту присягнули только после того, как взяли с Салтыкова обещание, что он не введет с собой в город поляков. Впрочем, быть подданными польского королевича Новгороду пришлось недолго. Скоро в Москве и во всей России возникло сильное движение против поляков; во главе ополчения, поставившего своей задачей изгнать поляков из России, стал Ляпунов, вместе с некоторыми другими лицами составивший временное правительство, которое, вступив в управление страной, начало рассылать и воевод по городам. В Новгород этим правительством был также послан воевода Василий Иванович Бутурлин. Бутурлин немедленно же по прибытии в Новгород, начал переговоры со шведами, задумавшими воспользоваться в это смутное время удобным случаем и овладеть прибалтийскими областями, принадлежавшими Москве. Уже в марте 1614 года шведский генерал Делагарди, не ожидая серьезного сопротивления, подошел к Новгороду и спрашивал воевод, враги они шведам или друзья и хотят ли соблюдать Выборгский договор, заключенный со Швецией еще при царе Василии Шуйском. Разумеется, воеводы могли ответить только, что это зависит от будущего царя и что они на этот вопрос ответить не имеют права. Бутурлин, прибыв в Новгород, начал вести себя иначе: немедленно вступил в сношения с Делагарди, предлагая русскую корону одному из сыновей короля Карла IX. Начались переговоры, которые затянулись, а между тем у Бутурлина с Одоевским возникли распри: Бутурлин не позволял осторожному Одоевскому принимать мер к охране города, допустил Делагарди, под предлогом переговоров, перейти Волхов и подступить к самому пригородному Колмовскому монастырю, и даже разрешил, новгородским торговым людям поставлять шведам разные припасы. Шведы, разумеется, поняли, что им представляется очень удобный случай овладеть Новгородом, и 8 июля повели приступ, который был отражен только благодаря тому, что новгородцы во время успели сжечь окружавшие Новгород посады. Однако новгородцы продержались в осаде недолго: в ночь на 16-е июля шведам удалось порваться в Новгород. Сопротивление им было оказано слабое, так как все ратные люди были под начальством Бутурлина, который после непродолжительного боя удалился из города, пограбив новгородских купцов; Одоевский и митрополит Исидор заперлись в Кремле, но, не имея в своем распоряжении ни боевых запасов, ни ратных людей, должны были вступить в переговоры с Делагарди. Был заключен договор, разумеется, на тех условиях, какие были выгодны шведам, и Делагарди был впущен в Кремль. Условия этого договора заключались в том, что новгородцы обязывались прорвать всякие сношения с Польшей, должны были принять в покровители и защитники короля шведского, его преемников мужского пола и королевство шведское, не имели права без ведома Швеции заключать с кем бы то ни было мир или союз, обязывались выбрать и просить в цари одного из сыновей шведского короля, присягнуть ему и склонять к тому же все московское государство. До прибытия королевича Новгород должен был поступить под управление Делагарди, и воеводы новгородские вместе с ним должны были стараться о приведении к присяге королевичу всех окрестных городов; кроме того, новгородцы должны были не сноситься с Москвой. Делагарди, в свою очередь, обязался не разорять Новгорода, не присоединять к Швеции русских областей, кроме присоединенного уже Корельского уезда, не делать притеснений православной вере и не нарушать ее основных прав. Новгородцы обязались исполнять эти условия даже и в том случае, если остальные части московского государства не согласятся принять их. Таким образом, по этому договору Новгород был совершенно обособлен от всего остального государства и в то же время поставлен в очень тяжелое положение по отношению к Швеции: новгородцы даже не могли выговорить условия, чтобы королевич для принятия престола принял православие. Одоевский скоро почувствовал свое тяжелое зависимое положение от Делагарди, несмотря на то, что шведский король старался задобрить его, и в сентябре 1611 года пожаловал ему в поместье большой и богатый Святорусский Славятинский погост. Все дела по управлению Новгородом и его областью ведал сам