Спешнев, Николай Александрович, один из выдающихся петрашевцев, мировой посредник первого призыва в Островском уезде, Псковской губернии, литератор, первый редактор «Иркутских Губернских Ведомостей», родился в 1821 г. в Курской губернии, где у родителей его были крупные поместья. Воспитывался сначала дома, а затем был помещен в Царскосельский лицей, где близко сдружился со своим одноклассником М. В. Буташевичем-Петрашевским. Обеспеченное материальное положение давало С. возможность не заботиться по окончании лицея о поступлении на службу, и он в 1842 г. отправился за границу. Живя в Париже, он, как утверждают некоторые из знавших его тогда, вступил в сношения с польской революционной партией и даже будто бы довольно близко сошелся с нею, хотя в своей последующей революционной деятельности ничем не проявил своих связей с поляками. Во время своего пребывания за границей С. усвоил социалистические взгляды Фурье, а также и в религиозном отношении сделался совершенным атеистом. Возвратившись в Россию в 1846 г., он возобновил свое знакомство с Петрашевским и вошел в фурьеристический кружок Кашкина. Мечтая о политическом перевороте, С. в 1848 г. вместе с Петрашевским и отставным офицером Черносвистовым, служившим ранее в Сибири исправником и занимавшимся золотопромышленностью, обсуждал план народного восстания на Урале, Волге и в Сибири. Однако дело дальше разговоров между этими тремя лицами не пошло, тем более, что по предложению Н. Момбелли их заняла другая идея — об основании из людей передовых мнений тайного общества под названием «товарищества» или «братства взаимной помощи» с целью обновления гражданского быта в России. Но и это общество не могло образоваться ввиду возникшего несогласия среди его организаторов. Около этого времени, продолжая посещать собрания у Петрашевского, С. завел такие же собрания и у себя, а затем они начали устраиваться также у С. Дурова и А. Плещеева. Чтобы перейти от слов к делу, на одном из собраний у Плещеева С. предложил печатать запрещенные книги за границей; когда это предложение было отвергнуто, на собрании у Дурова он возбудил вопрос об устройстве тайной типографии. Когда же и это предложение найдено было неосуществимым, С. решил при содействии студента Филиппова устроить тайную типографию у себя. По его просьбе Филиппов 21 апреля 1849 г. поставил ему шрифт и другие типографские принадлежности. Оборудовать типографию ему, однако, не удалось. В ночь с 22 на 23 апреля он был арестован и привлечен к ответственности за участие «в тайном политическом обществе, ставившем своей задачей насильственный политический переворот». Началось следствие. Следственная комиссия смотрела на С. как на одного из самых важных участников (мнимого) общества и неоднократно его допрашивала. К нему был предъявлен целый ряд обвинений; участие в тайном обществе Петрашевского, стремление поднять народное восстание на Урале, Волге и в Сибири, его атеизм и устройство у себя тайной типографии. Материалом для обвинения послужило постоянное посещение собраний у Петрашевского по пятницам, чтение трактата об атеизме на одном из подобных собраний, разговоры с Петрашевским, Черносвистовым и другими петрашевцами на политические темы, типографские принадлежности, найденным при обыске, и проч. Но главным компрометирующим С. документом считалась найденная в его бумагах обязательная подписка следующего содержания: «Я, нижеподписавшийся, поступаю в русское общество и беру на себя следующие обязанности: когда распорядительный комитет общества… решит, что настало время бунта, то я обязуюсь, не щадя себя, принять полное открытое участие в восстании и драке… вооружившись огнестрельным или холодным оружием…; беру на себя обязанность увеличивать силы общества приобретением обществу новых членов. Впрочем, согласно с правилами русского общества обязуюсь сам лично более пяти афильировать…, обязываюсь с каждого мною афильированного взять письменное обязательство». По поводу этой подписки С. допрашивали несколько раз. Из его показаний видно, что он еще за границей занимался изучением