(1806—1864 гг.)
Ромул.
Трагедия в пяти действиях.
(Отрывки).Действующие лица:
Фаустул, глава пастухов и жрец бога Пана.
Ромул, будущий царь римский, его приёмный сын.
Рем, брат Ромула.
Кармента, жрица-прорицательница.
Сподвижники Ромула:
Гостилий.
Таласий.
Деций.
Брут.
Прокл.
Юлий.
Сподвижники Рема:
Аппий.
Квинтилий.
Виргиний.
Сильвий.
Анций.
Мальчишки:
Валерий.
Гораций.
Mуций.
Юний.
Секстий.
Юлий.
Женщины, пастухи, дети.
Явление первое.
Сцена представляет скат холма, кой-где деревья и под ними хижины пастушеские; в средине большая олива и у подошвы ее статуя Пана и жертвенник с горящими углями; ближе к сцене дерновая скамья. Старик Фаустул с пучком трав выходит на сцену, приближается к жертвеннику и преклоняет колена.Фаустул
Кормилец Пан, тебе сей злак дарую:
Пошли земле сторичный дар плодов,
Пошли стадам обилие родов
И волну на овцах расти густую
Отвей от них губящий хлад зимы,
Тлетворное дыхание чумы:
Как небеса богаты облаками, —
Так и поля белелись бы стадами!
Се ныне день, как ты послал в мой сад
Двойную ветвь от кореня царева!
Растить ее от тука жирных стад,
Сию лозу блистательного древа,
Да возрастет как дуб Сабинских гор,
Раскинет вдаль ветвей двойной шатер
И тенью их коснется Альбы длинной!
Вкуси ж сей злак, о пастырь благостынный!
(Кладет травы па жертвенник; они пылают, а он вбивает в оливу гвоздь, где уже видно двадцать девять гвоздей).
Уж солнце высоко, стада в тени,
А их всё нет… Да где ж мои малютки?
(Осматривается).
Вон там пылят!
(Манит их и кричит)
Ко мне, сюда! Кто прежде?
Фаустул
Эй, жены! Что? Мужья не приходили?
Женщины
Мы, дедушка, тебя спросить хотим.
Фаустул
Я обходил все горы, все долины
И пыли не видал, не только их:
Знать, ныне тяжела добыча будет.
Первая женщина
А у меня пшено простыло вовсе.
Вторая женщина
А у меня прокисло молоко.
Фаустул
Любовь жены всё медом разведет!
Да, хорошо кому жена подруга.
Моей Ларенции уж нет: она
Покинула мне Ромула и Рема.
Я им жена и мать.
Все женщины
Мы все твои.
Валерий
(прибегает первый к Фаустулу)
Я первый, я!
Гораций
(почти с ним, но сзади его отталкивая)
Нет, я!
Фаустул
Как, дети, спорить?
(Важно).
Гораций! честно говори: кто первый?
Гораций
(открыто)
Валерий, дедушка!
Фаустул
Так, лучше правдой жить!
Не удалось, — беды в том нет: в другой раз
Успеешь ты. Что, наших не видали?
Все мальчики
Нет, дедушка, нигде.
Фаустул
Так станьте ж в ряд,
Да, чур, ровней, как дружные барашки!
Кто прежде всех взберется на оливу
И скажет мне, что Ромул с Ремом близко, —
Тому в обед баранья голова.
Ну, раз, два, три: бежать.
Пустились! Любо!
Обгонят птиц! — О племя! Кровь и сила!
Храни, крепи себя, кормилец Пан!
Гораций
(первый добравшись до вершины дерева)
Я первый, дедушка! — Смотри — вершина
В моей руке.
Фаустул
Вот видишь — твой черед.
Ты — молодец: быть голове твоей.
Гораций
Там пыль видна… И что-то ярко светит…
Его, его копье! Наш Ромул близко!
Фаустул и женщины
Ну, слава Пану!
Гораций
(товарищам)
Други! К ним навстречу!
Фаустул
(с угрозой)
А кто велел? — Без спросу не слезать!
Хоть молоды, а будьте терпеливы.
Явление четвертое.
Те же и Рем с своей шайкой, несущею добычу: Аппий, Квинтилий, Виргиний, Сильвий, Анций и другие. Немного спустя и Ромул со своею свитой.Рем
(Горацию, сидящему на дереве)
Ты вдаль смотрел, а не видал вблизи,
Что Рем уж под тобой?..
(Подходя к Фаустулу).
Отец, здорово!
Товарищи! Кладите же добычу.
Фаустул
Здорово, сын! Что ж ты не с братом вместе?
Вам врознь ходить не надо никогда:
Вы вместе жили — в матерней утробе;
Рука с рукой судьба вас зачала.
Не ранен ли уж Ромул?
Рем
Нет, не бойся.
Мне ль отойти от раненого брата?
Мы спорили — которая из шаек,
Моя или его, даст прежде весть
О счастливой добыче: удалось
Нам обогнать.
Фаустул
Соревнованье — дело:
Стопам дарует крылья, мышцам силу,
Мечи торопит, копья изощряет;
Но есть змея двуглавая — вражда!
Как липкой язвы, бегайте ее:
Она и матери вползает в чрево,
Она и в нем разводит близнецов,
Аппий
Кто ж первые?
Квинтилий
Те, у кого добычи
Поменее, — тем — легче и бежать!
Аппий
Поменее? — Смотри — какая груда!
Квинтилий
Э! То ль у нас?
Ромул
Товарищи! Не спорить!
Все в общину! Перед глаза отца!
Он не оделит нас… Отец! Здорово.
Фаустул
Здорово, сын!
Ромул
Недаром вещий коршун
Пророчил нам добычу золотую!
Фаустул
Где ж были вы?
Ромул
За Тибром воевали.
Нас будет помнить стадо Нумитора!
Наказаны злодеи пастухи:
Они гостями к Вейенцам забрались
И ночью там добро их обокрали;
Мы сведали, настигли днем воров,
И их добыча — вся у нас.
Аппий
(рассматривая добычу)
Не вся!
Утайка есть — клянусь я Паном!
Ромул
Как?
Чего же нет?
Аппий
Застежки золотой,
И утаил ее — Гостилий!
Гостилий
Я?
Ромул
Не может быть!
Гостилий
(Аппию)
Ты верно знаешь?
Аппий
Знаю:
Ты с тем дрался, на ком она горела
(Показывая на жаровню).
Как этот уголь. Что, не помнишь?
Гостилий
(припомнив)
Помню.
Так, братцы, виноват, я не принес:
Бой жарок был; как я свалил врага,
Так, с радости, забыл и про застежку.
Аппий
Увертка, ложь! Мы к трупу подходили;
Застежки не было.
(Всем).
Не так ли?
Многие
Так!
Ромул
Гостйлий! Быть не может: оправдайся.
Гостилий
Не стану я звать всуе имя Пана.
(Аппию).
Обыскивай.
Аппий
Зарыл! Отроешь после!
Гостилий
Зарыл!.. Так чем же доказать?
(Оглядывается).
Вот угли!
Пускай на них сгорит рука моя, —
И если я, во время жаркой пытки,
Поморщусь я иль палец поверну, —
То — слышите ли, други? — Я утайщик!
Пусть левая мою очистит совесть,
А правая еще годится вам же!
(Кладет левую руку на угли, простирая правую к ним: одежда вспыхивает).
Все
Он прав! Он прав!
Ромул
(бросается тушить руку Гостилия и обнимает его)
Гостилий, полно! — Солнце
Заутра не взойдет, коль ныне ты
(Озираясь кругом).
Изменишь честности!.. Где ж виноватый?
Кто прав, — тот на меня уставься прямо
И твердым оком отрази мой взгляд.
Утайщик — вот! — Я пригвоздил злодея.
Ромул
Пращой его! Пращой казните вора!
Чтобы земля напрасно не носила
Изменника!
Фаустул
Ни с места! Камни прочь!
Смирите гнев! В сей день не надо крови!
Изменника судьба сама найдет.
Велик сей день — и кровию бесчестной
Не обагряйте мирный праздник Пана!
Аппий
(преклоняя колено пред Гостилием)
Простишь ли ты меня, Гостилий? — Долю
Мою возьми себе.
Гостилий
Встань, Аппий, встань!
Я не сердит и доли мне не надо.
Ромул
Забыто всё, товарищи, — и Пану
Благодарение, что в нашем чистом стаде
Он истребил поганую овцу,
Пора на Луперкалии, друзья!
Там бога стад и жертвами и бегом
Почтим. Соседи, верно, собрались:
Сабинцы, Альба . . . Мы не опоздаем.
Эвандрова пещера не далеко.
Слагайте же и копья и мечи:
Не терпит их миролюбивый Пан.
