За Русь Святую!
М.: Институт русской цивилизации, 2014.
САМАРИН ЮРИЙ ФЕДОРОВИЧ[править]
Еще не стало одного из сильных деятелей русской мысли… 19 марта, после кратковременной болезни, скончался в Берлине Юрий Федорович Самарин [1].
Не слишком блистательна была официальная деятельность покойного: но он успел сделать себе громкое имя как один из лучших знатоков русской жизни и лучших друзей русского народа. «Десятки лет, — говорил в своей речи профессор Петербургского университета, священник М. И. Горчаков, — мужественно и неустанно подвизался он и жизнь свою положил на подвиги за веру и Отечество. Он подвизался как истинный, православно-русский герой, с оружием науки, мысли, слова, печати, с воодушевленной силой глубоких, широко обдуманных жизненных святых убеждений; с твердостью непреклонного патриотизма, с щитом веры, правды и любви, в шлеме народности и Православия. Он один из первых верно понял и объяснил просвещенному русскому обществу того врага нашего Отечества и Православной Церкви, который, очутившись в пределах России во второй половине XVIII века, крепко засел и непонятым образом удержался у нас тогда, когда его не терпели во всем свете, и, хотя не раз открыто изгонялся из пределов русских, снова тайно поселялся между нами, лукаво мутил и подчас еще мутит нашу науку, воспитание и жизнь. Юрий Самарин, один из немногих, к сожалению, образованных и ученых православных мирян Православной Церкви, ясно понимал, указывал и бодро отстаивал ту несомненную истину, что в обществе Православной Церкви заключается неиссякаемый источник великих народных, жизненных, нравственных сил, совершенно необходимых для содействия прогрессивному движению всестороннего благополучия русских граждан, и в кругу своей деятельности привлекал эти силы к саморазвитию и самодеятельности… Самарин был носитель и выразитель религиозного и церковного правосознания тех немногочисленных „образованных“ православных мирян, которые, через посредство прихода, принадлежат к Церкви по своим церковным правам и обязанностям, своими верованиями и жизнью, а не для формуляра о государственной службе. Чем малочисленнее количество таких редких прихожан, тем дороже они для всей русской Православной Церкви. О всех, — заключил речь свою Михаил Горчаков, — мужественно подвизавшихся за веру и Отечество и в добром подвиге окончивших свою жизнь, русская Православная Церковь торжественно и ежегодно молится и вечно будет молиться».
«Самарин, — говорил в своей превосходной речи князь А. И. Васильчиков, — был в наше время, в нашем современном обществе, действительно деятель в полном и лучшем значении этого слова, — не из тех, которые держат только речи и сочиняют проекты, но из других, которые и словом, и делом, своими познаниями и умом, своим участием в пробуждающейся общественной жизни, действительно, принесли пользу Отечеству и своей братии, не только меньшей, но и большей…
У народов, как и у царей, бывают льстивые и опасные друзья, и самые искренние чувства теряют свою цену, когда, увлекаясь крайностями, преувеличивая хорошие стороны и умаляя дурные, публицист или общественный деятель извращает факты для пользы своего дела. Это иезуитское правило никогда не руководило Самарина, хотя иезуиты не только латинской церкви, но и других приходов и уличали его в каком-то славянофильском доктринерстве. Действительно, у него была доктрина, как у всякого человека с твердыми убеждениями, но доктрина, чуждая всякой исключительности; он высоко ценил западную цивилизацию, изучал основательно классическую древность, знал, как не многие из нас, новейшие языки; но весь этот запас и богатый запас сведений и знаний применял разборчиво к русскому быту, принимал одно и отвергал другое. Культуру других народов он уважал глубоко, даже глубже, чем те, которые обвиняли его в узкости взглядов, потому что он требовал для России именно того условия, которое создало другие цивилизации, чтоб она вырастала из корней и семян, а не из культурных черенков, привитых сверху к диким стволам. Это была его доктрина. Он боялся ломки народного быта, преждевременного и легкомысленного искажения его коренных начал; но в то же время защищал всеми силами те нововведения, которые вносили свет и жизнь в русское общество, хотя бы они исходили из чужих краев».
Таковы были поминки в Петербурге и проводы одного из достойнейших и трудно заменимых деятелей нашей общественной жизни. Во всей широте исполнились над усопшим Юрием Федоровичем Самариным слова Писания: Телеса их в мире погребена быша, и имена их живут в роды. Премудрость их поведят людие, и похвалу их исповесть Церковь[1].
Москва едва ли даже не переспорила Петербург в торжественной встрече и чествовании памяти своего родимого питомца. К двум часам пополудни 29 марта в Николаевский вокзал начала стекаться многочисленная и разнообразная публика. В половине третьего часа вся платформа залита была народом. С прибытием пассажирского поезда гроб был вынесен из товарного вагона на платформу, где тремя священниками при участии двух диаконов отправлена была краткая заупокойная лития, затем гроб, украшенный лавровым венком и усыпанный цветами, поставлен был на катафалк и тронулся, в сопровождении многочисленной толпы народа, в университетскую церковь. На другой день происходило отпевание покойного, которое совершал сам маститый первосвятитель Москвы, высокопреосвященнейший митрополит Иннокентий, высоко ценивший заслуги Самарина Церкви, Престолу и Отечеству. Останки его перевезены были в Данилов монастырь, где и почили до общего всех воскресения…
Завидна участь твоя, муж именитый силою, советовавший разумом своим, провещававший во пророчествах старейшина людей в советех и в разуме писания людей! Многу славу создав тебе Господь величием Своим от века!..[2]
ПРИМЕЧАНИЯ[править]
Печатается по единственному изданию: Аскоченский В. И. [Без подп.] Самарин Юрий Федорович // Домашняя беседа. — 1876. — Вып. 15. — С. 394—396.
[1] Самарин Юрий Федорович (1819—1876) — религиозный мыслитель, публицист, общественный деятель, один из главных представителей истинного славянофильства.