тайных обществ и написал их историю, которую впоследствии сжег; думая же об учреждении таковых в России, он тогда же составил и инкриминируемую ему подписку, почему она может рассматриваться лишь как не осуществившийся проект, реального же значения не имеет. В желании устроить тайную типографию С. также сознался и принимал всю вину на себя, утверждая, что Филиппов действовал лишь по его указаниям. Вообще во время следствия С. говорил почти исключительно про себя, про других же или ничего не говорил, или старался их выговорить. Судная комиссия, в которую дело перешло из следственной, признала С. виновным «в злоумышленном намерении произвести переворот в общественном быте России, в отношении политическом и религиозном, в покушении для той же цели составить тайное общество и произнесении на собраниях у Петрашевского речей против религии» и приговорила его к смертной казни расстрелянием, но тут же ходатайствовала о замене ее каторжными работами на 15 лет; ввиду этого ходатайства император Николай I заменил смертную казнь 10-ю годами каторги. Однако эта перемена наказания не была объявлена С., и он вместе с другими петрашевцами утром 22 декабря 1849 г. был привезен на Семеновский плац, где на эшафоте им был объявлен смертный приговор. Здесь, на эшафоте, Ф. Μ. Достоевский, стоявший рядом с С., передал ему вкратце содержание повести, написанной им в крепости. Первые трое из приговоренных (Петрашевский, Момбелли и Григорьев) были уже привязаны к столбу. Против них стали солдаты и начали целиться. В числе следующих трех был и С., который вполне был уверен, что казнь совершится. Однако вслед за тем последовал отбой, привязанных к столбам отвязали, снова привели на эшафот и здесь всем осужденным объявили о замене смертной казни каторжными работами. Во все время нахождения на эшафоте (около ½ часа) петрашевцы были без верхнего платья, несмотря на 20-ти градусный мороз, и С. простудился. Отправленный несколько дней спустя в Сибирь, он в дороге еще более усилил свою простуду, так что у него стала развиваться чахотка, но, благодаря здоровому воздуху Восточной Сибири, болезнь эта не имела серьезных последствий. Пребывание на каторге для С. в значительной мере облегчалось покровительством тогдашнего генерал-губернатора Восточной Сибири Н. Н. Муравьева, вообще относившегося гуманно к политическим ссыльным и покровительствовавшего С. ввиду давнишнего знакомства. Вслед за вступлением на престол императора Александра II, С. 26 августа 1856 г. был переведен из разряда ссыльнокаторжных в разряд ссыльнопоселенцев, причем ему было разрешено, в случае пожелает, поступить на военную службу рядовым в отдельный Кавказский корпус с правом выслуги за отличие. Но С. не воспользовался этим разрешением. При содействии Н. Н. Муравьева он сначала поступил на службу в Забайкальское областное правление, а затем переведен в Иркутск в главное управление Восточной Сибири и оставлен в распоряжении военного губернатора забайкальской области для занятий по делам, касающимся поселений p. Амура. Между тем Муравьев задумал издание «Иркутских Губернских Ведомостей». Выполнение этой своей мысли он поручил С., которого и назначил в начале 1857 г. начальником стола иркутского губернского правления, редактором «Ведомостей» и смотрителем губернской типографии. «Иркутские Губ. Вед.», в неофициальном отделе которых С. помещал свои статьи, а также статьи других петрашевцев и даже декабристов, во все время редактирования их С. были очень интересным изданием и единственным в этом отношении из всех подобных провинциальных органов. Для настоящего же времени номера их за 1857—1859 гг. представляют довольно значительный научно-исторический интерес по напечатанным в них многим статьям и материалам, относящимся к истории Сибири. В августе 1857 г. Н. Н. Муравьев вошел в мин. внутр. дел с представлением о награждении С. чином коллежского регистратора «вне правил», мотивируя свое ходатайство тем, что «несмотря на то, что здесь (в Сибири) еще не издавалось „Губернских Ведомостей“ и потому дело это было совершенно новое, С. занялся