Коровин К. А. «То было давно… там… в России…»: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936—1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
М.: Русский путь, 2010.
Рождественская ночь[править]
В деревенском моем доме, в углу, у старинной иконы Спаса Нерукотворного, горит лампада.
Рядом — большое окно. За тюлевой занавеской — синяя ночь, темными силуэтами выделяются высокие ели. На небесах блестят звезды, и месяц ясный освещает лес, покрытый, как узорами, снегом. Глушь, тишина и мороз.
Снаружи у окна градусник замерз.
Мой слуга Ленька, — он все делал несколько мимо, по случаю того, что ему нравилось встречать праздник в Москве, а тут, в деревне, не очень, — полил градусник горячей водой. Градусник лопнул, за что Василий Сергеевич назвал его лопоухим чертом и лошадью.
Приятели мои на реке, пробив лед ломом, ставили поставушки с насаженными на крючок кусочками рыбы и наловили кучу больших черных налимов, которые тут же, когда из вытаскивали из воды, замерзали, как камни.
Когда вернулись домой с реки, у всех приятелей моих уши были белые.
— Скорей! — кричали им Герасим, Феоктист и тетушка Афросинья. — Скорей наружу. Снегом, снегом…
И усердно снегом терли им уши.
— А то открошутся, без ухов останетесь…
Приятели выли. Особенно жалостно повизгивал Коля Курин, потому что он был столбовой дворянин и нежнее других.
В моем доме — праздник: лампадки, чистота, теплынь.
Хотя уши и здорово щиплет, приятели греются у печки, а в печке окорок запекается в тесте, поросенок и гусь.
А в большой комнате на столе доктор Иван Иванович приготовляет наливку. Кладет в спирт сухую малину, чернику, землянику, весеннюю мяту, жженый сахар. Наливки две четвертные бутыли — всех надо угощать, кто придет. В четверть вставлены воронки.
Постоянно переливая и процеживая, Иван Иванович добивается прозрачности. Процедит, попробует и говорит:
— Еще мутна.
— Смотрите, а Ванька-то пьян, — говорит, смеясь, приятель Василий Сергеевич. — Напробовался…
— Ничего не пьян, — отвечает доктор Иван Иванович. — Конечно, я натощак… Я ведь до звезды-то не ем, так несколько, конечно, действует. А ты сделай-ка, приготовь полведра-то. Надо аромат найти. Того, другого прибавить. Тебе бы только зубы скалить, а я с утра с ней, с наливкой, мучаюсь…
На стол кладут большую скатерть.
Графины с настойками ставят посередине. Горячий окорок. Гусь с капустой. Поросенок с кашей. Из кухни — запах налимьей ухи с молоками.
Ждем гостей — лесничего, объездчика, охотника Казакова, возчика Патронова, рыбака Константина, Павла, которому отстрелили палец. Все настоящие люди, душевные и благородные.
Сам Павел Александрович взялся за приготовление матлота из налимов. Приходит и говорит:
— Вот какая история — мерзлых налимов положили в воду, а один ожил, плавает как ни в чем не бывало. Я его не варю, потому свинство — в такой-то день. Пускай живет…
Павел Александрович идет с ведром к реке, пускает налима в прорубь и говорит:
— Живи себе.
Но с Колей Куриным опять неприятности. Во-первых, ухо распухло, а потом — насморк. Чихает. Доктор Иван Иванович говорит:
— Возьмите в верхнем ящике тюбик ментола, подавите в нос и потом потяните этот крем — он как клей.
Коля послушно исполнил совет и вдруг стал отплевываться:
— Какая гадость!
— Ты что же это делаешь? — спросил Василий Сергеевич, взглянув на тюбик, — ведь это синдетикон…
— Ну вот то-то, что скверно. Ведь это мне Ленька дал. Клей это.
— Что же это у вас делается, Константин Алексеевич? — возмутился доктор Иван Иванович. — Надо теперь теплой водой нос промывать. Подите к умывальнику и втягивайте в нос воду — клей разойдется. Выплевывайте только, не глотайте.
— Какая все ерунда выходит! --досадливо поморщился Павел Александрович. — И под такой праздник!
Пришли гости, все в обновках, чистые суконные поддевки, сапоги начищены. Головы припомажены. Все говорят:
— Ну и мороз. На Рождество всегда морозы. А там и крещенские.
Хорошие гости всегда начинают разговор с погоды.
— В этакие-то морозы, ежели выпивши, опасно бывает в дороге — замерзнуть можно.
— Да ведь это кому как, — сказал охотник Казаков. — Вот у меня знакомый камчадал был, так ему наши морозы нипочем. Ему жарко. На нем кожа с вершок толщиной, рожа красная, жирный, чисто кубарь. У них, на Камчатке, мороз боле ста градусов. Нате-ка.
— А зачем приезжал-то он с Камчатки? — спросили гости.
— В карты учиться приезжал — играть в трынку, в стуколку, в свои козыри, в дурака. Потому на Камчатке ночь длинная, камчадалы от тоски воют, — ну и послан он был за этим самым, чтобы камчадалов обучить в карты играть. Губернатор так распорядился.
— Ко мне вот тоже, — сказал лесничий, — зимой, в волчью охоту, чиновник приезжал из Питера. Так вот чудно: любитель сосулек был. Вот что в мороз у крыш, у колодца. Наберет этих сосулек, макает в коньяк и сосет… «Верное средство, — говорит, — от тоски и женских измен. Сосулька состоит из воды, из снега талого, а снег-то с небес идет. Насосешься, — говорит, — так все горе как рукой снимает».
Время к полночи. Садятся за стол. Закуска — маринованная щука в монастырском засоле и кочанная капуста.
Двенадцать часов.
Все встали и, обернувшись в угол, где горела лампада, спели: «Рождество Твое, Христе Боже наш». Вдруг во всю стену по бревнам дома раздался треск. Еще и еще…
— Ишь, — сказал рыбак Константин, — не нравится праздник-то нечистому. Ишь балует…
— Это мороз трещит. Здоровый! — сказал Герасим Дементьевич.
— Какой там мороз. Это он. Не нравится ему молитва-то…
— Ну, с праздником, дай Бог, — чокались гости и чинно пили настойку.
— А вот в Иерусалиме-то, поди, теперь тепло, — сказал лесничий. — Поди, там настоек-то этих нету и браги тоже… Ни к чему. От холодов-то принимать не надоть. Там тепло.
— Нет, позвольте-с… — сказал Павел Александрович, — там всегда вино было. Там винограду сколько хочешь. Эта наука из Иерусалима идет — вино пить на праздниках. Если бы не они — мы бы и не пили…
ПРИМЕЧАНИЯ[править]
Рождественская ночь — Впервые: Возрождение. 1939. 6 января. Печатается по газетному тексту.
матлот — кушанье в виде кусочков речной рыбы в соусе из красного вина и разных приправ.
синдетикон — жидкий клей для склеивания бумаги и картона.
трынка, стуколка — карточные игры.