РБС/ВТ/Чарторижский, Адам Адамович

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

Чарторижский, князь Адам (Адам Юрий) Адамович (правильнее Чарторийский) — родился 14-го января 1770 г. в Варшаве. Мать его, княгиня Изабелла (см.), в первые годы своего замужества вела жизнь великосветской дамы, исполненную всякого рода забав и увеселений, и воспитанием детей не занималась. Чарторижский находился сначала под надзором камердинера-француза Буасси (Boissy), человека очень доброго и рассудительного, не допустившего своим демократическим обращением развиться в своем питомце тому высокомерному, пренебрежительному отношению к людям не аристократического происхождения, которое было свойственно польским магнатам XVIII века. Детство князя Адама прошло главным образом в одной из резиденций рода Чарторижских, Повонзках, вблизи Варшавы. Эта резиденция находилась в красивой местности и построена была во вкусе тогдашнего идиллического сентиментализма: она представляла собой ряд деревянных избушек, покрытых соломою, но внутри отделанных в высшей степени роскошно и изящно. Каждый член семьи имел свой отдельный дворец-избушку с особенной эмблемой; дворец-избушка кн. Адама был украшен дубовой ветвью и надписью: "постоянство". Впечатления из этого периода его жизни глубоко врезались в память Чарторижского и сильно повлияли на его душевное развитие, давая перевес чувству и воображению над разумом и волей; князь вспоминал впоследствии о детских годах, проведенных им в Повонзках, с большой любовью. Когда он и брат его Константин несколько уже подросли, руководство их воспитанием было поручено полковнику Цесельскому. Бывший инструктор Варшавского кадетского корпуса, глубоко проникнутый принципами, легшими в основу системы воспитания в этом учебном заведении, Цесельский любил своих воспитанников и сумел снискать их привязанность, а потому и оказал сильное влияние на их развитие; он старался укрепить в них чувства рыцарского благородства и патриотизма. Не отличаясь ученостью, он мог сообщать своим ученикам лишь элементарные сведения из отечественной истории, но как военный он научил их искусству владеть конем и оружием. Отец Чарторижских, кн. Адам Казимир, известный польский деятель XVIII века, горячо интересовавшийся вопросами тогдашнего воспитания и образования (он был членом знаменитой Эдукационной Комиссии, которая произвела коренные преобразования в сфере народного просвещения Польши), старался окружить своих сыновей лучшими преподавателями своего времени. Математику и физику преподавал женевец Люилье (Lhuillier), историю Польши и польской литературы известный в свое время поэт Князьнин, латинский и греческий языки — датчанин Шоу, бывший наставник наследного принца Датского, а потом замечательный филолог Эрнест Гроддек, бывший впоследствии профессором Виленского университета, Дюпон-де-Немур (Dupont-de-Nemours), известный в последующее время депутат французского Учредительного Собрания, написал для молодых князей Чарторижских курс политической экономии на основании принципов знаменитого физиократа Кене и знакомил их с всеобщей историей. Преподавание происходило по плану и под руководством самого отца Чарторижских, который внимательно следил за успехами своих сыновей, — но правильностью и последовательностью не отличалось: его часто и надолго прерывали различного рода забавы и развлечения: охота, театральные представления, живые картины и увеселительные поездки из одного родового имения в другое. Душевное развитие Чарторижского совершалось не столько благодаря систематическому обучению, сколько под влиянием впечатлений, которые он выносил из окружавшей его среды и из непосредственного знакомства с действительной жизнью. Для театральных представлений выбирались намеренно произведения, которые могли сильно возбуждать патриотическое чувство в зрителях, как, например, "Мать Спартанка", сочинение, написанное специально для Чарторижских упомянутым уже нами поэтом Князьниным. В этих представлениях выступали иногда в ролях актеров сама княгиня Чарторижская и ее дети. В 1782 г. юный князь Адам присутствовал на сейме и совещания его произвели на него значительное впечатление; он на всю жизнь запомнил разбиравшееся тогда дело епископа Солтыка и вынес определенное суждение о деятелях этого процесса. В том же году он совершил путешествие по различным областям тогдашней Польши вместе с отцом, который хотел осмотреть богатые имения, доставшиеся ему в наследство от родственника, русского воеводы кн. Августа Чарторижского. Путешествие совершалось в богатой обстановке, с многочисленной дворней и свитой — и совершалось с намерением медленно, для того чтобы остаться подольше в известном месте, произвести должное впечатление на местных обывателей, укрепить влияние рода и приобрести побольше сторонников. Конечно, повсюду Чарторижским устраивались торжественные встречи, и князь Адам вынес из этой поездки массу впечатлений, которые в сумме дали ему некоторое представление о родной стране, хотя, понятно, знакомство с нею в ее обыденной обстановке было бы для него гораздо полезнее. Более серьезное и систематическое обучение началось для юного Чарторижского в Пулавах, главной резиденции их рода (ныне Новая Александрия). Пулавы были в то время одним из важных очагов, в которых концентрировалась умственная жизнь Польши. Чарторижский, следуя примеру своего родственника, короля Станислава-Августа Понятовского, покровительствовал науке и искусству, и собирал вокруг себя известных в то время литераторов и художников; поэтому князю Адаму выпало на долю вращаться в обществе таких людей, как поэты Карпинский и Князьнин, автор комедий Заблоцкий, педагог Пирамович и др. Чарторижский вспоминал о них с умилением и высоко ценил то влияние, которое они произвели на его душу. "О избранные мужи, — восклицал он впоследствии, — к сонму которых и я с братом, переходя от детства к юности, имел доступ, примите, где бы вы ни были, дань дружеского расположения души, которая и теперь по вас тоскует!" Обучались молодые Чарторижские не одни, но в обществе многих сверстников, сыновей и простой шляхты, и родовой знати. Резиденции польских магнатов, как в средние века замки феодалов, были школами, в которых молодежь практически приобретала необходимые в дальнейшей ее жизни познания. Пулавы привлекали, конечно, такой молодежи более, нежели какая-нибудь иная магнатская резиденция. Обучались здесь вместе с молодыми князьями Чарторижскими и сын магната, канцлера Сапеги, и сын простого шляхтича Бернатович, который сделался потом известным романистом. Эта учащаяся молодежь, подражая старшим, устраивала собрания, на которых обсуждались вопросы, волновавшие именно старших людей. Для Речи Посполитой конца XVIII века вопрос о создании и организации государственной власти был вопросом самого бытия, и его на всевозможные лады решали в тогдашней литературе. В обществе образовались два течения: одно прогрессивное, желавшее укрепить государство и создать даже сильную королевскую власть, и другое, консервативное, отстаивавшее анархический строй прежних времен. Молодой князь Адам проникнут был сначала ходячими воззрениями на государственное устройство, являлся пылким приверженцем так называемой "золотой вольности", но один случай произвел крутой переворот в его политическом миросозерцании. Однажды на одном из собраний Пулавской молодежи был поднят вопрос, какое правление лучше, вполне свободное или наделенное властью. "Я, — говорит Чарторижский, — был всегда сторонником возможно большей свободы, но, к своему большому удивлению, услышал, что Рембелинский (один из его наставников) воздает похвалы сильной власти; все это было выражено так сильно, что я онемел, ничего не мог ответить и чувствовал себя вполне побежденным". В воспитании Чарторижского надо отметить еще две важные черты. Родители старались искоренять в своих детях всякое проявление надменности к низшим и развить, напротив того, чувства дружеского расположения ко всякому человеку, к какому бы он ни принадлежал состоянию. Мать, женщина глубоко религиозная, начавшая после периода увлечений светской жизнью интересоваться воспитанием своих детей, воспитала их в духе религиозности и преданности католической вере. Князь Адам писал в молодости стихотворения, проникнутые искренним благочестием и обнаруживавшие возвышенное понимание христианской этики, а потом составлял религиозно-философские трактаты, в которых он пытался опровергнуть учение Канта. Вообще, он обнаруживал больше охоты к учению, нежели его брат Константин, так что родители называли его "резонером", "стариком", "буквоедом". Отец хотел приготовить его к деятельности на дипломатическом поприще, а поэтому советовал ему изучить в совершенстве французский язык, как язык международных сношений, усвоить себе солидные познания в истории и географии Европы, в особенности новейших времен, и хорошо познакомиться с политическим и экономическим положением современных европейских государств. С этой целью он в 1786 году отправил сына с полковником Цесельским в путешествие по Европе. Путешественники побывали в Германии и Швейцарии, и юный Чарторижский возвратился на родину с богатым запасом впечатлений и полезных сведений. В Веймаре он посетил давнишних знакомых своего отца — Виланда и Гердера, и был представлен Гете, который произвел на него сильное впечатление; на одном собрании он слышал, как великий поэт читал свою "Ифигению в Тавриде". Когда Чарторижский возвратился в Польшу (в конце 1786 г.), здесь приготовлялись весьма важные события: вскоре по возвращении князя страну охватила лихорадочная деятельность по случаю выборов на сейм, который должен был произвести коренные преобразования в политическом и общественном устройстве Речи Посполитой; в истории этот сейм носит название "Великого" (1788—1792). В стране уже перед началом сейма стали обозначаться три политические партии: король со своими приверженцами желал провести реформы с согласия и при поддержке России; некоторые сторонники реформ враждебно к ней относились, желали освободить государство от так называемой "гарантии", т. е. от зависимости, в которой оно находилось по отношению к России, и возлагали надежды на Пруссию; наконец, была партия консервативная, которая готова была защищать всеми силами прежнее государственное устройство. Чарторижские принадлежали ко второй партии, которую называли потом патриотической. Отец князя Адама задумал быть послом (т. е. депутатом на сейм) от г. Люблина, но не желал принимать участия лично в избирательной борьбе, так как в 1786 году его честолюбию нанесен был чувствительный удар: шляхта на сеймике в Каменце-Подольском не избрала его своим послом. Поэтому решено было теперь отправить в избирательную кампанию князя Адама. Руководимый полковником Цесельским и в особенности Казимиром Ржевуским, он исполнил данные ему поручения вполне успешно. В Люблине отец был избран без противодействия, а выборы на Каменецком сеймике, на котором князь Адам председательствовал, произошли так, как желали того сторонники Чарторижских. " Князь Адам, — доносили королю, — стараясь в переговорах с королевской партиею удержать всех тех, которые на прошлом сеймике были устранены, все дела решал весьма политично" (z największą, grzecznością wszystkie rzeczy traktował). Избирательная кампания 1788 г. была первой школой, практически познакомившей Чарторижского с политической деятельностью; она же обнаружила в нем впервые и такт политического деятеля, тем более замечательный, что самому деятелю было всего 18 лет. Момент до начала великого сейма важен для биографии Чарторижского еще в другом отношении: Польша готовилась к обширным преобразованиям, и польские патриоты того времени то и дело составляли проекты всевозможных реформ. Мало того, за такими проектами обращались к тогдашним знаменитостям, Руссо и Мабли; отец Чарторижского обратился по этому же поводу к флорентинцу Симеону Пиаттоли. Явившись в Польшу, Пиаттоли сделался наставником молодого князя Адама: читал с ним сочинения классических писателей и посвящал его в свои политически-национальные мечтания. Он составил следующий план преобразования Польши. Высшую власть в стране должны взять в свои руки четыре человека, самых справедливых, самых честных, самых умных; они образуют кваттуорвират, который, соединившись вместе с 8 избранными лучшими гражданами, постарается, как патриотический конгресс, принять подготовительные меры для созыва свободного сейма. Сейм изберет чрезвычайный комитет, которому поручит исполнительную власть до будущего сейма и особенную комиссию, которая займется составлением плана государственных реформ. Проект Пиаттоли отличался фантастичностью, не мог быть применен к действительной жизни, и мы отмечаем его лишь как знамение времени. Князь Адам Чарторижский не чужд был политического фантазерства, что надо объяснять влиянием эпохи, в которую он получил свое воспитание и образование.

