Телепнев-Овчина-Оболенский, князь Иван Федорович, конюший, фаворит правительницы Елены Васильевны Глинской, второй жены царя Василия IIІ и матери Иоанна Грозного, могущественный царедворец, оставивший по себе память храброго воина, но вместе с тем и жестокого человека. Сблизившись с правительницей через сестру свою Аграфену Челядининову, мамку великого князя, Т. приобрел исключительное влияние на вел. княгиню Елену и на управление государством, оттеснив на второй план Шигону Поджогина и даже могущественного родственника Елены, Михаила Львовича Глинского. Результатом сближения Т. с Еленою и приобретенного им могущества было удаление, ссылка или заключение в тюрьму наиболее близких к двору и влиятельных бояр, многие из которых там вскоре умерли — часто насильственною смертью. Раньше других пострадал брат покойного царя, Юрий Иванович, удельный князь дмитровский, человек приветливого нрава, весьма популярный и любимый народом. Его обвинили в том, что он перезывал к себе на службу некоторых из московских бояр и думал воспользоваться малолетством Ивана Васильевича, чтобы завладеть великокняжеским престолом. Юрия схватили и заключили в тюрьму, где он вскоре умер, как гласили небезосновательные слухи — от умора голодом. В августе 1534 г. были также схвачены и посажены в тюрьму князья Иван Федорович Бельский и Иван Михайлович Воротынский, без всяких оснований заподозренные как соумышленники кн. Семена Бельского и Ивана Ляцкого, ввиду возникших преследований бежавших в Литву. Некоторое противление преследованию влиятельных лиц Т. встречал еще в лице Михаила Глинского, ошибочно считавшегося долгое время душою, вождем окружавших правительницу лиц и руководителем сложившейся при ней политики. Т. было тесно с Глинским, и Елена должна была выбрать между "близким человеком" и братом. Она выбрала Т. Глинский был обвинен в том, что замышлял единолично вершить дела государства и что будто бы отравил Василия Иоанновича. Обвинения, в особенности последнее, были явно несправедливы, тем не менее его схватили, посадили в тюрьму и там уморили.
Если в этих преследованиях Т. действовал еще с согласия приближенных к Елене бояр, то, при заключении второго дяди Иоанна, удельного князя старицкого Андрея Ивановича, действующими лицами являются только Елена и Т. Андрей Иванович, получив отказ от правительницы в территориальной прибавке к своему уделу, обиделся и уехал в Старицу, где, в кругу своих приближенных иногда высказывался довольно резко об Елене и ее фаворите Т , о чем с прикрасами и добавлениями доносилось наушниками правительнице. Когда в 1536 г. Елена пригласила его в Москву для совещания о казанских делах, он не поехал, ссылаясь на болезнь, а в самом деле опасаясь разделить участь старшего брата, Юрия. Ему не поверили, а Т. отдал приказание схватить некоторых его бояр. Видя, что отношения его к Елене обостряются, и предупрежденный своими людьми, что против него в Москве замышляют неладное, кн. Андрей Иванович собрал отряд из боярских детей и двинулся по направлению к Новгороду, где надеялся встретить хороший прием и найти сторонников. По распоряжению T., против Андрея Ивановича из Новгорода выступил воевода Бутурлин, на помощь которому из Москвы был послан отряд под начальством Никиты Васильевича Хромого-Оболенского, а сам T., во главе другого, более значительного отряда, двинулся в тыл старицкому князю и около с. Тюхоли настиг его. Далее известия начинают разногласить, потому что одни летописцы держали сторону московского правительства, другие — сторону удельного князя. По московским известиям, когда обе стороны приготовились к битве, князь Андрей раздумал "бой поставити" и вступил в переговоры с Т., соглашаясь положить оружие, если тот клятвенно ему обещает, что правительница большой опалы на него не положит и вообще не поступит с ним худо. T., не обославшись с Еленою, дал требуемую клятву, вследствие чего кн. Андрей доверчиво поехал с повинною в Москву. Елена же сделала будто бы Т. строгий выговор, зачем без ее согласия дал клятву князю Андрею, а последнего велела схватить и заключить в оковы, чтобы "вперед такой смуты не было, ибо многие московские люди поколебались". По другим известиям, Т. еще в Москве получил наказ звать князя Андрея, чтобы шел в Москву, где великий князь его пожалует-де и вотчин ему придаст; в силу этого наказа Т. первый стал посылать к старицкому князю с предложениями не проливать крови и с наказанными ему обещаниями. Как бы ни было, клятва и обещания Т. были нарушены; Андрей Иванович с женою и детьми был схвачен и брошен в тюрьму, где спустя шесть месяцев умер насильственною смертью.
