Прошлой весной, 26 апреля 1891 года, в Лондоне скончалась Елена Петровна Блаватская. Она известна у нас как автор интересных и талантливых повествований «Из пещер и дебрей Индостана» и «Загадочные племена Голубых гор», печатавшихся в «Русском вестнике» под псевдонимом Радда-Бай.
О сочинениях её иного рода и вообще об её деятельности сведений имелось очень мало. В «Новом времени» промелькнула корреспонденция из Лондона о разоблачении производившихся ею якобы чудодейственных феноменов. Затем недавно, уже после смерти Елены Петровны Блаватской, в специальном издании, «Вестнике клинической и судебной психиатрии и невропатологии», был напечатан критический очерк д-ра Розенбаха, под заглавием «Современный мистицизм». Этот очерк вышел и отдельной книжкой. В нём целая глава носит название: «Теософический культ» и посвящена рассказу об исследованиях «Лондонским психическим обществом» теософических феноменов и разоблачениях их поддельности.
Корреспонденция «Нового времени», конечно, уже позабылась, статья г. Розенбаха мало кому известна и, таким образом, знакомство русского общества с деятельностью покойной Блаватской оставалось весьма поверхностным. Но вот в газете «Новости», а затем в журнале «Русское Обозрение» появились обширные статьи г-жи Желиховской. В статьях этих автор, родная сестра Блаватской, изумляясь молчанию русской печати о создательнице «теософии», знакомит наше общество с женщиной, «которую её последователи в Америке, Индии и Европе называют «избранным светочем», враги — «величайшей обманщицей века», а все вообще, знающие её сочинения и деятельность за последние пятнадцать-двадцать лет — «сфинксом девятнадцатого столетия» и на смерть которой отозвалась вся иностранная пресса…»
В тех же «Новостях» около двух, кажется, лет тому назад была помещена большая статья другой дамы-сотрудницы этой газеты [1]. В этой статье говорилось о парижской жизни, упоминалось о парижском «теософическом обществе» и о том, что оно распалось вследствие разоблачений, сделанных мною.
Я не отрицаю факта, сообщённого сотрудницей «Новостей». Я действительно, кроме родственников Елены Петровны Блаватской, единственный русский, близко и хорошо её знавший в период 1884—1886 годов, то есть немедленно после появления её из Индии в Европу и во время возникновения европейских «теософических обществ», организованных ею и её пособником, Генри Олкоттом, американцем, известным под именем «полковника» Олкотта. Я действительно в 1886 году способствовал распадению первого французского теософического общества, устроенного, под названием «Société théosophique d’Orient et d’Occident», герцогиней де-Помар леди Кэтнисс и укреплённого Еленой Петровной Блаватской в Париже в 1884 году.
По возвращении моём в Россию и до сего времени я ровно ничего не писал о г-же Блаватской и её теософическом обществе, находя более чем бесполезным касаться этого антихристианского движения, пока оно остаётся фактом у нас малоизвестным. Я хранил про себя всё, что знал, а также имеющиеся у меня документы до того времени, когда в нашей печати появятся панегирики г-же Блаватской и, в той или иной форме, пропаганда её имени и её новейшей теософии. Я желал только одного, — чтобы это время совсем не настало и чтобы я был избавлен от нравственной необходимости вновь коснуться этого предмета.
До сих пор я имел возможность молчать. Но пространные статьи г-жи Желиховской, где она, не без основания, объявляет свою сестру «всемирной знаменитостью», а о проповедовавшейся и созданной ею «новой религии» говорит, как о «чистом и высоком» учении, — являются именно пропагандой в России этого «чистого и высокого» учения и имени его провозвестницы.
Эти статьи о неоценённой нами нашей знаменитой соотечественнице и о всемирном значении и распространении её учения — не могут не заинтересовать нашего общества, так падкого на всякие «новые учения» и весьма доверчивого. «Славны бубны за горами» и, по прочтении статей г-жи Желиховской, действительно создаётся очень увлекательная картина, способная распалить воображение, жадное до всякой новизны, особенно если она сулит удовлетворение высшему, духовному интересу.
