Разобрав далее ещё несколько случаев «падающих писем», где можно предположить легче всего обман, Годжсон переходит в своём отчете к феноменам, описанным Синнеттом в его книге «The Occult World».
Первый описанный м-ром Синнеттом случай был случай с письмом, написанным им махатме Кут-Хуми. „Окончив письмо, — говорит Синнетт, — я положил его в конверт и отнёс к г-же Блаватской, сидевшей в гостиной с моей женой. Я сказал: «Можете ли вы сделать, чтобы его взяли и доставили мне ответ?» Она положила письмо в карман и встала, чтобы идти к себе в комнату. Все окна по обыкновению были открыты. Когда она вышла, я подошёл к двери гостиной. Она не больше как на мгновение уходила у меня с глаз и вдруг вскричала: «О! он взял его от меня!» Я скорее преувеличу, если скажу, что не видел её десять секунд. Произнеся это, она возвратилась в гостиную, и мы все вместе прошли в мою контору, в задней части моего дома. Я занялся моим делом, а она просто лежала на софе у меня на глазах. Она пробыла так от пяти до десяти минут, когда вдруг, подняв голову с подушки и указывая на нее, она сказала: «Вот ваше письмо». Я должен заметить, что за мгновение до этого я ясно слышал странный шелест в воздухе. Я полагаю, что никогда не слыхал подобного звука, и г-жа Блаватская спрашивала меня потом, слышал ли я его. Письмо лежало на подушке, имя, написанное мною на конверте, было зачёркнуто и над ним написано моё собственное. Конверт был не распечатан и совершенно в том же виде, как я отдал его г-же Блаватской, исключая упомянутой помарки. Я раскрыл конверт и нашёл ответ на мой вопрос махатме».
Из этого данного нам сообщения следует, что г-жа Блаватская и десяти секунд не была вне наблюдения м-ра Синнетта, но в сообщении, помещённом в «Occult World», говорится уже о тридцати секундах в первом случае и, кроме того, что в собственной комнате м-ра Синнетта г-жа Блаватская не была у него на глазах одну или две минуты. После этого я не могу быть уверен, что г-жа Блаватская не пробыла у себя в комнате гораздо более тридцати секунд, а также, что она не уходила в какую-нибудь другую комнату во время короткого интервала в «несколько минут», посвящённого м-ром Синнеттом на разговор с женой в соседней комнате. Даже не считая этой неуверенности, я не могу придавать ни малейшего значения этому случаю, после того как при вторичной попытке мне удалось в условиях, описанных м-ром Синнеттом, в течение одной минуты вскрыть обыкновенный конверт, прочитать письмо и написать ответ такой же длины, как описанные, и затем снова закрыть конверт, так что не осталось следов, что его открывали, и мне кажется, что для г-жи Блаватской, благодаря, вероятно, большой ловкости и практике, было достаточно для этого тридцати секунд. Я не предполагаю, чтобы м-р Синнетт продолжал утверждать, что слышанный им шелест не мог быть устроен находившимися в распоряжении г-жи Блаватской средствами.
Следующий случай, описываемый м-ром Синнеттом, произошёл в Кроу Несте и описан в его сообщении.
«Я ожидал письма от Кут-Хуми, но, прибыв в Бомбей, не нашёл его в главной квартире. Я писал, прося ответа на многие вопросы. Я приехал поздно ночью и на следующее утро ходил по веранде, разговаривая с г-жою Блаватской. Мы зашли в узкую комнату с большим столом посредине, в которой я ночевал. Разговаривая, я сел и она также, на довольно большом от меня расстоянии. Я сказал: «Почему это мне нет ответа?» Она отвечала: «Может быть, он хочет прислать его прямо вам. Постарайтесь употребить в дело вашу силу воли и обратитесь к нему. Просите прислать вам ответ». Я возразил: «Нет, я подожду; он рано или поздно наверно ответит». В эту минуту передо мной на стол упал конверт. Это был большой конверт с тридцатью страницами письма. Пакет стал видим только невысоко над столом, не более двух футов, хотя я не придаю большого значения точности этого расстояния. В комнате было очень светло».
М-р Герней (член комиссии). Знала ли г-жа Блаватская ранее этого разговора с вами, что вы писали и ждали ответа?
М-р Синнетт. Конечно; но я придаю главное значение тому, что это случилось при ярком свете, в комнате, где я спал предыдущую ночь и где пробыл всё утро, входя и выходя ненадолго. Всё произошло вполне на моих глазах. Г-жа Блаватская не могла бросить письма своими руками. Все обстоятельства несовместны с таким предположением. Я в это время не писал, а разговаривал с нею, и самая мысль, чтобы она могла бросить письмо — нелепа. (См. «The Occult World», стр. 120).