им о таким усердием и вниманием, что с полным успехом представилась возможность открыть это издание здесь с мая месяца настоящего (1857) г., и продолжает с примерным рвением занятия свои по этому новому здесь и потому трудному предмету». Ходатайство это уважено не было, и С. получил лишь право поступить на государственную службу канцелярским служителем 4-го разряда, а генерал-губернатору предоставлено было войти через 3 года с представлением о дозволении С. возвратиться в Европейскую Россию. Однако Н. Н. Муравьев продолжал хлопотать и добился в апреле 1859 г. производства С. в первый чин. Тогда же С. оставил редактирование «Ирк. Губ. Вед.», так как Муравьев назначил его начальником своей путевой канцелярии во время поездки в Китай и Японию. По возвращении из этой поездки Муравьев снова стал хлопотать за С., добился возвращения ему прав потомственного дворянства, а затем и права возвращения в пределы Европ. России. Приехавши сюда перед самым освобождением крестьян и поселившись в своем большом имении Псковской губернии С. вскоре был избран в мировые посредники (первого призыва) Островского уезда и вступил в жестокую борьбу с партией помещиков-крепостников, добивавшихся возможно меньшего земельного надела своим бывшим крепостным. С. приходилось испытывать из-за этой борьбы много неприятностей; дело доходило даже до сената; но только благодаря поддержке двух других мировых посредников уезда, К. И. Галенко и В. А. Изъединова, ему удалось настоять на своем, и бывшие крепостные крестьяне островского уезда получили самый большой земельный надел в России. Своим же крестьянам С. дал в надел по 15 десятин, т. е. отдал им большую часть своего огромного имения. Вообще будучи еще до 1849 г. убежденным сторонником освобождения крестьян и притом с достаточным земельным наделом, С., когда это освобождение стало совершившимся фактом, употреблял вое усилия, делал все зависящее от него, чтобы крестьяне действительно получили возможность начать новую не только свободную, но и более независимую в материальном отношении жизнь. По завершении освободительной реформы С. оставил службу и жил то в своем имении, то в Петербурге, где снова возобновил дружбу с Ф. М. Достоевским, вскоре после смерти которого он продиктовал жене его, А. Г. Достоевской, свои воспоминания, представляющие большой интерес для истории петрашевского дела. Воспоминания эти, однако, до сих пор полностью еще не напечатаны. Лишь отрывки из них помещены в написанной проф. Ор. Миллером биографии Ф. M. Достоевского, помещенной в первом томе «Полного собрания сочинений Ф. М. Достоевского» (СПб. 1883 г.). Скончался С. в Петербурге 17 марта 1882 г. на 61 году от рождения. Тело его погребено на казанском кладбище в Софии.
«Новое Время», 1889 г., № 2181, некролог, стр. 3. — Д. Д. Языков, «Обзор жизни и трудов покойных русских писателей», вып. II, СПб. , 1885 г., стр. 47; вып. VI, СПб. , 1889 г., стр. 5. — «Современные Известия», 1882 г., № 85, некролог. — «Исторический Вестник», 1889 г., май, «Воспоминания Головачевой», стр. 279. — «Голос», 1889 г., № 72, стр. 6 и № 74, стр. 5 (объявления о смерти и погребении) — «Полное собрание сочинений Ф. М. Достоевского», т. І, СПб. , 1883 г., ст. Ор. Миллера «Материалы для жизнеописания Ф. Μ. Достоевского», стр. 83, 87, 90, 91, 94, 95, 97, 98, 99, 105, 106, 107, 113, 114, 115, 117, 119, 122, 123 и др. (там же напечатаны отрывки из воспоминаний Η. Α. Спешнева, записанных А. Г. Достоевской). — «Русский Инвалид», 1849 г., № от 22 декабря (приговор суда). — «Общество пропаганды в 1849 г.», Лейпциг, 1875 г. — «Русская Старина», 1872 г., июль, «Записки Липранди»; 1881 г., май, «Записки Милюкова». — «Новое Время», 1881 г., № 1790, фельетон. — «Молва», 1881 г., № 50, заметка А. Плещеева. — «Порядок», 1881 г., № 48, статья Вунча. — «Иркутские Губернские Ведомости», 1857—1859 гг. — «Энциклопедический словарь» изд. Брокгауза и Ефрона, т. 23, ст. С. Венгерова: «Петрашевцы»; стр. 450—452; т. 31, ст. В. Ceмевского (биография H. A. Спешнева), стр. 316—317. — Ф. Μ. Достоевский «Дневник писателя».