Прости, отец! — Вперед, с оливой мира!
Фаустул
Простите, дети! — Пан, блюди их путь.
Явление пятое
Фаустул и мальчики на оливе по-прежнему.Фаустул
(проводив их взорами, с умилением подходит к жертвеннику)
Кормилец Пан! Ты видишь эти слезы:
Как сладко мне на старости их лить!
Среди табунов вскормленный народ,
Как конь послушный и как лев могучий;
Кровь пылкая и чистая как день;
Душа свободная, как Тибр в разливе;
Нрав непорочный, как снега нагорны,
Как шерсть на агнице новорожденной…
Всё это плод твоих благословений,
Всё это дар Юпитера и твой.
(Вставши и выйдя на авансцену).
Даруй же, Юпитер, мне вещий знак!
Благой и вышний! Близок ли тот день,
В который я, из тесного затвора,
Я, ветхий пастырь, изведу на поле
Созревшее, упитанное стадо,
И тайну велию познает свет?
О, Юпитер, даруй же мне ответ;
(Простирает взоры к небу).
Гораций
(с вершины дерева)
Ягненочек! Бедняжка!
Фаустул
(обращаясь, изумленный, быстро подходит к дереву)
Что ты видишь?
Гораций
(не слыша слов его, продолжает, вглядываясь вдаль с дерева)
Шугу! Шугу!.. Нет, не боится вор!
Ох, крыльев нет… Уж я бы дал ему!
Да что это?.. Смотрите… Ай — орел!
Цап — ястреба… Ягненок наш! Победа!
Фаустул
(нетерпеливо)
Слезайте, дети. Расскажи, Гораций:
Что видел ты?
Гораций
Я видел… С Авентина
Слетел злой ястреб… Да и ну кругами
Кружить над нашим стадом… Выбрал он
Ягненка — что ни лучшего из всех…
Вчера родился… Беленькой да полный…
Ты сам его для алтаря назначил…
И цап было его злой ястреб… Да орел,
Откуда ни возьмись, упал с небес
Как молния и в ястреба впился.
Уж мне б его он отдал… Я б злодею
Вперед летать на стадо заказал.
Фаустул
Чудесный знак! Послание небес!
Орлы недаром с неба налетают.
Mуций
(у жертвенника)
Вы видели, как руку положил
Гостилий на жаровню? — Кто не трус?
Я вызываю!.. Кто со мной положит?
Все
(готовые класть, кроме Горация)
Я, я кладу.
Гораций
Нет, други, погодите!
Не мудрено так руки нам сожечь,
А руки надобны. — Вот лучше как:
Возьмем по углю; кто продержит доле,
Тому венок оливный… Я беру,
Берите вы.
Все
Берем, берем, берем!
Юний
(бросая)
Нет, горячо!
Секстий
(то ж)
Ладонь прожжешь!
Юлий
(то же)
Нет, полно!
Валерий
(который держал вблизи и дул на уголь)
Мой всех горячее был.
Гораций
(хитро потряхивая на ладони уголь)
Зачем ты дул?
Огонь ведь не вода… Чем больше дуешь,
Тем будет горячей… Хотел схитрить…
Смотри, как я…
Валерий
(с досадой)
А сам ты не хитришь?
Смотрю, как ты потряхиваешь уголь…
Держи прямей… Вишь, Муций держит как.
Весь сморщился — и слезы на глазах.
Кто ж правдой взял? Решайте!
Все
(в один голос)
Муций! Муций!
Фаустул
Они шумят и думу прогоняют.
(Детям громко).
Пора вам в Тибр идти, — да из-под тени
Не худо выгнать стадо!
Гораций
Други! В Тибр!
Нам дедушка велит… Пойдем… Вот, Муций,
Венок тебе… Вперед!.. Мы за тобой.
Гораций
Я видел, ты сегодня уж тридцатый
Гвоздочек вбил?
Фаустул
(давая ему знак идти)
А ты смекнул?.. Ступай.
Фаустул
Чудесный знак! Послание небес!
(Садится, погруженный в думу).
Кармента
(вне сцены)
Мир пастырю и здравие стадам!
Фаустул
(изумленный)
Карменты глас!.. Он кстати раздается.
(Идучи к ней навстречу).
Пророчице моя открыта куща:
Прошу войти.
Кармента
(неся на руках пурпуровую ткань и на ней венец)
Царевна, жрица Весты,
Шлет в дар тебе для жертвоприношений
Этрусской пурпур и златой венец:
Прими же их.
Фаустул
(приняв дары, кладет их у жертвенника)
Благодарю царевну,
Благодарю посланницу ее!
Приемлю их — и вышнего молю,
Чтобы они сынам ее достались.
Кармента
Желает знать о здравии детей:
Разумно ли, согласно ли живут?
Покорны ли твоей отцовской власти?
Трудятся ли и сильны ли в войне?
Фаустул
Они и свет и разум в наших кущах:
И старые и малые равно
И плуг и меч и смысл им уступают.
На сходке ли, где старцу лишь почет,
На поле ли, когда межуют пашню,
В бою ль с соседями — везде цари!
К мечу всегда прилежнее, чем к плугу;
Своих друзей на шайки разделили,
Но сей раздор их миру не мешает, —
И разумом всегда сильнее Ромул.
Добычу всю ко мне приносят честно
И в общину кладут: им часть делю,
Другую часть в казну под стражу Пана,
И ладно мы живем; мой знак один
Для них закон святой; хоть силой львы,
Покорностью — как малые ягнята. —
Блюди их, Пан, — и в них цари созреют,
Кармента
Мать одного боится лишь — раздора.
Всеведущие боги не хотели,
Чтоб сын один от Марса был рожден,
И потому родились близнецы.
Но горе им, коль искра злой вражды
Падет в сердца!..
Фаустул
Не бойся: два коня
Дружней бегут к мете, чем конь единый;
Чета быков скорее вспашет ниву,
Чем вол один, хоть силой равен двум.
Здесь сила гонит силу: нам недаром
И две руки и две ноги дал вышний.
Утешь царевну: сыновья ее,
Как две весенних голубицы дружны.
А что она? Всё в четырех стенах
Все так же плачет?
Кармента
И о том лишь молит,
Чтобы судьбы, прядущие нить жизни,
На тот лишь день покинули ей пряди,
Когда сыны, летами возмужав,
Приидут в дом их царственного деда
И примут власть: вот в чем ее забота,
Вот грусть ее!
Фаустул
Она и мне знакома.
Уж шестидесятый раз земля линяла
С тех пор, как я узрел ее в сей куще, —
И зрю, быть может, уж в последний раз.
Как тяжко пахарю, взлелеяв ниву,
И класса спелого не сжавши, — лечь
Туда, отколь росла его надежда…
Когда б я мог премудрыми очами
Прозреть туда и видеть то, что будет,
И будет ли по сердцу… О! спокойно б
Свой ветхой груз с земли сложил я в землю.
Кармента! Ты невинных близнецов
От матернего лона восприняла;
Ты введенью этрусскому училась;
Ты, вещая, в народе пастухов
Слывешь всезнающей: тебе открыто,
Что будет там, как солнцу моря глубь
Или Загорье Сабины смежной.
Вещай мне: близок ли великой день?
Вещай, да ветхие взыграют кости!..
(Идет к жертвеннику).
Кармента
Как я от Альбы нисходила в поле
Сегодня утром, — солнце востекало
Кровавое, — и вдруг ко мне навстречу
С семи холмов слетело семь орлов:
Великой знак Юпитер мне послал!
Фаустул
(взявши сосуд с вином от жертвенника и подавая его Карменте)
Мне было то ж вещанье от орла!
Прими вино… Взойди на холм высокий,
Возлей в честь богу — и что узришь ты,
Поведай мне.
Кармента
(приемля сосуд и идя на холм)
Гостеприимный пастырь!
Да будет так по слову твоему!
(На холме, возливая часть вина на землю и подъемля взоры к солнцу).
О вещий бог! Далеко зрящий бог!
Твоим лучам, пиющим воды моря,
Я лью вино, да пьют из уст земли,
Как я пию из уст сего сосуда.
(Она, выпив сосуд, бросает его)
Дай взгляду слабому моих очей
И быстроту и даль твоих лучей,
Да меряю и вижу и объемлю…
И небеса и океан и землю!
Лечу, лечу, взвиваюсь как орел…
Об воздух бил могучими крылами. . .
И с высоты на неизмерный дол
Смотрю, как ты, горящими очами!
Вот семь голов восстало от земли:
На них власы дубрав густых и темных. . .
Столетними корнями в них вросли,
Как буйные рога в волов яремных.
Вот между них раскинулись луга:
По ним стада — толпами рассыпными, —
И два быка красуются меж ними:
Копыта — медь и царские рога!