Деятельность Великого сейма началась 3 ноября. Чарторижский был тогда в Варшаве, присутствовал на сеймовых заседаниях и относился с восторгом к начинаниям патриотической партии. Но в конце года он уехал в Пулавы, а 26 сентября (нов. ст.) 1789 г. отправился вместе с матерью за границу, чтобы продолжать свое образование. Путешественники миновали Париж, потому что революция была уже в самом разгаре, и уехали в Англию. Прибыли они в эту страну как раз в тот момент, когда в парламенте разбирался процесс знаменитого наместника-грабителя Уоррена Гастингса, и Чарторижский имел возможность послушать блестящие речи знаменитых ораторов: Берка, Фокса, Шеридана, Уиндгама и Грея. В то же время Питт и Уильберфорс со всей силой своего красноречия осуждали невольничество как величайший позор человечества. В впечатлительной душе князя Адама эти минуты оставили несомненно глубокий след и укрепили его еще более в гуманных воззрениях. По окончании сессии парламента Чарторижские отправились в путешествие по Англии и Шотландии; побывали у известных лордов Страффорд, Аргайля, Дугласов, Гамильтонов и др., осматривали с умилением вещи, оставшиеся после Марии Стюарт, посетили университеты в Оксфорде и Эдинбурге и фабрики в Ливерпуле, Манчестере и других городах. В Шотландии князь Адам познакомился с знаменитыми учеными того времени Кларком, Робертсоном и Юмом. В конце августа 1790 г. (нов. ст.) путешественники возвратились в Лондон. Английская жизнь сильно заинтересовала и увлекла Чарторижского. Он мог возвратиться на родину, чтобы начать политическую деятельность и в качестве посла на сейм, но не пожелал этого сделать, полагая, что это еще преждевременно, и остался еще на несколько месяцев в Англии, чтобы лучше изучить английскую конституцию, знакомиться с которой он начал с самого своего приезда в страну. Только в конце марта (нов. ст.) 1791 года он отправился в Польшу, и явился туда в знаменательный момент ее истории, когда преобразовательная партия готовилась произвести государственный переворот с целью дать стране новую конституцию. Князь Чарторижский был свидетелем замечательных сцен 3-го мая; общее увлечение охватило вполне и сильно взволновало его, так что много лет спустя он описывал день провозглашения конституции с величайшим восторгом, и это вполне понятно, так как конституция 3-го мая была как бы детищем реформаторских стремлений его рода и своими принципами соответствовала его политическому миросозерцанию. Возвратившись в Польшу, Чарторижский хотел служить родине сначала на военном поприще и избрал для себя тот корпус, которым командовал муж его сестры Марии, принц Людвиг Виртембергский. Но военная служба Чарторижского продолжалась немного времени. Вожди консервативной партии постановили во что бы то ни стало уничтожить конституцию 3-го мая; с этой целью они обратились за помощью к Императрице Екатерине, снискали ее могущественную поддержку и, составив конфедерацию в Тарговице, при помощи русских войск ниспровергли новые учреждения. Во время войны 1792 г. защита Литвы была поручена принцу Виртембергскому, но он изменил Польше, так что у него было отнято командование войском. Эта измена сильно потрясла Чарторижских: супруга принца Виртембергского ушла в монастырь и потребовала развода с мужем. Князь Адам отличился на полях битв. За дело под Гранном он "в награду за услуги, оказанные родине, храбрость в бою и искусство" получил знак отличия virtuti militari (20 июля нов. ст. 1792 г.) — награда, которую он особенно ценил во всю свою жизнь. При тех условиях, в которых находилась тогда Польша, борьба с могущественной Россией была невозможна; русские войска подвигались все дальше в глубь страны. И когда по желанию Императрицы Екатерины II король присоединился к тарговицкой конфедерации, генералы и офицеры патриотической партии, кн. Иосиф Понятовский, Косцюшко и др., стали подавать в отставку и удаляться за границу. В числе их был и князь Чарторижский. 16 августа нов. ст. 1792 г. "подполковнику полка авангардной стражи, шефом которого (полка) состоял генерал-лейтенант принц Виртембергский, войска обоих народов" кн. Адаму Чарторижскому была дана "по его собственному желанию" отставка, и он уехал опять в Англию, где пробыл, пока не пришло известие о восстании Косцюшки. Тогда он направился в Польшу, но по приказанию австрийского правительства был задержан в Бельгии и с него взяли обязательство, что он никуда не двинется без разрешения. Этим арестом Австрия хотела оказать услугу Чарторижским. Когда восстание было подавлено, князя Адама освободили, и он уехал к родителям в Вену. Во время войны 1794 г. имения Чарторижских подверглись сильному опустошению и были, по приказанию Императрицы Екатерины II, секвестрованы. По просьбе отца Чарторижского венский двор начал ходатайствовать перед русским правительством о снятии запрещения, наложенного на имения. Императрица заявила, что если генерал подольских земель (отец Чарторижского) пришлет своих сыновей в Петербург, тогда она посмотрит, можно ли будет возвратить секвестрованные имения. Требование было слишком тяжело, но — потеря громадных владений была также весьма чувствительна. К тому же и кредиторы Чарторижских понесли бы с конфискацией имений большие потери, так как долг, обеспеченный имениями, простирался до 12 миллионов тогдашних польских злотых. Приходилось, волей-неволей, исполнить требование Императрицы. Участью молодых Чарторижских горячо заинтересовался кн. Репнин, обещая устроить им все необходимое на берегах Невы, снабдил их рекомендательными письмами к влиятельным лицам при дворе, поручил их особому покровительству князя Куракина и Шуваловых, исходатайствовал снятие секвестра с имений (5 марта нов. ст. 1795 г.), но Чарторижские должны были на некоторое время остановиться в Гродне, куда они прибыли в начале февраля (нов. ст.) 1795 г., так как Императрица не желала давать им своего соизволения на приезд в Петербург, полагая, что мать Чарторижских взяла с них клятву вечно ненавидеть Россию, подобно тому как это сделал некогда Гамилькар со своим сыном Ганнибалом. Наконец Высочайшее соизволение последовало, и братья 12-го мая (нов. ст.) 1795 г. явились в столицу России. С какими чувствами ехал сюда кн. Адам свидетельствуют элегия "Польский Бард", написанная им в Гродне (она издана Юл. Урсин-Немцевичем в 1840 г.), и стихотворение: "На чужой земле и под чужой кровлей", составленное по приезде в Петербург. В первой поэт оплакивает гибель родины, во втором описывает плен Косцюшки. Звуки горя и отчаяния раздаются почти безраздельно и только иногда появляется слабый проблеск надежды на лучшее будущее. Благодаря покровительству князя Репнина, который с отеческой заботливостью интересовался мельчайшими подробностями их жизни, и громкой известности имени Чарторижских, петербургское аристократическое общество приняло их в высшей степени радушно. "Обеды, вечера, концерты, балы, театральные представления следовали одно за другим без конца". Эта жизнь увлекла Чарторижских, и они начали мириться с своим положением. "Мы поняли, — пишет кн. Адам, — что было бы несправедливо относиться с одинаковой ненавистью ко всем русским, так как очень часто они не имеют ничего общего с правительством". Так прошло несколько месяцев, пока наконец Императрица, благодаря ходатайству влиятельного при дворе графа Ксаверия Браницкого, дала аудиенцию князьям Чарторижским в Царском Селе, причем милостиво их приняла. Вскоре за тем им приказано было поступить в военную службу: кн. Адама зачислили в конногвардейский, кн. Константина — в лейб-гвардии Измайловский полк. Вместе с тем Императрица подарила им (не возвратила) секвестрованные имения, за исключением староств Лятичевского и Каменецкого, которые получил тайный советник Аркадий Морков. (О размерах владений Чарторижских можно судить по следующим данным: упомянутые староства приносили ежегодного дохода 94000 польских злотых, а пожалованные Императрицей Чарторижским имения имели 43566 душ). Братья выдали отцу полномочие распоряжаться имениями по своему усмотрению, следовательно возвратили их роду Чарторижских. К новому 1796 г. последовала новая милость: оба брата были пожалованы в камер-юнкеры.