Не мешает обратить внимание, что замечание г-жи Блаватской, чтобы м-р Синнетт «употребил свою силу воли», в случае его отказа, как это и случилось, было рассчитано на то, чтобы сделать феномен ещё поразительнее; надо также сказать, что м-ром Синнеттом не было произведено никакого осмотра ни потолка комнаты, ни пола чердака над нею. По словам м-ра Куломба, пакет был положен в трап в потолке ещё с вечера накануне, но вследствие позднего приезда м-ра Синнетта феномен отложили до следующего утра. Комната, где упало письмо, уже описана ранее, и случай не требует дальнейших пояснений.
Третий случай был с запечатанным конвертом и, видимо, считается м-ром Синнеттом в его сообщении комиссии «совершенно полным». (См. „The Occult World“, стр. 95—96). Этот конверт, заключавший письмо от братьев и, по предварительном заклеивании и запечатании, данный м-ром Синнеттом г-же Блаватской, находился у неё несколько часов, а когда был возвращён м-ру Синнетту, то он нашёл его «совершенно нетронутым, совершенно в том же виде, в каком он отдал его». Вскрыв конверт, м-р Синнетт нашёл в нём не только своё письмо, но и ответ Кут-Хуми. М-р Синнетт показывал мне этот конверт, и не могу сказать, чтобы он показался мне совершенно нетронутым, напротив, судя по длине четвертинок конверта, припечатанных лишь с нижней стороны, письмо можно было вынуть и вложить совершенно свободно; а если притом клей был так или иначе расклеен, то это становилось ещё легче.
Последний описанный м-ром Синнеттом случай, касается моментального переноса из Бомбея в Аллахабад куска гипса. Вот вкратце описание этого случая. Полковник Олкотт в сопровождении м-ра Бавани Рао ехал из Бомбея в Калькутту и по дороге остановился в Аллахабаде у м-ра Синнетта. Однажды вечером, возвратясь домой, в числе многих полученных телеграмм м-р Синнетт нашёл одну от махатмы М., в которой говорилось, чтобы он искал у себя в комнате кусок гипсового барельефа, который М. только что мгновенно перенёс из Бомбея. М-р Синнетт нашёл этот кусок в ящике своего письменного стола. Документ, подписанный в Бомбее, показывает, что около этого времени, как м-р Синнегг нашёл этот кусок, многими лицами, сидевшими на веранде рядом с кабинетом г-жи Блаватской, был услышан громкий стук чего-то падающего и разбивающегося. Оказалось, что со стены упал гипсовый медальон. Когда подобрали осколки, оказалось, что недостает одного куска. Вскоре после этого г-жа Блаватская ушла к себе в комнату и затворила дверь. Через минуту она позвала м-ра Тукарама Татиа и показала ему бумагу, написанную почерком махатмы М., где говорилось, что он перенёс недостающий кусок в Аллахабад. Через несколько дней обломки были посланы м-ру Синнетту, и его кусок «совершенно пришёлся». Конечно, слабый пункт этого случая тот, что нет доказательств, чтобы кусок, полученный м-ром Синнетт, был в Бомбее в то время, когда разбился медальон, кроме слов г-жи Блаватской, «которая удостоверила, расспросив прислугу, что все украшения были вычищены два дня тому назад и тогда медальон был цел».
Что надо было сделать, в случае, если тот феномен — обман? Предположим что г-жа Блаватская, начав отламывать от медальона угол, сломала его весь на куски. После некоторого затруднения м-р Куломб собрал эти куски вместе, кроме одного, и прикрепил их к картону, который повесил на стену, прикрепив веревку таким образом, чтобы его можно было всегда сдёрнуть, потянув за эту веревку. М-р Куломб, уезжая с женой в Пуну, показал Бабуле, что́ надо сделать. (М-р Куломб утверждает, что это так было). Кусок гипса дан или послан какому-нибудь сообщнику, чтобы положить в стол м-ру Синнетту вместе с запиской, написанной почерком «махатмы М.», чтобы положить на стол; час выбран 7 ч. дня 11 марта, по Бомбейскому времени, и в назначенное время Бабула дёргает за верёвку, медальон со стуком падает, и свидетели слышат треск и подбирают осколки. Г-жа Блаватская идёт к себе в комнату и пишет записку махатмы. Между тем сообщнику удалось превратить записку в телеграмму на телеграфном бланке. Тому же сообщнику могли быть даны две записки Кут-Хуми, полученные м-ром Синнетт в то время, как м-р Бавани Рао был в Аллахабаде. В тех местах первой записки, которые м-р Синнетт приводит в «Occult World», нет ничего, что нельзя было бы написать заранее, а вторая, судя по сообщению м-ра Синнетта о её содержании, тоже могла быть заранее внушена им самим. В ней, по словам м-ра Синнетта, просто говорится, что «то, что я задумал, невозможно и что он (Кут-Хуми) напишет мне более подробно через Бомбей». Это замечательно похоже на тот еn cas, который г-жа Блаватская приготовила для генерала Моргана (адиарское блюдечко) и который, так как генерал ничего не спросил, остался у Куломбов. Если бы мне на мои объяснения возразили, что единственным сообщником может быть сам м-р Бавани Рао, я отвечу, что не считаю этого возражения за важное. Я уже указал достаточно поводов верить тому, что г-жа Блаватская имела настолько влияния на двух молодых образованных туземцев, чтобы заставить их помогать её обманам, и из того, что я знаю о м-ре Бавани Рао, или как его все зовут Бавани Шанкаре, я не вижу, почему бы ему не быть третьим её пособником. (См. приложение IX).