Они растут и крепнут и мужают,
И вырастут и Альбу забодают!
Вот по нолям мелькает желтый змей:
Он роет землю персями глубоко,
И ошиб свой кидаючи далеко,
Отрезал грань Этрурии полей.
То Тибр бежит! — бушует на просторе,
Торопится сердитая волна, —
И жадное его глотает море,
Как алчный волк невинного овна.
Вот с ним бежит сей дол, красой цветущий,
И там его иной сменяет дол,
Где не видать ни трав, ни сельской кущи,
Где волн стада пасет седой Эол,
Где их руно царь дня перед закатом,
Вдоль расчесав, румянит чистым златом.
А там, отколь восходит светлый день,
Кругом на дол бросает длинну тень
Цепь гор крутых со снежными главами, —
И облака лежат на них грядами.
Оттоль Юпитер, в сонмище богов,
Шлет молнии и громы и орлов;
Оттоле он в одном объемлет взоре
И холмы, и поля, и Тибр, и море!
Недолго вам цвести, поля и луг!
Найдет на вас железный, острый плуг,
И недра вам непаханные вспорет
И землю вашу, глубже Тибра, взроет…
Ее стена крутая отягчит,
И взыдет град — и будет знаменит!
Недолго вам, холмы, носить леса!
Найдут на вас секира, меч да молот,
Спугнут орлов — с дубов на небеса,
Ушлют волков морить за Тибром голод
В Этрурии!.. Здесь сосны и дубы
Во храмы сложатся, в дома, в столбы —
И взыдет град. . . и горы! — вы главами
Преклонитесь перед семью холмами!
Недолго, Тибр, течь ясною волной:
Ты вспенишься кровавою струей…
И на тебя, завистливое море!
И на тебя найдут гроза и горе!..
(С возрастающим жаром: глаза сверкают, грудь вздымается).
Смотри… Огонь, забытый пастухом,
Дымится у дубравы… Волк идет
И бросил пень в него… Огонь пылает…
Слетел орел… Огню крылами машет…
И пуще он… Но вот… пришла лиса…
Свой мокрый хвост влачит она из Тибра
И тушит огнь… Сильнее бьет орел
Крылами… Пуще ветр широкой пашет.
Стан дуба вспыхнул… Занялись все ветви ..
Зажгли соседние… Горит другой…
В огне дубрава… Занялось и поле…
И океан сердитого огня
На море хлынул… Всюду… Всюду… Всюду
Огонь… Огонь… Огонь…
(Сбегает с холма к Тибру).
Фаустул
(замечавший внимательно все ее слова и движения, при последних словах встает воспламененный, следит за нею, но она убегает из глаз: он возвращается на сцену)
Не вынесла небесного огня… Душа вскипела —
И кровью налились глаза — и в Тибр
Она сбежала… Глас великий, чудный!..
(Опускает голову).
Ромул
(кричит за сценой, но последние стихи раздаются уже на сцене)
Чума, падеж на стадо Нумитора!
Чтобы чудовищей родили кравы!
Чтобы доили яд! Чтоб волки жрали
Ягнят его!.. Чтоб Авентин и Альба
Сквозь землю провалились с пастухами
И с Нумитором…
Фаустул
(изумленный, останавливает его)
Что несешь хулу?
Запри уста, запри замком, как пастырь
От волка на ночь запирает клеть…
Ромул
Да, правда… Что, безумный, тешишь праздно
Пустой язык, когда рука твоя
Меча за брата просит?.. Где он?.. Где он?..
(Махая рукой как бы мечом, бежит за ним в кущу).
Фаустул
(в испуге спеша за ним)
За брата?.. Он не слышит…
(Входящему Аппию).
Аппий!
Что сделалось?
Аппий
(запыхавшись)
Рем…
Фаустул
(нетерпеливо)
Жив ли?
Аппий Жив,
Но взят.
Фаустул
(спокойнее)
Кем?..
Аппий
Пастухами Нумитора.
Фаустул
Как?
Аппий
(все еще запыхавшись)
Мы, на праздник собираясь, стали
У нашего холма… Бег начался…
Два брата побежали вместе… Только
До Авентина донеслись… Как вдруг
Схватили их злодеи… Все с оружьем,
И Пана не боясь… Помочь не в силах,
Мы вопием к соседям… Не хотят…
Бегом сюда… Меж тем отбился Ромул
И обогнал нас…
Гостилий
(входя с остальными)
Рем уж отведен
В палату к Нумитору…
Фаустул
(обрадовавшись)
К Нумитору?
Гостилий
Да.
Фаустул
(про себя)
Слава Пану! Там он безопасней! —
Так… Час приспел… Созрела туча… Будет
Гроза…
Куда вы?
Пастухи
За мечами!
Фаустул
Стойте!
Ромул
(возвращаясь с мечом, копьем и в латах, в гневе на медлящих товарищей)
Что ж вы стоите? Иль уж он не мил вам?
Так я ж один иду за брата…
(Хочет бежать).
Фаустул
Стой!
Ромул
(весь трясется, но стоит)
Стоять?.. Когда мой брат в неволе стонет
Иль умирает?.. Мне стоять?.. Ну, что ж!..
Стою.
Фаустул
(с укоризной)
Ты ль это, Ромул? Ты ль преслушен
Словам отца? От гнева весь дрожишь?
Мне грубым словом вторишь? Ты ли сын мой?
Ромул
(опомнившись, бросается на колени)
Не сын твой, нет, — нет, Ремов брат теперь
Грубит тебе, колена обнимает…
(Валяясь в ногах и обнимая колени отца).
Бей, накажи… Но отпусти за брата!
Фаустул
(так же тронутый)
Утешься, сын! — твой безопасен брат:
Поверь отцу, поверь любви моей!
(С нежностью).
Так… В брате Рема узнаю я сына!
(Целует его в голову).
Так… Ты созрел для тайны роковой.
Юпитер! Время ли открыть?
(Обращается направо и смотрит, все за ним: орел пролетает над ним; все изумлены).
Да… Время!
Внимай: в последний раз ты имя сына
Из уст моих услышал… Ромул! Знай:
Ты не пастух, не сын мой, — ты — мой царь!
(Преклоняет пред ним колена, когда Ромул только что встал).
Ромул
(как бы отдаляя от себя рукой слова Фаустула)
Что говоришь?.. С умом ли речь твоя?
(Поднимает Фаустула).
Фаустул
Из уст моих глаголют сами боги!
(Обращаясь к пастухам).
Возьмите посохи, Гостилий, Аппий,
Да кличьте клич, сбирайте сходку. . . Быль
Скажу вам дивную… Чтоб старцы, мужи
И юноши и дети шли сюда!
Чтоб сыновья несли отцов безногих,
А женщины младенцев… Быль такую
Поведаю, какой от матерей
Вы в люльках не слыхали, ни Кармента
Не пела вам, ни старцы не запомнят.
Святое чудо совершилось здесь;
Нас боги посетили в смирных кущах!
Что, все ли здесь? Все ль слушают?
Все
Все! Все!
Фаустул
Садитесь же кругом, внимайте были:
Поведаю, что мой отец покойный,
В премудрости этрусской искушенный,
За разум вами и по смерти чтимый,
Мне завещал; что двадесять я лет
Хранил в себе, — то ныне перед вами
На свет изыдет… Внемлете ли?
Все
Внемлем.
Фаустул
Чур, слова не ронять из дивной были!
Чур, передать ее и чадам вашим,
И чадам чад, чтобы до поздних внуков
Дошла она, из рода в роды мчалась,
Как реки через реки в океан.
Кто ж веры не поймет к ней, — того
Да не возлюбят боги всеблагие!
Жил Прока, царь высокой Альбы; помер
И двух сынов покинул: старший
Был Нумитор, Амулий меньший: он,
Против отцовой воли брата свергнув,
Не только взял насильем царской посох,
Но и извел мужское племя брата;
И Рею дочь нарек он жрицей Весты,
Как будто честь творя, питая ж умысл,
Да вечным девством племени лишит.
Но чудо совершили боги: жрица
Однажды по воду пошла в дубраву
Святую… Вдруг затмилось солнце… День
Померк, и бог, сам Марс, сошел на землю,
Поял ее… И зачалося племя.
Но боги не хотели, чтоб один
От Марса сын родился: мощь такая
Страшна б была: зачаты близнецы.
Открылось дело; взгневался Амулий:
В оковах мать, — а чада, как родились,
На жертву преданы волнам. — В то время,
По воле промысла, разлился Тибр.
Губители, бояся в глубь идти,
Челнок с детьми оставили у фиги
Близ нашего холма: вода сбыла, —
И дети сушей приняты. — Молва
Уж донесла злодейство в наши кущи.