Русская военная и придворная карьера действовали на князя Адама, как на польского патриота, удручающим образом: он сделался подозрителен и скрытен, задумывался над каждым словом, которое намеревался произнести, и "в течение всей жизни не мог излечиться от привычки, которую приобрел в молодости под влиянием неблагоприятной судьбы". Но вскоре произошло событие, которое рассеяло мрачные мысли князя, событие, имевшее громадное значение и в судьбах Польши, и в истории России. Чарторижские встречались очень часто с великим князем Александром Павловичем, отчего они все более сближались с ним. Весной 1796 г. двор переселился в Таврический дворец, где Императрица любила уединяться, принимал только самых близких лиц. Встретившись однажды с Чарторижским на набережной Невы, где он любил часто гулять, вел. кн. Александр выразил сожаление, что редко его видит и приказал ему явиться в Таврический дворец, сад которого он хотел ему показать. Чарторижский в точности исполнил приказание великого князя. Когда он явился, Александр повел его в сад, где они, гуляя, провели в беседе около 3-х часов, и великий князь излил перед Чарторижским свои чувства и поделился с ним своими мечтаниями. Он заявил, что не одобряет политику своей бабушки, что осуждает ее принципы, что оплакивает падение Польши, и что Косцюшко в его глазах — великий человек, как по своим деяниям, так и потому, что защищал дело, являющееся делом всего человечества и делом гуманности. Он признался, что ненавидит деспотизм, как бы он ни проявлялся, что любит свободу, которая должна быть одинаково достоянием всех людей, что французская революция сильно его интересует и что он, сокрушаясь над ее ужасными уклонениями, желает успеха республике. Он с уважением говорил о своем наставнике Лагарпе, его добродетели, мудрости, искренних принципах и энергическом характере. В заключение он сказал, что только его жена, которая тут же прогуливалась в саду, была единственным человеком, знавшим его воззрения и разделявшим его чувства, и просил сохранить все слышанное в тайне. Чарторижский расстался с великим князем глубоко взволнованный, не зная сон ли это, или действительность. С этого момента беседы сделались чаще и отношения сердечнее. Князь Адам во время этих бесед старался умерять пыл своего царственного друга, считая его мнения слишком радикальными, смотря на эти мнения, как на взгляды юноши-студента, увлекающегося принципами 1789 года. В ноябре 1796 года умерла Екатерина II, а со вступлением на престол Императора Павла І политика по отношению к Польше сильно изменилась. Император немедленно освободил Косцюшку, Потоцкого, Мостовского, Немцевича, Килинского и др. пленных поляков, пригласил из Гродны в Петербург короля Станислава-Августа, восстановил некоторые прежние учреждения в областях, входивших в состав павшей Речи Посполитой, и т. п. Но Чарторижских за оплошность по службе чуть не постигла опала: они не явились вовремя на церемонию крестин, на которой присутствовал Император. Заступничество великого князя Александра спасло их от опалы: они получили чины бригадиров в армии и в виде особенной милости назначены: князь Адам адъютантом к великому князю Александру, а кн. Константин — к великому князю Константину, что открыло им вполне свободный доступ к великим князьям. Правление Императора Павла производило на Александра тягостное впечатление и вот однажды он стал упрашивать Чарторижского составить проект прокламации, в которой изложены были бы политические идеи великого князя. Как ни сопротивлялся Чарторижский, однако должен был подчиниться поле своего царственного друга: прокламация была написана в духе тогдашнего Александрова мировоззрения, а в заключение заявляла, что Александр, обеспечив России благодеяния свободы и справедливости, уступит престол тому, кто окажется наиболее достойным его. Александр был в восхищении от работы Чарторижского, поблагодарил его сердечно и спрятал документ. "Что сделалось с ним, не знаю, — говорит Чарторижский, — но надеюсь, что он его сжег, поняв нелепость его, в которой я, составляя его, ни на минуту не усомнился". В это же время Чарторижский сблизился с тогдашними петербургскими либералами, графом Павлом Строгановым и его другом Новосильцевым, обратил на них внимание великого князя Александра Павловича и повлиял на него так, что тот посвятил их в свои планы. Так возник знаменитый "триумвират". После коронации Императора Павла князь Адам уехал с братом в трехмесячный отпуск к родителям, в разоренные Пулавы, но это отсутствие не прекратило сношений между ним и великим князем Александром: они переписывались друг с другом, и отношения великого князя к Чарторижскому остались столь же дружественными. По окончании отпуска братья возвратились в Петербург, и придворная жизнь их потекла прежним чередом. В начале февраля 1798 года умер король Станислав-Август. Чарторижский отнесся к этому событию довольно равнодушно, так как он, как польский патриот, не видел в умершем представителя родины и не надеялся, чтобы кончина его произвела изменение в ее положении. К тому же обязанности придворной службы слишком поглощали его внимание: у него не было охоты задумываться над значением этого события. Летом 1798 года Император пожелал совершить путешествие по России; великие князья Александр и Константин сопутствовали отцу, а в их свите находились братья Чарторижские. Император остался доволен службой их во время путешествия и выразил свое благоволение к ним тем, что лично надел им на шею орден св. Анны 2-й степени. Это была единственная почетная награда, какую князь Адам получил в России. В том же году последовало новое выражение благоволения к братьям со стороны Императора. Он принял титул великого магистра Мальтийского ордена, и братья Чарторижские пожалованы были кавалерами этого ордена. Впрочем, благоволение Императора было кратковременно. У него почему-то родилось подозрение, что Чарторижские — скрытые либералы или даже якобинцы. Он стал говорить об этом однажды генералу Левашеву; последний начал защищать Чарторижских. Тогда Император спросил его внезапно: "Ручаешься за них?" — "Да, Ваше Императорское Величество. — "Головой? Подумай хорошенько". Генерал призадумался несколько, но потом сказал: "Да, ручаюсь головой". Это успокоило на некоторое время Императора, и настолько, что Чарторижские были пожалованы в генерал-лейтенанты и получили: князь Адам — звание гофмейстера великой княгини Елены Павловны, впоследствии герцогини Мекленбургской, а кн. Константин — звание шталмейстера великой княгини Марии Павловны, которая была уже тогда невестой принца Веймарского. Однако вскоре князь Адам неожиданно для себя получил Высочайший приказ в течение недели уехать из Петербурга в Италию. Он был назначен Императорским посланником при Сардинском дворе, с определением в государственную коллегию иностранных дел (12 августа 1799 года) и с переименованием в тайные советники (15 августа того же года). Это назначение имело вид милости, но на самом деле было опалой. Чарторижскому не разрешено было повидаться даже с родителями. Впрочем, в Междуречье он виделся со старшей сестрой, приехавшей из Пулав, а в Вене, где он пробыл несколько месяцев, встретился с младшей сестрой и с теткою своей, кн. Любомирской. Тут он познакомился впервые с Поццо-ди-Борго, известным впоследствии дипломатом, и встретил великого князя Константина Павловича, ехавшего в армию Суворова. Только поздней осенью 1799 года Чарторижский покинул Вену и через Венецию, Верону и Мантую отправился во Флоренцию, где в это время находился сардинский король Карл-Эммануил IV, потому что Австрия не хотела возвратить ему Пьемонт и его столицу Турин. Обязанности Чарторижского при сардинском дворе не были трудны: молодой посланник не получил при выезде из Петербурга никакой инструкции, он должен был только уверить короля в дружеском к нему расположении Императора Павла и доносить раз в месяц — не более — обо всем, что произошло при сардинском дворе. Дипломатический корпус при короле Карле-Эммануиле не был многочислен: он состоял собственно из князя Чарторижского, его секретаря Карпова и англичанина Уиндгама; кроме того, был еще какой-то уполномоченный Пруссии, но он ко Двору не являлся. Флорентийское общество было тоже немногочисленно: маркиз Корфи (Corfi), графиня Альбани со своим другом, поэтом Альфиери, и австрийский генерал Соммарива — вот то общество, в котором чаще всего бывал князь Адам. Жизнь протекала слишком однообразно. Чтобы рассеять скуку, Чарторижский стал изучать итальянский язык, а научившись ему, начал читать Данте; иногда он посещал в Пизе маршала Франциска Ржевуского, давнишнего друга своей семьи, который жил в этом городе уже несколько лет. Так прошла вся зима. Вдруг пришло известие о битве при Маренго. Оно произвело переполох при сардинском дворе. Австриец Соммарива улетучился, а король со своим двором бежал в Рим; Чарторижский последовал за ним. Вечный город произвел на князя Адама глубокое впечатление. Он оживился, стал посещать достопримечательные исторические места, не мог насытиться видом Капитолия, Палатина и других памятников римского величия. Мало того, он начал изучать древний Рим в мельчайших его подробностях. Но все это не могло удовлетворить его. Оторванный от родины, родных и друзей, он впал скоро в какое-то летаргическое состояние и ничем не интересовался; только предметы, напоминавшие ему о Польше, способны были оживить его на некоторое время. Между тем произошли весьма важные политические события. Коалиция между Россией и Австрией начала расстраиваться, и первый консул Бонапарте воспользовался этим, чтобы сблизиться с Россией, возвратил ей русских военнопленных, выразил согласие уступить Императору Павлу, как великому магистру Мальтийского ордена, Мальту. Начались переговоры, и Император для заключения перемирия выслал в Италию генерала Левашева, который по дороге в Неаполь остановился в Риме и вручил здесь кн. Чарторижскому письмо от графа Ростопчина, в котором кн. Адаму предлагалось содействовать всеми мерами генералу Левашеву и ехать с ним в Неаполь, занятый русскими войсками под предводительством генерала Бороздина. Князь Адам охотно подчинился приказанию и отправился в Неаполь. Двор неаполитанский находился в то время на острове Сицилии, а в столице присутствовал один только всемогущий министр Актон, с которым и начались переговоры. Чарторижский недолго оставался в Неаполе. 