Делагарди, Одоевский постоянно чувствовал на себе его контроль, все грамоты и челобитья писались на имя "боярина Якова Пунтосовича" (Делагарди) и потом уже в них помещалось имя князя Ивана Никитича, иногда же оно и вовсе пропускалось. В декабре 1611 года Одоевский должен был вместе с митрополитом Исидором послать в Стокгольм уполномоченных с предложением русского престола одному из шведских королевичей. Разумеется, при таком положении дел Одоевский, да и все новгородцы во главе с своим митрополитом Исидором, по-видимому, сохранявшим самые лучшие отношения с Одоевским, старались найти где-либо поддержку против шведов и, естественно, прежде всего обратились к Москве, с целью восстановить нарушенное единство, склонить и остальное государство к выбору шведского королевича и, таким образом, не чувствовать себя такими одинокими и беспомощными. Как раз в это время, в половине 1612 года, в Московском Государстве появилась новая могучая сила, стремившаяся восстановить нарушенный смутой порядок — земское ополчение с князем Пожарским во главе. Пожарскому выгодно было начать сношения с Новгородом, так как, ведя борьбу с поляками, он должен был обезопасить себя от шведов. Между Ярославлем, где тогда находилось земское ополчение, и Новгородом начались оживленные пересылки. Первый начал их князь Пожарский, послав в Новгород Степана Татищева с грамотами к Одоевскому и митрополиту Исидору и с просьбой сообщить ему о том, как у них положено со шведами. Одоевский и Исидор также отправили в Ярославль своих послов, князя Федора Оболенского с выборными из Новгородцев. Оболенский должен был уговаривать начальников ополчения признать царем шведского королевича; Пожарский соглашался, но с условием, что королевич примет православие, и после довольно продолжительных споров Оболенский от имени Новгорода обещал, что в случае отказа королевича принять православие Новгород присоединится к Москве. Таким образом, Одоевский достиг своей цели и не только не порвал сношений с Москвой, но даже успел заинтересовать новгородским делом всю Россию. Впрочем, летописи говорят, что Пожарский вел все эти переговоры только с той целью, чтобы поддержать добрые сношения со шведами и таким образом во время своих действий под Москвой обезопасить себя с севера. Это подтвердилось позже, когда, после изгнания поляков из Москвы, Одоевский снова послал послов к Пожарскому с напоминанием о договоре, заключенном в Ярославле и об обещании избрать на царство шведского королевича. Послы получили ответ, что "такого великого государственного и земского дела, не обославшись и не учиня совета с Казанским, Астраханским, Сибирским и Нижегородским государством и со всеми городами Российского царства, со всякими людьми от мала до велика, одним учинить нельзя". Известно, что на соборе 1613 года был избран на царство Михаил Федорович Романов. Одоевский с Новгородцами оказался в безвыходном положении: присоединиться к Москве не было возможности, так как Новгород был в руках Делагарди и новгородцы были связаны прежним договором, но и разорвать с Москвой было тяжело, ибо это значило отделиться от того фундамента, из которого Новгород получал все жизненные начала. К этим затруднениям присоединилось еще и то, что в самом Новгороде положение сделалось невыносимым. Король шведский Карл IX умер, и его преемник Густав Адольф в июне 1613 года прислал в Новгород грамоту, в которой извещал, что отправил своего брата Карла-Филиппа в Выборг, куда должны явиться и уполномоченные от Новгорода и от всей России для окончания дела избрания его на царство. Одоевский и Новгородцы должны были повиноваться, и в Выборг было отправлено посольство во главе с Хутынским архимандритом Киприаном бить челом королевичу, чтоб он немедленно шел в Новгород. Карл-Филипп, однако, ехал в Выборг вовсе не для того, чтобы царствовать в Новгороде: он рассчитывал занять престол в Москве и начал предъявлять, претензии на всероссийский престол. Разумеется, новгородцы не могли доставить ему Московского престола, и Карл-Филипп уехал в Стокгольм. В Новгороде между тем на смену Делагарди явился шведский фельдмаршал Эверт Горн, человек