Теперь перехожу к остальным феноменам, описываемым м-ром Синнеттом в «Occult World». Прежде всего обратимся к «ударам» и «астральному звону», в которых м-р Синнетт видит важные подтверждения феноменов. Я приведу здесь место из «The Occult World», стр. 35:
«Опираясь на такую сильную поддержку, как верность основных теорий новейшей физики, нельзя действовать иначе, как путём научных исследований. Я старался тщательно исключить не только вероятность, но даже возможность плутовства; а где это было невозможно, результаты тех опытов не входят в общую сумму моих заключений».
Однако, судя по тому, что я знаю о способе действий м-ра Синнетта, я прихожу к тому мнению, что его путь исследований не может быть никак назван «научным», и что, по всей вероятности, тот же недостаток необходимых предосторожностей характеризует его соблюдение «образцовых условий» в тех примерах, которые я не мог лично проверить, как в тех, где я имел случай их проверить. Так, например, я не принимал участия в образовании цепи рук, как м-р Синнетт описывает на стр. 33, но я не могу придавать никакого значения его показаниям об этом и подобных случаях, после того как проверил другие случаи, о которых он говорит с такой же, если не большей, уверенностью. Удары, происходящие, когда г-жа Блаватская кладёт руки на голову пациента, я хотя и проверял, но не могу ничего сказать, так как г-жа Блаватская сидела за мною, и я не мог наблюдать за её пальцами. Она не предупредила меня, что хочет делать и я предполагал, что она желает меня «месмеризировать»; так называемые «толчки», которые я чувствовал, произвели на меня впечатление простого выражения нетерпения со стороны г-жи Блаватской. Когда же моё внимание было обращено на эти толчки, то я совсем не нашёл, чтобы они были похожи на толчки от разряжения электричества, как говорит м-р Синнетт. Резкое чувство дрожи совершенно отсутствовало. К сожалению, я не могу легко щелкать суставами пальцев, я могу только слабо щелкать суставами больших пальцев, но когда я ударил себя так по голове, то «характер» удара был такой же, как и от ударов, полученных от ловких рук г-жи Блаватской. Я однако не думаю представлять этого объяснения, удовлетворяющего меня, за верное объяснение опытов м-ра Синнетта. Правда, м-р Синнетт считает это предположение «идиотством» («O. W.» стр. 33), но там дело идёт о предположении, что письмо, описанное им, как «материализованное или восстановленное в воздухе», есть результат скрытого аппарата. Предположение это он считает «глупым до смешного» (стр. 120), несмотря на то что феномен случился в главной квартире «Теософического общества», что в потолке было множество отверстий, и что на чердаке наверху могли быть устроены всевозможные приспособления. М-р Синнетт с негодованием отвергает предположение, чтобы г-жа Блаватская могла производить «удары» или «звон» при помощи какой-нибудь скрытой на ней машинки; но я не могу не предположить, чтобы последние звуки не были производимы чем-либо в этом роде. Г-жа Куломб утверждает, что их происхождение именно таково, при помощи машинки, какие бывают в часах с репетицией. Она показала мне платья, на которых с правой стороны, немного ниже талии, было пятно, как от ржавчины, по её словам происходившее от трения этой машинки.[1] Она говорила также, что часто Бабула относил машинку на крышу или куда-нибудь в другие комнаты и даже помещал её вне дома, что же касается тех случаев, когда её брала сама г-жа Блаватская, то для приведения её в действие было достаточно лёгкого нажатия рукою, совершенно незаметного для окружающих. Мне кажется, что «астральные звоны» вполне могут этим объясняться, и я должен напомнить читателю важное обстоятельство, которое м-р Синнетт просмотрел, а именно — большую неопределённость всякой локализации звуков, которых род и происхождение неизвестны, особенно чистых звуков, какими он описывает «астральные звоны», и большую лёгкость внушения при помощи всякого пустого указания, ложного представления о месте происхождения звука. Далее мы можем предположить, не вдаваясь в большую крайность, что у г-жи Блаватской могла быть не одна машинка, так что звуки могли раздаваться в одно время в разных местах. Однако, судя по аргументам м-ра Синнетта (стр. 41), ему не приходило в голову, чтобы, имея одну машинку, г-жа Блаватская могла иметь их две.