11-го марта 1801 г. последовала кончина Императора Павла І, а 17-го Император Александр в письме к своему другу просил его немедленно ехать в Петербург. "Мне нет надобности говорить, — замечал Император, — с каким нетерпением я вас ожидал". Чарторижский с величайшей радостью поспешил исполнить желание и приказание нового Императора; однако он постарался, хотя и весьма поспешно, осмотреть Везувий, Помпеи, Геркуланум, Портичи. И затем через Рим, куда сопровождал его генерал Левашев, Пизу, где он простился с маршалом Ржевуским, Флоренцию, в которой его в высшей степени гостеприимно принял генерал Мюрат, Вену и Пулавы, где он останавливался на очень короткое время, Чарторижский прибыл в Петербург. Встреча с Императором Александром вызвала в Чарторижском чувство тревоги. Император был бледен и изнурен. "Хорошо, что вы приехали, — сказал он, отведя Чарторижского в свой кабинет, — наши ожидали вас с нетерпением". Под словом "наши" Император подразумевал тот кружок людей, которые казались ему более образованными и более либеральными, которых он считал своими друзьями и которым более доверял. "Если бы вы были здесь, — прибавил он, — ничего бы из всего этого не произошло; имея вас возле себя, я бы не позволил увлечь себя подобным образом". И затем Император стал рассказывать о кончине своего отца с чувством невыразимого горя. — Со вступлением на престол убеждения Александра остались те же; они только несколько изменились под влиянием неограниченной власти, которую он получил. О мечтаниях крайнего либерализма не было уже и речи, равно как и о намерении Императора отказаться от престола; Александр не вспоминал также никогда и о той прокламации, которую когда-то по его желанию написал Чарторижский. Александр стал думать о разрешении более практических вопросов, об улучшении судопроизводства и администрации, об освобождении крестьян, и стал приводить свои намерения в исполнение. Но вообще государственная машина продолжала работать по-прежнему. Однако Император не отказывался пока от плана коронных преобразований государства. С этой целью был составлен негласный комитет, в который вошли граф Павел Строганов, Новосильцев, князь Чарторижский и граф Кочубей. Государь поставил целью для деятельности комитета — "обуздать деспотизм нашего правительства". В духе этой основной идеи комитет и обсуждал проекты различных реформ, которые вскоре и начали осуществляться: результатом деятельности негласного Комитета явились министерства, Комитет Министров и Государственный Совет.

Чарторижский, принимая участие в работах негласного Комитета, без сомнения надеялся улучшить положение своей родины. Не усматривая, чтобы надежде этой суждено было осуществиться, он хотел удалиться из Петербурга к своим родителям. Но Император удержал его при себе рядом гуманных мероприятий по отношению к Польше. Поляки, сосланные при Екатерине II и Павле I в Сибирь, были возвращены; эмигрантам, которые служили во Франции, было разрешено вернуться на родину; с конфискованных имуществ было снято запрещение и т. п. Даже поляки, томившиеся в австрийских крепостях, были освобождены из заключения благодаря вмешательству Александра. Все это оживляло надежды Чарторижского, но не могло удовлетворить его. "Моя жизнь, — говорит он, — была постоянным переходом от утешения, что я сделал кое-что для своих соотечественников, к сожалению, чтобы не сказать упреку, что я не в состоянии достичь предмета моих желаний и моих надежд. Когда я замечал, что осуществление благородных намерений Александра по отношению к моей родине отложено на неопределенное время, тогда я терял мужество и чувствовал непреодолимое отвращение ко двору и ко всем этим людям". В 1802 г. (8 сентября) Чарторижский был назначен товарищем министра иностранных дел. Он отклонял от себя некоторое время это назначение, думая, что официальный пост в России несовместим с его польским мировоззрением, но наконец уступил желанию Императора, сохранив за собою право оставить должность во всякое время, когда это покажется ему необходимым. Вместе с тем, он получил от Императора особенный знак доверия: ему вверено было управление народным образованием в тех областях, которые принадлежали Речи Посполитой. Открывавшаяся вследствие этого возможность работать в польском патриотическом духе положила конец колебаниям Чарторижского; 8-го сентября 1802 г. он был назначен членом комиссии об училищах, состоявшей под управлением министра Народного Просвещения, а 24 января 1803 г. попечителем Виленского учебного округа. Одновременно он состоял членом "Комитета о благоустроении евреев" (с 9 ноября 1802 г.). Работая как помощник государственного канцлера графа А. Р. Воронцова, Чарторижский успел в короткое время заслужить полное его доверие и уважение, но русское общество относилось к нему враждебно. Положение Чарторижского было в высшей степени затруднительно. Те, которым не нравилась тогдашняя внешняя политика России, обвиняли его за ее направление: она казалась им слабой и лишенной достоинства. Главным врагом Чарторижского был князь Долгорукий: так как он был одним из генерал-адъютантов Императора, то Чарторижский часто встречался с ним при дворе и должен был выслушивать упреки и насмешки за вялость министерства иностранных дел. Эта вражда должна была еще более усилиться, когда Государь призвал Чарторижского на пост министра иностранных дел, после того как заболевший канцлер Воронцов удалился от дел (в начале 1804 г.) в свое владимирское имение. Чарторижский отказывался от этого высокого поста, но Император настаивал на своем; "То было одним из тех капризов, — пишет князь Адам, — какими часто задавался Александр, и он не знал покоя до тех пор, пока им не удовлетворял". Чарторижский уступил настоятельным требованиям своего царственного друга. Назначение это состоялось Высочайшим рескриптом от 16 января 1804 г. Вскоре за тем (1-го января 1805 г.) ему повелено присутствовать в Правительствующем Сенате и в Государственном Совете. Делавшиеся все более натянутыми отношения к французскому правительству были окончательно прерваны возмутительной казнью герцога Ангиенского. В ноте, посланной французскому кабинету, Петербургский кабинет потребовал по сему предмету объяснений, на что последовала столь же резкая нота французского министра Талейрана. Между Россией и Францией произошел разрыв. Русский посол граф Морков уехал из Парижа, а французский — Эдувиялл (Hédouville) — из Петербурга. Война была объявлена. Чарторижский верил в успешное окончание ее и надеялся при ее помощи изменить политическую карту Европы. План его имел целью восстановление Польши в тех границах, какие она имела до разделов, под главенством Русского Государя, носящего титул польского короля, и в династической только унии с Россией. Осуществление этого плана лишало Австрию и Пруссию тех польских областей, которые отошли к ним вследствие разделов; князь Чарторижский вознаграждал эти государства за потери следующим образом: Австрия получала Баварию, Пруссия — герцогство Мекленбургское, Фульду, Анспах и другие владения. В плане указывались еще и иные изменения европейской карты: Франция сохраняла границы до Альп и Рейна, Голландия приобретала Бельгию и т. д. Германские области, не вошедшие в состав Австрии и Пруссии, составили бы Германскую империю, которая являлась бы политической преградой между Австрией, Пруссией и Францией. Таким образом в Европе существовало бы пять великих держав: Россия, Англия, Франция, Австрия и Пруссия, из которых первые две, имея общие интересы и цели, находились бы, вероятно, в постоянном союзе, и, следовательно, им принадлежало бы преобладание в Европе. В войну 1805 г. с Францией коалиционные державы желали вовлечь и Пруссию. Но Чарторижский на участии этого государства не особенно настаивал; он с удовольствием встретил бы и отказ со стороны прусского правительства, потому что это увеличивало шансы на то, что Александр провозгласит себя королем восстановленной Польши. Проезжая на театр военных действий, Император остановился в Пулавах. Чарторижские приняли, конечно, Государя с величайшей радостью, прилагали все усилия к тому, чтобы сделать ему пребывание в своей резиденции возможно приятнее и окружали его всем, что вызывало воспоминания о былом величии Польши. Пребывание Императора в Пулавах произвело в польском обществе сильное волнение. Казалось, момент осуществления мечты, которую лелеял Чарторижский, весьма близок. Но Александр для окончания переговоров с Пруссией отправился из Пулав в Берлин и заключил с нею трактат о союзе, скрепленный клятвою в вечной дружбе на