Отец мой шел в то время вдоль по Тибру
И видел… Что ж? — Волчица, видно с жажды
Спеша к реке, на вопль детей пришла
И, млечные сосцы в уста им вдвинув,
Их как волчат лизала языком.
Вздивился он — и созвал старцев: зрели
То чудо все. Старик младенцев взял
И мне принес их вместе с челноком,
Который я и ныне сохраняю;
А мы с Ларенцией бездетны были
И радовались сей находке. — Тайно
Меж тем родитель дело распознал,
У Реи был, поведал ей приметы,
И, завещав мне тайну роковую,
Скончался он. — Со времени спасенья
Я каждый год, в день оный, гвоздь вбивал
(Обращается к оливе, и все за ним смотрят).
В сию оливу… Видите ли?.. Тридцать
Гвоздей года питомцев означают. (Заметить актеру падение стиха вместе с пальцем, показывающим гвозди. Прим. авт.).
А дети вырастали: сам, как мог,
Их пастырскому разуму учил,
Гаданью птиц, внушая страх к богам,
Как мой отец и дед меня учили.
Пришла пора — и в Габбию отвез:
Там греческим навыкли письменам
И звездному искусству, и этрусской
Премудрости: как грады строить, войны
Водить, суды рядить и год считать,
И чтить богов, и жертвами их славить,
И волю их на птицах узнавать.
Окрепши духом разума и силой,
К нам возвратились все: вы сами зрели,
Как с ними к нам пришли и ум и мощь.
Соседи все за разумом, за правдой
Ходили к нам; злодеи же боялись
И нашего меча и нашей правды;
Все счастием считали к нам прижиться;
Мы завели своих быков, овец;
Стада плодились; кущи богатели;
Благословение небес текло
На нас, как Тибр, весною, в водополье…
Отколь же всё? — Нас посетили боги;
Здесь, в низких кущах, между наших стад,
Питалась ветвь царева, чада Марса!..
(Встает — и все за ним).
Склоните же колена и главы
Перед одним из посланных на вас,
Благословенных небом близнецов:
Признаем власть и чудеса богов!
(Преклоняет колени).
Ромул
(всем)
О встаньте!.. Первым словом царским вам
Да будет: встаньте!
(Поднимая Фаустула).
О родитель мой!
Нет, тяжко мне и сердце и язык
От имени святого отучить!
Нет, будь моим отцом, будь им вовек!
И жизнь моя, и царской род — твой дар.
(Обнимает его и с почтением целует его руку. Потом, выйдя вперед).
Так… верю в чудо… Чую… Чую… Волчье
Млеко горит в сих жилах!.. Марсов дух
Трясет копье и движет меч в деснице!
Месть божия во мне кипит за деда,
За мать, за брата, за себя… О други!
Теперь за мной пойдете веселей:
Уж не пастух ведет вас — сын царев!
Ромул
(изумляется)
Что ж радостью не блещут ваши очи?
Главы к земле опущены! Друзья!..
Что ж мрачны так? Так немы, неподвижны?
Гостилий
(выходит из ряду и приближается к Ромулу)
Хоть ты равно любил нас, но Гостилий
Всех ближе был к тебе, не знав про род твой,
Любя в тебе лишь пастуха простого:
Так от него ж и первый правды глас
Услышишь ты: внимай и не гневись.
(Подходя к нему ближе).
Да, мы бодрей шли прежде за тобой,
Когда ты был наш брат — пастух, нам ровный.
(Отступая).
Теперь ты — царь, мы — те же пастухи!
Ты будешь там, на Альбе, высоко,
А мы все здесь — на низких долах Тибра.
Забудешь ты сей холм, сии стада,
Товарищей и колыбель свою,
И будешь царствовать, а мы — пасти!
(Отходит к пастухам).
Ромул
(подбежав к ним)
Ужель так мало знаете вы друга?
Иль он переродился? Иль не тот стал?
Да ближе, други!.. Щупайте, смотрите…
Все тот же я… Все тот же Ромул, брат ваш,
Пастух, как вы… О! Мне ль покинуть вас?
Я ваш… Я ваш… Я к вам прирос душою…
Что в Альбе нам?.. Ветшает трон отцов…
Гниет их посох… Кровью заржавел…
Того и жди, что Альба рухнет в пропасть,
Над коею воздвигнута она!
На месть одну я вас сзываю в Альбу,
Чтоб деду ветхой трон отдать, взять брата
И мать почтить… А там… Внимайте, други.
(Сильно).
Как молния, блеснул великой замысл…
Придем сюда, на колыбель, в стада —
И на холму построим…
Все
(в один голос с Ромулом)
Город! город!
Ромул
Народа глас — глас божий! — Будет град!
Искусству я строителей учился:
Впряжем вола яремного с телицей,
Незнающей ярма, в зубастый плуг;
Прорежем ров… из камней сложим стены.
Сзовем граждан отвсюду… в роще ближней
Откроем всем притон, и да идут все,
Как в кущи шли на общее житье…
И взыдет град, благословен богами,
И вырастет… И будет выше…
Пастухи
(подхватывая в один голос)
Выше Альбы!
Фаустул
(подает знак, и все умолкают)
Внемлите, дети, слову моему!
Град строить — дело! — Но ужель вы мните,
Что, стены плотные сложив повыше,
Упрочите и град — и будет крепок?
Мы и без стен да крепко жили в кущах:
Ни тать, ни враг не смел обидеть нас,
А отчего? . . Всему был чин да кон,
И свято он хранился в страхе Пана.
Кто клети в час урочный не запрет,
Кто чумную овцу укроет в стаде, —
Тот смертию, преступный, умирает!
Никто закон не преступал. . . и были
Стада от волка целы, клети крепки.
Так вы, друзья, стеною обведя
Свой град, его законом оградите,
И сей закон да будет вот какой:
«Кто прешагнет святые стены, — тот
Да умрет смертию, десницей стража»!
Коль не поставите сего закона,
То разбредется ваше стадо врознь.
Потом чредой ходите в ночь на стражу.
Но град как тело не о двух главах,
А об одной быть должен… Потому
Вы, разумом призвав в совет богов,
Из царственных вам данных близнецов
Главу себе воздвигните едину.
Закон и царь — вот крепость городов! . . —
Так нас учили деды: так вы стройте.
Ромул
Быть так! Быть так! Хвала, отец разумный!
Пастухи
(шумно)
Так сделаем же! Ай да пастырь дед!
Ромул
Клянитесь же: на Альбу все за мною,
А я клянусь: на холм, в стада — за вами!
(Протягивает правую руку к жертвеннику Пана).
Пастухи
(протягивают правые руки туда же, и взявши посохи в левые)
Клянемся Паном… Где мечи?.. Где копья?..
Фаустул
(взявши костыль пастуший, у жертвенника Панова, торжественно)
Благодарю, кормилец Пан! — Приспел
Великий день!.. Ликует пастырь-дед!
Исходит днесь упитанное стадо!
Идите, пастыри! — Из сеней Пана
Вас предаю под Марсову десницу!
Пастуший посох заострите медным
Копьем… Плуг перекуйте в меч… Быка
Смените на коня… воловьи кожи
Сплотите в крепкой щит… Изыди, стадо!
Беги, разумное! Пасись по воле!
Тебя дед-пастырь гонит в поле!..
Все пастухи
(с Фаустулом, бросив посохи и потрясая копьями и мечами, которые они в продолжение его речи взяли)
В поле!..
Действие второе.
Театр представляет поле и хижины кой-где: в глубине стена, взведенная из камней, просто сложенных, как древние этрусские стены; за стеною видно поле и горы; по сцене накидано несколько камней и крупных и малых, остатков от деланной стены; у хижин скамьи; ворота стен отворяются и затворяются произвольно. Время к ночи.
Явление первое.
Аппий входит с Ремовой шайкой.Аппий
(товарищам)
Эй… Слышите ль?.. Дружней стоять за Рема!
Держать востро и глаз и меч… Не то —
Царь Ремов будет Ромул, наш — Гостилий, —
И мы — Гостилия рабы!..
(С усмешкой).
Рабы!..
(Фабию, стоящему ближе всех).
Что, Фабий?.. Чуешь ли?.. Ты раб?!.. Уж лучше
Быть пастухом… Да что я — пастухом?
Уж лучше быть овцою, чем рабом!
Фабий и остальные
(с жаром)
Да, лучше быть овцою, чем рабом!
Аппий
А Фаустул всё Ромулу мирволит.
К Карменте, говорят, пошел… Зачем?..
Совет творить? . . Да, сотворит совет —
И скажет вам, что Ромул старше Рема,
Что первый он явился из утробы
И брату путь на царство перебил.
Да, верь ему… За Рема к сами боги…
Шесть коршунов. . .