«Веденный немного лучше, этот случай мог бы быть образцовым» (стр. 43, «Occult World») — для известного класса читателей это приводится, не «как доказательство, а как случай» и с этой точки зрения стоит краткого обсуждения. М-сс Синнетт «отправилась однажды после полудня с г-жой Блаватской на вершину соседнего холма, в сопровождении одного знакомого». Придя туда, г-жа Блаватская спрашивает м-сс Синнетт «её задушевное желание». Так как переписка м-ра Синнетта с «Кут-Хуми» началась, по-видимому, около этого времени[2], то было весьма вероятно, что м-сс Синнетт интересовалась мыслью получать сообщения от «адептов», и можно было предполагать, как это и случилось, что она попросит о «записке от братьев». Сверх того, г-жа Блаватская, по-видимому, не гарантировала исполнения «сердечного» желания, прежде чем узнает, в чём оно заключается, точно также не гарантировала она и исполнения желания м-сс Синнетт, чтобы письмо «прилетело и упало ей на колени» и это желание не исполнилось. «Последовал разговор, будет ли этот способ наилучшим, и единогласно было решено, что лучше пусть записка окажется на известном дереве». М-р Синнетт не придаёт никакого значения обстоятельству, что бумага, сложенная г-жою Блаватской, и розовая записка, полученная м-сс Синнетт, могли быть одно и то же, точно так же, как человек, знающий, что значит искать в кустах, нисколько не удивится, что м-сс Синнетт не сразу заметила «маленькую розовую записку», которая «висела прямо перед её лицом». Записка была «защемлена в переломленный сучок, видимо, свежесломанный, потому что он был ещё совершенно свеж и зелен, и листья нисколько не завяли, что неминуемо случилось бы, если бы он был сломан заранее». Это «заранее» довольно неопределённо.
Этот случай очень поучителен. Знакомый, сопровождавший г-жу Блаватскую и мистрисс Синнетт, был полковник Олкотт, который, согласно его дневнику, видел накануне «в полевой бинокль, человека в белом», делавшего ему знаки. «Человек в белом» может объяснить путешествие на холм; он может также служить объяснением розовой записочки на дереве. Мы не можем никак узнать, сколькими из приготовлений г-жи Блаватской ей не удалось воспользоваться, вследствие их неудачности; но данный случай ясно представляет во всяком случае частичную неудачу, или, если хотите, неполную удачу. Если бы м-сс Синнетт дала другой ответ на «шутливый вопрос» г-жи Блаватской, то мы, по всей вероятности, совсем не узнали бы ни о разговоре, ни о прогулке. М-р Синнет не говорит, кто из двух, г-жа Блаватская или полковник Олкотт (имени которого он не называет) возразил против желания м-сс Синнетт, чтобы письмо «прилетело ей на колени», точно так же как и то, какого рода было возражение.[3] Однако подразумевается, что г-жа Блаватская указала дерево, выбранное «братом». Отчего указала она сначала не то дерево? Может быть, она предполагала, что м-сс Синнетт может указать на другое; или вышла какая-нибудь ошибка между нею самою и «человеком в белом»? В записке говорилось: «Меня просили доставить сюда для вас записку, что могу я для вас сделать?» Слова эти, нельзя сказать, чтобы особенно подходили к случаю: ведь по словам м-ра Синнетта «братья» сами выбрали место.
Теперь мы «переходим к событиям весьма замечательного дня» («Occult World», стр. 44—59), дня пикника в Симле, 3 октября 1830 г., — дня чашки и блюдечка, графина и брошки м-сс Юм. Отчёт полковника Олкотта, помеченный 4 октября 1880 г. и посланный тогда же циркуляром всем членам «Теософического общества», бросает замечательный свет на рассказ м-ра Синнетта. Таким образом, в то время как, судя по описанию событий м-ром Синнеттом, г-жа Блаватская не играла никакой роли при выборе места для завтрака, из рассказа полковника Олкотта выходит совершенно противное. Он пишет:
«Вчера был великий день для феноменов г-жи Блаватской. Утром она отправилась на пикник с м-ром и м-сс Синнетт, майором Х., м-ром С. М., м-сс Р. и мною. Хотя она никогда раньше не бывала в Симле, она указывала нам куда идти, описывая маленькую мельницу, существование которой отрицали Синнетты, майор и даже туземцы. Она упомянула также о находившемся поблизости Тибетском храме. Мы дошли до описанного ею места и нашли шагах в десяти мельницу; когда мы сели в тень, прислуга подала закуску».
Я получил от полковника Олкотта не только копию циркуляра, из которого взято это место, но и выписку из его дневника, а также и словесные объяснения. Из этих последних оказалось, что г-жа Блаватская и Х. шли впереди всех, что г-жа Блаватская описала дорогу, по которой надо было идти; что г-жа же Блаватская и тот же Х. выбрали и место для завтрака; что затем Х. и м-р Синнетт ходили искать другого места, но решили остаться на прежнем.
Так как в рассказе м-ра Синнетта это место оказывается местом, которое «нельзя было предположить, чтобы оно было выбрано» (стр. 49), то мы не можем придать большого значения и его показанию о том, что чашка с блюдечком были такие, «каких трудно подобрать».