могиле Фридриха II. Вскоре за тем последовали решительные события на театре военных действий, события, которые должны были совершенно рассеять мечтания Чарторижского. Наполеон разбил русско-австрийскую армию при Аустерлице (2-го декабря 1805 г.), Австрия принуждена была заключить мир, а Пруссия, придерживавшаяся двуличной политики, поспешила уверить победителя в своей полной преданности ему. Чарторижский считал Пруссию главной виновницей неудачи, постигшей Россию и Австрию, думал, что ее интересы заставляют искать ее союза с Францией и что война России с Пруссией неизбежна. Пруссия, как покорная союзница французского императора, запретит для русских кораблей Зундские проливы, уничтожит таким образом русскую торговлю на Балтийском море и послужит базисом для наступательных действий Наполеона. А война с ним будет тем опаснее, что между Францией и Турцией устанавливается соглашение, а следовательно, и с юга России угрожает опасность. Положение дел казалось Чарторижскому весьма мрачным, и он советовал Императору подготовиться как можно лучше к предстоящей критической развязке. Для этого необходимо было, по его мнению, учредить особенный совет или комитет, который рассматривал бы все политические дела государства и представлял бы свое мнение Государю. Но Александр не соглашался с взглядами Чарторижского; тогда он стал просить у Императора отставки. Однако Александр, хотя и был недоволен направлением, которое сообщил русской политике Чарторижский, не хотел еще расставаться с своим другом. Положение России в 1806 году казалось Чарторижскому столь критическим, что он подавал Государю одну записку за другою, в которых предлагал принять меры для предотвращения грозной опасности. В этих записках он позволял себе делать упреки и самому Императору. Александр, по его мнению, совершил две крупные ошибки: во-первых, он не сосредоточил, несмотря на неоднократные советы, больших сил в Грузии, чтобы возможно скорее окончить кавказскую войну и таким образом развязать себе руки, и во-вторых, не послал вовремя войск, предназначенных на помощь Австрии. Кроме того, тесная дружба Александра с прусским королем являлась постоянной помехой для правильных действий русского кабинета, потому что прусские интересы шли очень часто вразрез с интересами России; наконец, пребывание Императора при армии было также одной из главных причин происшедших неудач, о чем Чарторижский заблаговременно предупреждал его: "Лишь только Ваше Величество, — говорил он, — явитесь в армию, ответственности генералов будет положен конец, и она целиком ляжет на Вас. С этого момента генералы не будут обнаруживать прежней заботливости, и общее командование исчезнет..." Записки Чарторижского не имели успеха: Государь не разделял его воззрений на политику России и в союзе с Пруссией продолжал войну против Наполеона, столь же неудачно, как и войну 1805 г. Тогда Чарторижский подал Государю новую записку, в которой доказывал, что восстановление Польши необходимо для интересов России. Польша, по его мнению, составляет для Наполеона (в это время, по внушению французского Императора, восстала против Пруссии Великая Польша) точку опоры, чтобы сражаться с Россией и проникнуть в ее древние пределы. Польша доставит ему храбрых и опытных офицеров, деньги и жизненные припасы; поляки будут сражаться из любви к родине, за честь и свободу своей страны. Все это для Наполеона будет источником силы и успеха. Напротив того, для России Польша — источник беспокойства и непрерывных подозрений; это оружие, которым Бонапарт издали угрожает постоянно державам, принимавшим участие в польских разделах. Необходимо изменить это положение, а для этого существует одно только средство — объявить Польшу независимой, а Русскому Императору принять для себя и своих преемников титул польского короля. Таким образом Россия предупредит Бонапарта и привлечет поляков на свою сторону. Александр не принял во внимание и этого совета Чарторижского. Последовали: Фридландская битва, Тильзитский договор и учреждение Варшавского герцогства. Тогда Чарторижский стал решительно уклоняться от всякой должности на русской службе; Высочайшим указом 17 июня 1806 г. тайный советник кн. Чарторижский уволен от должности министра иностранных дел с оставлением в других должностях; он сохранил за собой только пост попечителя Виленского учебного округа, потому что этот пост был, так сказать, постом на службе интересам Польши. Он удалился в отпуск, который 23 декабря 1808 года был продолжен ему еще на один год. Однако дружеские отношения между Императором и Чарторижским не прекратились, и последний продолжал давать советы Александру. Так в 1808 г. (26 июня) он представил ему записку, в которой старался убедить Императора, что союз его с Наполеоном кончится гибельно для России. Наполеон преследует одну только цель — унизить, поработить и уничтожить существующие правительства. В доказательство этого Чарторижский напоминает о судьбе Пруссии и Испании. Наполеон вовлек Россию в континентальную систему, чтобы привести в упадок ее торговлю и финансы, вовлек в войну со Швецией, чтобы обнажить ее западную границу, обращенную к Франции, отдаляет окончание войны с Турцией, чтобы иметь больше средств раздроблять русские силы. Он обратит теперь внимание на Австрию, так как она является преградой на пути его стремлений, и постарается уничтожить эту преграду. А когда Австрии не будет, когда она распадется на части: Венгрию, Богемию и Польшу, которые войдут в состав Рейнского союза, тогда придет очередь России, потому что не будет больше государства, которое могло бы угрожать ему с тылу. Наполеон подготовит разрыв, потребовав от России уступки Польских областей, и восстановит Польшу. Ввиду этого Чарторижский советовал приготовиться заблаговременно к борьбе. Предсказания Чарторижского начали сбываться в значительной степени. В 1809 году Наполеон победил Австрию, и хотя и не уничтожил ее, однако сильно сократил ее владения. Тогда Император Александр начал, казалось, склоняться к взглядам Чарторижского. В беседе с ним (12-го ноября 1809 г.) о польских делах Император сказал ему, что начало всех бедствий, которым подвергается теперь Европа, следует относить к разделам Польши, что это дело уже непоправимо, что ему кажется одно только возможным: дать особое устройство тем областям, которые находятся под его владычеством, но что он встретит сильное противодействие этому проекту. В другой раз (26-го декабря) Император высказался по этому поводу еще определеннее. "Выйти из настоящего положения, — сказал он, — нет другого средства, как наш прежний проект, — даровать конституцию и независимость польскому королевству в тесном соединении с русской короною. Однако надо подождать благоприятных обстоятельств". По этому вопросу между Императором и Чарторижским происходил еще третий разговор (5 апреля 1810 г.), и Государь подтвердил свои намерения относительно Польши. Мало того, он начал даже готовиться к осуществлению своего проекта. В письме, отправленном к Чарторижскому в Пулавы, куда тот удалился в отпуск, Александр просил его поехать в Варшаву, ознакомиться с настроением поляков и переговорить по данному вопросу с влиятельными лицами. Он готов был вступить даже в борьбу с Наполеоном, но только под тем условием, если поляки дадут ему не подлежащие сомнению (indubitables) уверения и доказательства, что будут действовать вместе с Россией. Все это происходило в 1810 и 1811 гг., в то время, когда совершился, как это предвидел Чарторижский, постепенно разрыв между Александром и Наполеоном, что привело к кампании 1812 г. Наполеон призвал к борьбе с Россией поляков. В Варшаве собрался сейм (26 июня), в председатели которого был избран князь Адам Казимир Чарторижский, отец князя Адама. По постановлению этого сейма составилась генеральная конфедерация и все поляки, находившиеся на русской службе, были призваны оставить ее. Тогда князь Чарторижский очутился в очень щекотливом и затруднительном положении. "Поляк по рождению, — писал он Императору Александру (4-го июля), — воспитанный в принципах строжайшего патриотизма, свидетель счастья, которое на очень короткое время улыбнулось моей несчастной родине, я разделял энтузиазм, который в ту эпоху воспламенял сердца всех патриотов, и я взялся за оружие на защиту дела столь же справедливого, как и неблагополучного". Император призвал его на службу России, и он исполнял ее добросовестно. Но теперь наступил момент, когда его различные обязанности не могут быть согласованы друг с другом, а потому он не может долее оставаться на русской службе, он должен непременно уйти в отставку... Чарторижский уехал за границу, сначала в Карлсбад, а потом в Вену. Согласно его убеждениям, он не мог в это время служить и возрождавшейся, казалось, Польше, потому что такая служба, направленная против Императора Александра, наложила бы на его характер такое пятно неблагодарности и бесчестья, которое не может быть смыто даже порывами патриотизма. Под конец 1812 года его надежды снова оживились. "Если Вы, Ваше Императорское Величество протянете польскому народу руку в тот момент, когда он ждет, что последует месть победителя, и даруете ему в полной мере то, за что он сражался, действие будет магическое; за это я ручаюсь, Государь; оно превзойдет Ваши ожидания, Вы будете удивлены и тронуты". Вместе с тем он снова выступил с проектом восстановления Польши: "оно необходимо и для России, и для Англии, и для всей Европы, потому что оно сразу обессилит Наполеона на