Юлий
(прерывая слова Аппия)
А нам двенадцать!
Аппий
(оборачиваясь с презрением)
Да,
Двенадцать, но последних… Упредили!
Все наши же…
Юлий
А наши перегонят
По коршуну на брата… Целых шесть
Еще останется…
Аппий
(с гневом обнажая меч)
Так попытаем,
Чьи когти глубже пронзят? Чьи крылья
Сильнее бьют?
Гостилий
(выходя между ними)
К чему ж, когда заутра
Решится все без крови?
Аппий
Да, решится
По-вашему… Уж всё решили боги,
А прочее пускай мечи решат…
Да, трусы вы… Вас не взманишь на меч…
Вам всё бы хитростью…
Гостилий
(обнажая меч)
А! Коли так, —
Давай!
Аппий
(своим)
Друзья! Рем — царь.
Гостилий и вся его шайка
Нет, Ромул! Ромул!
Явление третье.
Те же и Ромул вооруженный.Ромул
(разлучая их)
Никто не царь!.. Долой мечи! — Не царь,
Страж города велит вам. Ночь святую
Почтите вы согласной тишиной,
Чтоб в первый раз слетевши с ваших стен,
Не принесла она к богам бы тоги,
Омытой кровью убиенных братьев.
Подите к сну… Я с братом кинул жребий…
Он выпал мне: я ныне град стрегу…
Заутра все решит… Почийте с миром!..
Хранитель ваш над вами не воздремлет.
Равно храня друзей и не друзей.
Аппий
(отводя своих в сторону)
Друзья! — И здесь за Рема стали боги:
Рем спи царем, а Ромул будь на страже.
Явление четвертое.
Ромул один, спустя немного.Ромул
Построен дом… Хозяин не бывал,
А уж змея гнездится в основанье;
Построен град, еще не избран царь,
А уж раздор пришел и воцарился.
……………………………………..
Святая ночь! Что сокрываешь ты?
Что за тобой всезрящий день увидит?
……………………………………………
Права одни: мы — братья-близнецы,
В единый час зачаты, рождены, —
И обоим, во знаменьях святых,
Равно с небес благоволили боги:
Шесть первых коршунов ему послал
Юпитер; мне — двенадцать, но последних.
Весы испытаны — и стали ровно:
Земной ли разум разровняет то,
Что так чудесно уровнял небесный?
Что ж?.. Вместе править?.. Править двум царям?
Ведь пастухов водили мы вдвоем же,
Так отчего ж и град не повести?
Нет, град — не куща, — да и там над нами
Единый был правитель Фаустул:
Он устарел — и посох нам вверяет;
Когда ж при нем мы града не уставим,
То без него погибнет подвиг наш.
А двум — нельзя; отец же говорил:
Пойдет ли плуг, когда из двух волов
Один туда, другой сюда потянет?
Единый царь иль граду не бывать! . . —
Что ж? — Разойтись? — Но как? — Разрознить силы?
Отец же нам с детства быль твердил:
Возьмите пук дубовых лоз: ломайте, —
Не ломятся; — разбейте же на прутья, —
Все столько ж их, но силы той же нет.
(Взявши камень за веревки, к нему с боков привязанные).
Вот испытай, тащи за верви камень
Руками врознь иль съедини их вместе:
Что легче будет? — Нет, не разойдемся,
Не рассмеешься, злобный Авентин! —
Но как же быть? — Весы все так же ровно
Висят пред нами: кто же перетянет? —
Уж боги отреклись: коль глас отца,
Глас матери и деда не осилит…
Ужели меч? Ужели кровь нужна?
Добро бы в месть, добро б закона ради, —
Нет, из того, кому идти вперед,
Всё стадо прежде надо перерезать?
На брате брату лечь? — И всё за посох!..
Так что ж мы строили? Не град — костер?
Затем ли кущи обвели стенами,
Чтоб перерезаться вольнее было,
Чтоб Авентин захохотал над нами
И чтоб Сабина повторила хохот?..
Нет, никогда!.. Что ж, Ромул? — Уступи, —
И победишь — ты разумом смиренным!
О брат соперник!.. Как ни сладок посох,
Как мне ни весело идти вперед, —
Уж так и быть… Ступай… Неси его,
Иду последний в стаде, тихо, смирно,
И покажу другим я, как идти! —
Но слабый брат! — Ты сдержишь ли? Что, если
Уронишь посох, и поднимет Аппий?
И стадо разбредется? — Аппий, первый,
Перешагнет закон ногой проклятой,
И рухнет град! — И стены распадутся!
И пуще захохочет Авентин,
И горы все подымут правый хохот!..
О брат! О брат! Зачем ты не один?
Зачем мой дух и сила не в тебе?
Что ж будет завтра?
(Вдруг оглядываясь).
Чу!.. Закаркал ворон!
(Подходя к воротам и глядя на небо).
Вот он!..
(Заглянув в ворота).
Что это? Там огни сверкают? . .
Нет, волк бежит. . . Глаза горят, как угли…
Вран!.. Волк!.. Как будто чуют трупы!.. Стало,
Уж бою быть? Не быть же: уступлю.
Темнеет ночь… и всё кругом уснуло…
Пора, пора уж стены обойти!
(Уходит и затворяет ворота).
Рем
Что грустен, Аппий? Что за дума в сердце?
Зачем связал? Куда несешь овцу?
Аппий
(холодно)
Что говорить? — Ты думе не поможешь.
Овца нужна.
Рем
А, может, помогу:
Ты прежде верил мне и открывался.
Аппий
Пожалуй, и теперь откроюсь я:
Овцу готовлю я на завтра, в дар
Гостилию, а думаю о том,
Как молвить речь, как низко поклониться.
Рем
Кому?
Аппий
Гостилию! — Мне странно то,
Что ты не думаешь, как то же сделать
Пред Ромулом?
Рем
(нетерпеливо)
Что сделать?
Аппий
Поклониться.
Рем
Не кланялся я брату никогда:
Я обнимал его.
Аппий
Да, брата
Ты обнимал, а завтра уж к царю
Придешь.
Рем
К царю!.. Да кто ж тебе сказал,
Что будет он царем, когда и боги
Ни за кого?
Аппий
Ты сам же говоришь.
Сам жертвуешь богами данным правом!
Ни за кого?.. Кто прежде видел птиц?..
Рем
Я временем беру, а он числом:
И боги говорят — права одни.
Аппий
Кому ж решить? — Известно — Фаустулу,
А Фаустул — известно, как решит.
Рем
Да если б я и уступил разумно, —
К чему ж поклон и низкие дары?
Аппий
(с досадой)
«Да если б ты и уступил разумно?
Да если б ты?..» Уж по словам я вижу,
Что ты готов теперь же уступить!..
(С чувством негодования).
Ах, я глупец! — Чума на то мгновенье,
Когда твою я шайку предпочел!
Будь я у Ромула, — не то бы было;
Нейти бы мне с дарами!..
Рем
(прерывая его)
Аппий! Аппий!
Твое раскаянье обидно мне.
Аппий
Тебе обидно: мне же каково
Соперника честить поклоном рабским?
Ты думаешь: простит он нареканье?
Простит он мне обидную ошибку?
Ну, что ж?.. Поможешь ты? — Не прав ли я?
Рем
Да в чем ты прав? ведь выбор не решен?
Аппий
Но если ты разумно уступаешь?
Кто ж за тебя, коль ты забыл себя?
Когда мы встретились, куда ты шел?
Спокойно спать. — А где твой брат? где Ромул?
На страже он: он бодрствует, не спит;
Он думает о завтрашнем совете,
Сзовет друзей, Карменту, Фаустула
И бдением себе добудет град,
А ты проспишь.
Рем
(нетерпеливо)
Что ж делать?
Аппий
Сам не знаешь?
Пожалуй: я скажу — что я бы сделал,
Когда бы был тобой. Вот видишь стену:
Схватив овцу, перескочил бы с ней;
Зарезал бы, провел бы след кровавый, —
И там зарыв, махнул бы я назад,
Спроворив всё хитро и осторожно.
Вот день взошел, давай считать овец.
Вчера все были, ныне нет одной,
И найден след… Кто ж был на страже? — Ромул,
Так где ж плохому стражу быть царем?
И все решат: ты царь! — Что? каково?
Рем
Нет, злой совет! — Я не пойду на брата.
Аппий
Зачем же спрашивал? — Совет мой зол!
Да сам твой брат против тебя идет же,
Ведь на тебя он строит же советы,
Зовет отца, Карменту и друзей:
Так отчего ж тебе не умышлять?
И где ж тут зло? — Ты брата испытаешь:
Сам Фаустул, когда мы были в кущах.
Испытывал же нас: бодры ль на страже?
Не крепко ль спим?