По всей вероятности, слуга г-жи Блаватской, туземец Бабула, ловкий молодой малый, бывший раньше, как я узнал, в услужении у француза-фокусника, мог бы гораздо больше осветить события этого дня, чем рассказ полковника Олкотта. Предварительное зарытие чашки и блюдечка, описание г-же Блаватской местности, выбор определённого сервиза для пикника, — исполнение всего этого было вполне в средствах Бабулы. Относительно позднейшей части дня, когда всё общество перешло в другую часть леса, м-р Синнетт пишет на стр. 51: «Х. и ещё один другой джентльмен ходили гулять». Из описания полковника Олкотта видно, что они ходили назад к прежнему месту стоянки, чтобы убедиться, не было ли там следов, что чашка и блюдечко были зарыты самым обыкновенным способом и по возвращении выражали убеждение, что это могло так быть, но что во время поисков земля была так перерыта на этом месте, что нельзя уже ничего найти. До возвращения общества с пикника уже стало известно, что трое из числа его членов, м-сс Р., м-р С. М. и майор (которого м-р Синнетт называет Х.) не удовлетворены «феноменом», трое верующих были м-р и м-сс Синнетт и полковник Олкотт, которые и ранее вполне верили в г-жу Блаватскую. Вскоре после этого майор Гендерсон прислал в «Times of India» письмо, в котором говорит: «В упомянутый день я заявил, что блюдечко недостаточный феномен, не заключающий в себе всех необходимых условий непогрешимости. Мои основательные сомнения были приняты за личное оскорбление, и я скоро убедился, что скептический склад ума неблагоприятен для чудес теософии… Я не теософ и не верю в феномены, которым не придаю никакой цены, и не имею ни малейшего намерения каким бы то ни было образом помогать делу Общества».
Скрытие диплома и проделка с графином воды были для Бабулы ещё легче. Против рассказа м-ра Синнетта о находке диплома м-ром Х., я имею рассказ полковника Олкотта, что куст, где был найден диплом, был указан г-жою Блаватской; этот рассказ взят из дневника полковника, где он пишет: «Она указала место и приказала ему искать. Он нашёл свой диплом… под низким кедровым деревом». Далее говорится: «Позднее у нас не хватило воды, и она наполнила графин чистой водой, прикрыв его своим рукавом». По поводу этого м-р Синнетт много распространяется относительно замечательной глупости одного кули, посланного с запиской на соседнюю пивоварню за водой и возвратившегося обратно с пустыми графинами, потому что не нашёл там ни одного европейца, чтобы отдать записку. По всей вероятности, один из этих «пустых» графинов был подан г-же Блаватской для её опыта. Кто мог быть этот неестественно глупый кули? Конечно, не слуга г-жи Блаватской — Бабула. Трудно предположить, чтобы м-р Синнетт говорил о Бабуле, как о кули, и, конечно, сильно бы ошибся, приписывая ему неестественную глупость, вместо чрезмерной ловкости. А между тем именно о Бабуле и говорится таким образом. Полковник Олкотт, рассказав, как, желая напиться чаю, они увидали, что нет больше воды, пишет:
«Прислуга была послана за водой в разные стороны, но ничего не нашла. В то время как Бабула хотел вторично идти за водой, г-жа Блаватская спокойно подошла к корзинам с провизией взяла пустой графин и, закрыв его широким рукавом своего платья, прямо пошла к тому месту, где мы сидели на траве. Графин был полон чистейшей и прекраснейшей водой, которую мы все пробовали».
Допустив, что Бабула присутствовал при этом, тот факт, что все графины были пусты и потом один из них наполнился, может быть очен легко объяснён самым естественным путём. Замечательно, как в рассказе м-ра Синнетта Бабула отодвинут на задний план; без сомнения, это сделано не преднамеренно; но если это так, то м-ра Синнетта нельзя не обвинить в замечательном отсутствии наблюдательности.
Наконец перейдём к «знаменитому случаю с брошью» (Occult World, стр. 54—59). По этому поводу достаточно сказать, что эта брошь была в числе нескольких драгоценных вещей, данных г-жою Юм особе, которая в свою очередь поделилась ими с другою особою, а та «рассталась со многими из них». Затем фактически установлено, что многие из этих вещей незадолго до этого прошли через руки полковника Олкотта. Он не помнит этой броши, но весьма вероятно, хотя и не доказано, что в это время г-жа Блаватская могла иметь случай приобрести эту брошь. Во всяком случае несомненно, что она отдавала в починку м-ру Гормузджи С. Сирвай в Бомбее брошь, которую он ей возвратил незадолго до этого. Когда же «случай с брошью» был напечатан, м-р Гормузджи нашёл, что по описанию это та самая брошь, которую он чинил для г-жи Блаватской. Я должен прибавить, что показание м-ра Гормузджи подтверждается двумя другими свидетелями, вспомнившими, что немедленно по напечатании «случая с брошью» он говорил, что по описанию это та брошь, которую ему давала г-жа Блаватская. То обстоятельство, что м-сс Юм пожелала, чтобы «братья» возвратили ей именно эту вещь, м-р Юм склонен объяснить мысленным внушением со стороны г-жи Блаватской, вероятно настойчиво желавшей, чтобы г-жа Юм думала об этой броши. Я не оспариваю этого мнения, хотя не могу глядеть на этот случай, как на доказанный пример телепатии. Г-жа Блаватская могла настолько знать историю этой броши, что ей было легко навести мысль г-жи Юм на эту семейную драгоценность, не возбуждая подозрения присутствующих.