севере и даст возможность вести дальше войну с успехом, если ее нельзя будет теперь окончить; если же удастся избежать ее, оно явится необходимым условием всеобщего мира". Надежды Чарторижского на первых порах не были тщетны. Император Александр в письме к нему (13 января 1813 г.) заявил, что чувство мести ему незнакомо и что его намерения относительно Польши не изменились. Вскоре после того оба друга юности встретились в Калише, где Александр имел с прусским королем Фридрихом-Вильгельмом III свидание, окончившееся заключением трактата для дальнейшей борьбы с Наполеоном. Затем Чарторижский уехал в Варшаву, где опять повидался с Государем и где снова беседовал с ним о положении своей родины. К концу кампании 1813—1814 гг., когда войска союзников находились во Франции, Чарторижский приехал в русский лагерь. О намерениях Александра по отношению к Польше европейская дипломатия догадывалась и намерения эти встречала враждебно. Поэтому приезд Чарторижского встревожил кабинеты. С ним вступили прямо в переговоры, побуждая его удалиться на том основании, что он может сделаться причиной раздоров и, вследствие этого, повредит военным действиям против Наполеона. Особенно сильно интриговал против Чарторижского Меттерних, к которому присоединилось и английское правительство. Как известно, противодействие планам Императора Александра относительно Польши особенно сильно обнаружилось на Венском конгрессе, так что дело чуть не дошло до войны. Распря окончилась компромиссом, в силу которого образовано было из большей части Варшавского герцогства Царство Польское. Прокламацией 13/25 мая 1815 г. Император Александр указал те начала, на которых будет покоиться существование нового государства, обещая дать ему конституционное устройство, а 15/27 ноября того же года обнародовал конституцию. Для организации царства Польского было учреждено временное правительство, в состав которого вошел Чарторижский, посланный Императором из Вены в Варшаву. Мечты князя-патриота, казалось, начали сбываться, однако действительность не вполне их оправдала. Как деятель, более всего способствовавший созданию нового государства, он рассчитывал занять в нем руководящую роль, надеялся получить пост наместника, но ошибся в своем ожидании. Государь, недовольный, по словам Новосильцева, самоуверенным поведением князя, поручил пост наместника престарелому и больному генералу Заиончеку. Говоря об этом, Новосильцев прибавлял еще, что "было бы несогласно со здравой политикой иметь в царстве наместником потомка такого рода, который в прежние времена не раз посягал на польский престол". Как бы то ни было, этот знак недоверия Императора к Чарторижскому должен был оскорбить его самолюбие. К этому присоединились еще и другие причины, усиливавшие разочарование Чарторижского. Управлял царством Польским брат Императора, Великий князь Константин Павлович, назначенный собственно только главнокомандующим польского войска. Он не считался почти с мнением Административного Совета, представлявшего собой, по конституции, высший орган исполнительной власти. По этому поводу Чарторижский, как член совета (он был возведен в достоинство сенатора-воеводы Царства Польского), писал между прочим следующее: "Позвольте мне, Государь, еще раз доложить Вам, что крайне спешно и безусловно необходимо, во-первых, точно определить границы власти Его Императорского Высочества, предоставив Ему вместе с тем обширный простор; во-вторых, сделать распоряжения, которые указали бы наместнику его обязанности и, в-третьих, дать пример самого тщательного уважения к законам и учреждениям, исходящим от Вашего Величества". В 1816 году Чарторижский получил отпуск и оставил Варшаву. В следующем году он женился на княжне Анне Сапега (25 сентября) и уехал за границу отдохнуть и поправить свое здоровье, так как был ранен на поединке графом Пацом, с которым дрался из-за своей будущей жены, предмета любви и для его противника. Устранившись почти совсем от государственных дел, Чарторижский посвятил себя теперь делу народного образования, руководясь при этом следующими принципами: просвещение не должно составлять привилегию дворянства; напротив того, его следует сделать доступным для всех, обратив особенное внимание на развитие приходских и уездных школ; эти последние не должны представлять собою подготовительных стадий к высшим учебным заведениям; напротив, все старание должно быть направлено на то, чтобы каждая школа давала своим ученикам определенный и законченный цикл знаний, так чтобы все те воспитанники (а таких большинство), для которых недоступны высшие школы, получали элементарное, но систематическое образование. Далее всякая школа, как низшая, так и высшая, обязана ставить себе целью подготовку молодого поколения к добросовестному и сознательному служению родной стране, а потому необходимо обратить серьезное внимание на воспитание юношества, сообщая ему правила нравственности и искореняя основные недостатки молодежи, каковыми у поляков, по мнению Чарторижского, являются: "лень, легкомыслие, поверхностность и самомнение" (см. трактат Чарторижского, представленный комитету при Виленском университете в 1820 г., под заглавием "Uwagi nad sposobem terazniejszego uczenia po szkołach i nad odmianami które weń wprowadzić naleźy"); однако при этом действовать следует не страхом, но любовью. Чарторижский высказывается безусловно за отмену телесных наказаний и за необходимость поднять также женское образование, потому что только тогда, когда вся Польша покроется сетью женских училищ, будет развиваться успешно и просвещение мужского населения. Под управлением Чарторижского уровень образования значительно повысился. Достаточно указать на блестящее в умственном отношении состояние Виленского университета и на увеличение числа училищ в Виленском учебном округе: в 1804 г. общее число всех школ простиралось до 70, в 1811 г. возросло до 157, а впоследствии оно еще более увеличилось. Деятельность Чарторижского как попечителя учебного округа продолжалась до 1823 года, когда он вышел в отставку по следующему поводу. Тайные общества, которые с особенной силой стали распространяться в Европе с наступлением реакции после Венского конгресса, проникли и в Царство Польское, появились и в Виленском учебном округе. Чарторижский принимал против них меры, усилил надзор за учащейся молодежью, произвел лично в марте 1822 г. ревизию Виленского университета, но все это не привело к желанным для Чарторижского результатам. Ученическая демонстрация в одной виленской гимназии по случаю годовщины конституции 3-го мая повлекла за собой целый ряд репрессивных мер со стороны Новосильцева, которого Император послал расследовать дело. Новосильцев представил Государю отчет о состоянии народного образования в Виленском учебном округе, столь неблагоприятный для Чарторижского, что это и заставило его покинуть пост попечителя (он уволен от должности попечителя Высочайшим указом 5 апреля 1824 года, согласно прошению), тем более что Государь был весьма недоволен его деятельностью. С этого времени и до восстания 1830 года Чарторижский держался совершенно в стороне от политической жизни, проводя время в Пулавах, где он собрал богатую библиотеку и основал прекрасный музей. Только в 1827 году он сильнее заинтересовался общественными делами, вот по какому поводу. Декабрьский заговор 1825 г. раскрыл существование в царстве Польском тайного патриотического общества. Император Николай I согласился предать заговорщиков суду Сената, как это было указано в конституции. Чарторижский находился в это время в Италии, но лишь только узнал о происходившем на родине, как тотчас же поспешил в Варшаву, принял деятельное участие в совещаниях Сената и сделался душою процесса, за исходом которого общественное мнение Польши, настроенное патриотически, следило с напряженным вниманием. Сенат почти единогласно признал заговорщиков виновными не в государственной измене, а только в основании тайных кружков и в том, что они не доносили о существовании тайных обществ за пределами царства Польского. Патриоты были в восторге от этого приговора, и Чарторижский в их глазах снова сделался крупной политической фигурой. Поэтому, когда 29 ноября нов. ст. 1830 г. вспыхнуло восстание, он занял первое место в революционном движении. Среди поляков обозначились тогда два течения: одно готово было идти на компромисс с Россией, а другое отвергало всякую мысль о подобном компромиссе. Диктатор Хлопицкий отправил в Петербург посольство в надежде на то, что Император Николай согласится, простив полякам революционную вспышку, дать Польше под властью своей династии вполне обособленное политическое существование. Но Государь потребовал безусловной покорности. Тогда сейм (25 января нов. ст. 1831 г.) провозгласил Императора лишенным польского престола. Князь Чарторижский подписал акт так называемой "детронизации", но вместе с тем заявил некоторым сеймовым послам, что они "погубили Польшу". Польша выступила уже безусловно на путь революции. Сейм образовал особенное "народное правительство" и избрал председателем его князя Чарторижского. Кроме того, князь взял на себя заведование иностранными делами. Не обладая сильной, твердой волей, он играл во время революции пассивную роль. "В начале революции, — говорит он сам, — не было возможности ориентироваться в своем положении. Быстро несущиеся обстоятельства увлекали всех; мы шли, но озираясь, где кого судьба поставила, лишь бы только спасти от опасности общественное дело".