Рем
Но как против закона
Переступить?
Аппий
Эх, царь!.. Против закона!
Учился ты, чужие видел грады,
Глядишь в цари, а что есть царь — не знаешь.
Ведь ты теперь не в куще, не пастух,
Так разум твой не должен быть пастуший.
Ты царской внук, ты завтра царь, а царь —
И над законом царь, не раб его.
Рем
Ты силен речью: ум с тобой не сладит,
Но сердце говорит иное.
Аппий
Сердце!..
Не говорит оно… Я знаю… Трусит:
Ты трус.
Рем
(вспыхнув)
Не трус я — нет!
Аппий
Перескочи же!
Рем
(горячась)
Я трусом не бывал…
Аппий
Перескочи же!
Рем
Коль уж на то пошло, — давай овцу!
(Бежит с овцою к стене и, перебросив овцу, перелезает через нее).
Аппий
(про себя)
Дай помощь, Пан!..
(Убегает).
Ромул
(за стеною)
Умри, умри, преступник!
Рем
(там же)
Я брат твой, брат!
Ромул
(там же)
Не знаю брата, знаю
Закон один.
Рем
(там же)
Узнай же меч его!
Явление шестое.
Гостилий и Ромул.Гостилий
(прибежав на шум)
Что это? Стук мечей?.. Там, за стеной!..
Где Ромул?..
(Подбежав к воротам).
Ромул!
Ромул
(выходя из ворот и закрыв лицо руками)
Кто зовет меня?
Гостилий
Что сделалось? Ты бледен? Весь в крови…
Ромул
Да, кровь лилась.
Гостилий
Кто ж пал?
Ромул
Мой брат.
Гостилий
(с ужасом)
Тобой
Убит!
Ромул
Поди, скажи отцу и всем,
Что наш закон записан кровью брата.
Гостилий
О ужас! Что ты сделал?.. Боги!
Ромул
Я
Свершил закон, полсердца вырвав с кровью.
Явление седьмое.
Ромул и Аппий с Ремовой шайкой. Вскоре сходится и Ромулова.Аппий
(впереди)
Вы слышали, друзья? — Мечи стучали
Там за стеной… Кто это? Ромул… Кровь!
(Бежит к воротам и, заглянув, возвращается).
О ужас! Други!.. Рем убит — и Ромул
В крови!
Ромул
(опомнившись и встав)
В крови!.. Так, други, я убил
Своей рукой преступника, но брата!
Закон гремел в моих ушах, когда я
Десницу поднял на него. .. Теперь
Закон умолк, — и я — братоубийца!
Вам предаю себя на суд… Вы сами
На изверга любую казнь пошлите, —
И я склоню покорную главу.
(Становится у стены, сложив руки и опустив голову).
Аппий
Чудовище! Тебя я понимаю.
О кроткий волк! Тебя насквозь я вижу!
Ты думаешь смирением овцы,
Притворными, змеиными словами
В нас жалость возбудить… Но кто тебе,
Обрызганному кровью брата, — кто
Тебе поверит? Изверг, изверг тот,
Кто извергу хоть мало сострадает!..
Не сам ли ты, здесь, словом лицемерным,
Нам говорил: «О други! ночь святую
Почтите вы согласной тишиной,
Чтоб в первый раз, слетевши с ваших стен,
Не принесла она к богам хитона,
Омытого в крови убитых братьев!»
И что ж теперь? — Какой хитон она
К богам снесет заутра? Весь кровавый.
Чья кровь на нем? — Кровь брата. — Чьей рукой
Убитого? — Твоей, твоею, изверг!
Фабий
О страшное, неслыханное дело!
Ужель нет помощи?
Аппий
(идучи к воротам)
Какая помощь!
Кровь истекла — и вопиет о мщенье!
О бедный, злополучный, кроткой Рем!
(Показывая на стену).
Смотрите, как лежит он тих, невинен!
О боги! Где, где ваше правосудье?
Вы агнцу волка дали в близнеца:
Что ж он его не задушил в утробе
У матери? Никто бы не увидел
Там ужаса. . . Теперь же целый мир
Увидит эту кровь и эти раны!
Подумаешь, не брат, а враг, злодей,
Разил его рукой немилосердной!..
Как часто, беспощадно!.. Други! Кто
Не возопит за мною? Изверг, изверг!..
Аппий
(выбегая на сцену и ставши против безмолвного и склоненного у стены Ромула)
Взгляните: на челе братоубийцы
Кровавое пятно… То брата кровь.
Она тягчит и жжет его главу…
От бремени, от жаркого стыда
Ее к земле он клонит… Больно, стыдно
Ему на свет взглянуть. . . Избавьте, други,
Его от мук. . . Из жалости к нему же,
Ив сострадания, схватите камни:
Сотрем с лица земли братоубийцу!
Сотрем с него кровавое пятно!
Фаустул
(заслонив собою Ромула против замахнувшихся)
Бей сквозь меня, дерзающий из вас!
Что с вами? — Без суда и без закона,
Вы, в первый раз, насильственные руки
Осмелились поднять — и где же? — в граде,
Который на законе и стоит.
Где ж разум ваш? где ваше правосудье?
Ужели их покинули вы в кущах,
А в град одно насилье принесли?
Когда бы я средь вас не зрел иных,
Насилие отвергнувших по сердцу,
Я б вам сказал: вы града недостойны, —
И в пастухах вы худшие: пойдите ж
Из града вон, назад подите, в кущи!..
Когда у вас свершалось преступленье,
Как вы судили? Миром. — Бирючи
Сзывали сходку, — и сходился каждый
Владетель кущи или стада. Все,
Пред алтарем, клялись богам судить
По совести, по чести, по закону;
Потом, чредой, был выслушан судимый,
И обвинитель, и защитник дела,
И голоса решали приговор.
Оправданному было торжество;
Приговоренному позор и казнь,
За казнию свершалось очищенье.
Так в кущах поступали вы, а в граде,
Где всё закон, казните без суда?
Аппий
Ты прав, отец: так поступали мы,
Когда в стадах судили преступленья
Бывалые, но это преступленье
Неслыханно: на брате брата кровь!
На нем вина, на нем и приговор! —
Все обвиняют, все казнят — и кто же,
Кто будет защищать его?
Фаустул
Я буду;
Ты обвиняй.
(Всем прочим).
Вы изрекайте суд.
Подите двое к трупу Рема: раны
Его омыв, так до утра стрегите.
Уходят двое.
Немедля соберем же Мир. Квинтилий, Сильвий,
Возьмите посохи. Вы все ли здесь?
Все
Все! Все!
Фаустул
Поставьте жертвенник в средине:
Да за судом свершится очищенье.
Вы, судии, займите полукруг,
Чтоб дело вам открытое предстало.
Я — середи, напротив — обвинитель.
Фаустул
Глашатаи! подайте строгой знак,
Да все умолкнет и лишь внемлет делу.
Клянитесь же, призванные на суд,
В злодействе обвиненного — судить
По совести, по чести, по закону:
Любовь и месть да замолчат в сердцах
И да гремят в них лишь закон и правда!
Во знаменье прострите же десницы
К сему огню, который да пожрет вас,
Коль вы своей не соблюдете клятвы.
Фаустул
(простирая правую руку к жертвеннику, а левую к богам)
О Юпитер, сидящий во громах!
Пошли сюда твой разум и совет,
Да судит Мир твоей достойно правды!
Глашатаи! Да явится судимый
Пред жертвенник и пред лицо судей!
Фаустул
(не глядя на него)
Под клятвою поведай, обвиненный,
Твоим судьям, как совершил убийство,
И оправданье в оном принеси,
Ромул
(подняв голову и простирая руку к жертвеннику)
Не оправданье я скажу, но дело:
Мы с братом до ночи метали жребий:
Кому на страже быть? Досталось мне.
Раз, стены обойдя, иду к вратам
И вижу: человек перескочил
За них. Кричу: «Умри, преступник!» — Брат
Мне отвечал; но глас закона громче
Взгремел в душе, чем брат . Я поднял меч..
Он вынул свой… Сразились мы… Он пал…
Фаустул
Единый ли закон гремел в тебе,
Когда ты поднял меч?
Ромул
(так же)
Единый.
(Опускает руку и голову).
Фаустул
Судьи!
Его речам вы емлете ли веру?
Гостилий
(вставши)
Свидетель я, что дело было так.
Пришед сюда на стук мечей, я слышал
Их бой и Ремово паденье.
Все знаком дают знать, что верят.
Фаустул
Аппий!
Твоя чреда: ты обвиняй теперь.
Аппий
(вставши)
Что обвинять? Вы обвиняйте сами!
Не всякой ли из вас здесь брат и сын?
Не всякой ли здесь любит кровь родную?