Рассматривая подобные случаи, не следует забывать, что нам неизвестно, сколько «феноменов», подготовленных г-жою Блаватской, не удались. Ей могло не удасться навести разговор на желаемую тему; её могли просить о вещах, которых у неё не было, и приходилось отказывать под тем или другим предлогом: могло случиться давать ответ на письмо, которого не удалось прочесть, а потому в ответе махатмы не дать ответа на главный вопрос непрочитанного письма; её могли просить о феномене совсем в другом роде, чем заготовленный; она не могла предвидеть таких случайностей, как отсутствие лиц, необходимых для данного феномена, и так далее.
Есть множество примеров различных неудач такого рода, которые, я думаю, м-р Синнетт сочтёт более чем интересными «случаями». Таков случай, приготовленный для капитана Мэтленда. Г-жа Блаватская объявила ему, что под рогом единорога на гербе под статуей герцога Уэльского, напротив Отеля Уатсона в Бомбее, должна лежать папироса, привязанная её волосом. Мэтленд телеграфировал из Симлы в Бомбей м-ру Бранту, прося немедленно пойти за папиросой, но м-р Брант не нашел её в описанном месте. Г-жа Куломб говорит, что она должна была отнести эту папиросу, но что она «не подходила близко к этому месту». Отсюда и неудача, не упомянутая м-ром Синнетт. Письма Блаватской к Куломбам совершенно дискредитируют феномены с папиросами и сразу видно, что все те, о которых упоминает м-р Куломб, могли легко быть устроены самой г-жою Блаватской. В первом приводимом им случае с г-жою Гордан не говорится, где было «указанное место», на котором нашлась папироса. В двух других примерах папиросы нашлись в местах, где они пролежали некоторое время незамеченными, пока их не стали специально разыскивать и г-жа Блаватская или Бабула — по её приказанию — могли положить их туда заранее. М-р Синнетт говорит: «Для лиц, которые не видели, как делала г-жа Блаватская свои феномены с папиросами, небесполезно заметить, что она делала, не как какой-нибудь фокусник» — и, конечно, таким лицам трудно себе представить, с каким глубоким убеждением м-р Синнетт говорит о тождественности оторванного кусочка бумаги с кусочком, данным перципиенту. («Occult World», стр. 63).
«Вы берёте два листка бумаги и отрываете от обоих одинаковый угол. Вы делаете из одного листка папиросу и кладёте туда, где она должна быть окончательно найдена. Затем другую бумажку кладёте под новую, которую разрываете на глазах зрителей, вкладываете один из заранее оторванных уголков ему в руку вместо того, который он видел, как вы разрывали, делаете папиросу из другой части первоначальной бумажки, кладёте куда вам нравится и приглашаете найти приготовленную папиросу. Нетрудно придумать разнообразные условия».
Наивное замечание м-ра Синнетта, что уверенность присутствующих в отсутствии всякого плутовства может быть обеспечена отметками карандашом на папиросе, доказывает только его полное незнание, что такое фокусничество, так как из его же слов видно, что отметки делала сама г-жа Блаватская и что когда это хотел сделать капитан Мэтленд, она отклонила его предложение «отметить или разорвать бумажку». Затем далее:
«Когда папироса была сделана, г-жа Блаватская встала и, взяв её в руки, стала вертеть. По прошествии двадцати или тридцати секунд шелест бумаги, сначала ясно слышный, прекратился.
Из остальной бумаги она приготовила папиросу обыкновенным способом, и через несколько мгновений эта папироса исчезла у неё из рук».
Одним словом, если действительно эти феномены с папиросами не были фокусами, то описание м-ра Синнетта должно быть совершенно неверно.
Относительно портретов, нарисованных в доме м-ра Синнетта («Occult World», стр.137—139), достаточно сказать, что г-жа Блаватская крайне искусна в рисовании как карандашом, так и кистью. Я сам видел образчики её работы как раз в том роде, как описанные м-ром Синнеттом, где контуры лица на белой бумаге отделялись контрастом с «туманно-синей тушёвкой» вокруг.[4]
Вообще я считаю себя вправе сказать, что феномены, помещённые м-ром Синнеттом в «Occult World», описаны им менее удовлетворительно, чем всякий непосвящённый, но проницательный зритель мог бы описать фокусы обыкновенного фокусника; что дополнительные сведения о них, приобретённые мною, доказывают его полное неумение принимать необходимые предосторожности против обмана.