В таких обстоятельствах молчать и скрывать истину, зная её, — становится преступным. Поэтому я вижу себя вынужденным прервать молчание о моём близком знакомстве с Еленой Петровной Блаватской и её «Обществом». Мне это крайне тяжело и противно, как должно быть тяжело и противно человеку, обязанному, даже ради самой святой цели, разрывать могилу и вынимать из неё находящийся в ней труп. К тому же, помимо тяжести и отвращения, я не могу избавиться от чувства жалости, которое всегда возбуждала во мне эта, во всяком случае, необыкновенная женщина, богато одарённая природой.
Ради этой невольной жалости я был бы очень счастлив забыть всё, что знаю. Забвение, полное забвение — вот единственное, что было бы нужно теперь для Елены Петровны Блаватской. Но ей нет забвения и смерти, хотя тело её подвергнуто кремации в Лондоне и прах её хранится в трёх урнах. Ей нет смерти — это печатно говорит нам её родная сестра, статьи которой являются в настоящее время единственной причиной, ставящей меня в нравственную необходимость приступить к тяжёлым, противным для меня воспоминаниям и вскрыть пакет с хранящимися у меня документами.
Несчастная Елена Петровна! вот она передо мною, как живая, но образ её не только двоится, а троится. В ней было три совершенно различных существа. Было в ней ещё и четвертое существо, но я его не знал лично, и только последняя крайность может заставить меня в будущем его коснуться. До сих пор живо много лиц, знавших её в молодости и в зрелых годах её, — эти лица сообщают удивительные вещи о приключениях её бурной и скитальческой жизни.
Я узнал её тогда, когда «жизнь женщины» была кончена и наступил период совсем иной деятельности. Конец этой бурной «жизни женщины» оказался не концом, как случается обыкновенно с заурядными женщинами, а именно началом её «настоящего» существования, проявления всех данных ей природой способностей.
Я знаю её состарившейея, больной, но полной огня и энергии — и не могу её иначе себе представить. Как я сказал — в ней было три существа. Первое из них — Елена Петровна в её спокойные дни и вдали от дел «теософического» общества, весёлая, остроумная собеседница, с неистощимым запасом хотя грубоватого, но настоящего юмора, интересных, увы, далеко не всегда основанных на строгой правде рассказов, анекдотов, смешная и симпатичная, как-то магнетически к себе привлекавшая и даже способная на добрые порывы.
Второе существо её — «Радда-Бай», H. P. Blavatsky или H. P. B. — автор «Пещер и дебрей Индостана», «Загадочных племён», «Разоблачённой Изиды», «Тайного учения», «Ключа к теософии», редактор «Теософиста», «Люцифера» и так далее — писательница, поражающая своим литературным талантом, огромной памятью и способностями быстро схватывать самые разнородные предметы и писать о чём угодно, писать интересно и увлекательно, хотя нередко бессвязно и разбрасываясь во все стороны.
Если бы сочинения Е. П. Блаватской были, как рассказывает г-жа Желиховская, произведениями её таинственного учителя, великого мудреца полубога, живущего в дебрях Тибета и диктовавшего ей, с полным пренебрежением к пространству, когда она находилась в Америке или Европе, — такому мудрецу сочинения эти, ввиду их недостатков, сделали бы немного чести. Ей же, в юности плохо усваивавшей предметы элементарного образования и до сорока лет знавшей, якобы, очень мало, — опять-таки по свидетельству её сестры, — они делают большую честь, указывая на огромные её способности и горячую любовь к своему труду, ради которого она забывала на моих глазах тяжкие страдания различных болезней, давно уже её мучивших.
В этом отношении сочинения её — действительно чудо; но объяснения этому чуду надо искать в тайниках человеческого разума и духа, а не в том, что невидимый и проблематический «махатма» диктовал ей и водил из Тибета её рукою, что к ней прилетали нужные ей для справок книги и так далее. Но ко всему этому я вернусь в своём месте, так же как и к вопросу о том, что́ такое «её учение», её ли оно и каким образом она явилась его провозвестницей.
Третье существо Е. П. Блаватской, за которым, к несчастью, слишком часто скрывались и совсем исчезали два её первых существа, это «madame», как называли её все теософы, без различия национальностей, это создательница «Теософического общества», и его «хозяйка», «la femme aux phénomènes».