Не все ли вы любовию своей
В нем проклинаете братоубийцу?
Кто агнца бьет невинного — не в честь
Богам, не на трапезу, — тот злодей!
Кто льет чужого кровь, — убийца тот!
Но как назвать того, кто брата кровь,
Кровь близнеца, в одной утробе с ним
Приявшего дыханье, в колыбели
Одной воскормленного, в той же куще
Воспитанного, проливает сам, —
И не дрожит злодейскою рукою?..
Гремел закон?.. Убей себя, но брата
Не убивай, — и как руке подняться?
Что далей обвинять? Напрасны речи!
(Указывая на Ромула).
Чья это кровь? Взгляните, коль есть сила.
Рыдайте, ужасайтесь и казните!
Фаустул
О! Коль рыдать кому, то мне рыдать
Приличней всех: они мне были дети.
(Указывая на Ромула).
Еще приличнее рыдать ему:
Рыдает он, рыдает вас сильнее
Внутри души… Но не до слез теперь!
Я заглушил любовь отца в себе;
Я позабыл, что жертва и убийца
Воскормлены в объятиях моих.
Так вас прошу: забудьте, что вы дети,
Что братья вы, — и помните одно:
Вы граждане — и ваш отец — закон!
Так жалость сердца укротив в себе,
В разумной памяти переберите
Обычаи отцов, которым в кущах
Всем счастием обязаны вы были.
Всё в общину! Всё в кущу бога Пана!
Вот слово предков ваших! Вот завет
Их мудрости — и всех начало благ!
Когда вам меч иль плуг несли дары,
Или стада на племя чад рождали, —
Кому вы первые дары меча,
Полей и стад, кому вы приносили?
Всё в общину! Всё в кущу бога Пана,
Где в общей клети общие стада
Хранились вам на вековое племя!
Кто часть добычи укрывал из вас,
В корысть себе иль чадам иль супруге, —
Не падал ли под тяжкою пращой?
Крушила ль буря иль землетрясенье
Святую кущу Пана, — не своей ли
Вы кровлею его снабжали кровлю?
Вторгался ли губительный пожар,
Забыв свои стада, не кущу ль Пана
Спасали вы? И после не она ль
Утраты вам сторицей возвращала?
Не из нее ль стада вам возрождались, —
И вечный тук, и вечное млеко
Не из нее ль текли? — Кто в час урочный
Своих клетей не запирал, — казнен
Был смертию: за то ль, что презирал
Свое добро? Нет, но за то, что, сонный,
Губил он все стада и кущу Пана.
Когда пастух, корыстью ослепленный,
В затворе чумную овцу таил, —
Не обносил ли брата брат, хоть ведал,
Что смерть тому и всем его стадам?
Так, общиной связуясь, содержа
Закон отцов и мудрый их обычай,
Среди полей ограждены вы были
От волка, хищника, огня, чумы.
Теперь вы град построили: на чем же?
На камнях ли? — Но камни сила свалит.
На чем же строили вы? — На законе. —
И сами ж вы позволите, теперь,
Шагать за стены и валить закон,
Связующий и град и вас самих,
Как буйный вол безумно валит клеть,
Которая от волка ограждает? —
Так рухнет град — и разбредетесь вы,
Как овцы по полю без пастуха, —
И злой сосед, дорушив стены ваши
И сев на них. над вами ж посмеется…
Нет, граждане! --Уразумейте сердцем
И разумом: закон есть корень древа,
Которое вы посадили здесь, —
И если вы допустите червя
Точить его, еще не вросший в землю,
Еще как трость шатающийся в ней, —
То дереву не возрасти, а сгнить!
Нет, помните: чтоб цел и здрав был корень
Тогда лишь древо, утвердив стопы,
Широкое листом и станом крепко,
Вас отенит и поздних внуков ваших,
И пастыри иные придут к вам,
И приютит оно их со стадами,
И возрастет высоко и высоко,
И до него стрела не долетит,
И на вершине горней и тенистой
Юпитер, сам, свои положит громы!
Но помните: чтоб цел и здрав был корень.
Крепите же его, тучните почву;
Долой корысть: всё граду! Всё закону!
Ему и меч, ему добро и ниву,
И стадо, и детей, и жен, и братьев,
И кровь свою: всё граду! Всё закону!
Тогда лишь меч окрепнет, нива взыдет
Богатая, добро не оскудеет,
И стадо расплодится: братья, жены
И чада, и отцы, и сами вы,
Ограждены, всесильны, всем богаты,
Мир вкусите и счастьем процветете, —
И полная река обильных благ
От корня мощного на вас польется,
На вас, его своей вскормивших кровью.
Я вижу, граждане! — сошел на вас
Юпитеров совет премудрый: блещет
Он в сих очах: так сими-то очами,
Спокойными, разумными, теперь
Взгляните на преступника, пред вами
Стоящего, и в нем предстанет вам
Не изверг, кровью брата обагренный,
А исполнитель, верный страж закона.
Но это мало: памятью бесстрастной
Припомните его любовь ко брату,
Припомните день Ремова плененья.
Как он рвался, молил пустить за брата
У этих ног, как, глядя на него,
Вы плакали, как вопль его и глас
Из каменных очей пробили б слезы,
Припомните любовь его… Теперь
Вы помните и то, что братья вы, —
И так — в его прозрите душу: сам он
Ее не вскроет вам, но верьте мне:
Его в себе я чую: это сердце
В куски растерзано, облито кровью,
Сия рука, свершившая закон
На близнеце, еще не отдрожала!..
Какая ж, граждане, потребна сила,
Какой закона гром, чтоб заглушить
Вопль кровного, в одной руке сжать сердце
И вознести на близнеца другую?..
Почуйте то — вы, граждане и братья,
И восклицайте: прав братоубийца!
Почти все
(невольно)
Он прав.
Аппий
Отец! Ты силой мудрых слов
Не убедишь невольно к оправданью.
Но выслушай: пока сомненья пятна
Все не сотрешь, — не замолчу. — Ты прав!
Так, он любил в нем брата-пастуха;
Уверь же нас, что, ухватясь за посох,
Противники все были те же братья:
Два дружных пса за добычу грызутся,
Птенцы того ж гнезда за червяка
Клюются же. — Кто скажет, что любовь
Не залита была волной раздора?
Поутру спор, а в ночь братоубийство:
Как черный вран, во мне всё вьется мысль.
Что рад соперник был проступку брата,
Фаустул
Итак он брата не взлюбил за город,
Хоть стены строить сам его призвал?
Что боле два десяти лет в душе
Питал к нему, то истребило в нем
Желанье посоха? --Узнайте ж, судьи!
Он сам вчера, пришед ко мне, сказал:
Чтоб кровь не лить, я уступил бы брату".
Гостилий
Я слышал те ж слова.
Все
(кроме Аппия)
Он прав! Он прав!
Аппий
Где Ремов труп?.. Я привлеку его, —
И если вы, смотря на хладный труп,
Обезображенный рукою братской,
Кровавый труп, воскликнете: он прав!
Я сдамся… Ромул будет прав.
(Бежит за ворота и встревоженный возвращается).
О боги!
Рем жив!..
Ромул
(как бы очнувшись, в беспамятной радости бежит к воротам)
Брат жив! Брат жив! Где он? Где он?
Рем
(слабо)
Я жив… Последние я собрал силы…
Пришел… Сказать… Невинен ты… Закон…
Преступник я… Простите… руку… Брат…
Отец… Все… Аппий… Сил нет…
(Умирает).
Аппий
(при слове Аппий побледневши и задрожав, с усилием кричит и голосом своим покрывает голос умирающего Рема)
Ромул прав!
Фаустул
(тронутый, сняв с себя белую тогу, накрывает труп Рема, над которым склонился горестный Ромул)
О дети! я опять отец. . . но слезы!
В глубь сердца каньте… не до вас теперь!.;
(Подъемлет Ромула от трупа и, взявши его левою рукою, подводит к жертвеннику).
Аппий
(Ромулу)
Я долг свершил: ты гневен?
Ромул
(подавая ему руку)
Всё забыто!
Фаустул
Да, граждане, оправдан обвиненный:
Ему идет по праву торжество.
Он родом царь, он вам богами дан, —
И, как закона совершитель первый,
Сам утвердил избрание богов.
Так: первый гражданин да будет царь!
По имени его да наречется
Сей град.
(Простирая правую руку к жертвеннику).
Клянитесь вашему царю!
Ромул
(вырываясь из рук Фаустула и знаком отрицая клятву)
Нет, граждане, я не приемлю клятвы!
Прав гражданин, но прав ли брат во мне?
Вы смоете ль остатки братской крови?
Мне ль править вами, мне ль стеречь сей град,
Когда и день, и ночь тревожить будет
Кровавый брат — меня, его убийцу?..