очень резкий, обращавшийся с новгородцами еще хуже, чем Делагарди, и видевший в Новгороде не государство, с которым нужно вести сношения согласно заключенному договору, а покоренную территорию. В январе 1614 года он объявил Одоевскому и выборным новгородцам, что Густав Адольф сам хочет быть королем в Новгороде и предлагает Новгороду соединиться с Швецией, но на известных правах, так, как соединились Литва и Польша, угрожая в случае непокорности окончательным присоединением Новгорода к Швеции, но уже на правах покоренной области. Положение, в которое был поставлен Одоевский этим запросом, было критическое, но он нашел возможным извернуться, сказав Горну, что такое великое дело не может быть решено без опроса всех жителей Новгорода. Новгородцы немедленно были опрошены, но вопрос был поставлен очень хитро: "хотят ли целовать крест Густаву Адольфу, или хотят остаться при прежней присяге королевичу Карлу-Филиппу". Разумеется, все новгородцы выразили желание остаться при прежней присяге и Одоевский бил челом королю, что новгородцы помнят свою прежнюю присягу королевичу Карлу-Филиппу и "за его пресветлейшество везде рады головы свои положить". Эверт Горн все-таки настаивал на присяге самому королю, утверждая, что королевич Филипп отказался от Новгородского престола. Но новгородцы уже возмутились, не будучи более в состоянии выносить владычества шведов и тех насилий, которые Горн допускал над жителями. Стали раздаваться голоса за присоединение к Москве, началось брожение; наконец, князь Никифор Мещерский с некоторыми другими новгородцами прямо заявил шведскому фельдмаршалу: "Вы хотите души наши погубить, а нам от московского государства не отлучаться". Одоевский также, по-видимому, сочувствовал движению к Москве, но он понимал, что для этого необходима борьба с шведами и сознавал невозможность бороться одними собственными силами без ратных людей и без запасов, и решил обратиться к Москве, прося у нового царя помощи против шведов. Он притворился, что согласен присягнуть шведскому королю, но заявил Горну, что прежде присяги он должен напомнить московским боярам их прежнее обещание — признать королевича своим царем и под этим предлогом послал в Москву своих послов, архимандрита Киприана и нескольких выборных. Послы явились к боярам и били челом, что неволей целовали крест королевичу, а теперь хотят просить у царя, чтобы он вступился за новгородское государство и не дал бы ему окончательно погибнуть от шведского произвола. Царь Михаил Федорович принял послов очень милостиво и велел дать им две грамоты: одну официальную, в которой все новгородцы назывались изменниками, а другую тайную, в которой царь писал, что он прощает новгородцам все их вины. Послы возвратились с двумя такими грамотами в Новгород, официально показывали только одну грамоту, но тайно распространяли среди народа другую. Между тем, в продолжение всех этих событий велась оживленная война Швеции с Россией, затем начались переговоры, окончившиеся 27 февраля 1617 года Столбовским миром, по которому Новгород снова отошел к Москве. Но Одоевский не дожил до этого: он умер в 1616 году, находясь в шведском подданстве.
Спиридов: "Записки о старинн. службах русск. благородн. родов", (Рукоп. Имп. Публ. Библ.) IV; 497—498; Древняя Российская Вивлиофика, IX, 247; Разрядная книга, (Сибирский Сборник, М. 1845) 103, 110, 121, 128, 125; Собрание Госуд. Грамот и Договоров, I, 637, II, 209, 453, 455, 456, 461, 563—563, 588—591, 592, 596, 598, 599, 601—603; Русская Историч. Библиотека II, 328—334, 335, 706; V, 11. Акты исторические II, 398, III, 227; Дополнение к Актам историческим I, 278—288, 294, 299, 308, 309, II, 2, 4—8, 24, 20, 28, 33, 34, 38, 40—45, 47, 48, 57, 71—73, 75; Акты Археограф. Экспедиции II, 43, 294, 315—318, 354—360, III, 125; С. Ф. Платонов, "Очерки по истории смуты в Московском государстве" 456; Полное Собр. Русск. Летоп. III, 264—265, 266. Карамзин (изд. Эйнерлинга.) Х, пр. 359, XII, 190, 192, пр. 810; Соловьев (изд. т-ва "Обществ. Польза") II, 998, 999, 1019, 1021, 1022, 1023, 1107; Бантыш-Каменский, "Обзор внешних сношений России", IV, 1—13, 144, 146, 147.