Рассудок на верёвочке (Тэффи)
| Рассудок на верёвочке |
| Опубл.: 1918. Источник: Тэффи. В стране воспоминаний. Рассказы и фельетоны. 1917–1919 / сост. и подготовка текстов С. И. Князева, М. А. Рыбакова. — LP MEDIA, 2011. • Впервые: Наше слово (Москва). — 1918. — № 6 (20 (7) апреля). — С. 1. В 1920 г. переработан в фельетон «Дети», вошедший в сборник «Рысь» (1923). |
И вот выясняется мало-помалу, что, кроме двух категорий общественных деятелей, так талантливо определённых Троцким: «Примазавшиеся прохвосты и неучи со светлой душой», — кроме этих двух категорий для управления всё-таки (вопреки всему) громадной Россией, нужны ещё и люди, вкусившие от яда презренной науки и сохранившие душевную порядочность.
О Троцком говорят, что он болезненно любит «исторические» фразы. На этот раз его можно поздравить. Фраза о прохвостах и неучах войдёт в историю Государства Российского как золотой ключ при разгадке тёмного и сокровенного.
Троцкого поздравляю.
Спрос рождает предложение. Об этом предложении уже говорят в правительственных сферах. Специалисты различных отраслей науки предлагают им свои силы и знания.
Это факт настолько достоверный, что обсуждался даже способ пользования этими силами и знаниями.
Поставить около генерала по два штыка.
Генерал — это значит вообще человек учёный, специалист по какой-нибудь отрасли знания — будет работать, созидать, творить, а два солдата по бокам со штыком в руках будут за ним зорко присматривать. И если одному из них покажется, что генерал недостаточно рачительно ведёт своё дело по стрелке правительственного компаса, сторожа перемигнутся и, приставив к генеральской груди штык, поднатужатся и вдавят его в тело.
Солдат, конечно, будет солдатом обыкновенным, т. е. или светлым неучем, или в худшем случае из примазавшихся прохвостов.
Чтобы двигать Россией, как и всем земным шаром, нужен разум. Ничего с этим не поделаешь. Ну вот и нашли выход. Привязали разум, как собачку, на верёвочку, а конец верёвочки дали неучу и прохвосту. В лучшем случае только неучу. Обращение к разуму даже в такой презрительной к нему форме всё-таки, по-видимому, очень неудобно и неприятно.
Ведь так открыто и радостно рассчитывали обойтись совсем без него.
Кто-то (как будто Володарский) восторженно сообщил о том, как простые солдаты, назначенные на ответственные должности, сначала стеснялись и конфузились, но, очень быстро освоившись, начали держать себя как истые сановники.
Когда попугай в цирке гасит из ведёрка игрушечный пожар, это очень занятно и весело, но на настоящий пожар всё-таки никто попугая не пригласит.
Приходится искать пожарных.
Хаос последнего времени принял совершенно анекдотический характер. В безумной неразберихе мечутся, разиня рот, выпучив глаза, и светлые неучи, и примазавшиеся прохвосты. В первую минуту, по первому впечатлению даже не разберёшь, кто именно перед вами — просто ли болван или гнёт свою линию.
Планы! Проекты! Сметы! Ассигновки, подписанные за неграмотностью крестом! Восторженные жесты! Мечтательные глаза!
Ах, будущее человечество! Мы должны построить новые дворцы для детей. Дети должны жить в садах. Один огромный цветущий сад, где деревья цветут под музыку. У нас выработана смета на сорок миллионов…
— Послушайте, гражданин начальник. Ради Бога, добудьте для детей хоть по одному носовому платку. Они сморкаются в платье.
— Что платки — это всё мелочь. Это всё детали. Разве можно теперь заниматься мелочами, когда перед нами такая грандиозная работа? Дети должны приобщаться искусству с самой колыбели. Они будут засыпать и просыпаться под музыку.
— Ради Бога, господин начальник, — плачет заведующая приютом, — хотя одну смену белья. Ведь они носят рубашки по три недели, у них на платье вши ползают.
— Вши! Что?
Глаза мечтательно устремлены вдаль.
— Искусство! Искусство! Мы реквизируем две тысячи роялей. Детям нужна прежде всего музыка. Пролетарская музыка и пролетарские танцы. Нам обещана ассигновка в сорок миллионов.
— Да ведь носовые платки — это же пустяки, несколько сот рублей, и все носы будут чисты и сухи.
— Что? Несколько сот? Ну время ли заниматься такими мелочами? У нас смета на полтораста миллиардов.
Кто этот мечтатель — прохвост или неуч? Во всяком случае, не какой-нибудь третьей категории.
— У нас не будет никаких уроков, дети будут схватывать всё на лету, под музыку. Когда я был маленьким мальчиком, я не любил уроков и всегда мечтал схватывать всё на лету, под музыку.
Глаза мечтательные, добрые. Нет, он, пожалуй, не прохвост.
Милый маленький мальчик. Когда я была маленькой девочкой, я мечтала, чтобы вместо пяти часов занятий выдавали каждый день по пяти коробок тянучек, по коробке в час, но всё-таки я не смею предложить комиссариату народного просвещения эту систему образования.
Музыка! Сады! Смета! Ассигновки! Наброски широких планов мировых переворотов.
Ничего реального, жизненного и ясного. Против реального обе категории — и прохвосты, и неучи. Неучи оттого, что они мечтательны, и мечты их, красивые и нежные по существу, бессодержательны и нежизненны. Прохвосты оттого, что это удобно. Планы, проекты, горизонты.
В результате хороший оклад. Под себя мотор, под жену мотор. (У жён обыкновенно открывается талант в общей сфере деятельности с мужьями — так заразителен дар государственного строительства.)
Сметы, ассигновки.
Иногда благословленный конец — суд, во время которого «товарищи трибуналы» с ужасом, почти парализующим их деятельность, исследуют удивительную карьеру былого сподвижника.
Крякают и чешут затылок.
Но как же быть дальше? Нужно знание, нужен разум и нужна совесть.
Наскоро открываются сотни фабрик «собственной интеллигенции»: курсы, где за два месяца вы получаете образование среднего учебного заведения с аттестатом, курсы, где за три недели вы сделаетесь инженером с аттестатом, где за три недели вы пройдёте весь университет с аттестатом. На что угодно, хоть на митрополита, и грамотность при этом необязательна. И пока пролетариат сопит и мусолит карандашом на этих курсах, можно воспользоваться услугами генералов, торгующих шоколадом собственной варки.
Посадить разум и совесть на верёвочку и истыкивать их штыками, чтобы не дремали.