Так как м-р Юм принимал большое участие в первоначальном развитии в Индии «Теософического общества» и даже писал по этому поводу, то мне кажется небезынтересным обратить внимание на ту перемену, которая произошла с тех пор в его мнении о феноменах г-жи Блаватской. Будучи в Индии, я много и подолгу беседовал с м-ром Юмом и уже указывал на его мнение по поводу возвращения броши м-сс Юм, что эта брошь могла весьма легко быть приобретена г-жою Блаватской заранее и самым обыкновенным путём. Задолго до напечатания корреспонденции Блаватской-Куломб м-р Юм уже нашёл, что многие из феноменов г-жи Блаватской были обманом, и что некоторые из мнимых писем махатм были делом самой г-жи Блаватской. Раз или два ему случилось видеть заметки м-ра Субба Роу, туземца теософа, относительно некоторых философских вопросов, а затем он сразу узнал содержание этих заметок в писаниях махатм (полученных им самим или м-ром Синнеттом). Я спросил впоследствии у м-ра Субба Роу, самого способного из всех знакомых мне туземцев-теософов, известно ли ему это? Он лаконически отвечал: «Возможно, что это так». Когда в первый раз появились в печати письма Блаватской-Куломб, м-р Юм публично выразил своё мнение, что г-жа Блаватская слишком умна, чтобы так компрометировать себя, однако позднее, отчасти благодаря сообщённым ему мною сведениям, он пришёл к убеждению, что эти письма действительно написаны г-жою Блаватской. Далее, он никогда не верил феноменам шкафа (schrine) и всегда подозревал в них обман. Я должен также прибавить, что его мнение о благонадёжности Дамодара, Баваджи и Бабулы, составленное независимо, тем не менее было вполне сходно с моим. Несмотря на это, вначале м-р Юм был так же убеждён в неподдельности некоторых феноменов, как и сам м-р Синнетт. Принятое им в настоящее время положение относительно всего дела представляет не только пример его мужества признавать истину даже ценою отрицания своих прежних убеждений, но и тщательное изучение подробностей, касавшихся его лично мнимо-чудесных феноменов. Так, например, он получил сообщение от Кут-Хуми в письме от лица, не имевшего никакого отношения к теософии. Вероятно, это тот случай, который м-р Синнетт («Occult World», стр. 21) описывает следующим образом:
«Когда образовалось это Общество (Симлская ветвь «Теософич. общ.»), многие письма к нам от Кут-Хуми были получены ни в каком случае не через г-жу Блаватскую. Например, в одном случае м-р Юм, выбранный на первый год президентом нового Общества… получил записку от Кут-Хуми через почту от лица, не имевшего никаких сношений с нашими оккультическими изысканиями и писавшему ему об общественных делах».
М-р Юм сообщил мне, что сам получил от почтальона это письмо в большом, особого вида конверте. Много спустя, исследуя множество феноменов (не напечатанных), происшедших у него в доме, он случайно узнал от одного из слуг, что совершенно подобное письмо было раз рано утром взято Бабулой от почтальона и отнесено к его барыне, а когда почтальон снова пришёл, то Бабула возвратил ему письмо, говоря, что оно не к г-же Блаватской, а к м-ру Юму. В то время слуга был удивлён, отчего Бабула не передал письма прямо м-ру Юму и прибавил, что Бабула и потом не раз точно также брал и возвращал письма. В первом отчёте мы уже предполагали нечто подобное со стороны Бабулы для объяснения таких случаев. Во многих случаях, которые бесполезно повторять, г-жа Блаватская точно также могла иметь в руках чужие письма до их прихода по назначению. Здесь не мешает привести заявления м-ра Юма, что особые конверты и бумага, на каких писались сообщения махатмы, можно было приобрести в соседстве Дарджилинга, и что первые документы махатм были на другой бумаге, пока г-жа Блаватская не побывала в Дарджилинге. В настоящее время м-р Юм полагает, что, «несмотря на все обманы, были и настоящие феномены и что за г-жою Блаватской стоят действительные оккультисты со значительной, хотя и ограниченной силой; что K. H. есть действительная личность, но ни в каком случае не такая могущественная и богоподобная, какою её описывали, и что она действительно, прямо или косвенно, принимала участие — какое, м-р Юм не может сказать — в происхождении писем K. H.» Читателю уже известно, что лично я не мог найти ни малейшего доказательства действительности ни одного феномена.
Что касается так называемого «precipitated» письма, то я имел его образчики трёх сортов, которые приписывались махатме Кут-Хуми, махатме М. и Chela «Бола Дева Сарма». Я долго и внимательно осматривал эти и другие манускрипты, чтобы определить, чьей рукой было написано письмо. Заключение, к которому я пришёл, вполне подтвердило результаты моих розысков в других направлениях, которые вкратце заключаются в следующем:
Один образчик почерка челы Б. Д. С, который я имел случай тщательно осмотреть, был делом м-ра Баваджи Нафа; многие рассмотренные мной образчики почерка махатмы М. (Мориа) были написаны г-жою Блаватской; из многих образчиков почерка махатмы Кут-Хуми (K. H.) один был написан Дамодаром, а остальные г-жою Блаватской.
