Коровин К. А. «То было давно… там… в России…»: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936—1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
М.: Русский путь, 2010.
Случай[править]
Многое в жизни зависит от случая.
Как сказать, счастье, что ли? Одному везет, другому — никак. Так и говорят: «его величество случай».
Вот какой случай рассказал мне в моей молодости мой знакомый — дирижер частной оперы.
— Был я в Киеве, — начал он, — служил вторым дирижером в оперном театре. Был молод, только что окончил консерваторию.
Как-то рано утром, в девять часов, сам не зная почему, пошел в театр. Никого нет. Прошел в библиотеку. Разбираю ноты, партитуры. Приходит сторож и говорит мне:
— Приехали каких-то двое — директора спрашивают. Я говорю — его нет. Так кто ж тут есть, спрашивают. А я говорю, что пришел музыкант, что палочкой милитирует. Нам, говорят, очень нужно с ним переговорить.
Сошел я вниз. Посетители очень любезно со мной заговорили: о репертуаре и чем я дирижирую.
— Мы приехали из Москвы певцов послушать. Что же вы так рано здесь делаете?
— Да вот просматриваю оркестровые партии в библиотеке, смотрю, нет ли ошибок.
— Очень приятно познакомиться и поговорить с вами. Скажу откровенно, — сказал один, постарше, — нам нужен дирижер, и притом — человек серьезный. Дирижер у нас есть, но мы им не очень довольны. Сказать откровенно — человек легкомысленный, хотя и немолодой. Проходу артисткам не дает. Волокита. Не едет артистка с ним ужинать — он ей все мимо аккомпанирует или заглушает. Постоянные жалобы, слезы, сцены. Вообще, я того принципа, что ни режиссеры, ни дирижеры не должны иметь в театре личных симпатий… А то что же получается… Дайте нам, пожалуйста, ваш адрес, мы вам напишем.
Пришел я домой и думаю: «Неужто в Москву попаду?.. „Не ухаживай за артистками!“ Чудно…»
Через неделю получаю письмо с приглашением и условия контракта. Отвечаю согласием. Долго писал. А во сне видел: артистка мне глазки делает и ручкой поцелуй посылает. А я ей и кричу: «Оставьте меня в покое, убирайтесь к черту…» Неприятный сон, а директор руку мне жмет.
Приехал в Москву. Знакомлюсь с артистками. Одна — контральто, красивая, мне и говорит:
— Не можете ли приехать ко мне и пройти со мной партию?
— Неудобно, — сказал я, — на сцене можно утром, до репетиции.
— Ах, я не встаю так рано. Отчего же вы не можете ко мне приехать? В чем дело?
— Не могу.
— Как это странно…
Другая — сопрано, прехорошенькая.
— Не можете ли, — говорит, — маэстро, приехать ко мне утром или после спектакля?
— Не могу, — отвечаю. — Приезжайте утром в театр, на сцене пройдем.
— Это мне неудобно, — смеясь, сказала она. А сама такая симпатичная…
Я подумал и говорю:
— Вот что. В ресторане «Континенталь», в отдельном кабинете, есть хорошее пианино. После спектакля приезжайте туда ужинать, я с вами там и займусь. Захватите клавир.
Сижу в «Континентале». Не знаю почему — но в сердце у меня: тик, тик, тик… Приходит. Заказал ужин. Очаровательна. Я с ней прохожу места ее партии. Все идет хорошо.
Вдруг слышу: в соседнем кабинете кто-то кашляет и говорит:
— Да, да… Вот что…
Голос директора. Я весь похолодел: «Ведь это черт знает что выйдет!..»
Моя гостья меня спрашивает:
— Что с вами?
— Подождите…
А сам смотрю в щелочку. Директор! Меня прямо в ноги ударило. Пропал! А она поет…
— Замолчите, — шепчу, — директор! Слышу — встали, уходят. «Слава Богу».
Приотворил дверь кабинета, смотрю — остановились у лестницы и смотрят на дверь нашего кабинета. Думаю: что делать?.. Позвонил. Пришел половой.
— Подай бутылку пива.
Принес откупоренную.
— Что это вы пиво? — спросила меня удивленно мое сопрано.
— Умоляю — помолчите…
— Принеси-ка, любезный, неоткупоренную бутылку.
Половой принес. Я сам откупорил пиво и стал жечь пробку на свече. Моя гостья смотрела на меня с изумлением.
Я был бритый. Стал мазать черные усы и эспаньолку. Брови сделал широкие, черные.
— Что вы делаете! — всплеснула руками сопрано.
— Молчите, — говорю, — а то я пропал. И отвернитесь. Я спасаю честь женщины.
Я перевернул фрак — подкладка атласная — и надел наизнанку. Фалды фрака запихал в брюки. Красненьким шарфиком сопрано перевязал себе шею. Волосы разлохматил.
— Посидите, я сейчас вернусь…
Я смело вышел из кабинета и на пороге крикнул в дверь своей гостье по-итальянски:
— Порка Мадонна![1]
И прошел мимо директора.
Он удивленно посмотрел на меня и сказал приятелю:
— Это не он. Футурист какой-то пьяный.
«Спасен…» — подумал я.
Да самого утра мы ужинали с сопрано. Она меня укоряла в трусости. Да, не все женщины понимают… А все же директор спрашивал ее потом, не знает ли она «футуриста-итальянца» — «я фамилию его не помню, но брови у него очень черные…».
А я с той поры в таких случаях стал бороду подвешивать, синие очки надевать и цилиндр, которого терпеть не мог. Да и холодно голове зимой было. Что поделаешь… Зато на хорошем счету у директора.
И все же снова — случай. На этот раз — роковой. Через семь лет попался. Парикмахер театральный предал. Я-то сдуру бородку ему заказал, а он, негодяй, в счет-то ее директору и поставь. А тот, дотошный, меня и спроси:
— Какая это для вас бородка понадобилась…
Я растерялся.
— Бородка? Я никакой бородки не заказывал, — говорю.
Он только головой покачал — парикмахер про меня ему сказал:
— Он двойную жизнь ведет. По ночам гримируется и за артистками шьет. У Лентовского в «Альказаре» кутит.
Вот опять пришлось в провинцию уехать.
— А с артисткой этой — сопрано — вы, значит, расстались? — спросил я.
— Расстался! Она замуж за этого директора вышла. Вот так случай!
— Да… приходится сознаться — в жизни все случай и все — по случаю…
ПРИМЕЧАНИЯ[править]
Случай — Впервые: Возрождение. 1938. 2 декабря. Печатается по газетному тексту.
«Альказар» — летний театр-варьете М. В. Лентовского в Петровском парке в Москве (1890-е гг.).
- ↑ От ит. «Porka Madonna!» — здесь: «Черт возьми».