РАБОЧИЕ «ПАРИЖСКОЙ КОММУНЫ»[править]
Об очерке Н. Огнева[править]
Если об очерке Анны Караваевой рабочие Трехгорной мануфактуры ничего не слышали до момента, когда сотрудник «Литературной Газеты» пришел на фабрику и рассказал, что газета помещает материалы о социалистическом соревновании, то очерк Н. Огнева о фабрике «Парижская Коммуна» постигла совсем иная судьба. Когда рабочие узнали, что писатель Огнев написал об их фабрике, «Литературная Газета» впервые появилась в цехах «Парижской Коммуны». Очерк не только читали, его обсуждали и даже написали о нем. Перед наш письмо работницы Мироновой.
«Дорогой тов. Огнев! Строя конвейер вообще, а писательский в частности, вы должны быть точным до мелочей, иначе конвейер не даст положительных результатов. У вас, с вашим писательским конвейером как раз и случились ошибки. Ошибки ваши грубоваты, а поэтому скрип вашего конвейера режет уши. Рабочих обидело ваше невнимание к 3½-тысячному коллективу. Сознательный рабочий у станка точен и аккуратен в своей работе, а потому требователен и к остальным».
Суровый, но справедливый ответ. Писатель должен быть точен, как рабочий, стоящий перед машиной, «писательский конвейер» не должен скрипеть. Но чтобы этого достигнуть, мало одного желания писателя, — надо, чтобы рабочие сами помогли ему разобраться в его ошибках. На какие же ошибки указали рабочие тов. Огневу?
«Наша фабрика работает не в три смены, а в две, — пишет далее тов. Миронова. — Конвейер не в закройном цехе, а в сандальном — заготовочном. Тов. Завидов не рабочий от станка, а заведующий сандальным цехом».
«С птичьего полета»[править]
Но этого мило. Нам пришлось беседовать с рабочими «Парижской Коммуны», и мы слышали много упреков по адресу автора очерка. И упрек в недостаточной внимательности к производству был самым сильным.
Писатель был на фабрике только один раз. В течение двух часов он захотел охватить весь процесс громадного производства и все стороны социалистического соревнования. Вполне понятно, что в такой краткий срок он не мог ознакомиться с фабрикой, войти в ее атмосферу, разобраться во всем сложном переплете ее работы, взаимоотношений между рабочими, между отдельными общественными организациями, между администрацией и коллективом… Тов. Огнев торопился. Он хотел попасть еще на одну фабрику, о которой думая писать.
Ошибки и ошибочки[править]
Конечно, поверхностное знакомство с фабрикой привело к целому ряду ошибок. Тов. Огнев написал, что рабочие «Буревестника» вызвали на социалистическое соревнованию рабочих «Парижской Коммуны». На самом, деле фабрика «Буревестник» не присылала никакого вызова.
У тов. Огнева получилось, что договор пяти рабочих из бригады затяжчиков сандального цеха был заключен стихийно и не имел никакого отношенная ни к комиссии по соревнованию, ни к администрации. Мастер сандального цеха тов. Вайнер сообщил нам, что договор пяти рабочих был заключен вполне организованно, и сначала его обсудили штаб соревнования и администрация цеха.
Рабочие обратили внимание и на мелкие неточности очерка. Тов. Огнев пишет, что люди «склоняются над конвейерами». Между тем, на самом деле конвейер лишь подает им полуфабрикат, а рабочие стоят за машинами, которые помещены перпендикулярно к конвейеру, и потому никто над конвейером не склоняются. На фабрике не говорят «обувники» а говорят «обувщики». Нельзя сказать «кусок сырья» — для рабочих это непонятно.
Допустил тов. Огнев и одну принципиально важную ошибку. В очерке он указал, что рабочие экскурсии на фабрику сильно мешают работе. Он квалифицирует таких «посторонних людей» чуть ли не как «вредителей производства». Между тем, рабочие экскурсии имеют громадное производственное и бытовое значение, и уж никак нельзя упрекать рабочих кожевенной фабрики «Буревестник» за то, что они пришли посмотреть, как их товарищи перерабатывают тот полуфабрикат, который производит «Буревестник».
Чего не заметил писатель[править]
Многого и не заметил тов. Огнев. Например, он ничего не рассказал об отдельных энтузиастах соревнования, проявляющих большую инициативу и толкающих своим примером отсталых товарищей. Вот хотя бы комсомолец тов. Бельтиков, который до соревнования имел выработку 420 пар, а во время соревнования довел ее до 570 пар. На фабрике есть комсомольская бригада, не имеющая ни одного прогула за все время соревнования. Рабочие начинают особенно внимательно относиться к браку, и в сандальном цехе вывешены доски, указывающие сравнительное качество работы обеих смен. Эти доски привлекают массу рабочих, которые оживленно обсуждают цифры каждого дня, ведут горячие споры о работе.
Можно было бы указать на целый ряд «пропусков», которые допустил писатель в своем очерке и которые являются для фабрики предметом оживленнейшего внимания.
«Свето-тень»[править]
Жестоко нападали рабочие на тов. Огнева за его стиль. Когда очерк был вывешен на ф-ке для прочтения, и рабочие принялись обсуждать, они столкнулись со многими совершенно непонятными словами. «Совнигилизм», «скепсис», «Архимедов рычаг», «Свето-тень» и т. д. привели их в недоумение. Многие, дойдя до этих слов, бросали чтение: «Не для нас это написано».
Выводы[править]
На вопрос о том, нисколько интересуются рабочие очерками писателей о производстве, мы получали единодушный ответ, что такие очерки необходимы, что они вызывают громадный интерес, что начинание «Литературной Газеты» следует всячески приветствовать. И тут же мы "всегда слышали пожелание о более внимательном изучении производства, о более тщательном проникновении писателя в рабочий быт. Не один раз, а много, не два часа, а целый рабочий день должен посвящать писатель заводу или фабрике. Пусть он оденет халат и, походив по цехам, остановится около какой-нибудь машины, возле какого-нибудь рабочего. Пусть он посмотрит на работу тогда, когда его уже перестанут замечать, пусть он увидит в рабочих не только гостеприимных хозяев, но и людей, занятых повседневной будничной работой.
Но не только человека за машиной должен посмотреть писатель. Он должен увидеть и машину и человека в отдельности. Он должен изучить процесс производства, его особенность, его недостатки, он должен также познакомиться с рабочим, когда тот, сняв прозодежду, сидит на производственном совещании, клеит стенгазету, проводит время в клубе.
Пусть критика, которую дали рабочие, не смущает писателей. Она строга и безжалостна, но ведь и писатель имеет право критиковать рабочего, бичевать недостатки производства, осуждать отдельных его участников. Взаимные указания — это не вражда, а само-критика. Не зная своих ошибок, нельзя их поправить. Рабочие сурово критикуют потому, что дело, о котором пишет писатель, их кровное дело, и всякая ошибка здесь приводит их в недоумение, является даже обидой. Это надо учесть писателю, когда он слушает голоса изображенных им людей. Ибо эти люди — не вымышленные герои повестей и романов, а живые участники большого и важного дела.