Дойдя до «феноменов», г-жа Желиховская в своих статьях говорит, что сама Блаватская «лично презирала эти чудеса», но что последователи её свидетельствуют о них устно и печатно с великой уверенностью. «Лучшие люди, окружавшие её, не за них её ценили, и сама она, в особенности в последние годы жизни, презрительно к ним относилась, говоря, что это ничтожнейшие действия сил, известных каждому фокуснику-факиру… Многие «воспоминания» о ней её близких заявляют, как часто она останавливала с неудовольствием любопытство своих многочисленных сторонних посетителей».
Увы, это совсем не то! — всё дело именно в феноменах. С их помощью Е. П. Блаватская создала своё «Теософическое Общество», в их всеоружии она явилась в 1884 г. в Европу для насаждения своего учения, ими она сделала себе рекламу и собрала вокруг себя людей, желавших их видеть с той или иной целью. Только эти феномены заинтересовали и привели к знакомству с нею таких людей, как Крукс, Фламмарион, Шарль Рише и английские учёные, учредители лондонского «Общества для психических исследований».
Эти феномены, к сожалению, неразрывно связаны как с нею самой, так и с её «Теософическим Обществом», что будет доказано далее. В них могла быть её истинная сила и оказалась её слабость. Из-за них она погубила нравственно и себя, и многих, из-за них терзалась, бесновалась, убивала в себе душу и сердце, превращалась в фурию и должна была вынести всё то, о чём умалчивает г-жа Желиховская.
Когда эти феномены были разоблачены, — опять-таки, как будет видно ниже из многого, а также из подлинного отчёта и документов лондонского «Общества для психических исследований», которые я приведу в своём месте, — Блаватская почла себя погибшей. Чего могла ждать для себя женщина, взявшая своим девизом: «There is no religion higher than truth» (нет религии выше истины) — она даже на своей почтовой бумаге и конвертах выставляла этот девиз, — и доказывавшая весьма важные положения своего учения феноменами, несомненно и неопровержимо оказавшимися самым грубым, самым возмутительным обманом и подделкой!? Казалось, — она права была, сочтя себя погибшей.
Но дело в том, что среди человеческого общества всегда находится множество лиц, для которых правда только тогда правда, когда она согласна с их желаниями. Люди, заинтересованные так или иначе в процветании «Теософического Общества», а также чувствовавшие себя скомпрометированными, стали кричать, что знаменитая «посланница тибетских махатм» оклеветана, — и в то же время сами не останавливались ни перед какой, самой грязной клеветой, чтобы по мере возможности чернить и унижать её врагов, то есть людей, не позволивших ей себя совсем одурачить.
Нашлось немало жаждущих и алчущих новинки, которые не стали справляться с формулярным списком Е. П. Блаватской и пристали к её стаду. Таким образом она увидела, что вовсе не погибла. Она оправилась, стала продолжать и даже расширять свою деятельность, только относительно феноменов — «закаялась», — это, мол, напрасная затрата жизненной силы, вздорные проявления и так далее.
Однако вот теперь, когда Е. П. Блаватской уже нет и, следовательно, никак нельзя в её феноменах убедиться воочию, «полковник» Олкотт снова выступает сам и ведёт за собою целый полк обоего пола особ, свидетельствующих о самых поразительных чудесах, производившихся «madame». Даже г-жа Желиховская тоже не может воздержаться, чтобы не порассказать русскому обществу обо всех этих чудесах и не привести о них чужие рассказы.
Ввиду всего этого и я считаю своею обязанностью передать во всеобщее сведение те «поразительные феномены», которых мне пришлось быть свидетелем. «Нет религии выше истины!» — как говорила, писала и печатала на своих бумажках и конвертах несчастная Елена Петровна.
Примечания[править]
- ↑ Фамилия этой дамы мне известна; но так как я не помню, как она подписала свою статью, то и не решаюсь назвать её. Номера «Новостей» с её статьей у меня нет под руками, но я сам читал его и очень хорошо помню все подробности, в чём и ручаюсь.