По возвращении в Англию, моё мнение об этом ещё более утвердилось осмотром большого количества посланий K. H. (Кут Хуми), присланных мне м-ром Юмом, целой серии документов K. H., данных мне м-ром Синнеттом, и таких же документов, присланных м-ром Падша, для сличения с другими письмами K. H. Сообщения K. H., принадлежащие м-ру Падша, по моему мнению, дело рук м-ра Дамодара, а принадлежащие м-ру Юму и Синнетту написаны г-жою Блаватской. Весьма возможно, что различные сообщения K. H., полученные в Индии в 1884 г., во время отсутствия г-жи Блаватской, были написаны м-ром Дамодаром. Многие из них появились при обстоятельствах, вполне исключавших возможность принадлежности их г-же Блаватской, но при которых м-ру Дамодару было легко их написать.
На этом Годжсон оканчивает первую часть своего отчёта. Из сделанного им разбора феноменов, опубликованных в «The Occult World», совершенно ясно, с каким «серьёзным и добросовестным» исследователем мы имеем дело в лице Синнетта, этого «знаменитого апостола» новейшей теософии и главнейшего защитника Е. П. Блаватской. Но, кроме «The Occult World» для прославления «madame» Синнеттом издана ещё другая книга, носящая название: «Incidents in the life of M-me Blavatsky». В ней изображена, на основании самых вернейших свидетельств, жизнь Елены Петровны. Нетрудно, конечно, доказать, что книга эта — есть главным образом собрание рассказов о том, чего никогда не было. Но пусть первое доказательство этому представит сама г-жа Желиховская.
В подтверждение всех чудес Е. П. Блаватской, г-жа Желиховская указывает пуще всего на Синнетта и приводит, не скупясь, его отзывы и мнения о покойной. Между тем сама же пишет: «…Раньше всех приехал Синнетт с кипой корректурных листов печатавшейся книги его «Incidents in the life of M-me Blavatsky». В том, что́ в ней приписывалось сведениям от меня полученным, я нашла некоторые неточности, которые исправила; но, к удивлению моему, эта корректура не пошла впрок, так что я не могу в книге признать очень многого из того, что будто бы я сама рассказывала» («Русское обозрение», 1891 г., декабрь, стр. 591).
Вот так достоверный свидетель! Этими строками г-жа Желиховская отлично показывает, «как писалась и пишется история» друзьями и поклонниками Е. П. Блаватской. В этом случае, видите ли, Синнетт «наплёл» на г-жу Желиховскую, и она от него защищается; но есть ещё другой случай, когда она сама себя обвиняет и наказывает, подобно гоголевской унтер-офицерше. Десять лет тому назад она выпустила в свет брошюру «Правда о Е. П. Блаватской», а теперь («Русское обозрение», 1891 г., ноябрь, стр. 249) признаётся, что в этой правде… не заключалась правда!!
В конце концов г-жа Желиховская наповал убивает свою покойную сестру и Синнетта, столь много послужившего ей для её статей. Рассказывая о том, что было после кончины Елены Петровны, она пишет: «Г-н Синнетт очень убеждённо излагал свои теории в таком смысле, что дух Е. П. Блаватской в данную минуту мог быть переселён даже не в новорождённого, а прямо в здоровое тело отрока или юноши и в таком случае ни минуты не терять своего сознания и памяти. Всем она, понятно, не откроется, во избежание излишнего соблазна, но некоторые избранные (он сам, вероятно, первый?) каждый миг могут надеяться её вновь обрести!..» («Русское обозрение», 1891 г., декабрь, стр. 616). И это один из самых видных деятелей «Теософического общества», первый, после Блаватской, провозвестник «нового учения», которым г-жа Желиховская заманивает своих соотечественников!
Примечания[править]
- ↑ В сентябре 1886 г. в Вюрцбурге, как будет видно дальше, я собственными глазами убедился в существовании этой «машинки». Вс. С.
- ↑ Неизвестно, получил ли он своё первое письмо от Кут-Хуми; но второго наверно ещё не получал. Годжсон.
- ↑ В газетном отчёте, виденном мною, было сказано, что г-жа Блаватская высказала мнение «адепта», что если записка упадёт на колени г-же Синнетт, то впоследствии могут сказать, что её незаметно бросила г-жа Блаватская, и что потому он (адепт) предлагает поместить её на известное дерево. Это замечание однако не делалось в тех случаях, когда свидетели находились под просверленными балками или потолками со щелями. Годжсон.
- ↑ Синий карандаш вообще был в большом употреблении в главной квартире. У меня был особенный патентованный синий карандаш, который я дал раз м-ру Баваджи, чтобы написать адрес. Увидя карандаш, он восхитился и необдуманно вскричал: «О! как бы этот карандаш был хорош для…» Для рисунков Кут-Хуми, подумал я, но м-р Баваджи вовремя опомнился и не кончил фразы. Годжсон.