По своему характеру он и не мог иметь иного значения, несмотря на все самопожертвование, которое он проявил во время этих событий, подвергая даже свою жизнь опасности на полях сражений. Неудачи в борьбе сильно волновали и раздражали патриотов. "Патриотическое Общество", образованное республиканско-демократической партией, резко критиковало деятельность правительства. Раздражение дошло до того, что один из членов правительства и председатель "Патриотического Общества" Лелевель назвал князя Чарторижского изменником; князь хотел подать в отставку, но его сторонникам удалось удержать его еще на некоторое время на посту. Поражение под Остроленкою, движение русской армии на Варшаву произвело здесь революционный взрыв. Народная толпа решила ниспровергнуть "народное правительство", бросилась на тех, которых считала изменниками, и хотела произвести расправу с самим князем, чтобы удовлетворить требованию "народной справедливости". Ему ничего не оставалось, как удалиться из Варшавы. Из толпы кто-то выстрелил вслед ему, но прострелил только плащ (15 августа нов. ст.). После этого он и иные члены "народного правительства" подали в отставку (17 августа). Вместе с тем кончилась и политическая роль Чарторижского в революции. Ему, как председателю "народного правительства", ставили в упрек, что он задерживал военные действия, что рассчитывал единственно на вмешательство и помощь иностранных держав, а на силу народа не обращал никакого внимания. " По моему убеждению, — говорит Чарторижский, — каждый народ может погибнуть только по собственной вине и только собственными усилиями он в состоянии восстать, но при этом и чужие могут ему помочь. Что касается Польши, я полагал и полагаю, что для нее в борьбе с таким могущественным врагом помощь, сочувствие, наконец, искренний нейтралитет иностранных дворов безусловно необходим, если она желает достигнуть своей цели". Последние дни восстания прошли для Чарторижского в военном лагере, именно при войске генерала Раморино. Последний, отступая после взятия Варшавы перед русскими войсками, перешел 17 сентября нов. ст. австрийскую границу, чтобы укрыться в Галиции, где австрийские власти разоружили польских солдат. Тогда Чарторижский удалился в лагерь генерала Ружицкого в надежде на то, что еще не все потеряно, но и генерал Ружицкий принужден был искать убежища в Галиции (28 сентября); после этого князь удалился в Краков, но к городу приближались русские войска, и когда заняли его, князь Адам, благодаря покровительству австрийских властей, имел возможность бежать из города. 6 октября 1831 года последовал Высочайший указ следующего содержания: "Члена государственного совета и сенатора, тайного советника князя Чарторижского, нарушившего присягу верности и с упорством участвовавшего во всех преступных предприятиях польских мятежников до самого окончательного их усмирения и покорения оружием Нашим всего края, признавая недостойным присутствовать в Государственном Совете и Правительствующем Сенате, повелеваем из списков службы исключить". Для Чарторижского наступил эмиграционный период. Он отправился в Лондон, надеясь, что либеральный кабинет, который в это время правил Англией, согласится на вмешательство в польские дела. Тогда заседала в Лондоне конференция по вопросу об учреждении бельгийского государства, что еще более усиливало надежды Чарторижского на успех своей миссии. Но главные политические деятели, к которым он обращался, Пальмерстон, Грей и др., дали ему такие ответы, что он должен был отказаться от своих надежд. Англия не хотела воевать из-за Польши. Только общественное мнение страны отнеслось сочувственно к ней. По мысли Чарторижского, в Лондоне образовалось "Литературное общество друзей Польши" (Litterary Association of the Friends of Poland), которое поставило себе целью оказывать материальную помощь польским эмигрантам и давать субсидии на пропаганду идей о необходимости восстановления Польши (25 февраля нов. ст. 1832). Из Лондона Чарторижский отправился в Париж, где и поселился окончательно. Польская эмиграция делилась на две враждебные друг другу партии: республиканско-демократическую и монархическую или, как ее противники называли, аристократическую, иначе дипломатическую. Эти две партии находились в постоянной и ожесточенной вражде между собою. Первая партия надеялась достигнуть восстановления Польши путем союза и европейской революции и путем возбуждения народных сил к борьбе за независимость в самой Польше; вторая отвергала путь революции и надежды свои возлагала на дипломатическую деятельность, на политические осложнения в Европе и на вмешательство европейских держав в польские дела. Признанным главою этой второй партии был Чарторижский, а его парижский дворец "Hôtel Lambert" — политическим центром, сосредоточивавшим ее силы. Эмигранты организовали в Париже, вскоре по своем удалении из отечества, "Литературное Общество" (29 апреля 1832 г.), которое стало потом называться "Историческо-Литературным", и Общество Научной Помощи (Stowarzyszenie pomocy naukowej), имевшее целью давать стипендии молодым эмигрантам, обучающимся в специальных учебных заведениях; кроме того, была учреждена Польская Публичная Библиотека. Президентом этих обществ был князь Чарторижский, оказывавший им значительную материальную помощь. Демократы, недовольные деятельностью умеренных эмигрантов, основали свое особое "Демократическое Общество" (17 марта 1833 г.), вошли в сношения с тайными революционными обществами Европы и в 1833 г. устроили экспедицию в Царство Польское с целью вызвать здесь восстание, но предприятие окончилось весьма плачевно. Считая князя Чарторижского главным виновником неудачи, так как он делал усилия помешать предприятию, демократы произвели в 1834 г. демонстрацию против Чарторижского, объявив публично деятельность его вредной для эмиграции и польского народа, причем с этой целью собраны были подписи, а документ, которым выражалось ему порицание, был напечатан. Чарторижский видел единственное спасение для Польши в помощи иностранных держав и старался путем дипломатическим воспользоваться всяким осложнением в европейской политике. В 1839 г. отношения между Голландией и Бельгией до такой степени обострились, что, казалось, вспыхнет война. Сторонники Чарторижского начали готовиться к этим событиям: генерал Скржинецкий, один из главных вождей польского восстания в 1830—31 гг., поступил на службу в Бельгию, чтобы организовать здесь польское войско и принять участие в предстоящей войне, но дело не дошло до войны, и надежды на европейские осложнения рухнули. Осуждая революционную деятельность демократов, Чарторижский разделял некоторые их воззрения. Так, он думал, что уничтожение крепостного права и наделение крестьян землей на правах собственности составляет главное и необходимое средство для достижения цели, о которой мечтают поляки (см. его речь 29 ноября 1845 г.). К революции 1848 г., во время которой польские демократы особенно энергически действовали, он вместе со своими сторонниками отнесся весьма сочувственно, думая, что на берегах Вислы, Днепра и Двины произойдет переворот, который наконец осуществит заветную мечту. Но революция 1848—49 гг. была подавлена, последовало новое разочарование, а вместе с тем и временное затишье в "дипломатической" деятельности князя. Однако и тогда он обращал усиленное внимание на события, происходившие во Франции потому, что на политической сцене Европы появился новый деятель, Людовик-Наполеон, политика которого могла приблизить Польшу к давно желанной цели. Надежды Чарторижского, казалось, были действительно близки к осуществлению. Наполеон III начал в союзе с Англией войну против России. Итак, наступило наконец то политическое осложнение в Европе, о котором Чарторижский постоянно мечтал и которое он своими действиями старался вызвать. Понятно, что Чарторижский и его сторонники сильно оживились, вошли в сношения с турецким правительством, послали в турецкую армию, по желанию султана, польских генералов и офицеров и стали организовывать на Балканском полуострове польские легионы для борьбы с Россией. Но и на этот раз мечтам Чарторижского и его партии не суждено было сбыться. Союзные державы ограничили военные действия только Крымом, сосредоточили их даже только вокруг Севастополя, а Парижский мир принес с собою полнейшее разочарование польским патриотам. Но Чарторижский, несмотря на эти неудачи и несмотря на свой преклонный возраст, продолжал работать в том же направлении, веря, что осуществление заветной мечты возможно. А новые политические события в Европе веру эту снова укрепили. В 1859 г. Наполеон начал из-за Италии войну с Австрией; Италия начала объединяться, а Европа стала сильно интересоваться итальянскими делами. Тогда в лагере Чарторижского решено было устроить особенное "Бюро" с целью действовать на мнение Европы в пользу Польши. Это учреждение не имело определенной организации. Оно состояло из известного числа лиц, которые обещались доставлять сведения о польских делах и давать деньги на пропаганду. "Бюро" сообщало сведения европейским журналам и старалось оказывать влияние на деятельность парламентов Франции и Англии. Работало оно под председательством Чарторижского. Это было последнее политическое начинание, руководителем которого он состоял. 15 июля 1861 года он скончался в Монфермейле под Парижем.