Мир нужен для царя… Мне чужд он. . . Нет,
Уйду в леса… Зверям предамся, если
Меня на жертву не сожжете вы. . .
Кровь жаждет крови… Слышу… Боги мщенья
Мне вопиют о жертве очищенья!..
Кто ж принесет ее?
Фаустул
(между тем взявши чашу, выпивает и бросает сосуд)
Спокойся: жертва
Принесена.
Ромул
(с ужасом подбегая к нему)
Что было в этой чаше?
Фаустул
Оно во мне: его отсель не вынешь.
Я жертва. . . Ты очищен. . . Мир с тобой:
Так царствуй же.
Ромул
(в отчаянии обнимая его колени)
Отец! Ты принял яд?
Фаустул
Да, боги требовали жертвы: я
Уж ветх, темнеют очи, силы слабы,
Мне не поднять ни плуга, ни меча:
Что ж в жизни мне осталось? два, три лета:
Пусть их отдам я миру твоему,
Пускай мой прах в основу ляжет граду!
Ромул
А разум твой? Совет? Отец! Отец!
Ты ль покидаешь нас?
Все
(с воплем отчаяния)
Ты ль нас покинешь?
Фаустул
(твердо)
Восстаньте, дети: не до плача время.
Последние мгновения — теперь!
Примите же свои места: мой разум
Всё будет с вами, но внимайте, помня,
Что умирающий глаголет вам.
Фаустул
(оглянувшись)
Уже восходит царь светил: да с ним же
Взойдет и граду царь.
(Ромулу).
Богов избранник!
По гласу их, ты наречен царем.
Я ж, пастырь-жрец и сторож кущи Пана,
Тебе свои права передаю.
Царь — будь и первый жрец и сторож града:
По образу Этрурии царей,
Восприми же сию ты багряницу
На рамена: носи одежду солнца,
Храня под ней его же теплоту!
Укрась главу сим жертвенным венцом
И за народ с богами говори:
Сии дары от матери твоей
Я получил — и их тебе вручаю.
Восстань, о царь! Как солнце, ты прекрасен.
(Вручая ему свой пастырский посох).
Вот посох мой… Им, неусыпный пастырь,
Я стадо пас: ты им паси народ,
Стреги его от бед, взыскуй добро
И ело казни, но внемли слову, помня,
Что умирающий тебе глаголет.
Три молнии громодержавный царь,
Отец богов, на казнь в деснице держит:
Он первою остерегает тварь
И сам ее по грозной воле вержет, —
Она легко слетает с облаков.
Вторая жжет и злой бедою блещет, —
И лишь совет двенадцати богов
Созвавши, он ее на землю мечет.
Но третьею карает, раздражен, —
И что сожжет, то к жизни не возводит:
Когда ж ее замыслит ввергнуть он,
Сам в облако таинственно уходит,
Зовет к себе избраннейших богов,
Спокойно гнев их мудрости вверяет,
И, так решив, из темных облаков
На мир ее рушительно бросает.
Так действуй ты, царю громов подобясь:
Суди лишь Миром, Миром зло казни.
(Указывая на сидящих мужей).
Се Мир перед тобой — совет избранный,
Старейшины — сограждане твои!
Да будет Мир незыблем, непременен!
Свой разум правь по разуму его.
О царь и Мир! Сей град — храненье ваше.
Над вами он: днесь сопрягитесь клятвой
Друг другу и Ему, перед богами.
И помните, что эту клятву я
Вручу богам подземным, брату Рему!
Когда ее нарушит кто друг другу:
Царю ли Мир иль Миру царь, — тогда
Уж клятвы нет: Закон казни рушенье.
Когда ж ее нарушите вы граду,
То горе вам: две мстительные тени,
На жертву граду принесенны здесь,
И Рем и я, воздвигнемся на вас,
Подымем бури, молнии посыплем,
Под градом вашим восколеблем землю,
Сожжем добро и нивы потребим,
Дохнем чумою на стада, на вас!!!
Но если вы не измените ей,
Хранительно мы будем привечать
У очагов — и град крепить в основе.
Да с вашей жизнью сопряжется клятва!
Посеял я: богами спеет жатва.
(Сказав эти слова с усилием последнего вдохновения, он слабеет и тихо произносит следующее).
Труд кончен мой… Ваш настает… Я слабну…
Смерть… разрешает члены… Поддержите,
И на меня все устремите взор…
(Твердо).
Учитесь жить и умирать во благо.
Занавес падает.
(На этом рукопись обрывается).1830 г.
Примечания:
[править]Печатается впервые по беловой рукописи (Арх. Шевырева, ГПБ). В печати появились лишь в качестве самостоятельных лирических стихотворений отрывок из монолога Карменты «О вещий бог, далекозрящий бог» (см. Пророчество Карменты о Риме. Альм. «Денница» на 1834 г. С. 24 — 25) и отрывок ив заключительного монолога Фаустула: «Три молнии громодержавный царь» (см. «Три молнии». — Альм. «Комета Белы» на 1833 г., стр. 215—216). Трагедия задумана в начале августа 1829 г. на острове Искио. Первая сцена написана в начале февраля 1830 г., первое действие окончено 6 августа, второе — 7 ноября 1830 г. «Ромул» остался неоконченным, но мысль о работе над ним не покидала Шевырева долго.
9 декабря 1830 г. Шевырев писал Погодину (Д. С. —ИРЛИ):
«Ромул мой спит после двух действий: последние три совсем снаряжены, да душа все была не на месте. Примешься и нейдет. Прочтено все для него: только пиши».
Идейный костяк Ромула в целом должен был отобразить общественно-политические и философско-исторические устремления Шевырева.
Естественно поэтому, что литературные источники Ромула уводят не только в историю Рима (Тит Ливии, Плутарх, Дионисий Галикарнасский и историки Нибур, Крейцер и др.), но и в социологическую и в философско-историческую литературу. Так, для Ромула читался «Le contrat social» Ж.-Ж. Руссо (Письмо к Погодину от 11 февраля 1830 г. Д. С. --ИРЛИ). Этот особый аспект в трактовке исторической темы позволяет смотреть на Ромула, как на концентрацию основных политических настроений раннего славянофильства.
Так, среди заметок при чтении хроники Шекспира «Генрих V» Ш. записал: «В совещании Генриха V с вельможами двора о войне французской архиепископ Кентерберийский сравнивает государство с пчелиным царством. Мне еще до чтения этого приходило в мысль в Ромуле заставить говорить о пчелах — и вот какая светлая мысль блеснула у меня: одни будут стоять за монархизм, предлагая в пример пчел; другие — за республику, указывая на муравьев, из коих каждый трудится равно, не страшась правителя. Фаустул помирит их словами: вы не пчелы, не муравьи; изберите из обоих лучшее; у пчел — матку, у муравьев — равенство» (Дневник после 1828 г.).
Из всех своих литературных начинаний, предпринятых в Италии, Ш. придавал «Ромулу» первостепенное значение. Он работал над ним с августа 1829 по ноябрь 1830 г. Второе действие писалось с августа по 7 ноября 1830 г., как о том свидетельствует дневник II и письма к Погодину за этот период (ПД). Произведение это отражает раздумья Шевырева о природе и начале государственной власти, о сочетании свободы личности с интересами общества, « Ромул есть тип древнего римлянина: в нем видишь вместе и Брута (в смерти Рема) и Цезаря, и свободу и тиранию» (дневник II, запись от 20
августа 1830 г.). Наставляя Ромула блюсти общее благо и править в согласии с мнением народного совета («Мира»), Фаустул подкрепляет свои доводы ссылкой на небесный правопорядок, которому послушны все боги и даже их владыка Юпитер.
В этой связи обращает на себя внимание трагедия «Ромул» (из пяти предполагавшихся действий было написано только два), идея которой обдумывалась с августа 1829 г. Трудно предположить, чтобы Шевырев — единственный из современников А. С. Пушкина, упомянувший о «проекте» его «драмы „Ромул и Рем“», не соотносил бы с этим «проектом» (о котором он узнал вскоре после возвращения Пушкина из Михайловского) замысел своей трагедии. Возможно, что Пушкин, рассказав Шевыреву о плане «Ромула и Рема», в той или иной форме предложил собеседнику самому опробовать эту любопытную тему.
Источники текста:
Шевырев С. П., «Стихотворения», Л., «Советский писатель», 1939 г. Серия «Библиотека поэта». Первое издание. С. 91 — 144, 228—229. Составитель: Аронсон М. И.
«Поэты 1820—1830-х годов». Том 2, Л., «Советский писатель», 1972 г. Серия «Библиотека поэта». Второе издание. Составитель: Киселев-Сергенин В. С.