В 1534 г. истекло перемирие между Москвою и Литвою, и Сигизмунд I задумал воспользоваться малолетством Иоанна VІ, чтобы вернуть себе Смоленск. Его войска сначала имели успех, но затем перевес перешел на сторону русских; передовым отрядом их начальствовал T., который опустошил литовские волости и дошел почти до самой Вильны. В начале 1535 г. в Москву дошли слухи, что Сигизмунд готовится к новому походу на Смоленск. Из Москвы тотчас отрядили сильную рать, передовым полком которой начальствовал опять Т. Нигде не встретив литовцев, пошедших в ином, чем предполагалось направлении, московские воеводы удовольствовались сожжением посада Мстиславского и опустошением его окрестностей. Обманувшись в своих расчетах на успех, литовский король заговорил о мире. Еще в сентябре 1535 г. в Москву к Т. приехал человек брата его Федора, находившегося в литовском плену, Андрей Горбатый, который объявил, что гетман Юрий Радзивилл говорил о желании короля жить в мире с Москвою. T. по совете с боярами отослал Горбатого обратно с грамотой, в которой писал, что война начата не Москвою и что "государь наш, как есть истинный христианский государь, и прежде не хотел и теперь не хочет, чтобы кровь христианская лилась, а бусурманская рука высилась; хочет наш государь того, чтобы христианство в тишине и покое было. Так если король желает того же и пришлет к нашему государю, то пересылками между государей добрыя дела становятся". В феврале 1536 г. к Т. пришел посол от Радзивилла с опасной грамотой для московских послов в Литву и с другой грамотой к Т. Некоторые выражения последней как T., так и боярам не понравились, почему Т. отправил в Литву не полномочных послов, а лишь одного человека с ответной грамотой, и то только для того, чтобы не прервать переговоров. После поражения литовцев под Себежом Радзивилл, понимая, что теперь московское правительство не согласится посылать своих послов в Литву, послал Т. новую грамоту с предложением — дабы не возникало спора о том, кому из государей приличнее первому посылать послов — встретиться последним на границе. Т. на это предложение ответил отказом, формально мотивировав его тем, что "это кто-нибудь, не желая между государями доброго согласия, такие новизны выдумывает"; по существу же Т. писал, что "от предков наших государей повелось, что от королей к нам послы ходили и дела у них делывали". Дальнейшие переговоры, в 1537 г. закончившиеся перемирием на 5 лет, велись королем непосредственно с царем Иоанном, но T. принимал в них, разумеется, самое близкое и решающее участие.
Под конец правления Елены Глинской Т. сделался единоличным фактическим вершителем государственных дел. Без его участия не решалось ничего важного, не происходили приемы иностранных послов. Понятно, что таким могуществом Т. многие были недовольны, особенно старинные княжеские роды, как, напр., Шуйские. Вместе с этим явно было, что его положение прочно только при жизни Елены, так как хотя великий князь Иоанн тоже очень его любил, но по малолетству едва ли мог бы защитить его. С другой стороны, исключительное могущество Т. было и причиной преждевременной смерти Елены. 3 апреля 1538 г. она скончалась скоропостижно, как твердили упорные слухи — от отравления, а на 7-й день после ее смерти был схвачен Т. вместе с сестрой своею Аграфеной. Несмотря на плач Иоанна, его заковали в цепи и бросили в тюрьму, где он вскоре и умер от недостатка в пище и от тяжести оков; сестру же его сослали в Каргополь и в местном монастыре постригли.
Полное Собрание Русских Летописей, т. VI, сир. 250, 254, 261, 263—264, 266—267, 272—275; т. VIII, стр. 269, 280—286, 292—294. — Никоновск. летоп., т. VII, стр. 1—3. — Синодальная летоп., № 486; № 645, стр. 415; № 788, стр. 529. — Львовская лет., т. IV, стр. 9—10. — "Собрание Госуд. Грамот и Договоров", т. II, №№ 30, 32. — "Царствен. книга", стр. 36—37, 65—70. — "Акты Археографической Экспедиции", т. I, стр. 337. — "Акты Западной России", т. II, № 175. — "Древняя Российск. Вивлиофика", т. XIII, стр. 16, 17. — "Сборник Императ. Русск. Историч. Общества", т. 59, стр. 14—29, 30—39, 42, 46, 47—48, 56—58, 184, 187, 201, 523. — "Родословн. книга", изд. "Русской Старины", т. II — Карамзин, "История госуд. Российского", изд. Эйнерлинга, т. VII, стр. 92, 98, 105; прим. 201, 265, 302; т. VIII, стр. 6, 9, 11, 17, 19, 21, 23, 26, 28, 30, 31, 49; прим. 2, 12, 16, 69, 74, 75. — С. M. Соловьев, "История России", изд. т-ва "Общ. Польза", кн. І, стр. 1641; кн. II, стр. 6, 8—11, 13—16, 24, 29, 30, 347. — "Энциклоп. словарь" Брокгауза-Ефрона, 1-е изд., т. 32, СПб. 1901, стр. 807. — "Разрядная книга" П. Ф. Лихачева, стр. 30, 119. — Н. П. Лихачев, "Разрядные дьяки XVI стол.", стр. 81, 305 (приводится факт влияния Т. на составление разрядных росписей).