Приводим список сочинений Чарторижского:

1) Bard Polski (написано в 1795 г., издано Немцевичем в 1840 г., 2-е издание, Париж, 1860 г.); 2) Kopia listu j. о. xięcia Adama Czartoryskiego, tajnego konsyliarza etc., kuratora Wileńskiego wydzialu, do j. w. Tadeusza Czackiego, tajnego konsyliarza etc., wizytatora szkół gubernii Wołynskiej, Podolskiej i Kijowskiej (po zwiedzeniu gimnazyum Krzemienieckiego, z Międzyborza 3 sierpnia 1809 r., folio; 3) Instrukcya dla honorowych szkół dozorcow, ustanowionych ukazem Najwyzszym dn. 26 Sierpnia 1811 r. Warszawa, 1812, folio; 4) Myśli dążąсe do zamiaru polepszenia bytu włościan Polskich i podania im środków dojścia stopniami do niepodległości bez szkody właścicieli, 1814, folio; 5)D iscours etc. lors de la promulgation de la charte constitutionnelle etc. 24 décembre (trad. du polanais), Varsovie, 1815, 4°; 6) Rede bei der Proclamirung der von Sr Majästät dem Kaiser aller Reussen und Könige von Polen dem Königreiche Polen aller gnädigst ertheilten Verfassungs-Urkunde und deren Niederlegung im Senate, gehalten von Seiner Durchlauht dem Fürsten... 4°; 7) Zdanie o raporcie Rady Stanu z dwuchletnich czynności Rządu przez księcia... senatora wojewodę, na posiedzeniu 24 kwietnia czytaue, 1818; 8) Mowa xięcia Kuratora Imperatorskiego Wileńskiego uniwersytetu i szkół jego wydziałi po skończonych w gimnazyum Wołyńsldem popisach publicznych, przy rozdawaniu medalów uczniom celującym, miana w Krzemieńca dn. 30 czerwca 1818 roku, druk. nazajutrz w typogr. w Krzemieńcu i Warszawa, 4°; 9) Mowa przy rozdania nagród uczniom szkoły Krzeraienieckioj w dzień żałobnego obchodu, poświęconego pamiątco Tadeusza Czackiego, Krzemieniec, 1818, 4°; 10) Pochwała Iana Pawła Woronicza, czytana na posiedzeniu Towarzystwa przyjaciół nauk dnia 30 kwietnia 1830 r. przez... członka tegoż Towarzystwa w Paławach, без означения года и 2-ое изд. в 1830 г.; 11) Głos do deputacyi Senatu, miany w Izbie poselskiey przy zaproszeniu jej do połączenia się z Senatem dnia 28 maja 1830 r., Warszawa, 1830; 12) Essai sur la diplomatie ou manuscrit d'un Philhelléne, par Toulouzane, Paris, 1830, и 2-oe издание Paris, 1864, 8°; 13) Dernier mot sur le Statut organique imposé à la Pologne le 26 févr. 1832. Paris, 1833, 8°; 14) Discours prononcé le 3 mai 1835 (trad. du polonais); 15) Portofolio, Paris, 1837 (5 томов документов исторических и дипломатических); 16) Discours prononcé en séance annuelle et publique de la Société historique et littéraire polonaise de Paris le 29 nov. 1837 (trad. du polonais), Paris. 1858, 8°; 17) Mowa, miana w Towarz. literack. Polskiem w Paryżu w rocznicę obchodu powstania, dnia 29 listop. 1838 r. Paris, 1839; 18) Idem, 29 Listopada 1840, Ibid.; 19) Mowa na posiedzeniu Towarzystwa literackiego Polskiego dnia 29 Listop. 1840 rоku w Раryżu, Paryż, 1841, 8°; 20) Тоже 1844, ibid; 21) Тоже z roku 1845, 3-go maja; 22) Mowy xięcia Adama Czartoryskiego od 1838—1847, Paryż, 16°; 23) Zbiór mów mianych od 1838—1847 r. Paryż, 1847, 12°; 24) Mowa 29 listopada 1847 r. Paryż, 1848, 8°; 25) Sprawozdanie Towarzystwa historycznego polskiego w Paryżu r. 1852, czytane przez....Paryż;, 1853; 26) Discours, prononcé en séance publique de la Société littér. et histor. polonaise de Paris le 29 nov. 1853; 27) Lettre du prince А. Cz. à lord Dudley-Stuart, membre du Parlament, à l'occasion du dîner à Londres par la Société des amis de la Pologne, Paris, 12°, 4 mars 1854.; 28) Тоже по-английски: Lettre of the Prince etc. etc; 29) Lettre aux Polonais, Paris, 16 août 1854, 8°; 30) Mowa księcia Ad. Cz. miana na posiedzeniu dorocznem Towarzystwa historyczno — literackiego w dniu 29 listopada 1854 r. w Рaryżu; 31) Discours du 3 mai 1855, Paris, Bibl. Polon., in 8°; 32) Mowa 1855, 29 listop.; 33) Discours du 3 mai 1856, Paris; 34) Mowa na posiedzeniu Tow. histor. dnia 3 maja 1857 r., Paryż 8°; 35) Discours le 3 mai 1857, Paris 8°; 36) Mowa dnia 29 listopada 1857 r., Paryż 1857, 8°; 37) Mowa 3-go maja 1858 r.; 38) Odezwa w przedraiocie zniesienia pańszczyzny na Rusi i na Litwie, Pażdziernik 1858 r., Adam Czartoryski, Paris, 1858, 4°. Zarazem: Odezwa w przedmiocie wyboru urzędnikòw na Rusi і Litwie, oraz składek na zakłady emigracyjne w sierpniu 1859 r., Paris, 1859.; 39) Mowa miana 3-go maja 1859; 40) Mowa dnia 29-go listopada 1860; 41) Mowa dnia 3-go maja 1861 roku, Paryż, 1861; 42) Żywot Iuliana Ursyna Niemcewîcza, Paryż, 1860; 43) Niektòro myśli co do biegu służby publicznej w emigracyi, odezwa dd. Montfermeil, 14 Lipca 1861, Paris; 44) Mémoires du prince Adam Czartoryski et corréspondance avec l'empereur Alexandre I-еr. Préface de М. Ch. de Mazade, de l'Academie française. Paris, 1887. Tome I et II; 45) Английское изд. Memoirs of the Prince Adam Czartoryski and his correspondance with Alexander I, edited by Adam Gielgud, 2 vol., London, 1888, дополнено несколькими документами.

Niemcewicz, J. Urs., Biographie du prince Adam Georges Czartoryski, ex-président du gouvernement national de Pologne. Paris, 1835. — Ostrowski, Józ. Bol., Adam George prince Czartoryski. Fragment de l'histoire de Pologne au XIX siècle. Paris 1845. — Fürst Adam Georg Czartoryski und seine Stellung zur Sache Polens: I Biographische Skizze über den Fürsten; II Reden des Fürsten an die polnische Emigration. Leipzig, 1848, 8°, (оттиск из "Unsere Gegenwart"). — Viel-Castel, Dyplomata polski XIX w. (перевел с франц. Люциан Семенский), Krakow, 1862. — Mickiewicz, Władysław. Czartoryski, Wielopolski et Mierostawski, Paris, 1863, in 12°. — Koźmian, Kaj. Biografia ks. Ad. Czartoryskiego, jenerała ziem Podolskich. Dod. do Czasu, 1857. — Ks. Adam Czartoryskiego ministerstwo spraw zagraniczaych w Rossyi, odczyt. Przeg. Polski 1878, III. — Zale ski, Br. Żywot ks. Ad. Jerz. Czartoryskiego, Poznań, 1881, I-й том. — Źmigrodzki, М. Zasady pedagogiczne ks Adama Czartoryskiego, в "Przewodnik naukowo — literacki",1885. — Jełowicki Aleks. Mowa na cześć ks Adama Czartoryskiego (urodz 14 stycznia 1770 r.+15 lipca 1861), miana w Paryżu na uroczystem nabozeńśtwie żałobnem w kościele Wniebowzięcia (de l'Assomption) Paris, 1861. — Kajsiewicz, Hieron. Mowa pogrzebowa po. sw. p. Adamie Jerzym księciu Czartoryskim, byłym półkowniku wojsk Polskich, byłym ministrze spraw zagranicznych cesarstwa Rosyjskiego, byłym kuratorze szkół okręgu Wilenskiego, byłym naczelniku rządu narodowego etc., etc., zmarłym na wygnaniu d. 15 lipca 1861 r. powiedziana 15 stycnnia 1862 r. w Paryżu, Poznań, 1862. — Felix, R. P. Le prince Adam Czartoryski. Discours prononcé le 22 mai 1862 dans l'église de Montmorenci à l'occasion du service annuel pour les émigrés polonais morts en France. Paris, 1862. — Dębicki L. Puławy. Kraków, 1887—1889, I — IV. — Gadon, Ks. Adam Czartoryski podczas powstania listopadowego, Krakow, 1892; 2-oe 1901. — Gadon, Polska emigracya, Kraków; 1901. (Вышел только первый том). — P, Diplomatische Geschichte der polnischen Emigration. Stuttgart, 1842. — Ulmann, Heinr. Ueber die Memoiren des Fürsten Adam Czartoryski. Greifswald 1898. — Lewicki, А. Zarys historyi polskiej. Krakow. 1897. — Сочинения по истории Польши и России в XIX в., напр. Шильдер, Император Александр. Кроме того следует отметить источники, заключающие в себе материалы для биографии Ч.: Архив кн. Воронцова т. VIII, X, XII, XIII, XV, ХVІII, XX; Сборник Рус. Ист. Общ. т. VI, IX, XVI; Рус. Архив, Рус. Старина, Сборник материалов для истории просвещения в России т. I, III; польские эмиграционные журналы: Trzeci Maja, Demokrata polski, Novra Polska, Orz el Bialy, Wiadomosci polskie, пост. журнал, издаваемый во Львове "Kwartalnik Historyczny" и др.